О том, как живописец Ёсихидэ радовался, глядя на свой горящий дом 5 страница



Вакидзурэ – спутники монаха (двое).

Аи – житель Эгути.

 

Место действия – провинция Сэтцу, город Эгути, берег реки Ёдо.

Время действия – осень, с вечера до полуночи, полнолуние.

 

Сцена 1  

 

Звучит музыка, и появляется актер‑ваки в монашеском одеянии, за ним следует Вакидзурэ и двое его спутников.

Ваки и Вакидзурэ

 

Луна, ты и сегодня с нами,

спутник вечный.

Луна, ты и сегодня с нами,

спутник вечный.

Ушли от мира мы, но прежняя луна над нами.

Где же мир иной?

 

Ваки

(обращается к зрителям)

Монах из столицы перед вами. До сей поры ни разу не случалось мне бывать в Сайгоку – Западной земле. И вот решил я отправиться туда.

Ваки и Вакидзурэ

 

Покинули столицу поздней ночью,

покинули столицу поздней ночью,

и понесли нас волны

вниз по Ёдо.

Туда, где сонно шелестит тростник Удоно[232],

где тают волны легкой дымкой в соснах.

И наконец Эгути[233] перед нами,

Эгути перед нами наконец.

 

 

Сцена 2  

 

Аи рассказывает Ваки о достопримечательностях города Эгути.

 

Сцена 3  

 

Ваки

Да, это здесь в далекие годы жила женщина по имени Эгути. «Давно уж прах ее покоится в земле, но имя не забыто...»[234] И право, чудно воочию увидеть место, с которым связаны старинные преданья.

Ведь это здесь когда‑то скиталец Сайгё хотел остановиться на ночлег; когда же ему в приюте отказали, он так сказал:

 

«Я знаю,

отказаться трудно

от суеты мирской,

но все же не напрасно ль

так дорожить сим временным приютом?»[235]

Все это было здесь. Уму непостижимо.

 

 

Сцена 4  

 

Появляется Ситэ в маске молодой женщины.

Ситэ

Послушай, странник, почему вдруг вспомнил ты эти строки?

Ваки

С той стороны, где и следов жилья не видно, вдруг появилась женщина и хочет знать, зачем я произнес стихи скитальца Сайгё... Что за диво?

Ситэ

Напомнил ты о том, что с годами стерлось в памяти и в прошлое ушло.

Да, нелегко расстаться с этим миром, недолговечным, словно сорванный листок, непрочным, как роса под сенью трав.

 

Но и теперь досадно слышать мне: «Ты слишком

сим временным приютом дорожишь».

Сюда пришла я объяснить причину

отказа. Нет, не так уж дорог

Эгути был сей временный приют.

 

Ваки

 

Но кто же ты? И почему, услышав

из уст моих стихи скитальца Сайгё,

пришла сюда, мне говоря: «О нет,

не так уж дорог был ей временный приют»?

 

Ситэ

 

Досадны мне напрасные упреки,

что будто бы я слишком дорожила

приютом временным. Зачем ты забываешь

стихи, что были сложены в ответ?

Ведь в них – отказа настоящая причина.

И говорят они о том, что отказала

скитальцу я совсем не потому,

что, дорожа сим временным приютом,

на ночь одну с ним разделить свой кров

вдруг пожалела.

 

Ваки

 

Да, теперь я вспомнил,

В ответ такие были сложены стихи:

«Я слышала – мирская суета

чужда тебе,

 

Ситэ

 

так избегай соблазна

оставить сердце здесь,

во временном приюте».

«Не оставляй здесь сердца» – так скитальца

увещевала я. И неужели

я не права была, стараясь удержать

монаха от ночлега в доме женщин?

 

Ваки

 

О да, от мира суеты, что служит

нам временным приютом на земле,

отрекся навсегда скиталец.

 

Ситэ

 

Здесь же,

в прославленной обители любви, –

вся суетность земного бытия, и стены

хранят немало тайн. «Их соблазна

 

Ваки

 

беги, – сказала ты, – и сердца

не оставляй здесь своего».

 

Ситэ

 

В словах моих

тревога прозвучала за судьбу

того, кто, став на путь скитаний,

презрел все радости земного бытия.

 

Ваки

 

И потому досадно было слышать,

что будто бы я слишком дорожила

 

Ситэ

 

приютом временным.

 

Хор

 

Отказ

одно лишь означал – что этот мир,

наш временный приют, не дорог мне,

наш временный приют не дорог мне.

Зачем же говорить, что не пустила

скитальца в дом я потому, что с ним

свой кров не пожелала разделить?

Все в прошлом, и вечерняя волна,

нахлынув, боле не вернется, но и ныне

отрекшимся от мира вряд ли стоит

на суете мирской задерживаться сердцем.

 

Сцена 5 

Хор

 

Пока мы слушали рассказ о том,

пока мы слушали рассказ о том,

что в мире бренном некогда случилось,

сгустились сумерки вечерние, и в них

черты твои неясны. Кто же ты?

 

Ситэ

 

В вечерней дымке

теряется излучина реки...

Здесь я стою, и сумерки скрывают

лицо... Неловко мне! Ужель не узнаете

«влекомую течением»[236] Эгути?

 

Хор

 

О да, сомнений нет! На дикий берег

волна нахлынет и исчезнет. Вместе с ней

исчезла и она, но снова

вернулась в этот мир.

 

Ситэ

 

У дома, что служил когда‑то

мне временным приютом на земле,

 

Хор

 

«у дома моего сегодня слива

вдруг расцвела.

И ты не потому ли

 

Ситэ

 

зашел ко мне сегодня

 

Хор

 

гость нежданный?»[237]

Так знай же. Этот знак нам говорит

о том, что некогда случалось в прежней жизни

искать пристанища под деревом одним

и черпать воду одного ручья.

Я дух Эгути, да, я дух Эгути!

И, так промолвив, в сумерках исчезла,

И, так промолвив, в сумерках исчезла.

 

 

Сцена 6  

 

Актер Аи пересказывает легенду о том, что гетера Эгути является воплощением бодхисаттвы Фугэн, что в этом облике она явилась некоему человеку.

 

Сцена 7  

 

Ваки

Сомнений нет, явился мне дух Эгути. Что ж, помолюсь за упокой ее души.

Ваки и Вакидзурэ

 

О чудо! Только вымолвить успел.

О чудо дивное! Лишь вымолвить успел,

на озаренной лунным светом водной глади

ладья возникла, женщины любви

поют в ней. Лунный свет струится,

вокруг все озаряя. Лунный свет

вокруг все озаряет. Чудно!

 

 

Сцена 8  

 

На сцене появляется некое сооружение из бамбука, украшенное цветами и лентами, символизирующее лодку.

Ситэ и Цурэ

 

Нам для утех любовных ложе –

ладья. И волны – изголовье,

 

Хор

 

нам для утех любовных ложе – ладья,

и волны – изголовье.

Теченье жизни нас несет привычно,

не ведаем, что мир наш – только сон,

и, право, безотрадна наша участь.

О жизнь – лишь вечная разлука –

в заливе Мацурагата от слез

промокли рукава Саёхимэ[238].

О горькая судьба! Ужель, как Удзи,

нам вечно ждать того, кто не придет?

 

Ситэ и Цурэ

 

Печален мир. Как пена на воде,

цветы в долине Ёсино. Недолговечны

и снег, и облака. Волна морская

на берег набежит, глядишь – и нет ее.

О да, печален мир, но в этом мире

есть радости свои, других не нужно нам.

 

 

Сцена 9  

 

Ваки

 

О чудо дивное! По лунной глади вод

Ладья скользит. В ней женщины любви

поют. Каким очарованьем

полны фигуры их! Хотелось бы узнать,

кто эти женщины и чья это ладья?

 

Ситэ

 

Чья, спрашиваешь ты? Признаться стыдно,

но все ж скажу, она принадлежит

той, что звалась Эгути. В дни былые

вечерние прогулки по реке,

ладья луны в зеркальной глади...

Взгляни же!

 

Ваки

 

Эгути? Говоришь о той,

что здесь жила в давно ушедшие года?

 

Ситэ

 

Давно ушедшие? Но посмотри скорее!

Или луна теперь не та, что прежде?

 

Цурэ

 

И мы перед тобою здесь. Разумно ль

считать, что жили мы в ушедшие года?

 

Ситэ

 

Но тише, на твои вопросы

 

Цурэ

 

мы не ответим и не будем слушать.

 

Ситэ

 

Как грустно мне!

 

Ситэ и Цурэ

 

Осенняя вода вокруг бурлит,

ладью все дальше, дальше увлекает...

Купаясь в свете лунном, мы споем,

шестом отталкиваясь.

 

Хор

 

Споем, споем о милых прошлых днях,

прекрасных и исчезнувших как сон.

Качаясь на волнах ночных, как прежде,

тоскуя о былом, споем мы песню,

что утешением нам служит в этом мире.

 

 

Сцена 10  

 

Актеры‑помощники уносят со сцены лодку.

Хор

 

Круговорот двенадцати причин[239],

подобен он вращенью колеса.

 

Ситэ

 

Вверх, вниз по ветвям порхают птицы

в роще...

 

Хор

 

Рождение нынешнее, прошлое, но были и до

него...

 

Ситэ

 

Недоступно взору начало всех начал.

 

Хор

 

Рождение грядущее, за ним последуют другие.

Конец непостижим, сокрыт во мраке.

 

Ситэ

 

И даже если на тебя вдруг пал счастливый жребий,

и ты явился в мир в обличье человека

или рожден на небесах, но все же

 

Хор

 

сокрыты истинные связи бытия.

Ты слеп и все блуждаешь в мире,

взрастить не в силах семена освобожденья.

 

Ситэ

 

Коль попадешь на одну из трех дорог

или встанут на пути твоем восемь преград[240],

 

Хор

 

закроет путь к спасенью бремя тяжких мук.

 

Ситэ

 

Нам выпал редкий жребий – в этот мир

пришли мы в человеческом обличье.

 

Хор

 

Но все ж явленье наше изначально

омрачено печатью зла[241].

Жестокая судьба стеблями тростника[242]

пустила по теченью нас. Безвольно

плывем мы по волнам, и горько

нам сознавать, что эта жизнь – возмездие

за все содеянное прежде.

 

Хор

 

Весенним утром расцветут цветы,

покроются парчою алой склоны гор,

но вот настанет вечер, и порывом ветра

сорвет и разбросает лепестки.

Осенний вечер красочным нарядом

оденет рощи, но за ним вослед

приходит утро, и холодный иней

покроет землю, потускнеет блеск.

Порою гости знатные в наш дом заходят,

слух услаждаем пеньем ветра в соснах,

любуемся луной сквозь кружево плюща.

Проходит время за беседою неспешной...

И вот они уходят, чтобы снова

к нам не вернуться боле никогда.

А вот любовники, что делят изголовье,

за изумрудной ширмою укрывшись

и разложив пурпур одежд на ложе...

Ах, суждено и им изведать боль разлуки.

Таков удел наш горестный, ему подвластны

лишенные души деревья, травы

и чувствовать способный человек.

Все это хорошо известно нам, но все же

 

Ситэ

 

в смятение приводит иногда

прекрасное лицо, и возникает

глубокая привязанность в душе.

Порой же нежные слова ввергают сердце

в пучину пылкой, безоглядной страсти.

Но и слова, рожденные устами,

и сердцем завладевшая любовь –

все дальше по дороге заблуждений

уводят нас, и мы блуждаем в мире –

шесть скверн нас окружают, шесть грехов[243]

свершаем мы. Ведут к тому нас

слух, зрение и заблужденья сердца.

 

 

Сцена 11  

 

Хор

 

О чудо!

 

Ситэ

 

Чудо!

Мир вечной истины – безбрежный океан[244],

неведомы ему земные заблужденья.

Ни ветер, пыль несущий пяти скверн[245],

ни вихрь шести желаний[246] никогда

сюда не долетают.

 

Хор

 

Тем не менее

бушуют волны в мире изменений

и не стихают ни на день, и не стихают.

 

 

Сцена 12  

 

Ситэ

 

Но отчего бушуют волны здесь? Не оттого ли,

что сердцем слишком мы привязаны подчас

ко временному нашему приюту?

 

Хор

 

А коль свободно сердце, нет нужды

о бренности мирской нам сокрушаться.

 

Ситэ

 

Покой души не потревожат боле

любовные терзанья,

 

Хор

 

никого

не будем ждать мы в сумерках,

 

Ситэ

 

исчезнет

и горечь расставаний.

 

Хор

 

И цветы,

влекомые порывом ветра, листья клена,

в сиянье лунном снег – уже не будут

нам сердце волновать, и не к чему

слагать о них нам будет песни.

 

Ситэ

 

Воистину, во временном жилище,

 

Хор

 

воистину, «во временном жилище

ты сердца своего не оставляй» –

и это я сказала так скитальцу...

«Но мне пора», – промолвила, и вот

возник пред нами бодхисаттва Фугэн[247],

ладья на водной глади – белый слон.

Возносится, сияньем окруженный,

ввысь, к белым облакам, влекомый ими,

на западе бесследно исчезает...

О счастье, лицезреть сей светлый облик,

о счастье!

 

 

ДЗЭАМИ МОТОКИЁ

КОЛОДЕЗНЫЙ СРУБ

 

Действующие лица

Ситэ

{ – женщина (земное воплощение дочери Ки‑но Арицунэ).

{ – дух дочери Ки‑но Арицунэ.

Ваки – странствующий монах.

Аи – житель Исоноками.

 

 

Сцена 1  

 

Место действия – храм Аривара‑дэра в местечке Исоноками. Время действия – осень, лунная ночь.

На авансцене – колодезный сруб. Звучит музыка, и появляется странствующий монах.

Ваки

Монах пред вами, мой удел – вечные скитания. Недавно я побывал в Южной столице и поклонился чудотворным храмам богов и Будды.

Спросил я у прохожих, что за старый храм виднеется вдали, и ответили мне, что называют его Аривара‑дэра. Вот я и решил взглянуть.

Да, храм Аривара напоминает нам и ныне о тех далеких временах, когда в Исоноками супружеский обет связал прекрасного поэта Нарихира[248] и юную дочь Ки‑но Арицунэ[249]. И здесь же когда‑то были сложены стихи:

 

«Внезапно ветер налетит, стеною встанут

седые гребни волн... О Тацута‑гора!»[250]

Услышав о делах, давно минувших,

подумаешь невольно, как непрочно

все в этом мире. Ки‑но Арицунэ,

что другом был когда‑то Нарихира,

и он изведал тот удел печальный,

что в жизни бренной уготован нам.

И как обет любви недолговечен!

Так вознесу молитвы

за упокой супружеской четы,

за упокой супружеской четы.

 

 

Сцена 2  

 

Звучит музыка. Появляется актер‑ситэ в маске молодой женщины с маленькой зеленой веточкой в руке.

Ситэ

 

Священная вода в рассветный час

мне душу омывает.

Священная вода в рассветный час

мне душу омывает.

И даже лик луны, и он как будто

становится светлее.

Осенние всегда тоскливы ночи,

а здесь – забытый всеми старый храм,

и только голос ветра в кронах сосен...

Ночь близится к концу, и лик луны

скользит на запад, заливая светом

поникшую траву у края крыши.

Грустит о прошлом и она. Былые годы,

казалось, преданы забвенью, но порой

тоска сжимает болью сердце.

Ждать нечего от жизни. Так доколе

Мне суждено влачить уныло бремя дней?

Но что вздыхать? Обречены мы вечно

хранить в душе воспоминанья о былом.

Таков наш мир.

И лучше, сердце верой преисполнив,

молитвы к Будде обратить и уповать

на нить в руке великой – путь надежный

к спасению[251].

 

Ситэ проходит на авансцену, опускается на одно колено, кладет ветку на пол перед собой и складывает руки для молитвы.

 

Обет Великий – вывести на свет[252],

Обет Великий – вывести на свет

затерянных во мраке заблуждений –

он истинен. Рассветная луна

стремится к Западным вершинам, но сияньем

все залито вокруг[253]. Открыта взору

печальная картина увяданья.

Средь тишины лишь пенье ветра в соснах,

но где рождается тот ветер и куда

он улетает? Все непостоянно

в непрочном и печальном мире‑сне,

и что пробудит, что пробудит нас?

 

 

Сцена 3  

 

Ваки

У храма я остановился отдохнуть, и благие размышления очищали мне душу... Но что это? Вдруг появилась какая‑то милая женщина. Она зачерпнула воды из колодца, окропила цветы и, воскуря благовония, стала молиться перед заброшенной могилой... Что за диво?

Ситэ

Все знают имя Аривара Нарихира. Он покровитель храма, и здесь, под сенью трав, покоятся его бренные останки. Так говорит молва. И вот я приношу к могиле цветы, омытые священной водой, возношу молитвы за упокой души его.

Ваки

Да, имя Аривара Нарихира известно всем, но этот грустный мир он уже давно покинул, и странно слышать молитвы за того, чье имя стало преданием глубокой старины.

Быть может, узы крови связывают тебя с Аривара Нарихира?

Ситэ

Ты хочешь узнать, какие узы связывают меня с Аривара Нарихира?

Но ведь и в те далекие годы, когда был жив он, и тогда уже его прозвали «кавалером давних дней»[254].


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 264; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!