КАК МЕРА АДМИНИСТРАТИВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ 8 страница
--------------------------------
<1> Конституционное (государственное) право зарубежных стран: Общая часть / Отв. ред. Б.А. Страшун. 3-е изд. М., 1999. С. 133 - 134.
Это правоограничение согласуется с взаимосвязанными положениями Конституции РФ о том, что осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц (ч. 3 ст. 17), что признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства (ст. 2), и потому государственная защита прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации гарантируется (ч. 1 ст. 45), а права потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом (ст. 52).
Интерес представляет вопрос о том, в какой части правовой нормы сосредоточено государственное психическое принуждение. В регулятивных нормах оно содержится в диспозиции, предусматривающей правило поведения. Когда оно "не убеждает" субъекта исполнить добровольно правомерное поведение, возникает необходимость в применении юридической ответственности.
Правовая норма о юридической ответственности состоит из диспозиции и санкции. Диспозиция всегда содержит описание объективной стороны состава правонарушения. Санкция предусматривает возможный объем неблагоприятных последствий для правонарушителя. С учетом такого функционального распределения "обязанностей" элементов правовой нормы внимание исследователей привлекает санкция в качестве источника принуждения <1>.
|
|
|
--------------------------------
<1> См., например: Куншина Л.В. Меры административного принуждения, используемые в антимонопольном законодательстве // Проблемы административного и административно-процессуального права. С. 296; Элькинд П.С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. Л., 1976. С. 88.
Придание санкции правовой нормы, предусматривающей юридическую ответственность, приоритета в обладании психическим принуждением неоправданно.
Во-первых, нельзя забывать о диспозиции этой нормы хотя бы потому, что в структуре она занимает не меньшее значение, определяя неправомерные модели поведения. Но основным является то обстоятельство, что диспозиция тоже содержит потенциал государственного психического принуждения. Этим принуждением предопределяются, в частности, действия должностного лица, рассматривающего дело о юридической ответственности (применяющего конкретную норму), относительно квалификации правонарушения. Правонарушитель также вынужден принять факт такой квалификации (его несогласие с квалификацией - отдельная тема). Таким образом, оба субъекта материального правоотношения обязаны признать обязательность правовой квалификации правонарушения по признакам, закрепленным в диспозиции, т.е. подчиниться психическому принуждению, содержащемуся в диспозиции.
|
|
|
Во-вторых, санкция правовой нормы, конечно, является источником государственного психического принуждения, но не в большей степени, чем диспозиция. Смысл существования санкции в правовой норме о юридической ответственности заключается в установлении объема возможных неблагоприятных последствий для правонарушителя. Однако без обязательности правовой квалификации противоправных действий (бездействия) возможность использования обязательности санкции становится призрачной. Нельзя забывать и о том, что санкция в такой же мере обязательная и для лица, рассматривающего дело. Поэтому, будучи способом воздействия на названных субъектов материальных правоотношений, государственное психическое принуждение не может быть самой санкцией или неблагоприятными последствиями.
Подтверждением этому служит то, что психическое принуждение диспозиции идентично психическому принуждению санкции. Между ними нет различия, но точнее говорить, что в диспозиции и санкции рассредоточено одно и то же государственное психическое принуждение, преследующее различные тактические цели (квалификация, назначение наказания), но решающее одну стратегическую задачу - претерпевание правонарушителем неблагоприятных последствий от административного наказания. Для этого оно продолжает свое воздействие при исполнении решения о применении мер юридической ответственности (приговор, постановление).
|
|
|
В свете изложенного следует, что государственное психическое принуждение, содержащееся в санкции правовой нормы, не является единственным в правовой норме и занимает паритетное место наравне с психическим принуждением в диспозиции правовой нормы.
Приведенное обоснование показывает также, что государственная целеустановка психического принуждения в регулятивных нормах никак не совпадает с таковой в нормах о юридической ответственности. Однако это замечание ничего не меняет в самой сущности государственного психического принуждения. Благодаря ему правовая идея в виде правила поведения, сформулированная в правовой норме, обретает обязательную силу и становится нормативной, т.е. собственно нормой. При этом нормативность государственного психического принуждения заключается не только в ее оформлении правовыми нормами. Нормативность государственного психического принуждения имеет и содержательный потенциал, определяя стандарт поведения модели. За пределами установленных правовой нормой параметров государственное психическое принуждение не действует.
|
|
|
Государственное психическое принуждение, содержащееся в правовых нормах, в значительной степени зиждется на нравственных критериях, уровне общественного правосознания, поэтому его эффективность во многом зависит от степени воспитанности членов общества, уяснения каждым значимости правового регулирования. Тем самым государственное психическое принуждение, содержащееся в правовых нормах, фокусирует и второй способ государственного управления - убеждение. Именно здесь начинаются их взаимосвязь и взаимообусловленность.
Координация данной взаимосвязи приводит к позитивным результатам правового регулирования и в приоритетном порядке заслуживает государственного внимания. Более того, координационная политика государства фактически предстает в качестве своеобразного регулирования использования психического государственного принуждения - организационной просветительской деятельности, направленной на повышение законопослушания граждан. Острие просветительства должно направляться в отношении случаев значительного неподчинения государственному психическому принуждению и опасности этого явления. Вместе с тем и само государство должно заниматься самосовершенствованием применения психического принуждения как на законодательном, так и на правоприменительном уровне.
Изложенное приводит к выводу, что не является рациональным и обоснованным также выделение судебного государственного принуждения <1>. Е.А. Цыганкова, соглашаясь с наличием судебного государственного принуждения, в частности, ссылается на И.Я. Фойницкого <2>, отмечая, что "он выявил общую характерную черту всех мер судебного принуждения о том, что только суду может быть предоставлено право лишения благ, хотя бы временного. Несудебные органы не могут прибегать к ним. Изъятия допускаются лишь в тех исключительных случаях, когда несудебные органы заменяют органы судебные, действуя или по поручению суда, или же независимо от такого поручения" <3>.
--------------------------------
<1> См., например: Цыганкова Е.А. Судебная власть и государственное принуждение // Российский судья. 2009. N 10. С. 3 - 4.
<2> См.: Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства / Под ред. А.В. Смирнова. СПб., 1996. Т. 2. С. 590.
<3> Цыганкова Е.А. Указ. соч. С. 3 - 4.
Органы судебной власти действительно выносят акты, которыми на конкретных субъектов могут быть временно или постоянно наложены какие-то правоограничения, например лишение свободы пожизненно или взыскание каких-то сумм. Однако суды выносят также решения в порядке осуществления контрольных полномочий, действуя в системе сдержек и противовесов организационного разделения государственной власти. Так, суд может отменить определение об отказе в возбуждении дела об административном правонарушении (ч. 1 ст. 30.1 КоАП РФ).
Судебные акты, вступившие в законную силу, становятся обязательными для исполнения всеми органами государственной власти, органами местного самоуправления, должностными лицами, гражданами и их объединениями, юридическими лицами, как это следует, в частности, из ч. 1 ст. 31.2 КоАП РФ. Сила этой обязательности, по существу, ничем не отличается от обязательности правовой нормы.
Конечно, закон или иной нормативный правовой акт характеризуется наличием правил поведения, обязательных для неопределенного круга лиц, рассчитанных на неоднократное применение и направленных на урегулирование общественных отношений либо на изменение или прекращение существующих правоотношений (п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2007 г. N 48 "О практике рассмотрения судами дел об оспаривании нормативных правовых актов полностью или в части").
В судебном акте такие признаки присутствуют не всегда. Чаще всего судебный акт персонифицирован под конкретный случай, казус, происшествие. В то же время, например, судебный акт Конституционного Суда РФ о проверке какого-либо закона на соответствие Конституции РФ или решение суда общей юрисдикции, арбитражного суда о признании недействующим нормативного правового акта полностью или в части по своим нормативным характеристикам не отличаются от тех, которыми обладает нормативный правовой акт.
Главное же заключается в том, что содержание закона, иного нормативного правового акта и судебного акта не предусматривают отличительных свойств обязательности. И в тех и в других актах она не повышается и не понижается, поэтому и принудительная их сила, т.е. государственное психическое принуждение, действует аналогичным образом. Следует учитывать одну особенность. Государственное психическое принуждение, содержащееся в судебных актах, действует и в отношении государственных органов законодательной и исполнительной власти, органов местного самоуправления. Тем самым контрольные полномочия придают органам судебной власти статус равноправного субъекта в системе сдержек и противовесов.
Важно отметить, что при этом ни органы законодательной власти, ни органы исполнительной власти, принимая иные нормативные правовые акты, ни органы судебной власти, принимая судебные акты, никогда не применяют в своей деятельности физическое принуждение.
Так, суд как орган государственной власти после обращения в него истца использует, но не осуществляет меры физического принуждения. Даже после вынесения решения о взыскании суммы неисполненного обязательства и убытков такая обязанность не является самим принуждением. Другой вопрос, что под воздействием государственного психического принуждения, содержащегося в решении суда, а в определенных случаях государственного физического принуждения деньги будут реально взысканы с ответчика. И все же при этом нельзя утверждать, что оплата убытков являющаяся по сути гражданско-правовым наказанием, есть мера гражданско-правового принуждения.
По мнению В.Д. Сорокина, "только суд как орган власти вправе применять предоставленные процессуальным законодательством меры принуждения" <1>.
--------------------------------
<1> Сорокин В.Д. Избранные труды. СПб., 2005. С. 855.
С этим также нельзя согласиться, хотя бы на примере производства по делам об административных правонарушениях.
Деятельность суда в производстве по делам об административных правонарушениях занимает только определенную часть. Причем суд в принципе не может применять меры физического принуждения, в отличие, например, от органов внутренних дел. По результатам рассмотрения дела при подтверждении вины и других необходимых обстоятельств судья выносит постановление о признании лица виновным в совершении административного правонарушения и о назначении административного наказания, которое обладает психической принудительной силой, обязывающей его исполнить. Кроме того, ряд дел об административных правонарушениях рассматривают должностные лица органов исполнительной власти, комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав, осуществляя квазиправосудие.
В процессе производства по делу об административном правонарушении возникают и развиваются процессуальные и материальные правоотношения. Возбуждением дел об административном правонарушении занимаются уполномоченные должностные лица, в том числе органов исполнительной власти, перечень которых представлен в ст. 28.3 КоАП РФ. Они же применяют меры государственного принуждения в целях обеспечения развития отношений по поводу административной ответственности на досудебной стадии производства.
Суд к исполнению постановлений о назначении административного наказания отношения не имеет. Тем не менее на этой стадии также возникают и развиваются правоотношения, в том числе процессуальные. Соответственно, используется государственное психическое, а иногда и государственное физическое принуждение.
Значительно большая процессуальная регламентация имеется в уголовном судопроизводстве, начиная со стадии досудебного производства, в ходе судебного рассмотрения, а также при исполнения обвинительных приговоров. Государственное принуждение, как психическое, так и физическое, используется на каждой из них, и не только судом (в отношении психического).
Нужно принимать во внимание, что государственное физическое принуждение востребовано при исполнении решений по гражданским делам не органами судебной власти, а судебными приставами-исполнителями.
Приведенный анализ государственного психического принуждения не позволяет индивидуализировать его специфику в качестве продукта деятельности судебной власти. Признание факта судебного принуждения неизбежно приводит к необходимости выделения принуждения законодательной власти. При этом не учитывается, что государственное психическое принуждение, будучи производным государственной власти, как и она сама, может делиться лишь организационно.
Представляется, что во всех названных случаях о государственном психическом принуждении можно говорить как о явлении одного порядка. Это означает, что государственное психическое принуждение содержится в правовых нормах, сформулированных органами законодательной и исполнительной власти, органами местного самоуправления, а также в актах органов судебной власти. Более того, в принципиальном плане суть данного принуждения невозможно отделить от психического государственного принуждения, содержащегося в действиях органов государственной власти, а также органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих.
Предложение о том, что органы местного самоуправления, их должностные лица и муниципальные служащие также используют государственное принуждение, исходит из конституционных положений о том, что многонациональный народ РФ является единственным источником власти в Российской Федерации (ч. 1 ст. 3 Конституции РФ), которая оформляется в виде государственной власти в целях решения государственной обязанности признания, соблюдения и защиты прав и свобод человека и гражданина (ст. 2 Конституции РФ).
Органы местного самоуправления, обладая властными полномочиями, решают свои задачи, которые определяются в русле государственной политики. При этом государственная власть делегирует органам местного самоуправления часть своего потенциала по правомочиям навязывания воли, т.е. по приданию силы обязательности управленческим решениям органов местного самоуправления, их должностных лиц и муниципальных служащих.
Если исключить из властных полномочий органов местного самоуправления, их должностных лиц и муниципальных служащих государственно-властную составляющую, тогда каждый орган местного самоуправления предстает своеобразным сувереном, у которого иной по сравнению с государством источник власти. Но он одинаков для всех. Государство же как высшее правовое образование обладает всей полнотой власти и, будучи главным ответственным за общественное благополучие, приобретает право на принуждение, определяя и распределяя его объемы для иных властных образований. Без государственной власти и государственного принуждения управленческая способность органов местного самоуправления становится невозможной. Действуя в пределах своей компетенции, органы местного самоуправления тем самым фактически осуществляют свою деятельность от имени Российской Федерации.
Значение имеет еще одно немаловажное обстоятельство. Органы местного самоуправления сами испытывают психическое принуждение, содержащееся в нормах Конституции РФ и нормах федеральных конституционных и федеральных законов и законах субъектов РФ и иных нормативных правовых актах.
Будучи правовым средством решения задач, стоящих перед государством, а не самоцелью, государственное психическое и физическое принуждение включается в механизм причинно-следственных связей. Предложения о придании государственному принуждению иного качества фактически исключают его из указанного механизма. Тем самым теоретическими построениями искажаются представления о реальной действительности, не позволяя адекватным образом реагировать на нее.
В рассматриваемой проблеме имеется еще один значительный контекст. Если государственному принуждению придать значение некоего понимания того или иного правового явления (административное наказание есть административное принуждение), тогда получается, что государственное принуждение становится целеполаганием всей государственной правовой политики как в регулировании общественных отношений, так и в ведении юридической ответственности как вариант административной ответственности.
Появляются вопросы, во-первых, о причинах такого тотального принуждения, во-вторых, о его пределах. Можно достаточно определенно сказать, что причинами государственного принуждения является стремление организовать гармоничное сосуществование общества, подразумевающее разумный баланс публичных и частных интересов. Пределом применения государственного принуждения служит уровень правопорядка, сформулированного в правовых нормах. Соответственно, стремление государства обеспечить благополучие российского общества достигается через установление и поддержание правопорядка. Возможен и иной подход. Стремление государства обеспечить и поддержать правопорядок решает проблему благополучия российского общества. Показательно, что в первом и во втором случае цели фактически сливаются в двуединую задачу, но при этом всегда отсутствует государственное принуждение.
Объяснение этой закономерности может быть только одно. Государственное принуждение не является целью государственно-правовой политики. Оно выступает в качестве универсального средства обеспечения ее реализации через эффективность общего правового регулирования и мер юридической ответственности. Обязательность как содержание государственного психического принуждения приобретает свойство стержня правового регулирования, как материального и процессуального, так и юридической ответственности. В зависимости от ситуации государственное принуждение может быть психическим или физическим, но всегда средством и не более того.
Из изложенного следует, что государственное психическое принуждение, содержащееся в правовых нормах и судебных актах, играет основную роль в правовом регулировании. Оно заслуживает такой оценки исходя из того, что воздействует на все общество. В этом смысле государственное психическое принуждение можно определить как базисное, лежащее в основании всей правовой пирамиды. Оно представляет собой не что иное, как правовое психическое принуждение.
Предложенный вариант наполненности правовых норм, как регулятивных, так и устанавливающих юридическую ответственность, учитывая и административную, психическим государственным принуждением позволяет утверждать, что все правовое регулирование в любом случае есть государственное принуждение. Но тогда должны быть критерии, позволяющие отделить государственное принуждение в регулятивных нормах от государственного принуждения в нормах административной ответственности. Более того, эти критерии каким-то образом должны отделять государственное принуждение в связи с административной ответственностью и административное принуждение - наказание. Только при таких условиях можно согласиться с точкой зрения о том, что административное наказание - это государственное принуждение. Однако ничего подобного в юридической литературе встречать не приходилось. Вряд ли это случайно.
Дата добавления: 2018-09-22; просмотров: 136; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!