ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 78 страница



Впоследствии, до конца позднекатакомбного периода, амфорки и др. сосуды в подобнойорнаментаішейраспространилисьвнизовьяхДнепра [303,рис. 119; 33, таоіц XIV: 11], Днестра [996, рис. 2:1,2,6] и Дона [ 1 СО, рис 14:7,20:8,43.9]. Можно проследив, ■юимопереходы разных вариантов «древа со змеями» в иные композиции. Из последках наиболее интересны спиральные и концентрические в сочетании с вертикалями.

Показательный типологический ряд можио выстроить из нескольких сосудов ІЬскнего Подонья: п. 4 к. I у хут. Большой Мишкин, п. D кургана Хохлач, п. 4 Круглого кургана, п. 6 к. ССѴу хут. Покровского [100, рис. 16.5, табл. 111:1, рис. 17:5.2]. Сочетание на первом из них опрокинутого древа с «каплями«“-спиралями Іпд вершиной и у корней, вписанных в валютообразный фаллос, вполне отвечает ронцепции «пренатального коррелята дерева*. Эту пиктограмму можно вывести из кавказско-мал оазийского региона и трактовать как «рождение великого божества* рі 7, с. 11, рис. 1 4J. В сосуде из п. D валюта расчленена на концентрические круги р узкие вертикальные овалы с продольной чертой посередине, что в сочетании с ■ишрихованнымн «в ёлочку» ромбами на шейке следует трактовать как знаки ^негативных женских органов. Следы такой же семантики обнаруживаются в фнаментаиии сосуда из п. 4. А орнаментика последнего сосуда—с концентрическими Кругами («грудями», суля по двум предыдущим композициям) на пояске, горизон- іальными «ёлочками» на шейке и у яна—вполне характерна для «северско-донецкого типа катакомбной керамики», происхождение и семантика которой остаются невыясненными. В данном случае такое выяснение обеспечено не только рассматриваемым типологическим рядом, но и наличием в нём (в п. 6) сосуда, орнаментированного в духе «пренатального коррелята дерева».

Подобный ряд можно выстроить и для сходной керамики из Нижнего Поднепровья. два сосуда из п. 4 к. 2 у Семёновки недалеко от Каменной Могилы (508, рис. 7:4—5], сосуд из п. 5 к. I—1 у с. Заплавка Магдалиновского р-на Днепропетровской области [336, рис. 2:7] и др. Орнаментацию первого из них можно рассматривать как упрощённый вариант орнаментаиии сосуда из п. 6 к. ССѴ

* Покровекого.7 концентрических кругов на пояске из продольных полое первого сосуда в совокупности с 5 подобными кругами второго сосуда обнаруживают связь с месяцами (соответственно, благоприятного и неблагоприятного полугодий) годового цикла. При этом семантика второго сосуда намного выразительней, поскольку круги перемежают «антропоморфные фигуры с явно подчёркнутым женским торсом», напоминающие петроглифы пл. 19 Каменной Могилы [508, с. Ill, 116]. Что касается этого указанного Б. Д. Михайловым аналога, то он типичен для экстазно-шаманского «пренатального коррелята дерева», что можно сказать и о рассматриваемом сосуде. В качестве «древа» выступают здесь женские фигуры, а в качестве «змей»—«груди» в виде 5 концентрических кругов с 6 обращёнными книзу -потоками» (молока?). Обшее количество названных элементов указывает на связь орнамента с аттическим 11 -месячным календарём. При этом отсутствие у антропоморфных фигурок голов (в связи с чем сосуд и был, вероятно, поставлен над теменем ориентированного на юго-юго-восток погребённого) можно трактовать в духе Дионисийского культа, а «груди» — как совмещающие и признаки (отчленённой) головы. То же можно сказать и о вышеуказанном сосуде п. 5 к. I—I —4, груди которого с выделенными сосками были попарно соединены Х-образными знаками. Последние надо понимать здесь как перевязи, но не следует упускать из виду вышерассмотренные амфорки из п. 8 к. 7 у Антоновки [915, рис. 17:1] и др., где подобное сочетание косых крестов означало обезглавленные антропоморфные фигурки. Дополнительные сведения к анализу сосуда из п. 5 мог бы предоставить помещённый рядом с ним, но, к сожалению, «распавшийся сосуяиз остеокерамическсв массы» (336, с. 18], связующей, как мы уже знаем, ритуальные соеуды и масш Дионисийского круга. К нему можно отнести теперь и специфические позднекз- такомбные сосуды «северско-донецкого типа». Обнаруживая приоритет женск<4| символики, они могли соотноситься с культом Персефоныматери Диониса и_щ любом случае, сохранили традицию Великой Богини-Матери трипольской и кур©-] араксской культур. І

Весьма распространённые в орнаментации поаанекатакомбной керамики крл'в и спирали почти исчезают с началом раннесрубного периода. Иное дело древа*£-ітв символы, которые не только сохраняются, но даже обретают наиболее реалистически^ трактовку и станоіятся (в большей мере, нежели зигзаги и треугольны^ показателем преемственности семантики орнаментов катакомбного и срубняч времени. Можно указать ряд аналогичных и притом довольно своеобразие сосудов, происходящих из рубежного горизонта катакомбной и срубной кульпрм Так, чаши с «древами жизни», увенчанными группами из 2—3 треугольников и іѵт, а затем «жемчужных* налепов, обнаружены в п. Ю к. 3 у хут. Весёлый и п 3 кур ** у Камышевахи [100, рис. 21:4; 101, рис. 9:6], а позже — в п. 10 к. 3—Іі у с. Губим те 1323, рис. 2:7]; реминисценции указанной композиции обнаруживаются затеіл сложной пиктограмме сосуда из п. 10 к. I у с. Малая Белозерка [592, рис. I Следует отмстить, что зигзаги и треугольники, которые в предшествующие пери ■ обычно перемежались с «древами» (т. е. с позвоночником «п ренат ап ьного корре лгя дерева» экстазно-шаманских представлений) выносятся теперь к вершинам эта «древ» [101, рис. 1:19, 3:7, 4:2; 935, рис. 1:12]. Отсюда можно предположить. доминантой экстазных ощущений и вызываемого ими архетипа становится тегг*» не спинной мозг, а головной, т. е., что шаманизм становится менее глубокими рациональным; при этом чрезвычайное распространение в раннесрубный го весьма запутанных пиктограмм отразило, вероятно, попытки сохранен* традиционных, но угасающих теперь ошушений. Одним из подтвержден^ выдвинутого предположения является соеудик с вертикальными, увенчанном точками «ёлочками», который был поставлен на место отрубленной (в бою) го.иш в коллективном захоронении абашевского кургана д. Пепкиновозлег. Крзьмоде»* янска Марийской АССР [855, с. 11]

Рассмотрев обшую перспективу развития пиктограмм катакомбного і срубного времени, необходимо вернуться к вышеупомянутым раннекатаком&«мі пиктограммам на сосудах из окрестностей Каменной Могилы. Они чрезвычайи важны, ибо относятся к ключевым археологическим источникам Юго-ВосточМ Европы, способным углубить её историю со скифо-киммерийских до арийсиш времён

Пиктограмма на сосуде из п. 5 к. 4—L к/г Аккермень [127,"с. 105—107 ►'в 71.10] не ограничивается «трёхчленным геральдическим изображением в вертикальной линии (древо) и двух зооморфных символов» [506, с. 253]- -*■ изображение (2) входит в число четырёх вертикальных символов: «лесенки» < II перемежающихся вертикальных и горизонтальных линий «второй лесенки» «расчленённой решётки» (3), а также зигзагов, образующих «ёлочки» ветвями и вниз (4). Два последних знака прерывают 6,5-частный двойной зигзаг, гл;'-иМ

участок которого (с углом внутри) расположен между знаками I и 2. Под этим зигзагом по обеим сторонам 1 расположены два разных ромба, третий соседствует со знаком 4. Дважды повторенное таким образом число 7 (знаки и ромбы + зигзаг, склоняющийся уже к числу 6) связано, очевидно, с почитанием благоприятного полугодия солнечно-зодиакального календаря около 2200 г. до н. э. (9і5. с. 159].

Следующий этап расшифровки данной пиктограммы—конкретизация значений символов. На данном этапе надо исходить из генетической преемственности ранней катакомбной культуры Нижнего Поднепровья от старосельского типа, восходящего к закавказской алазано-беденской культуре, обладавшей достаточно выраженными связями с цивилизациями Ближнего Востока [956; 969].

«Лесенка» (1) с W-образным участком зигзага над ней и ромбами посторонам представляет собой одну из разновидностей символа верховного божества, распространённого на Древнем Востоке и в Кавказском ареале [917, с. 7, II]. Наиболее известная разновидность этого символа — двойная «очкообразная» спираль, которая в куро-араксской культуре нередко уподоблялась двум меандрам иди ромбам, а стержень между ними—лесенке, древу или «горё»-треугольнику [411, рис. 24; 530, рис. 19—20]. В Юго-Восточной Европе сочетание «лесенки» и W- образного знака над ней, соседствующих с древом, ромбами и зигзагами, появляется

* в окрестностях Мариупольского могильника) ешё в ямное время [764, табл. 1.5:31]. Что же касается знаков 2—4, то они хоть и менее специфичны, однако в сочетании с (1) соответствия им следует искать тоже в кавказско-ближневосточном ареале. Изображение (2) встречается среди петроглифов рубежа III—II тыс. до н. э. мегалитической гробницы к. 3 у Триалети [206, рис- 17:1]. Поскольку один коней оси этого знака сопряжён там с «решёткой» (символом возделанного поля), то можно считать его изображением одной из разновидностей джвара: шестом с привязанными к нему углом платками, которые означали и «древо жизни», и присутствие верховного божества [60, с. 62—63], что согласуется с семантикой знака (1). Божеств, которым полагались шесты-джвары, у грузин три: ночной (Телец?) “Порядка Учредитель’ Мориге Гмерти, дневное ‘Солнце Дева’ Мзекали и 'Животворящее’ божество очага и проч. земного огня Квириа, символом которого является лепёшка, выпеченная в золе очага [60, с. 2,11]- Изображениями лепешек можно считать ромбы, которым действительно иногда уподоблялись лепёшки [60, табл. XXIV :5] и которые считались у шумеров символом Солнца [186, рис. 47]. Тогда Квириа — •лесенка» (I) между двумя меньшими ромбами. Поскольку лепёшки подбрасывались в честь Мзекали [60, с. 12], то её символом можно считать треугольник, примыкаюший к большом ромбу. Другим знаком богини можно считать (2) — вышерассмотренное изображение джвара, а также ромбы свертикальной чертой, близкие шумерской идеограмме «женщина» [186, рис. 47]. При этом собственно женщину мог символизировать двойной ромб, а одинарный — девицу; такой дуализм образа солнечной богини (Мзе-кали или т. п., в любом случае близкой арийской Сурье из РВ Х.85) мог связываться, соответственно, с осенним и весенним равноденствиями. А Мориге Гмерти могли символизировать (3) и (4) — знаки восхождения к небесам и нисхождения в потусторонний мир.

Соответствия данной или подобной триаде божеств, а отчасти и знакам на сосуде из п. 5 к. 4—і обнаруживаются на некоторых кавказских дольменах второй половины III тыс. ло н. э. [476. рис. 9:2. 114:4]. Истоки триады уходят, очевидно. на Ближний Восток: во всяком случае, она сопоставима с изображениями нз некоторых месопотамских печатях. Особенно близка центральная часть одной из печатей примерно 2200 г. до н. э. [1045, с. 87] где по одну сторону горы Маш> изображён восходящий на неё Эа с потоками из плечей, ло другую сторону Иштзр (супруга Эа, следуя одной из шумерских версий об Инанне и Энки) с древом у ног. а между этими божествами — выходящий из-под земли двуликий бог солнца Шамаш с отсечённой человеческой головой в левой руке. Последняя деталь сопоставима, с одной стороны, с жертвоприношением в период летнего солнцестояния Иштар- Инанной (Наной грузин) своего возлюбленного Думузи, ас другой—с помещением рассматриваемого сосуда между отчленённым черепом ребёнка и смешённым черепом взрослого 1127. с. 107. рис. 83:2]. Соответствия знакам 1—4 можно отыскать и в изображении центрального персонажа, окружённого антропоморфными существами с головами и хвостами волков, представленного нп знаменитом кубке из Триалети. В. В. Барда вел ид зе соотносит его с апофеозом Мориге Гмерти во время общинного празднества (пива) гвтисшвилни [60, с. 95—IОI]. Этот кубок, правда, на несколько столетий моложе рассматриваемого, но их могло связывать отношение, к some и ‘пиву’-sakode.     j

Соответствия обнаруживаются и среди петроглифов Каменной Могил ы. особенно среди ромбов и образованных из них композиций. Так. на пл. 13 представлен ромб с тремя точками (зародышем-личиной?) и 3-частный ромб с 4 перечёркнутыми ромбиками по углам, между которыми — подобие лесенки [6"S- табл. XI]. На пл. 17 [678, табл. XII] ромб, сочетающий признаки 1 и 3 фиглр- изображён между «решётками» в виде прямоугольника и 5 ромбов. А крестообразную фигуру из двух ромбов и 6 треугольников, покрытых «решёткой» и «лесенками» [6 “S. рис. 35], которую В. Н. Даниленко [ 191, с. 62] сопоставил с астральным драконом- лабрисом, можно считать модификацией знака L и прилегающих к нему ромбов сосуда п. 5.

Предполагаемые таким образом трансформации шумерскогосолниа-ромба. л*; ешё в сочетании с образом “Владыки Земли’ Энки на территории арийских племёя XXII в. до н. э. чрезвычайно важны для понимания арийской Дити и ее антипод» Адити. Первое имя полностью соответствует транскрипции шумерской идеограмм»* солнечного божества, которая долго сохранялась на Кавказе для обозначение различных солнечных божеств индоевропейского происхождения. Схождение шумерского Dili с изображением на сосуде из п. 5 и на плитах близрасположенной Каменной Могилы усугубляется сочетанием его в кавказских аналогах с «древо* жизни», крыльями и др. Арийская 'Ограниченность’ — Дити выступает матерые одной из групп асур (см. выше о «драконе* на пл. 17); родоначальницей же другой их группы считается ’Безграничное’—Адити. сыновья-асуры которой (в частности- Митра, Варуна. Бхага. Дакша, тесно связанные и с Дити [796]) выступают, однако, преимущественно дэвамм, противниками асур. В качестве дэвов эти потомки АліпЯ

— ’Земли’ (воспринявшей такое значение от более древней Притхиви) выступаю! солнечными божествами, хотя Варуна и Дакша сохраняют существеннее реминисценции асур [789]. Не изображено ли на сосуде из п. 5 порождение Дитя

— Адити (I—II и II—III ромбы) 6—7 Адитьев (количество углов зигзага)? Вряд лм- поскольку формирование данной мифологемы прослеживается в Be л и коалексан- лровском кургане и к. I у с. Староселье, а также в к. 11-1 к/г Акхермень ешё в раннеямный период [960, с. ДО, рис. 2; 966, рис. 3:3—6]. Впрочем, в рассматриваемой пиктограмме могло отразиться дальнейшее развитие этой мифологемы, обусловленное, возможно, проникновением иноэтнического имени Дити, оказавшегося случайно созвучным привычной для ариев Адити. В таком случае вероятно нто, что месопотамский изобразительный канон, уже преломившийся в иконографии и мифологии кавказских племён, получил в окрестноетях Каменной Могилы иное значение. «Лесенкой* (знак 1) между ромбами Дити-Адити могли обозначить Дакшу

1 их оша, но также сына второй), большим ромбом—Адити, треугольником — Митру, а знаками 3—4 — Варуну (как хозяина поднимающей и изливаю шей «небесной бадьи»).

Подытоживая анализ пиктограммы на сосуде из п. 5 к. 4—1 к/г Аккермень. следует подчеркнуть обнаруженное здесь схождение шумероаккадских, картвельских, арийских образов: Энки-Эа, Мориге Гмерти, Варуны (3—4 знаки), небесной

1 Інанны-Иштар, Мзе-кали, Митры (треугольникмежду 2 знаком и 1 ромбом), Уту- Шамаша, Квириа, Дакши (1 знак с I—II ромбами по сторонам), потусторонней Ннанны-Иштар, Наны, Адити (III ромб). Это схождение подтверждается, с одной стороны, семантикой обряда п. 5 (расположением сосуда у отчленённых голов покойников), а с яругой — лепёшкой Квириа и жертвенными головами Дакши и Шамаша.

Предложенную дешифровку семантики пиктограммы на сосуде из раннекатакомбного п. 5 к. 4—1 к/г Аккермень нельзя считать надёжной; её значение —в обнаружении связей между мифотворчеством шумеро-аккадского, картвельского к арийского этносов. Эти связи с несомненной ясностью отразились в родственных пиктограммах сосудов из п. Ц к. 2 у Вознесенки и п. 8 к. 4 у Васильевки, однокультурных вышеуказанному.

Сосуд изп. 11 найден и отчасти интерпретирован Б- Д. Михайловым, который обратил внимание на календарные основы орнамента и его «сложную символику с растительными, зооморфными и антропоморфными элементами», в которых он ѵсмотрел «изображение древа в окружении двух змей и антропоморфного существа», ѵ казав на подобные петроглифы пл. 22 близлежащей Каменной Могилы [503, с. 153—156]. В действительности же такого изображения нет [503, рис. 5—6]: в первой, основной части пиктограммы представлен змееподобный зигзаг в окружении двух различных антропоморфных персонажей и стоящих за ними деревьев; у основания фигур (т. е. вдоль дна с внешней и внутренней его стороны) — «ёлочка» нал их головами (на шейке сосуда) — поясок с опушенными книзу «лучами». Эта часть композиции полностью отвечает шумеро-аккадскому канону изображений центрального эпизода «Поэмы оГнльгамеше» — сражения герояТГего друга-слѵги Энкиду со стражем священной роши Хувавой (49, табл. XXIII: а; 1040,970 и др.]. При этом, в обоих случаях быкоподобный Энкиду помешен справа от Хувавы, который в Месопотамии изображался то быком, то львом, то змием (как и на сосудах из п. Пип. 8). Между тем, в поэме и в эпосе Хувава скорее дух, нежели существо; он уподобляется молнии, солнечным лучам и сучьям охраняемых им деревьев. Именно фольклорно-литературной версии больше всего и отвечает изображённый на сосуде Хувава. Обыграны 7 его «шейных одеяний» или «лучистых сияний»: в изображении это 7 трёхчастных отрезков зигзага, следующих за двухчастным отрезком — «головой*. «Ёлочка» внизу сосуда отвечает групповым демонам Ануннакзм. проживающим у корней священной рощи; а «лучи* в сочетании с круговым пояском

— ’Солниу’-(аккадскому Шамашу), покровительствовавшему героям. О глубоком знании изготовителями сосуда эпическо-литературной основы изображения свидетельствует и коренное отличие обеих пиктограмм от сотен её месопотамских аналогов: там никогда не изображался исход битвы на Горе Бессмертного (Хувавы >. а только её начало; вторая же часть орнаментации обоих сосудов посвящена как раз результату сражения. Во второй части орнаментации сосуда из п. II незначительные изменения по сравнению с первой претерпели изображения одного из деревьев si Гильгамеш — попирающий опрокинутого вниз головой и к тому же сломанно- распластанного Хуваву; другое дерево представлено как бы обрубленным, а размещённый рядом Энкиду — расчленённым. Подобным образом представлен исход сражения и в «Поэме о Гильгамеше» [975, с. 198—202].

Завершая рассмотрение сосуда из п. 11, следует остановиться на его календарньн особенностях. Общее количество образующих фигуры отрезков— 366, что соответствует количеству суток в году. Разница количества чёрточек, которыми изображён Хувава перед и после боя ■ 12, по числу месяцев в году. Этим ж количеством чёрточек изображён погибший Энкиду. Согласно «Поэме*, он был наказан богами за убийство Хувавы и, поражённый недугом, 12 дней умирал..% продолжительность года обыграна в соответствующем эпизоде повторением 7 (амулетов, дией и др.) и количеством участников похода: Гильгамеш, Энкиду и 5в воинов. 7 (суток недели) х 52 (недели года) — 364 (суток года).

В. К. Афанасьева, проанализировав соотношение изобразительной и литературной традиций центрального эпизода эпоса о Гильгамаше, пришла к вывода* о значительном предшествовании первой и о том, что обе они отразили древгай обряд- Его суть — обретение бессмертия через порубку «вечного*, произведённого ‘Солнцем’ — Уту кедра, воплощения «древа жизни»; при этом подвиг герои (Гильгамеша, в данном случае) должен искупиться жертвой (Энкиду). Этот обрв относится к кругу инициаций, во время которых «инсценируются странствия ■ временное нисхождение в подземный мир божественногопреяка», который обретает там некие сакральные сведения и проч. [49, с. 94—107]. Инициации подвергались,, как правило, мальчики; она включала несколько этапов и могла продолжаться ш

25— 30лет. В таком возрасте и умер мужчина п. 11, погребённый в последней, треть*® камере П-образной катакомбы. Две предыдущие камеры могли означать пройдеипа этапы инициации, а сосуд ' сакральную сущность высшего посвящения. На указывает установка его вверх дном, что исключает утилитарную трактовки- Погребённый в камере, лаз в которую запечатан был илом, отождествлялся, скорее всего, с Гильгамешем, опустившимся на дно океана-колодца в поисках три* бессмертия; при этом не исключено наделение его и элементами семантюш жертвенного Энкиду, приносящего голову (сосуд) Хувавы богам. !


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 185; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!