О том, как живописец Ёсихидэ радовался, глядя на свой горящий дом 7 страница

В селенье Атаросиного уезда Цукама, одного из десяти уездов провинции Синано, что находится на самой дальней окраине области Тосандо, жил некогда один удивительный человек. Звали его Моногуса Таро Хидзиикасу. Моногуса Таро – значит Таро Лежебока, и правда, не было в тех краях второго такого отъявленного ленивца.

Но в чем он был величайший на свете мастер, так это строить в своих мечтах прекрасные дома.

«С четырех сторон возвел бы я вокруг дома земляную ограду, – мечтал Таро Лежебока. – С трех сторон устроил бы в ней ворота. Озера я бы выкопал и на восточной стороне сада, и на западной, и на северной, и на южной, чтобы видны были они отовсюду. На озерах устроил бы я островки и посадил на них сосны и криптомерии, а к островкам перекинул бы мосты. Перила на мостах украсил бы резными шишечками.

Службы я построил бы длиной в двенадцать кэнов, крытые переходы – длиной в девять кэнов... Возвел бы павильоны для рыбной ловли и просто так, для отдыха. Разбил бы внутренние сады: сливовый сад, сад павлоний, сад, окруженный живой оградой из бамбука... В каждом – сотни разных цветов. Главный павильон я бы выстроил шириной в двенадцать кэнов, покрыл бы его корой кипарисового дерева, а потолок сделал бы из драгоценной парчи. Стропила кровли и настил для карниза скрепил бы я серебром с золотой чеканкой. Занавеси велел бы расшить драгоценной зернью, как ожерелья... Все строения, до самой последней конюшни, были бы у меня просторны и великолепны. Да, вот какой дом хочу я построить!»

Но не то что прекрасный дворец, а и сколько‑нибудь сносное жилье ему было построить не из чего. Поставил он четыре бамбуковых шеста и укрепил на них рогожу вместо кровли. Не защищал этот дырявый шалаш Таро Лежебоку ни от дождя, ни от солнца. Кожа на руках и ногах у него потрескалась, локти покрылись мохом, вши и блохи не давали ему покоя.

Чтобы открыть торговлю, нужны деньги; чтобы заняться ремеслом, нужно уменье. Оставалось только одно – лежать. Так и лежал он по четыре‑пять дней кряду, не вставая с земли.

Случалось иногда, что какой‑нибудь сострадательный человек принесет ему штук пять моти, приготовленных к свадьбе, и скажет:

– Что, бедняга, видно, нечего тебе есть.

Но такое счастье выпадало редко. Таро Лежебока съест сразу четыре штуки, а последнее моти сбережет.

– Если не съем его, будет мне еще надежда на будущее, а съем – не останется никакой надежды...

И любуется на свое последнее моти, не спуская с него глаз. Думает он: «Буду беречь его, пока не подарят мне другое». Засыпая, клал его он себе на грудь. Когда понюхает, когда лизнет, а иной раз на голову себе положит. Вдруг однажды упало моти у него с головы, покатилось, покатилось и выкатилось на большую дорогу.

Таро Лежебока проводил его грустным взглядом, но подумал:

«Встать, что ли, с места, пойти за ним и поднять с земли? Так ведь лень. Должны же когда‑нибудь люди мимо пройти. Вот я их и попрошу».

Взял он бамбуковую палку, чтобы отгонять собак, и ждал три дня, но, как на грех, никто не показывался на дороге. Через три дня появился путник, да не простой, а богатый владетель поместий по имени Атараси‑но Нобуёри, носивший чин советника Левого департамента охраны дворцовых ворот. Ехал он на соколиную охоту, и сопровождали его не менее полусотни ловчих и телохранителей.

Увидев этого знатного господина, Таро Лежебока приподнял с земли голову и крикнул:

– Эй, послушай! Вон там на дороге лежит моти. Подними‑ка его и дай мне.

Но никто и не оглянулся.

«Ведь бывают же такие ленивцы! – подумал Таро Лежебока. – Как же он правит большими поместьями, если для него великий труд слезть с лошади и поднять одно моти! Оказывается, свет полон лентяев, а я‑то думал, что я один такой уродился».

Рассердился он и начал громко браниться:

– Ах, бессердечный, ах, бессовестный! Местный владетель был человек вспыльчивый. Он

тоже пришел в гнев и остановил своего коня.

– Ты чего там, негодяй, ворчишь? Это ты – знаменитый на всю округу Таро Лежебока?

– Понятно, я. Второго такого нет и быть не может.

– Скажи мне, как же ты умудряешься жить на свете?

– А вот как. Дадут мне что‑нибудь люди – поем. А не дадут, так и лежу голодный, иной раз четыре‑пять дней, а случается, и десять.

– О, если так, жаль мне тебя! Постараюсь помочь тебе. Ведь говорят, если двое сошлись вместе и зачерпнули воду из одного ручья под сенью одной и той же ивы, неспроста это. Значит, связала их вместе карма в прежней жизни. Велики мои владенья, и если я встретился с тобой, значит, так было определено в наших прежних рождениях. Отчего ты не трудишься? Обрабатывай землю, как другие.

– Но у меня нет земли.

– Я дам тебе хорошее поле.

– Не хочу копать землю мотыгой, я ленив.

– Тогда начни торговать.

– Но у меня денег нет.

– Я дам тебе денег.

– Не умею я торговать, непривычное это для меня дело. Не научиться мне торговле.

– Ведь родится же на свет такой урод! Так прощай же, видно, тебя не исправить.

Взял местный правитель тушечницу, написал указ и повелел объявить его повсюду в своих землях:

«Повелеваю давать Таро Лежебоке в день два раза по три мерки риса и один раз поить его вином. А кто ослушается моего приказа, того изгнать из моих владений».

Поистине правду говорит пословица: «Приказ господина с разумом не дружит». Пришлось крестьянам поневоле кормить Таро Лежебоку.

Так прошло два года.

На третий год весною правитель тех мест дайнагон Арисуэ из рода Нидзё объявил, что от селения Атарасиного надлежит послать в столицу «долгосрочного служителя».

Собрались крестьяне, потолковали между собой. Не случалось еще такого на их памяти. Никак не могли они уразуметь: кто кого должен назначить и зачем? Заохали крестьяне: «Как же теперь быть?»

Один и говорит:

– Вот что, давайте назначим на эту должность Таро Лежебоку.

– Тоже скажешь! Об этом и думать нечего. Он даже не потрудится встать, чтобы подобрать моти с дороги.

Услышал это другой крестьянин и говорит:

– Что ж, если послать такого жалкого оборванца, то в этом есть своя выгода. Пойдем попробуем его уговорить.

Вот собралось несколько самых старых и уважаемых сельчан и пошли к шалашу Таро Лежебоки.

– Послушай, друг! Надо нам исправить одно дело государственной важности. Помоги нам.

– А что такое? – говорит он.

– Велели нам послать в столицу от деревни нашей «долгосрочного служителя».

– Долгого, говорите? Может, длиной в несколько хиро? Трудное дело найти такого великана.

– Да нет, речь идет не о великане. Должны мы избрать из наших крестьян верного человека, который отправился бы в столицу на долгое время. Вот что такое «долгосрочный служитель». Мы кормили тебя три года. А теперь ты пойди в столицу послужить за нас.

Но Таро Лежебока и слушать не захотел:

– Так ведь кормили вы меня не по своей воле, а по приказу господина правителя.

Тогда один старый крестьянин повел такую речь:

– Да ведь и то сказать, мы для тебя тоже, дружок, стараемся. Сам ты знаешь, мужчина прилепляется сердцем к жене, а жена отдает сердце своему мужу. Сладко ли живется тебе одному в этом жалком шалаше? Неужели не хочешь ты найти жену себе по сердцу? А ведь говорят же, мужчина лишь три раза в жизни радуется всей душой: когда справляет он обряд гэмпуку[265], когда берет себе молодую жену и когда получает первый чин по службе. Но еще более открыто его сердце для радости, когда пускается он в путь по жизненной дороге. А ведь жители столицы куда более чувствительны в любви, чем мы, простые мужланы. Прекрасные женщины вступают в любовный союз, не пренебрегая никем, лишь по велению своего сердца, и возлюбленные почитают друг друга мужем и женой. Это там в обычае. Кто знает, может быть, в столице найдешь ты подругу с любящей душой и сам привяжешься к ней всем сердцем.

Так уговаривал Таро Лежебоку старик крестьянин.

– Что ж, это, и правда, было бы хорошо. Если так, то пошлите меня в столицу поскорее. – И стал готовиться в путь.

Крестьяне очень обрадовались, собрали немного денег и отправили его в столицу.

Пошел он по дороге, что идет по Восточным горам через Ямасина в Киото. Уж тут лениться ему не приходилось! Целый день проводил он в пути, а ночь где‑нибудь на постоялом дворе. На седьмой день пришел он в Киото и доложил у ворот во дворец дайнагона:

– Я, «долгосрочный служитель» из провинции Синано, прибыл по повелению господина.

Слуги подняли его на смех:

– Ой, до чего же он черен лицом, какой грязный! Настоящее пугало!

Услышал это дайнагон и сказал:

– Как бы ни был он страшен на вид, я не поставлю этого ему в вину, лишь бы честно служил мне.

Таро Лежебока нашел, что столица не в пример лучше его родной провинции Синано. Восточная гора, Западная гора, государев дворец, всевозможные храмы и пагоды, не описать даже, до чего они были прекрасны! Где уж тут было скучать и лениться!

Вместо трех месяцев прослужил он семь. Никто в доме не мог сравниться с ним в усердии. Наконец господин освободил его от службы, пора было идти в обратный путь. Вернулся Таро Лежебока к хозяину того дома, где он жил, и крепко задумался над своей судьбой:

«Когда собирался я в столицу, то посулили мне, что непременно найду там жену себе по сердцу, а вот приходится возвращаться одному. Тоска берет за сердце! Поищу‑ка я себе подругу!»

И, решив так, он приступил к своему хозяину с просьбой:

– Должен я воротиться в родные края, да одному не хочется. Не подыщете ли вы мне здесь жену?

Хозяин засмеялся:

– Кто же согласится пойти замуж за такого, как вы? Но Таро все продолжал просить его.

– Посвататься‑то легко, – сказал наконец хозяин, – да ведь брачный союз – это дело важное. А за вас кто же пойдет, разве что гулящая какая‑нибудь.

– Гулящая? Что это значит? – осведомился Таро Лежебока.

– Так зовут одиноких женщин. Тех, что продают свою любовь за деньги.

– Что ж, я согласен. Посватайте за меня хоть такую. На дорогу я припас двенадцать‑тринадцать монов, вот отдайте ей.

– Бывают же на свете такие простаки, – удивился в душе хозяин, а вслух сказал: – Если так, поищите на перекрестке уличную потаскушку.

– А что это такое потаскушка?

– Уличная потаскушка не имеет постоянного друга. Не ездит она по улицам ни в паланкине, ни в экипаже, а выходит на перекресток, чтобы привлечь прохожих своей красотой. Обычай им это дозволяет.

Мы поможем в написании ваших работ!