О том, как живописец Ёсихидэ радовался, глядя на свой горящий дом 6 страница



Ужели в наши дни найдется тот, кто с Аривара кровной связью был бы связан?

Ваки

Воистину, верны твои слова! Но посмотри на этот древний храм. Пусть нет уже на свете Нарихира,

Ситэ

 

но след его остался. И поныне

 

Ваки

 

преданья не поблекли дней былых

 

Ситэ

 

и донесли до нас поэта имя.

 

Ваки

 

Пусть кавалер он давних дней, но имя

 

Хор

Звучит хор. Ситэ подходит к колодезному срубу. Стоит в печальном раздумье. Затем возвращается на прежнее место.

 

и ныне остается на земле.

Лишь ветхие развалины на месте,

лишь ветхие развалины на месте,

там, где когда‑то Аривара‑храм стоял.

Могила заросла травой,

вокруг стареют сосны,

лишь одинокая метелочка сусуки

нам говорит, где прах покоится его.

Когда посажена она, что помнит?

Могилу старую от глаз людских скрывает

сплетенье буйных трав, и капельки росы

поблескивают в зарослях. Ах, право,

следы глубокой старины волнуют душу,

следы глубокой старины волнуют душу.

 

 

Сцена 4  

 

Ситэ

 

Когда‑то, много лет назад, в Исоноками

приехал Аривара Нарихира.

 

Вступает хор, и появляется актер‑аи.

Аи

 

И жил здесь в старой деревушке, воспевая

весенние цветы, осеннюю луну.

 

Ситэ

 

И вот тогда обет любви

связал поэта с дочерью Ки‑но Арицунэ.

Привязанность глубокую друг к другу

они питали, но – увы,

 

Хор

 

увы! – в местечке Такаясу, что в Кавати,

он скоро новую любовь нашел и стал украдкой

туда ходить.

 

Ситэ

 

«Внезапно ветер налетит,

стеною встанут

седые гребни волн...

О Тацута‑гора! В полночный час

бредет там где‑то мой любимый!»[255]

 

Хор

 

Слова такие, полные тревоги,

однажды вырвались из уст жены, а он случайно

услышал их и с той поры

в Кавати перестал ходить.

 

Ситэ

 

Ведь песня открывает нам, что в сердце

таится человеческом, и право,

тоску любви своей она недаром

 

Хор

 

в печальной песне излила.

Когда‑то жили две семьи в Исоноками,

дома стояли рядом их, и дети

играли часто вместе у колодца.

Щекой к щеке прильнув, сплетая рукава,

склонялись над водой, в зеркальной глади

ловили отражения друг друга.

Росли они, не расставаясь, ну а годы

меж тем все шли, пришла пора – и вот

друг друга стали избегать, стыдиться прежних игр.

Но как‑то раз пришло письмо от юноши, а в нем

с цветами любящей души сплеталась

роса сверкающая слов.

 

Ситэ

 

«Тебя не видел я

с тех давних

детских дней,

когда мы у колодца мерили свой рост.

Стал старше я теперь...»

И девушка ответила: «Ты помнишь?

Длину волос, расчесанных на пряди,

мы в детстве измеряли...

Уж ниже плеч спадают волосы мои.

Кто их завяжет? Ах, ужель не ты?»

Такими обменялись письмами, с тех пор

ее прозвали «девой у колодца».

То было имя, верно, той, что позже

звать стали «дочь Ки‑но Арицунэ».

 

 

Сцена 5  

 

Ваки

 

Историю былой любви

услышал из уст я этой женщины, и вот

повеяло вдруг прелестью чудесной

от облика ее. Скорей открой же имя!

 

Ситэ

 

Коль хочешь правду ты узнать теперь, так слушай:

дочь Ки‑но Арицунэ я иль нет,

«в полночный час, когда стеною встанут

седые гребни волн (о Тацута‑гора!)»...

В полночный час пришла сюда я.

 

Хор

 

Ответ твой удивителен, но все же

слова твои завесу приоткрыли...

Так осенью на Тацута‑горе

цвет истинный свой раскрывают клены.

 

Ситэ

 

Да, «дочь Ки‑но Арицунэ»

 

Хор

 

и «дева у колодца»...

 

Ситэ

(обращаясь к Ваки)

 

неловко признаваться – это я.

 

Хор

Во время пения хора актер‑ситэ совершает канонические движения, символизирующие самораскрытие персонажа.

 

Промолвила так женщина, и вот

в тени колодезного сруба, что хранит

и ныне память об обете вечном,

что дан был ею в девятнадцать лет,

в тени колодезного сруба скрылась,

в тени колодезного сруба скрылась...

 

 

Сцена 6  

 

Актер‑аи рассказывает историю любви поэта Аривара Нарихира и Ки‑но Арицунэ.

 

Сцена 7  

 

Ваки

 

Спустилась ночь над храмом Аривара,

спустилась ночь, над храмом Аривара

луна сияет. В сновиденьях пусть

вернется прошлое ко мне, и, наизнанку

одежды вывернув[256], на их поблекший мох,

на их поблекший мох я здесь прилягу.

 

 

Сцена 8  

 

На сцене появляется актер‑ситэ в роскошном церемониальном костюме и в маске молодой женщины, но в парике и головном уборе Аривара.

Ситэ

 

«Непостоянство – да, такое имя

вам люди дали,

о цветы сакура!

Но все ж смогли дождаться вы того,

кто редко так сюда теперь заходит».

За эту песню прозвище мне дали –

«Та, что любимого ждала». Какая вечность

нас отделяет ныне от поры,

когда детьми играли у колодца!

Лук «ма» и лук «цуки»[257] – их много,

как много лет любила я его!

И вот теперь – все в прошлом, этот мир

давно покинул Аривара Нарихира.

Надену платье, что осталось мне на память,

на память о былой любви, и вот пред вами

уже не женщина, а «кавалер былых времен».

Станцую я, как он бы

здесь станцевал. О милые года!

 

 

Сцена 9  

 

Хор

 

И снежным облаком над головой взлетели

весенние цветы чудесных рукавов.

 

Ситэ

 

Сюда пришла я. В Аривара‑храм

вернулось прошлое.

 

Хор

 

И светлая луна

в колодезной воде сияет,

в колодезной воде сияет...

 

 

Сцена 10  

 

Ситэ

 

Здесь произнес когда‑то он:

«Луна, иль нет ее...

Весна, такая же, как прежде, или нет...»[258]

Увы, давно то было, у колодца,

 

Хор

 

увы, давно то было, «у колодца

 

Ситэ

 

мы в детстве мерили свой рост.

 

Хор

 

Стал старше я...». Но вот

 

Ситэ

 

прошли года и наступила старость.

 

Ситэ подходит к колодцу, склоняется над ним, словно рассматривая свое отражение в воде.

Хор

 

И это платье на плечах моих

о кавалере давних дней напоминает.

Оно не изменилось с той поры,

когда обет любви нас связывал. И в платье

на женщину уж не похожа я.

Мужчина перед вами.

 

Ситэ

 

О счастье, снова видеть милый облик!

 

Хор

 

О счастье, пусть даже это я сама.

И облик призрачный любимого супруга,

давно покинувшего мир, подобен

цветку увядшему. Хоть потускнели краски,

но аромат остался... Вот уже

раздался звон колоколов. Светлеет небо.

Проснулся ветер в кронах вечных сосен...

Банановым листом непрочным[259] уходит сон,

уходит сон...

 

Перевод и комментарии Т. Л. Соколовой‑Делюсиной

 

 

ФАРСЫ‑КЁГЭН[260]

 

ГУСЬ И ДАЙМЁ

 

Действующие лица

Даймё.

Слуга.

Торговец дичью.

 

Даймё. Я даймё Хатиман. Надолго задержался я в столице, но зато новых земель даровано мне немало, и теперь можно на родину возвратиться. Эй, Таро, где ты?

Слуга. Здесь я.

Даймё. Вот что. Скоро нам ехать домой, а потому хочу я на прощание пир устроить. Есть ли у нас чем гостей встретить?

Слуга. О господин, ничего у нас нет.

Даймё. Тогда отправляйся в лавку и закупи всякой снеди.

Слуга. Слушаюсь, ваша милость.

Даймё. Да смотри, быстрей приходи.

Слуга. Не извольте беспокоиться. (К зрителям.) Пир задумал устроить и велит мне в лавку сходить. Что же, схожу. Вот и рыбная лавка, но в ней ничего нет!

Торговец дичью. А вот гуси! Кому гусей?

Слуга. Хорошая вещь! Куплю‑ка гуся.

Торговец дичью. Пожалуйте, к вашим услугам.

Слуга. А хорош ли гусь?

Торговец дичью. Птица свежая.

Слуга. Сколько стоит?

Торговец дичью. Две сотни.

Слуга. Если вправду свежий, куплю, пожалуй.

Торговец дичью. Берите... Эй, эй, а деньги?

Слуга. Какие деньги?

Торговец дичью. Давай назад гуся.

Слуга. Или не знаешь меня?

Торговец дичью. Откуда мне тебя знать?

Слуга. Что ж, схожу за деньгами. А ты этого гуся убери с прилавка, я сейчас приду.

Торговец дичью. Ладно.

Слуга (один). И правильно сделал, что не отдал. Придется принести деньги. Ваша милость, дома ли вы?

Даймё. А, слуга! Ну, купил чего‑нибудь?

Слуга. Гусь есть.

Даймё. О, хорошая штука! Так готовь его скорее!

Слуга. Хм, да гусь‑то в лавке остался.

Даймё. Так какой же прок от него?

Слуга. Деньги нужны, без денег не дают.

Даймё. Разве лавочник не видит, что ты мой слуга?

Слуга. Он сказал, что знать меня не знает, и отнял гуся, говорит, деньги давай.

Даймё. Вот досада, у меня как раз при себе ни гроша нет. Может быть, у тебя есть? Выручи!

Слуга. И у меня нет.

Даймё. Что же делать, гости вот‑вот нагрянут.

Слуга. А может, отложите?

Даймё. Ну нет, нельзя! Подумай‑ка лучше, как нам гуся добыть.

Слуга. Это трудное дело. А впрочем, придумал. Извольте сами в лавку пожаловать, и сколько бы лавочник ни запросил, соглашайтесь купить гуся.

Даймё. Да ведь денег‑то у меня нет!

Слуга. У нас с ним уговор был, что я пойду за деньгами, а он пока уберет гуся с прилавка. Времени прошло уже много, и, наверное, лавочник этого гуся снова на прилавок выложил. Пока вы будете с ним говорить, подойду я и скажу, что деньги принес, и потребую гуся. Лавочник не будет мне его давать, потому что вы пообещаете ему заплатить дороже. Я буду настаивать на своем – уговор, мол, был не отдавать другому моего гуся, а вы в это время ругайте меня на чем свет стоит. Я тоже рассержусь и стану спорить с вами. Лавочник примется вас успокаивать, а я тем временем схвачу гуся и убегу.

Даймё. А ведь это ты ловко придумал. Да, забыл я, где эта лавка находится.

Слуга. Да, кажется, четвертый или пятый дом от угла.

Даймё. Ну, я пошел. Смотри, приходи туда вовремя!

Слуга. Не извольте беспокоиться.

Даймё. Смышленый у меня слуга! Где же эта лавка? Четвертый или пятый дом от рыбного ряда... Ага, вот она.

Торговец дичью. А вот гуси! Кому гусей?

Даймё. Эй, лавочник, давай гуся.

Лавочник. Пожалуйте.

Даймё. Цена?

Лавочник. Пять сотен.

Даймё. Беру, давай сюда.

Слуга (входит). Господин лавочник, я принес деньги. Давайте моего гуся.

Торговец дичью. Э‑э, ты опоздал. Я уже продал его господину даймё.

Слуга. Нет, позвольте, это мой гусь, я первый его выбрал.

Даймё. Эй, ты, негодяй, как ты смеешь дотрагиваться до гуся, которого я купил!

Слуга. Я его первый купил, я и возьму!

Даймё. Какой наглец! Да я тебя одним ударом пришибу!

Слуга. Не посмеете, у меня ведь тоже господин есть.

Торговец дичью. Ах, господин даймё, вот ваш гусь, только пощадите его.

Даймё. И слушать не хочу.

Торговец дичью. Я вам отдам гуся, только смилуйтесь над этим человеком.

Даймё. Ну так и быть, прощаю его.

Берет у торговца дичью гуся, незаметно прихватывает другого и уходит. Таро хватает еще одного гуся и убегает.

Торговец дичью. Ай, гуся стащили!

Даймё. Слуга, ну как?

Слуга. Чего изволите?

Даймё. Стащил гуся?

Слуга. А то как же!

Даймё. Ну, живо готовь его!

Слуга. А ловко вы справились.

Даймё. Ты это про что? Про то, как я быстро меч обнажил и ссору затеял?

Слуга. Нет. Я про то, как вы быстро руку к прилавку протянули и в один миг гуся стянули.

Даймё. Ты разве заметил?

Слуга. А то как же!

Даймё. А что делать? На родину еду, надо подарок привезти. Вот и прихватил его.

Слуга. Выходит, и вы украли гуся.

Даймё. Ладно, ладно! Смейся, смейся!

Слуга. Слушаюсь.

 

ДВА ДАЙМЁ

 

Действующие лица

Сакё.

Укё.

Горожанин.

 

Сакё. Перед вами прославленный даймё. Я сговорился с одним человеком совершить паломничество в храм в Китано. Пойду потихоньку, зайду за ним. Вот здесь он живет. Вы дома?

Укё. Дома, как же! О, кого я вижу! Что привело вас сюда?

Сакё. Да ведь мы с вами сговаривались сходить в храм в Китано, вот я и зашел за вами.

Укё. А ведь и верно. Заходите.

Сакё. Стоит ли? Пойдемте прямо в храм.

Укё. Что ж, как хотите, пошли. А где же ваш слуга?

Сакё. Он больным притворился и не пошел, бестия, со мной.

Укё. Вот как. И моего дома нет. Как же нам быть?

Сакё. Ничего, я придумал, что делать. Выйдем на дорогу, остановим какого‑нибудь прохожего и заставим его нас сопровождать.

Укё. Что ж, прекрасно.

Появляется горожанин.

Горожанин. Почтенная публика! Перед вами житель из пригорода столицы. Сегодня двадцать пятое число, в храме Тэмма‑но‑мия праздник, надо сходить в Китано, где этот храм. Пойду потихоньку.

Сакё. Смотрите, вон кто‑то идет. Как раз подходящий для нас человек. Он и будет нас сопровождать.

Укё. Лучше и не придумаешь.

Сакё. Эй, ты!

Горожанин. Это вы меня?

Сакё. А то кого же!

Горожанин. Что вам угодно?

Сакё. Откуда идешь и куда?

Горожанин. Иду в храм в Китано.

Сакё. Тебя‑то нам и нужно. И мы туда же. Пойдешь вместе с нами.

Горожанин. Что вы, что вы! Какой я для вас, самураев, спутник? Я уж лучше один пойду.

Сакё. Значит, не хочешь с нами идти? (Кладет руку на рукоятку меча.) Ну, а теперь как, тоже не пойдешь?

Горожанин. Ой, что вы! Как не пойти!

Сакё. Не бойся, я пошутил. Ну, иди, иди.

Горожанин. Слушаюсь, ваша милость.

Сакё. Господин Укё, что это вы сами меч несете, отдайте ему, пусть он несет.

Укё. И то правда, на, неси его.

Горожанин. Слушаюсь, ваша милость.

Укё. Ну, иди, иди. Да кто же так оружие носит, это тебе не абурадзуцу[261]. К поясу меч привяжи!

Горожанин. Слушаюсь.

Укё. Что там у тебя гремит? Как ты меч привязал, ведь он по ногам тебя бьет!

Горожанин. Да я не знаю, так, что ли?

Укё. Раз не знаешь, научу. Золотой меч полагается носить, придерживая правой рукой.

Горожанин. Значит, вот так?

Укё. Вот теперь так. Ну, иди, иди.

Горожанин. Долго вы издеваться надо мной будете? Не уйдете от меня, негодяи! (Обнажает меч и набрасывается на самураев.)

Сакё и Укё. Постой, постой! Да в своем ли ты уме?

Горожанин. Думаете, раз я горожанин, так можно надо мной издеваться? Как бы не так, не на такого напали!

Сакё и Укё. Ой, да что ты!

Горожанин. Эй, вы, господа даймё, ишь как нахохлились, прямо как петухи. А ну, покажите мне, как петухи дерутся, тогда и меч обратно получите.

Укё. Ты, горожанишка! Да где это видано, чтобы господа даймё петухов изображали?

Горожанин. Что? Не желаете?

Сакё. Господин Укё, видно, ничего не поделаешь, давайте покажем.

Горожанин. А ну, быстрей, быстрей!

Сакё и Укё изображают петушиный бой и кричат по‑петушиному.

Ну и потешили, повеселили вы меня. А теперь снимайте ваши балахоны и давайте их сюда.

Укё. Да где это видано, чтобы даймё раздевали?!

Горожанин. Ах, вот как, не хотите раздеваться?

Укё. Снимаем, все с себя снимаем.

Горожанин. А вот теперь, когда вы разделись да скорежились, стали оба похожи на окиягарикобоси[262]. А ну покажите, как они кувыркаются!

Укё. Да мы не умеем кувыркаться.

Горожанин. Не умеете, так я научу. Смотрите на меня. (Поет.)

 

Окиягарикобоси, кто в столице вас не знает?

Посмотрите‑ка на нас, господин хороший.

Как взглянул – так и кувырк, так и кувырк.

 

Укё. А мы не умеем так трясти головой.

Горожанин. Не умеете? Тогда повторяйте за мной. (Поет.)

 

Окиягарикобоси, кто в столице вас не знает? Посмотрите‑ка на нас, господин хороший.

Как взглянул – так и кувырк, так и кувырк.

 

Ну и потешили вы меня, уж так потешили! Вот что, самураи, вы, наверное, хотите меч обратно получить.

Сакё. А как же!

Горожанин. Ах, вы меч хотите? А звезду с неба не хотите?

Сакё и Укё. Ты куда? Держи его, держи!

 

ЖЕНЩИНА, ВЫМАЗАВШАЯСЯ ТУШЬЮ

 

Действующие лица

Даймё.

Женщина.

Слуга.

 

Даймё. Я прославленный даймё из дальних мест. Надолго задержался я в столице, зато все тяжбы разрешены в мою пользу и новых земель даровано мне немало. Это ли не удача! Позову слугу Таро и порадую его. Эй, Таро, где ты?

Слуга. Здесь.

Даймё. Где здесь?

Слуга. Да тут, перед вами.

Даймё. Позвал я тебя вот зачем. Долго мы с тобой пробыли в столице, зато все тяжбы благополучно разрешены в мою пользу и новых земель даровано мне видимо‑невидимо. Это ли не удача?

Слуга. Уж верно, удача, как вы и изволите говорить.

Даймё. А потому на днях отправляемся мы с тобой в обратный путь, на родину. Не знаю, когда еще доведется мне встретиться с моей возлюбленной, вот и надумал навестить ее сегодня и попрощаться. Что ты скажешь на это?

Слуга. Это вы хорошо придумали.

Даймё. Тогда не будем время терять. И ты со мной пойдешь.

Слуга. Слушаюсь, ваша милость!

Даймё. Ну, пошли, пошли!

Слуга. Иду, иду.

Разговор в пути.

Даймё. А на родине‑то нас с тобой ждут со дня на день, наверно, слыхали про наши удачи.


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 220; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!