ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 81 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 81 из 110Следующая ⇒

Можно полагать, что традиции вышерассмотренных значений сохранялись и * катакомбное время. Так, Хслой Великоалексаидровского кургана наряду с 4 бофрамж перекрыл позднеямное и три раннекатакомбных захоронения. Сосуществование двуж ірупп населения отражено в двух разнотипных, хотя и сходных по орнаменту сосуда их центрального бофра IV. Он располагался у восточной полы досыпки в виде голоав барана (Овна), означая его рот. Под иловым заполнением противолежащего бофра П найдены обломки черепа быка (Тельца, потеснённого после 2200 г. до н. э. Овном*. Проходящая через эти два бофра ось фиксировала, по-видимому, восходы и закати Солнца в равноденствие. Обращенные квосходам летнего и зимнего Солнца бофры Ш И V означали, очевидно, глазницы Овна, они были пусты [975, с. 81]. Ввісу насыщенностиданногокомплексадовольноопределённымидеталями.можнопопытзткж углубиться в его семантику. Сочетание влаги с символикой Тельца (прослеживаемое;

также в оформлении уступап. 8, в заполнении бофра и воронокпри п. 5 к. 1 у Староселья) соотносимы с родством др.-ИНД- uks 6ti ‘увлажнять’ и uks б ‘бык’, восходящих к и.- е. *uk^,^h^,°s-en- ’проливать’ [133, с. 566]. Такое родство поясняется этимологическим схождением и.-е. *u_ceis-e'i- ‘изливающий семя’ (др.-инд. vf_osa’6biK’) и и.-е. * u^es-r/ n,-(t^[^hl) ‘весна’ (др.-инд. vasant6-, вед. v6sxm, vasu) [133, с. 690; 294, с. 64]. При этом предпоследний термин означает ритуальный сосуд («вазу»), а последний—блага жизни, освобождаемые новогодней зарёй Ушас из потустороннего мира. Эта два значения вполне сопоставимы с символикой, местоположением и содержимым IV бофра; ко II же наиболее приемлемы все остальные.

Семантика рассмотренных бофров Великоалександровского кургана близка, очевидно, семантике входных ям катакомбных могил, нередкосодержащих бычьи кости, а порой и сосуды. Наряду с этим именно в катакомбное время максимально распространилисьобычные бофры — в виде полусферических углублений в дне камер, иногда входных ям. Особый случай представлен в позднекатакомбном п. 2 к. 3 у с. Балабан Тараклийского р-на МССР (на гребне холма над р- Ялпуг), где обнаружено «два восьмёркообразных углубления неизвестного назначения» [877, с. 19, 182, рис. 6:3]. Располагаясь по обеим сторонам от выхода камеры, справа от головы и ступней погребённого, они были направлены в сторону, противоположную его ориентации: с юга на север, от надира к зениту. Эта углубления можно рассматривать какизображения «ступней Вишну», обычно наносившихся охрой.

Наличие встроении катакомб выразительного дуализма— входной ямы и камеры

— породило, вероятно, последующую парность бофров. Такие пары представлены, например, в сабатиновском Новосельницком зольнике на Нижнем Днестре [821, с. 115—138], а особенно явственно — в Павловском могильнике на Среднем Дону [722, с. 86, 95, рис. 31, 36]. Сочетание в последнем случае большой и малой округлой ям с жертвоприношением и без вполне соответствует концепции «небесной бадьи» [294, с. 156—162], возносящей, в данном случае, дары небесам и принимающей на землю их ответные подаяния. Впрочем, парность бофров начала складываться по крайней мере с рубежа ранне- и позднеямного периодов: вспомним п. 5 к. 1 у Старосельяи культурно- хронологически примыкающие к нему п. 4 к. 4 и п. 8 к. I; в двух последних при этом обнаруживается переход семантики бофров в вокругмогил ьный уступ, его дуализм с могилой. Такчто исследованные А. Т. Синюком«павловскиежертвенники»отнюдьне представляют собой уникальный памятник эпохи бронзы Юго-Восточной Европы, и поиск их истоков не следует ограничивать кругом культур абашевско-срубно- андроновекого ареала.

Развитие семантики бофров срубного времени наиболее явственно прослежено в курганах между сёлами Большая и Малая Белозеркана Запорожчине (975, с. 74—76,91, 100, 115; 1038, рис. 36—40], которые уже подробно рассматривались в связи с формированием обряда кремации. Вспомним, что первый из этих бофров — в виде воронки на вершине крестообразной досыпки 5 к. 2, заполненной остатками трех костров, трижды заливавшихся илом, окружённой костями жертвенных коров и кострами поменьше, был сопряжён с захоронениями формирующейся культуры многоваликовойкерамики. Надне воронки досыпки 7 быпосовершеноперезахоронение кремированного покойника, а в рыхлом ее заполнении выявлены следы возжиганий и возлияний. Подобное погребение обнаружено и в центре воронки досыт^си 9 — последней в к. 2, представлявшей собой птицу со знаком потустороннего Солниа на

спине (квадрат из белых камней, в который был вписан жёлтый круг •— вылепленная из мокрого лёсса воронка). Последовавшее затем сооружение к. I началось с рытья 60 бофров в виде усечённых конусов; в 3 бофрах западной части скопления найдены обгоревшие кости козла, а в 9 других—по одной-две створки молодых речных раковин Основное раннесрубное захоронение располагалось восточнее общего выкида из бофров. Бофром можно считать его круглую могилу, сопровождавшуюся, к тому же. двумя несомненными бофрами, один из которых располагался ниже таза в могиле, з второй был вырыт выше головы на краю могилы; третий такой же бофр, но соследами огня находился под указанным вьжидом, в 8 м западнее могилы. После составления общего плана стало очевидно, что насыпь над основным п. 2 к. 1 и последующие её л осыпки имела антропоморфные очертания, а бофры и выкидиз них означали фаллос и семя, причём 3+9 бофров с костями козла и раковинами образовывали змеевиднлэс фигуру, а лежащие на одной прямой могилу и 3 малых бофра при ней можно считать символом мировой оси или древа жизни. Семантику совокупности всех этих бофров можно трактовать следующим образом. Трёхчле нное древо жизни (единство которого, т. е. взаимосвязь трёх миров, воплощено в могиле п. 2) поддерживается ‘Козлом’ Аджей и неким змием, связь которых с числами 3 и 9 соответствует уровням мироздания к сроку беременности, а вместе составляет количество месяцев в году (с выделением зимних?). Из множества потусторонних змей в данном случае наиболее вероятен образ Васуки, родственный знакомым нам уже потусторонним благам vasu. освобождаемым новогодней зарёй Ушас. Она же наделяет народ ваджей (ѵда)-’семенем\ присуща'! самшм жидкообразной “победной силой’ [294, с. 65—69, 159]. Очевидно, что вадж> воплошали 60 больших бофров. Здесь следует отметить, что в последней досыпке к. 2 наряду с вышеописанной воронкой была зафиксирована подпрямоугольная культовая яма; семантическое схождение этих двух видов углублений подтвердилось вытянутыми взаиморасположениями особых бофров в к. 1. Поэтому наличие в позднейшеы. сабатиновском к. 6 двух пар продолговатых ям (при отсутствии округлых бофров) вполне закономерно:оновытекаег извышеотмеченной логики развития семантики, тем более, что ямы к. 6 подчёркивали туловише змиевидной фигуры. Ее крестообразная голова символизировала, по-видимому. Солнце, серповидный хвост—Луну, а подчёркнутое означенными ямами туловише — Млечный Путь (представлявшийся, ввиду наличия ям, действительно некой жилкой субстанцией).

Заключая рассмотрение уникального по своей выразительности комплексаворонок и бофров Белозерских курганов, вспомним прежде всего их мифологическую подоплёк*. Досыпки 5 и 7 к. 2 были связаны с образом “Золотого (или Огненного) Зародыша (мироздания)’ Хираньягарбхой, досыпка 9—с образом возносимого (орлом Супарной» за небесными благами Гадхарвой (родственным греч. кентавру); восьмикратно повторённый в к. 1 образ отвечает 'Семени’— Вадже, который в данном случае символизировал ответ небес на миссию Гандхарвы; благоденствие осчастливленного Ваджей народа прервалось с пробуждением вселенского змия Шешы(к. 6), испепелившего всё (подлежащее обновлению) мироздание. Этот охвативший весь раннесрубный период мифологический цикл, как мы уже знаем, отвечает индоарийскому учению о «дне Брахмы» из 4 основных периодов, в течение которых возникает и исчезает- обновляется Вселенная. Вместе с тем, начиная с последней досыпки к. 2, в данном шпек начинают проступать мотивы греческой мифологии, связанные с образами Кроноса. і Зевса и Персефоны, и др., что можно объяснить сосуществованием здесь носителе* j

раннесрубной (арийской) и ингульской (протогреческой) культур. Во всех случаях вофры и воронки связывались с апофеозом мифологических образов, концентрировали в себе мощь-бытия Прослеживается преемственность семантики этих углублений срубного времени от семантики предыдущих времён.

Немаловажно отметить сходство развития бофров и воронок «много, а затем ср> оного времени, прослеженное на примерах Старосельских и белозерских курганов. В обоих случаях рассмотренные углубления в кульминационные периоды мифотворчества сливались с могилами (п.4 к. 4 и п. 8 к. 1 у Староселья, п. 13 и п. 4 к. 2, п. 2 к. 1 у Белозёрок), тогда как начала и концы интенсивного местного мифотворчества характеризуются раздельными сооружениями могил и ритуаль- вых углублений. Такое сходство можно объяснить лишь законами мифотворчества —оформлением им архетипа, всплывающего из подсознания лишь при высочайшем напряжении экстазно-шаманского культа. В Ригведе (особенно РВ. ѴІІ.88.3) представлен риши Васиштха, особенно близкий к такому вот культу:

Когда Варуна и я восходим на корабль И выводим его на середину океана.

Когда мы продвигаемся по гребням вод.

Мы качаемся на качелях.

Здесь «Васиштха, обращаясь к своему богу, Варуне, описывает, как он побывал в подземном дворце этого бога и прошёл у него инициацию» [294, с. 130]. Добавим к этому авторитетному замечанию Ф. Б. Я. Кёйпера, что риши из рода Васииітхи первыми «эту сверкающую Ушас, приносящую богатство и подарки, воспевают» [РВ YI1.76.7; ѴІІ.80.11, ичтойхимясозвучно v6su, освобождаемым Ушас из потустороннего мираМ соотносимым с рассматриваемыми углублениями со следами возлияний и г- п. Можно также вполне согласиться с предположением, что фигура Варуны — бот изначальных вод и рождающегося их них мироздания — «моста психологически функционировать для здепга как средство, чтобы войти в контакт с более ранними пластами своей личности и снова пережить собственное пренатальное состояние». Наиболее ранняя стадия этого ‘предшествующего рождению’ и даже эмбриону состояния связана, вероятно, с «воспоминаниями» о яйцеклетке, а не о сперматозоиде, т. е. с океаническими, а не змеевидными образами [294, с. 129]. Такая версия неплохо согласуется с типологическим рядом всё более отходящих от женской символики и удлиняющихся сооружений п. 3—п.. 8 к. I у Староселья, а формирование змеевидных образов и продолговатых культовых углублений в Белозерских курганах лишь в процессе спада мифотворчества хорошо эту версию подтверждает.

Таким образом, бофры и воронки — одно из свидетельств (наряду с кремацией и ар.) крайнего напряжения экстазно-шаманского культа; в глубочайших своих проявлениях они восходят к начальной стадии пренатальной памяти и являются воистину «вратами бессмертия» [975, с. 179—268] — ритуальным воплощением выхода через подсознание на предысторию человечества. Так что конструктивноритуальное соединение этих «врат» с могилами (п.4 к. 4, п. 8 к. 1 у Староселья, последующие могилы с бофрами и уступами, катакомбы) — вместилищами предназначавшихся к воскрешению покойников—вполне закономерно.

2. Культовые ямы и кенотафы

В предыдущем разделе мы обратили внимание на типологические, функциональные и семантические взаимосвязи бофров и воронокс культовыми ямами и могилами. Этс во многом облегчает анализ последних двух видов углублений: они могут быть рассмотрены как производные от двух первых, более ранних во всех отношениях — от своего родства с естественными углублениями до культового воплощения архетипа.

В начале главы я условился различать две вышеуказанные пары по конфигурации, прежде всего: первая круглая, а вторая подпрямоѵгольная. Теперь нам открылся глубинный смысл данного различия: округлые углубления ассоциировались с яйиом и вместили шем изначальных вод; вполне очевидно, что прямоугольные дуальны по отношению к ним, в них явственна идея преобразования природных начал. Последнее обстоятельство хорошо согласуется с тем, что культовые ямы и могилы (в том числе кенотафы) обычно содержат веши, останки или остатки жертвоприношений существ, а также следы перекрытий, в то время как для бофров и воронок характерны ліш<ь сложные (с использованием земли, жидкости и огня, т. е. основ мироздания * заполнения: немногочисленные исключения с той и с другой стороны подтверждают их взаимосвязи.

Эти взаимосвязи носили подчас очень сложный характер. Так. основное докуро- араксское п. 24 Великоалександровского кургана было совершено в бофроподобной«в виде усечённого конуса) могиле, в то время как сопровождавшее его (и трипольское п. 23), располагавшееся у выхода из кромлеха человеческое жертвоприношение — в Г- образной яме [966, рис. 2]. Объяснить нетипичноеть указанных форм, их культовую j противоположность в данном случае довольно несложно. Располагаясь в центре кромлеха с изображением зодиакальной сцены и будучи окружена камешками, могила символизировала круглое Солнце; два скопления костей п. 22 сопровождались двумя камешками — «зародышами воскрешаемых» жертв, и эта преобразовательская идея породила, по-видимому, угловатые очертания ямы.

Выше было обрашено внимание на преобладание в усатовских (позднетрипольских) курганах культовых ям над бофрами. Это тоже можно объяснить выраженность» здесьпреобразующегоначала,чтостанетявственнодалее, при рассмотрении конфигурации курганов Усатово. Здесь же впервые получили распространение кенотафы — могиди без погребённых. Исследователи усатовских могильников отмечают семантическое схождение в них культовых ям, кенотафов, антропоморфной пластики и детски* захоронений, делая отсюда статистически подкрепляемый вывод о том, что «в большинстве своём культовые ямы являлись символическими захоронениями дегей* [249. с. 37]. Подобная символика, на чём остановимся ниже, отмечена и в курганах ямней культуры Самаро-Орельского междуречья, обнаруживающих какпозднетрипольские влияния, так и некую связьсі—шщщііции ц'ни яертодгин ■ пипмі беременны! женщин в бофрах Павловского могильника на Среднем Дону. На широту ареаа влияний позднетртатольских (и куро-арахссхих?) культовых ям и кенотафовуказываю* некоторые памятники Нижнего Прикубанья, в которых А. К. Коровина отмечэе» «определённые этнографические признаки, с од ной стороны, схожие с погребальньм обрядом усатовской и кеми-обинской культуры, с другой—с древнимиэнеолиіическиш(

культурами Северного Кавказа и в первую очередь с майкопской» [365, с. 211]. Иллюстрацией перечисленных здесь контактов можно считать материалы обоих кромлехов Всликоалександровского кургана междуречьи Ингулыіа и Днепра, а также эсех трёх слоев расположенного в этом же районе Михайловского поселения. Основное святилище Михайловки—III — культовую яму с охрой и следами огня под каменной плитой и вымосткой—можносчитать одновременной кенотафом, гем более, что рядом находилось подлинное захоронение взрослого и ребёнка [419, с. 61].

Традиции культовых ям, подобных жертвоприношению 22 Великоалександровского кургана, прослеживаются и в ямиое время. В качестве примера можно сослаться на прямоугольную ямку при ранием старосельском п. 19 к. 1 у Перво- константйновки. неподалёку от Перекопа [948, с. 53—56]. Она тоже располагалась

> южной полы насыпи и кость сочеталась в ней с камешками. Но были и особенности: угольки и пару камешков перекрыли лопаткой быка — л всё это расположили «между ног» (или, более нейтрально, посередине основания) зніропоморфной досыпки, имитируюшей беременную женщину [956, рис. 2]. Совокупность всех этих признаков делает очевидным смысл культовой ямки: она должна была «порождать стада».

Наряду с древними складывались новые традиции, направлявшиеся в русло отмеченного выше схождения культовых ям с кенотафами. Можно полагать, что начавшись в позднем Триполье и др. раннеземледельческих культурах, такое схождение передалось кеми-обинской, а затем я мной культуре.

Древнейшим и вместе с тем наиболее выразительным примером кеми-обинского кенотафа является п. 28а к. Іус, СтарогороженоБаштановского района Николаевской области [926, с. 116— 118, рис. 1:11]. Пустой каменный яшикоказался синхронен п. 286, аналогичному по конструкции, но содержавшему захоронение. Здесь вногахпогребённого выявлено жертвоприношение в виде человеческого черепа. Пару из основного п. 286 и сопровождавшего его п. 28а можно рассматривать как раннее (бытовавшее затем, гкяючаяскифское время) отражение идеи «небесной бадьи»: первый яшик посвящался, вероятно, небесам (воплощением которых — согласно РВ Х.90.14 — служила голова жертвенного' Человека’-Пуруши), авторой предназначался для приёма небесных даров. С подобными парами, но в виде бофров, могил и уступов, и проч. — мы уже познакомились выше. Спецификой п. 28а и п. 286являетсяихтеснейшая связь с образом Валы [978, с. 90]. Можно полагать, что отсюда этот образ «сокровищницы, имеющей основанием скалу» и т- п. [РВ X. 108.7; 294, с. 156—158], распространился и на другие кеми-обинские гробницы, а отчасти и на могильные ямы. Во всяком случае вслед за я 28 к. 1 у Старогорожено можно поставить типологически взаимосвязанные п. 14 к. 11 —I к/г Аккермень и п. 3 к. 1 у Староселья, ше рядом с гробницей располагалась зоронкасжертвенным черепом. Не исключено, что «истлевший череп и часть трубчатой кости» при полном скелете из позднеямного с уступом п. 12 к. II—I происходят из разрушенного основного п. 14 [ 127, с. 116], которое, таким образом, можно рассматривать кж частичный кенотаф. Более надёжнотакое определение косновномукеми-обинскому д. 4 к. 1 у с. Вилино под Бахчисараем, где несмотря на сохранность перекрытия, «положение костяка проследить не удалось» ввиду его отсутствия [867; 546, с. 46—47]. Связь с Валой (а также с дольменами новосвободненского типа) подтверждается в ланном случае наличием прикрытого камнем отверстия-выхода в стене, в который был помещён обломок сосуда с охрой для росписи стен (символизировавшей заключённый в Вале огонь?). Другие известные мне случаи пустых кеми-обинских ящиков носят следы разрушений, причем поздних или же современных.

Кенотафы распространяются в ямной культуре Так, среди 1000 погребениг Северо-Западного Причерноморья Е. В. Яровой насчитал их 64, причем 9 из нгсх оказались основными вкѵрганах [1026, с. 75—76]. Последнее обстоятелъствопроявляета; и в других районах [392, с. 53; 331, с. 12—13]. В отношении кенотафов ямной к последующих культур существуют различкыеточки зрения. Некоторые исследователи, сохраняя приверженность представлениям археологов начала XIX в., продолжают считать их не сохранившимися или же разрушенными погребениями [348, с 122— 1 931, с. 94—97], другие называют кенотафами даже ямы явно культовых сооружении, не предназначавшихся для погребений [1007, с. 68—71], однако преобладает мнение, что это символические захоронения умерших на чужбине [1087, с. 73—77; 854. с. 86 “S? с. 64;927, с. 21], мифических предков или же подкурганных строительных жертв [ ?? - с. 26] Обратимся к фактам

В Нижнем Поднепровье первое распространение кенотафов связано £ миграционными движениями рубежа ранне- и позднеямного периодов. Прослеженные при этом в ряде слѵчаев остатки скелетов позволяют предположить выборку покойні ікс* соплеменниками с целью переноса их в места новых кочевий [955, с 13,19]. Вместсс тем появились и символические могилы — без останков. Так, в к. 6 у с. Софиевка пзі Каховкой первичная насыпь была возведена над старосельским (Х-образной формы* кенотафом 2 под каменным перекрытием; затем последовали две досыпки, перекрывшж по одному кенотафу и поаанеямному погребению [ 1038, рис. 51 ]. Будучи приурочены к ѵказанному узкохронологическому горизонту миграционных движений, кенотзфм могли посвящаться здесь оставшимся на чужбине предкам. Случай иного рсзі зафиксирован в к. 2 у с Холмское Арцизскогор-на Ояееской области. Здесь кенотэф 31 был впущен в первичную насыпь нал позднеямным п. 37 и перекрыт досыпксй крестообразных очертаний, причём «наиболее значительный северный выступ, возможна, придаёт ей антропоморфизированный вид». Затем последовала еерия досыпок •* течение длительного времени, а впускные погребения появились уже после того, кж эти досыпки прекратились». Перекрытый данными досыпками кенотаф 31 правильнее считать культовой ямой. Такое предположение подтверждается находкой в западней части рва пол досыпками 9 конских черепов [898, с. 60—67.71—73,80—81, рис. 6. S Будучи приурочены к закатам равноденствий (скорее весеннего — новогоднего). £-■ носили, вероятно, характер искупления (уходящему етарому году) и связывалась г присушим ариям представлением о 9 небесных сферах, проходимых воскрешающей душой [711, с. 157—158]. Кенотаф 31 вполне мог представляться изначальной обите тьи этой дѵши (мифического преяка в лоне божества, означенного солярно-антропомо** фной досыпкой, воспроизводившейся затем в канун нескольких Новых годов)

Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 185; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 76 77 78 79 808182 83 84 85 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!