Глава 2. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИНСТРУМЕНТАЛЬНОГО ПОДХОДА 14 страница



--------------------------------

<1> См., напр.: Груздев В.В. Указ. соч. С. 19.

<2> Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / Под ред. В.А. Белова. М., 2007. С. 414.

 

Вопрос о цели договора в настоящее время практически не обсуждается в юридической литературе <1>. Впервые Р.О. Халфина сделала вывод о единстве правовой цели договора, отметив, что именно в этом заключается существенное отличие договора в социалистическом праве от договора в буржуазной юридической науке, которая строит, по ее мнению, фикции и фальсификации, пытаясь скрыть конфронтацию интересов <2>. Такой единой правовой целью, по ее мнению, являются выполнение социалистического плана и максимальное удовлетворение интересов и потребностей потребителей (именно на удовлетворение этих потребностей и был направлен план) <3>. Эта мысль проходит красной нитью через ее работу, интегрируя все остальные идеи этого автора. В других работах, посвященных исследованию договора, фактически эта мысль о единстве правовой цели повторяется. Отметим, что критические замечания в отношении этой позиции Р.О. Халфиной высказывались еще в советский период; в частности, Б.С. Антимонов и Е.А. Флейшиц отмечали различие целей социалистических организаций, вступающих в договор <4>.

--------------------------------

<1> Вопрос этот затрагивается при рассмотрении смежных проблем в отдельных работах последних лет, однако специально не изучается. См., напр.: Ломидзе Э.Ю. Распределение между сторонами риска случайного недостижения цели. М., 2011. С. 1 - 36; Морозов С.Ю. Система транспортных организационных договоров. М., 2011. С. 123 - 144.

<2> См.: Халфина Р.О. Значение и сущность договора в советском социалистическом гражданском праве. М., 1954. С. 118.

<3> См.: Там же. С. 115.

<4> См.: Антимонов Б.С., Флейшиц Е.А. Рецензия на книгу Р.О. Халфиной "Значение и сущность договора в советском социалистическом гражданском праве" // Советское государство и право. 1954. N 7. С. 129.

 

Отметим в связи с этим, что цель вообще - результат мыслительной деятельности, и это обстоятельство является методологически непреодолимым препятствием считать возможным наличие у договора цели (соответствующую аргументацию мы приводили ранее). Цель может быть только (исключительно) у человека. Ни у договора, ни у права, ни у юридического лица самостоятельной цели быть не может. Соответственно, в договоре фиксируются правовые цели субъектов, но не самого договора. Более корректно говорить о направленности, а не о цели договора, которая определяется вектором правовых целей субъектов. Представляется, что различие между направленностью и правовой целью заключается в том, что правовая цель всегда является результатом мыслительной (сознательной) деятельности субъекта, тогда как направленность может определяться иными факторами. Направленность в большей степени характеризует связь между обстоятельством-причиной и обстоятельством-следствием. В связи с этим направленность - объективная характеристика, в ней отсутствует показанный выше симбиоз объективного и субъективного, придающий правовой цели свойство конструирования реальной действительности и позволяющий преодолеть разрыв между социальной реальностью как частью сущего и правом как частью идеального. Направленность договора определяется вектором правовых целей, согласованных в договоре как тот правовой результат, к которому придут стороны объективно. Так, если в договоре купли-продажи правовой целью продавца является получение стоимости проданного товара, правовой целью покупателя - приобретение права собственности на товар, то направленностью договора будет возмездная передача вещи в собственность другого лица. Иными словами, направленность - это объективная характеристика договора, полученная в результате определения правового результата действия договора. В отличие от правовой цели она является не результатом мыслительной деятельности, а результатом анализа типовых правовых последствий заключенного сторонами соглашения.

Возможно, говоря о цели договора, указанные авторы, понимая исключительно мыслительный характер целеполагания, имеют в виду существование одной (единой) правовой цели субъектов договора. В частности, такой вывод следует из работы И.Г. Вахнина, отметившего, что заключение договора возможно лишь при "совпадении юридических целей обеих сторон" <1> (иначе говоря, он понимает, что целей несколько). Однако полагаем, что и в таком виде не может существовать одна цель у нескольких субъектов договора. Это связано с рассмотренным нами ранее процессом целеполагания, основой которого является потребность. Различия потребностей, лежащих в основе целеполагания сторон договора, приводят к появлению различных правовых целей, которые могут совпасть случайно либо быть согласованы умышленно (в процессе заключения договора), но в любом случае согласованные правовые цели могут стать одинаковыми (общими) либо противоположными, но не становятся одной (единой) правовой целью, во всяком случае ввиду отсутствия целеполагающего субъекта и его потребности.

--------------------------------

<1> Вахнин И.Г. Техника договорной работы. М., 2009. С. 49.

 

В настоящее время всерьез говорить о существовании общей потребности выполнения плана или развития экономики не представляется возможным. Вызывает определенные сомнения существование такой потребности и в советской экономике. В связи с этим правильно говорить не о "единой цели договора", а о согласованных целях субъектов договора. И в этом смысле договор является уникальным средством обеспечения согласованности правовых целей, без которого невозможно упорядочение деятельности договаривающихся сторон и достижение правовой цели каждой из них. Заметим, что отсутствие у сторон договора единой цели вместе с тем не исключает того, что всегда - вне зависимости от того, какой именно договор стороны намерены заключить, - с согласованием правовых целей до однонаправленности или до противоположности правовые цели сторон будут трансформированы, организованы, а значит, деятельность по заключении договора видоизменит правовую цель каждого субъекта. Вместе с тем возникает теоретически и практически значимый вопрос о том, какое же влияние необходимость удовлетворения интересов потребителей имеет на процесс заключения договора, на формирование его условий и исполнение договорного обязательства. Представляется, что для ответа на этот вопрос следует обратиться к рассмотренной выше классификации правовых целей на конечную правовую цель, правовые цели в норме права и правовые цели субъектов правореализационной деятельности. Удовлетворение потребностей (интересов) потребителей - конечная правовая цель, создание механизма защиты прав потребителей, стимулирующего производителей и продавцов производить и реализовывать качественные товары, - правовая цель, зафиксированная в норме права, результат мыслительной деятельности законодателя, ожидаемый положительный результат правового регулирования подавляющего большинства договорных отношений в сфере предпринимательства. Как мы уже отмечали в настоящей работе, конечные правовые цели интегрируют вокруг себя все право, являясь мерой свободы для законодателя в определении содержания правовых норм и, как следствие, мерой свободы субъектов правореализационной деятельности в выборе правовых средств для достижения собственных правовых целей.

Не являясь правовой целью субъектов правореализационной деятельности при заключении договоров в сфере предпринимательства (например, договоров поставки, оптовой торговли и др.), вместе с тем конечная правовая цель удовлетворения потребностей потребителей выполняет свою организующую функцию. Деятельность субъектов, использующих правовые средства для достижения своих правовых целей (извлечение прибыли от перепродажи товаров), приводит к достижению конечной правовой цели помимо их прямо выраженной воли - в качестве дополнительного эффекта, прогнозируемого и желаемого правотворцем, но не охватываемого потребностями субъектов. Использование правовых средств (заключение договора поставки, оптовой торговли) само по себе приводит к такому правовому результату - конечно, при адекватности предлагаемых субъектам правореализационной деятельности правовых средств достижения правовой цели.

Таким образом, посредством договора стороны согласуют свои правовые цели и организуют свою деятельность по их достижении. Вместе с тем заключение договора приводит и к достижению правовых целей правотворца при должной организации процесса его заключения и исполнения.

Как видим, в договоре в полной мере проявляются предназначенность и пригодность для достижения правовой цели. Что же касается достаточности договора для достижения правовой цели, то следует констатировать, что этого свойства у договора нет. Сам по себе договор, безусловно, не приводит к достижению правовой цели. Помимо договора требуется совершение действий, предусмотренных договором, например исполнение обязательства, из него возникшего. Это значит, что договор никогда не является единственным правовым средством, но всегда включается в набор правовых средств. Данное обстоятельство не умаляет значения договора, поскольку в наборе правовых средств договор является, как правило, первым правовым средством, включаемым в него по хронологии, базовым в части формирования всех прочих правовых средств набора, - именно в договоре определяется стратегия достижения правовой цели и производится фиксация избранных сторонами иных правовых средств всего набора.

Вторым свойством договора как правового средства является непротиворечие правовой норме. Еще раз подчеркнем, что принципиальным для частноправовых средств является именно непротиворечие, но не непременное соответствие правовой норме. Принципиальность данного различия состоит в том, что для публичного права характерно установление предписаний, дозволений, в строгом соответствии с которыми лицо должно действовать, для частного права характерным является более широкое использование запрета, т.е. установление рамок, пределов действия субъектов, внутри которых субъект свободен. Как нам представляется, именно запрет - основной метод правового регулирования в частном праве, поскольку именно он, а вовсе не дозволение, как принято считать, оставляет субъектам максимальную свободу усмотрения, характерную для частного права. Именно через запрет в наибольшей мере раскрывается базовый для договорного права принцип свободы договора, который состоит в свободе заключения договора, выбора типа и вида договора, контрагентов и условий договора в пределах, установленных законом (об ограничении принципа свободы договора написано много <1>). Справедливо замечание Ю.В. Романца по этому поводу о том, что "принцип свободы договора выполняет свое естественное правовое предназначение только в том случае, когда свобода, способствуя раскрытию нравственно-положительного потенциала человека, не создает условий для злоупотреблений... Эту задачу решают, в частности, нормы, содержащие запреты и предписываемые договорные условия" <2>.

--------------------------------

<1> См., напр.: Танага А.Н. Принцип свободы договора в гражданском праве России: Дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 2001; Щетинкина М.Ю. Реализация и ограничение действия принципа свободы договора: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2009.

<2> Романец Ю.В. Этические основы права и правоприменения. М., 2012. С. 70.

 

Третьей характеристикой договора как правового средства является его инициативное использование субъектом. Проявляется оно, в частности, в том, что наполнение договора условиями производится субъектами самостоятельно. Реализуется это свойство в свободе договора.

Именно инициативность применения и наполнения содержанием договора, а также непротиворечие правовой норме как мера свободы субъектов ставят значимый вопрос определения вида договора, заключаемого сторонами. С позиций формальных проблемы нет, поскольку закон предусматривает возможность заключения любого договора, как предусмотренного, так и не предусмотренного законом, в том числе смешанного и непоименованного. Вместе с тем заключение договора, не поименованного Гражданским кодексом, вызывает для субъектов правореализационной деятельности ряд проблем, фактически оставляя их без правовой защиты. В таком случае оказывается, что, несмотря на провозглашенную свободу договора, в которой проявляется рассматриваемая возможность заключения любого договора, не противоречащего правовой норме, отечественное право все больше тяготеет к способу регулирования, присущего публичному праву, когда должное поведение предписывается субъекту, фактически принужденному выбирать из числа поименованных договоров.

Развитие торгового оборота, необходимость поддержания связей с зарубежными контрагентами, внедрение новых технологий вызывают к жизни значительное число не поименованных Гражданским кодексом договоров, заимствованных за рубежом и адаптированных под отечественные реалии либо являющихся порождением отечественной юридической практики.

О существовании неких "особых", нетипичных договоров писал еще В.А. Ойгензихт, предлагая разделять конгломерированные и интегрированные договоры, в первых производится простой набор разнородных обязанностей, вторые же объединены общим замыслом <1>. Установленная законом конструкция смешанного договора пригодна для конгломерированных договоров, т.е. для тех, в которых произведено механическое совмещение нескольких договорных конструкций в одном документе. Конструкция смешанного договора, предполагающая создание комплекта из элементов нескольких поименованных договоров, в действительности подменяет договором как документом (в котором эта совокупность фиксируется) договор как регулятор, в котором стороны вовсе не желали механически соединить фрагменты, а обозначали собственные правовые цели и выстраивали план их достижения. Попытки применения норм о смешанных договорах к интегрированным договорам, в которых на смену механического объединения приходит общий замысел сторон, подбирающих условия договора для единой цели, больше ставят вопросов, нежели дают решений. Так, практически невозможно определить, какие условия такого договора более, а какие менее важны, однако это необходимо сделать, поскольку одновременное применение правил о различных договорах, включенных в смешанный, неизменно ставит проблему коллизии правил об отдельных договорах и, соответственно, коллизии отдельных условий (особенно обычных) такого договора. В результате суд вынужден по своему усмотрению выбирать более значимые условия, которые и вытесняют менее значимые, выбор суда в таком случае продиктован его собственным усмотрением, его пониманием целесообразного, его видением логики и смысла связи сторон, однако все эти мотивы далеки от воли субъектов договора. И в таком виде договор перестает быть регулятором, стороны, использующие конструкцию смешанного договора в существующей ныне форме, неоправданно рискуют остаться без судебной защиты.

--------------------------------

<1> См.: Ойгензихт В.А. Нетипичные договорные отношения в гражданском праве. Душанбе, 1984. С. 4 - 5.

 

В связи с этим встает вопрос о природе интегрированных договоров, т.е. договоров, включающих в себя разнородные условия, которые стороны объединили исходя из их представлений о целесообразном. Как видится, не вполне верно упрощенное понимание таковых как договоров, в отношении которых законодатель не сумел определиться с их природой <1>. Сущность их представляется несколько глубже. Конструкция интегрированного договора отвечает определенным потребностям субъектов, поэтому дело здесь не в нежелании законодателя разобраться в этом явлении, а в насущной необходимости сторон реализовать свою свободу договора. Объединение в договор замыслов сторон, которые именно как единую видят свою связь, несмотря на формальные различия в моделях, учитывается законодателем, вынужденным признавать подобные договоры во всех правопорядках, так или иначе, либо путем фиксации в нормативных правовых актах (немногочисленные случаи), либо путем выработки правовой позиции судами (в подавляющем большинстве государств). В качестве законодательного решения отметим, в частности, положение § 1(2) Закона об обязательственном праве Эстонии, в котором закрепляется, что "если договор имеет характеристики двух и более типов договора, предусмотренных законом, то к нему одновременно применяются положения о соответствующих типах договоров, за исключением тех из них, которые не могут применяться одновременно либо применение которых будет противоречить природе или цели договора". Аналогичное решение, не зафиксированное в норме законодательства, но существующее в неписаном праве, можно обнаружить в США, где доминирующим является критерий основной цели, в соответствии с которым смешанный договор подчиняется режиму того договора, который отражает его основную цель, а в Англии - существо договора, для определения которого принимается во внимание относительная важность каждого из элементов договора <2>. Заметим, что в настоящее время учение о смешанных и непоименованных договорах крайне путано и размыто. Связано это, как видится, с избранным ракурсом исследования данного феномена - с позиций догматических ведутся дискуссии относительно сущности "элементов договора", которые смешиваются, о возможности смешения поименованных и непоименованных договоров в одном, об определении существенных условий смешанного договора в разрезе критики нормы ст. 421 ГК РФ.

--------------------------------

<1> См., напр.: Илюшина М.Н. Смешанные и комплексные договоры в торговом обороте // Коммерческое право. 2008. N 2. С. 80.

<2> См.: Савельев А.В. Отдельные вопросы правового регулирования смешанных договоров в российском и зарубежном гражданском праве // Вестник ВАС РФ. 2011. N 8. С. 8 - 10.

 

С позиций инструментального подхода мы должны оценивать исключительную субъективную полезность интегрированного договора, которая состоит в максимальной возможности с помощью такого договора фиксировать индивидуальные особенности правовой связи, соединяя по смыслу для сторон связанные части договоров в единое целое, которое только в таком качестве представляет ценность для них, несмотря на то что по идее законодателя такие части не представляют собой единого целого. Основанием смешения элементов договора, по справедливому утверждению М.Н. Илюшиной, являются общая цель, единые субъекты или деятельность <1>. Заметим, что неопределенность правового режима смешанных договоров приводит к фактической невозможности реализации принципа свободы договора. Так, в одном из арбитражных споров стороны заключили договор управления общежитием, из которого возникло нарушение. Один из контрагентов потребовал возмещения причиненных убытков, ссылаясь на нарушения договора, суд иск удовлетворил, но суд кассационной инстанции отменил решение суда, ссылаясь на то, что определение договорного нарушения невозможно без юридической квалификации правоотношения, из которого возник спор <2>. В этом случае очевидно высвечивается проблема понимания цели права и суда. Таковой является вовсе не определение конструкций, а удовлетворение потребностей. На приведенном примере тупик современного подхода в праве становится очевидным, как и очевидной становится насущная потребность понимания сущности права через призму инструментального подхода <3>.

--------------------------------

<1> См.: Илюшина М.Н. Указ. соч. С. 83.

<2> Постановление ФАС МО от 23 сентября 2011 г. по делу N А40-6684/11-83-49 // СПС "КонсультантПлюс".


Дата добавления: 2018-10-26; просмотров: 130; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!