ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 79 страница
Второй сосуд с подобной пиктограммой найден, как указано выше, ■ однокультурном, но несколько более позднем п. 8 к. 4 возле Васильевки на 6cpajj Сиваша [972; 975, с. 198—202]. Он тоже был поставлен вверх дном, а наличие ща взрослом (неопределённого пела и возраста) погребенном костей младенца позвоаш^
«сматривать в них воплощения Гильгамеша и Энкиду. Это, конечно, довольно отдаленное сопоставление- Следыутрачиванияизначальногосюжета обнаруживаются к в композиции пиктограммы рис 34:4. Изобразительный канон здесь нарушен, Хувава не окружен героями, а изображён сбоку; рога и хвост быкоподобного (на месопотамских прототипах и сосуде из п. 11) Энкиду упрятаны внутрь его головы в ног. Вместе с тем, здесь, как и на предыдущем сосуде, пиктограмма образована 9 фигурками, и вторая её часть повествует о судьбе персонажей после сражения. Числа 7 (+ 7) и 12 (+12) обыгрываются в количестве чёрточек, которыми изображены Хувава и деревья; на знание эпической основы сюжета указывает новая
— по сравнению с пиктограммой из п. 11, но особенно выделенная в «Поэме о Гильгамеше»—трактовка образов героев после схватки: они соединены, и Энкиду •оплакиваемый? Гильгамешем) представлен вниз головой.
Завершая рассмотрение трех раннекатакомбных сосудов с редкостными для этого периода пиктограммами, можно сделать следующие выводы:
Вопреки мнению В. К. Афанасьевой (основанному на композиции аккааских печатей, связанных с эпосом о Гильгамеше») о том, что «в аккадский период эпопея еше не сложилась в том виде, в каком она дошла до нас, и не была ешё записана» [49. с. ISO], изображения на сосудах из п. 11 и п. 8 заставляют принять вывод И. М. Дьяконова, что «Поэма о Гильгамеше» была кодифицирована уже при Нарамсиие 12236—2200 тт. до н. э. по Э. Бикерману) или сразу после этого, одного из первых правителей Шумеро-Аккадского царства [1015, с. 113—116]. Приемлемой для рассмотренных сосудов представляется наиболее ранняя из указанных И. М. Дьяконовым дат кодификации «Поэмы», поскольку и путьеё центрального эпизода в Нижнее Поднепровье, и образование катакомбной культуры можно связать с северными походами Нарамсина [956, с. 112—115; 969, с. 260] — сначала в страну Хѵвавы («до Кедровых лесов и Серебряных гор» Ливана и Тавра), а затем и к предгорьям Армянского Тавра [2, с. 68; 82, с. 181]. Последний поход, предпринятый против коалишш древнейших хеттов, хурритов и др. «народов Севера», ознакомил их, по-видимому, с некоторыми культурными новшествами цивилизаций Месопотамии; в то же время Гильгамеш стал известен и на Кавказе, где его имя почитают доныне, связывая (кстати, как и в п. 8 к. 4 у Васильевки) с детьми [371, с. 140]. К тому же известно, что представленная на рассмотренных сосудах сцена особо почиталась хурритами [42, с. 176; 457, с. 143—144], союз которых с ариями Приазовья привёл к образованию в 1750—1650 гг. до н. э. на севере Месопотамии государства Митанни [219, с. 71—72; 827, с. 16—17]. Материалы п. Пип. 8 вносят новую аргументацию в разборку этой гипотезы, выдвинутой О. Н. Трубачёвым.
|
|
|
|
|
|
Очевидно, что на этой же волне шумеро-вавилонской экспансии, связанного с ней миграционного движения и формирования ранней катакомбной культуры возникла и пиктограмма вышерассмотренного сосуда из п. 5 к. 4—1 к/г Аккермень. Особо следует выделить то обстоятельство, что указанная волна обусловила ощутимый контакт индоевропейских, картвельских и семитских этносов и языков, причём пиктограммы из п. 11 и п. 8 вносят несомненные факты в существующие на сей счёт гипотезы [707, с. 216—217, 242—260].
Довольно высокая степень определённости персонажей и сюжетов раннекатакомбных пиктограмм предоставляет редкую возможность констатации семантики составляющих их элементов, которые в иных орнаментах предстают более-менее обособленными символами.
Начнём с изображений Гильгамеша на сосуде из п. И. Они существенно отличаются от реалистических фигурок на месопотамских печатях, неблизки более поздней крито-микенской идеограмме «мужчина» [186, рис. 47, 75]: тоже X- образны, хотя голова передана не кружком (как затем в вышерассмотренных пиктограммах ингульской культуры), а треугольником (как было в росписи кеми- обинских гробниц). Шумерским идеограммам «мужчина*, а также «идти» (вместе, наверное. «спутник») более отвечает изображение Энкиду. Однако на сосуде из п. 8 иконография героев иная: их головы и туловища переданы ромбами. Из такого различия можно заключить, что значения символов (треугольников, ромбов и т.л- • были довольно подвижны, что диапазоны этих значений перетекали друг в дрѵга. Но данное заключение правомерно лишь для сложных, полуфунккиональкых персонажей и явлений, так как деревья и их хранитель Хувава на обоих сосудах изображены сходными знаками.
|
|
|
Поскольку вышеуказанный шумеро-аккадский импульс оставил в культурах Кавказа доныне не стёршийся след, то не обнаруживается ли он хотя бы я последовавшие (за раннекатакомбным) периоды бронзового века Юго-Восточной Европы? Определённых данных нет, но косвенные имеются. К таковым можно отиести орнаментацию некоторых амфорок ингульской культуры древами, змеями, целыми и расчленёнными или опрокинутыми треугольниками [909, рис. 2:3; 931. рис. 12:1 ], напоминающую изображение центрального эпизода «Поэмы о Гильгамеше» на сосудах из п. 11 к. 2 Вознесенки и п. 8 к. 4 у Васильевки. Показательно, чю в п. 6 к. 2 у Соколовки тоже, как и в п. 11, была подчёркнута связь погребённого с потусторонними водами (см. выше). К этой же культуре относятся горшки, «лесенки о на которых сочетаются с треугольниками и ромбами [74, рис. 20:1; 996. рис. 2:6). что соответствует знаку I и др. сосуда из п. 5 к. 4—1 к/г Аккермень. Пр* этом п. 2 к. 12 у с. Филатовка (Северный Крым) тоже содержало расчленённого покойника: мастера-стрелодела, в глазницах которого обнаружены следы «маски Связь сосуда с «вознесением» покойника была подчёркнута помещением его не возле головы, как в п. 5, а в её направлении под насыпью. Сочетание валютообразного знака «верховного божества» с ромбом, зигзагом и «лесенкой» встречается и * пиктограммах срубного времени [592, рис. 1:3]; встречаются также сочетания змея с целыми и усечёнными деревьями; с антропоморфными фигурами и знаками некого действа [592, рис. 1:2]. Не исключено, что иконография именно рассматриваемого сюжета была использована в пиктограмме сосуда изп. 6 к. 2—V у с. Прядовка на Днепропетровщине—где представлены опрокинутые (потусторонние) деревья, птичьи следы, змий, двойной овал (яйцо?), хоровод (?) и сложная фигура, составление» из элементов трёх предыдущих [324, рис. 12:4].
|
|
|
В раннесрубный период пиктограммы получили максимальное распространение. Частьизних рассмотрена выше исбнаруживаетследызнакомствас «майскими* календарями аттического типа, дионисийскими культами, Г ераномахией, «Поэмой
о Гильгамеше», концепцией Кундалини. Причём, необходимо подчеркнуть, что всё это обнаруживается лишь с позиций анализа материалов предшествующих периодов, когда в пиктограммах ещё господствовала идея мандалы. Коренное отличие
пиктограмм раннесрубного периода—моментальное разрушение манд ал. Оно было обусловлено, очевидно, стремлением запечатлеть уже не только сюжетный, но и событийный уровень цикличного бытия. С уровня разрушения мандол начинается оформление письменности, следы которой в святилищах Каменной Могилы Б. Д. Михайлов обнаруживает с ямного времени [512, с. 34], но которая была изобретена жрецами Аратты еше в дотрипольские времена [297, с. 31— 34]. Зарождение письменности в раннесрубный период прослеживается А. А. Формозовым, В. В. Отрощенко идр. [592; 757; 849]. Н. 3. Суслопаровым [756, с. 139—145] даже выдвинута версия обьповании у племён срубной культуры алфавитного письма, появление которого исследователь обнаруживает ешё втрипольской культуре (используя для сравнения с её знаками «буквы фалийского, этрусского и старогреческого алфавитов*-). Основываясь на таком методе, он предлагает (неубедительную, на мой взгляд, даже на уровне определения знаков) расшифровку надписи (?) на баночном сосуде из с. Попасного Днепропетровской области [756, с. 142—144]. Кпредположениюотом, что «отдельным представителям срубных племён были известны некоторые элементы крито-микенской письменности», пришла С. С. Березанская [66, с. 177]. Её версия
0 возникновении в срубной культуре пиктограмм вследствие знакомства «с идеей письменности, известной в то время на Крите и в Малой Азии», близка к моим выводам о преобладании в соответствующих пиктограммах аналотий с греческой мифологией. Однако эти мифологические сюжеты, как мы убедились, обнаруживают местную, восточноевропейскую основу, уходящую во времена действительно связанных с Восточным Средиземноморьем трипольской и куро-араксской культур. В те же времена началось, очевидно, знакомство населения Юго-Восточной Европы с письменностью [707, с. 44, 80—83], отдельные знаки которой (те же «решётки», зигзаги и треугольники) вполне могли использоваться в орнаментике [1032, рис. 23:2]. Но, судя по основанным налитературно-эпическом материале пиктограммам раннекатакомбного периода, письменные знаки отнюдь не стимулировали распространение пиктоірамм.
Можно принять предположение С. С. Березанской, что «предметы с начертанными на них таинственными знаками представлялись обладаю шими особой магической силой», хотя мы, к сожалению, незнаем ассортимента таких предметов
1 к которым наверняка относились и археологически не сохранившиеся); к тому же сила магии могла не ограничиваться предметом, а то и вовсе не предназначаться ему. Подобной точки зрения, ссылаясь на В. Н. Топорова, придерживается и Б. Д. Михайлов, указывая при этом на сходство письмен Каменной Могилы начала іі—I тыс. до н. э. «с письмом из Библа, о. Крита и Финикии» [512, с. 34], — хотя, по авторитетному заключению А. Г. Кифишина, эти письмена являются аратто- протошумерскими и относятся к IV тыс. до н.э.
Из грузинской энтографии известно, что знаки и пиктограммы подобные срубным, а также многим петроглифам Каменной Могилы» наносились в определённые дни, приуроченные преимущественно к периоду зимнего солнцестояния и кануна весны, т. е. направленные к преодолению небытия [60, с. 121—176]. Считалось, что в такие дни в домах гостили души предков, и рисунки должны были развлекать их и быть полезными им, а также живым: изображения переносились предками в потусторонний мир, а оттуда обеспечивали размножение и жизнеспособность своим прототипам на белом свете. В этом плане показательны выделенные В. В Отрошенко знаки, довольно реалистично изображающие серпы [592, с 178]. Примечательцо, что магические рисунки исполнялись обычно старухами, а за неимением в доме таковых — стариком Махвиши. Не исключено, что это наименование родственно арийскому Махише — буйвологоловому предводителю асур [1020, с. 182] Изображения наносились не только на стены, хлебцы и различную утварь, но также на руки и лица; после «ухода предков» совершался обряд марания сажей — во имя будущего урожая. В этом обряде можно предположить идею жертвенного самосожжения и связать его с распространением всрубное времк итрупосожжений, и пиктограмм. В качестве кавказских аналогий последним можж указать плавные зигзаги или ряды дуг [ср.60, рис. 15:4. 16:!, 19 1. 23Т, 2, 5 и 592. рис. 3'7,4:4,6:4,8 1,9:2; 324, рис. 12Т, 3], означавшие рогатый скот и его загородки ограниченные прямоугольником или др точки [60, рис. 20‘ 1—2 и 592, рис 6‘ 1; 324. рис 12:3, 13:1] — ларь с мукой, а также изобилие; черта с поперечными штрихами [60, рис. 21:5, 9 и 592, рис. 7 2—3; 324, рис. 12 4] — хоровод; крест и рогатка 160. с.- 170 —175 и 592, рис. 3:5—6, 5:2, 7, 7:1—3, 8Т—2] — джвар, символизировавший “Владыку неба” и связанный с обозначением звёзд. Небрежность исполнения многих пиктограмм срубного времени могла вызываться — как и на Кавказе — не только экстазом (который отнюдь не мешал, например, тщательному наведеник орнаментов на чашах ингульской кулыуры), но и особыми условиями их нанесения. Дело в том, что магические рисунки были лишь частью ритуала, включавшего также действия и слова. Действие могло принимать характер испытания (огнем. задержхой дыхания) и сопровождаться заклинанием, за время которого (или преодоления испытания) надо было успеть изобразить определённый сюжет и т. п [60, с. 205-206].
Приведённые этнографические параллели показывают связь пиктограмм с посредничеством между мирами, бытием и небытием, действительным и желаемым. которое более всего, пожалуй, стимулировало подсознание Можно полагать, что именно последнее противоречие, отразившееся также в распространении молитвенной (адорированной) позы погребённых, жертвоприношений, трупосожженин- «вознесений» и проч., наиболее развилось в срубное время и вызвало максимальное распространение наиболее выраженных и «небрежно»-экстазных пиктограмм.
Подытожим основные выводы It части.
Рассмотрение посуды при захоронениях — наиболее распространённый, трудный и ответственный вид археологических исследований. В данной работе он позволил прийти к таким основным выводам:
Употребление посуды в могильниках и курганах Юго-Восточной Европы на протяжении энеолита—бронзы прошло ряд этапов. С возникновением курганного обряда и до начала позднеямного периода она использовалась преимущественно* надмогильных тризнах. Исключение составляли позднетрипольская (усатовская і в тесно контакгаровавшиес ней культуры, погребения которых изобилуют керамикой. Впоследствии к подобному, хотя и менее выраженному обычаю пришли носителе других, ужесугубо сгепныхкулыур. Факты указывают, чтопричины распространения посуды при погребенных были различны. У поздних «ямников» она предназначалась, в основном, для жертвенной пищи Пушану, проводнику-воскресителю пот>-
стороннего мира; у ранних «катакомбни ков» — для того же и для напитка типа Сомы: % поздних — в качестве магических приборов и ал я нужд вышеперечисленных; у «срубников* на протяжении раннего — позднего периодов наблюдается смена приоритетов от третьего ко второму предназначению. Наиболее же обшей причиной рас п ростр л нения посуды в могилах стало нарастание представлений об активной роли покойников как в потусторонних преобразованиях (годового никла и космогонии), так и в судьбах своих соплеменников (в их хозяйственной, отчасти и общественной деятельности). В отличие от раннесрубных идей воскресения, гэедставления позднесрубного периода приобретали всё большую динамику и протяжённость, что следует объяснять усложнением жизнедеятельности, развитием хозяйства и календарей, и смешением акііента с возвращения умерших к земной жизни на их загробное существование (что становится характерным лишь в раннеклассовой идеологии). В связи с последним обстоятельством посуда постепенно утрачивала статус инструмента воскрешения и наполнялась статусом вещи лічного пользования (вместилища загробных пиши, питья и жизненных сил).
Вышеуказанные обстоятельства обнаруживаются при совокупном анализе местоположения, материалов и форм, орнаментики и сочетания сосудов с другими изделиями (в частности, ингульских чаш с распространёнными в этой же культуре погребальными масками); существенную роль в таком анализе играет слежение за развитием перечисленных признаков внутри культур, при их контактах и сменах.
Наиболее важные выводы получены при изучении орнаментики, которая «зляется связующим (и потому особенно информативным в условиях практического отсутствия письменности) звеном между вещественными и письменными источниками. Главным методическим условием успешной интерпретации орнаментов івіяется вскрытие их календарных основ с последующим следованием их логике; другое существенное условие — вскрытие смысла орнаментальных манда л. Таким эоразом обнаружены мифологические образы Праяйца и «Небесной бадьи», вселенских катастроф и Дионнса; среди пиктограмм выявлены отражения «Поэмы с Гильгамеше» и др. шумеро-аккадских влияний» а также экстазно-шаманский архетип «коррелята пренатального дерева».
Вскрытие мифологии орнаментики и проч. посуды вносит существенный вклад в этнические определения носителей археологических культур и их взаимосвязей. Теперь можно уже утверждать, что формирование индоиранской общности носило характер ие только выделения её из более древней и обширной инаоевропейской общности, но и смешения различных её составляющих. То же можно сказать о выявленных соответствиях арийско-греко-армянским и др. диалектным группам ♦индоевропейцев». В орнаментике, а отчасти и в формах керамики (ингульской к> лыуры) наиболее явственно обнаружился на рассматриваемой территории (особенно Нижнего Поднепровья) не толькоарийский, но и прагреческий этнос с присущими ему культами Диониса, Аполлона, Зевса. Это значительно проясняет и углубляет этноисторическую картину последующих скифских и греческих нфодностей Северного Причерноморья. Подтверждается также выдвинутое ранее предположение о том, что формирование арийской общности не обошлось без воздействий цивилизаций Ближнего Востока, особенно шумерской, а затем вавилонской, хурритской и хеттской. Эти воздействия носили как опосредствованный (трипольской, куро-араксской и др.
культурами Балканского и Кавказского ареалов), таки непосредственный характер В последнем случае они могли осуществляться небольшими группами (вроде оставивших п. 24 и I кромлех Великоалексанлровского кургана) или лаже одиночкам* (донесшими до окрестностей Каменной Могилы изобразительный канон центрального эпизода «Поэмы о Гильгамеше»): жрецами, разведчиками соли и проч. видсш| сырья, торговцами и др.
Наряду с вышеуказанными образами ( Праяйца или Хараньягарбхи, «Небесной бадьи», «древа жизни» и др.), При анализе посуды обнаружены соответствия Вале, Адити и Адитьям, Соме, Агни, Праджапати и другим персонажам — арийским, прежде всего, но также греческим, картвельским, шумеро-аккадски м.
К важнейшим памятникам, приведённым в данном разделе, необходима отнести петроглифы, а отчасти и посуду Каменной Могилы, Великоалександровскога и Старосельских курганов; предусатовекую чашу из пос. Черкасов Сад II и усатс®- скис амфорки с крышками-чашами; керамику из ямных погребений к. 12 * Политотдельского и к. 5 Бережновки, к. 11—I к/г Аккермень и к. 9 возле Софиевкас рание-катакомбные горшки из п. 11 к. 2 у Вознесенки и п. 8 к. 4 возле Васильев**; позднекатакомбные чаши, курильницы и др. из п. 32 к. 2 у Новокаир, к. ! j Пелагеевки, п. 7 к. 10 у Богачевки, п. 18 к. 2 возле Баратовки; посуду пред- а срубного времени из к. 9 к/г «Три брата» у Элисты, к. 1 у Малой Белозерки. а
2 к. 1—1 Перешепино и др.
VII. могилы И КУЛЬТОВЫЕ УГЛУБЛЕНИЯ
1. Бофры и воронки 488
2. Культовые ямы и кеиотафы 498
3. Устройство и семантика могил 504
4. Погребальные ложа и перекрытия могил 516
VII. МОГИЛЫ И КУЛЬТОВЫЕ УГЛУБЛЕНИЯ
Рассмотрев останки людей, сопутствовавших им животных и растений, а затем всевозможных вещей, мы подошли, наконец, к вместилищам, которые содержат в курганах основное количество останков перечисленных существ я предметов. Закономерно, что данная глава примыкает к предыдущей — « Посуда►- Поскольку и посуда, и могилы и культовые ямы представляют собой аместилишз. Примером типологического схождения сосудов и могил может служить камерг позднекатакомбногоп. 3 к. 4 у с. Заплавка на Днепропетровщине: она была обмазана глиной, а затем покрыта расчёсами «во взаимопересекаюшихся полях, как к» катакомбной керамике» [336, с. 14]. Подобные схождения нашли отражение • индоарийской кониепшіи «сосуда Матаришвана» — воздушного пространств» “Набухающего в матери (земле)’ [1019. с. 137,211] (покойника, помещённого • могилу под перекрытием), и в случаях помещения в сосуды жертвенных частей человека, животных или растений. Впоследствии подобных случаев становится больше, чтобы в античное время породить обычай «полей погребальных урн* с захоронениями в сосудах кремированных, а порой и не кремированных останкоз- Помимо обычных и кенотафных могил к рассматриваемым здесь вместилищам следует отнести также культовые ямы, воронки и бофры. Все они, как показан» ниже, взаимосвязаны, и границы между ними невыразительны. Тем ие менее можнэ предположить следующие определения. Бофр — чашевидное углубление в камне или в земле, предназначавшееся для жертвенных возлияний, иногда ~ воскурений и проч. Воронки можно считать гигантскими бофрами, которые вырывались, на чаше оставлялись в насыпях при сооружении курганов; они предназначались., преимущественно, для космогонических ритуалов. Культовые ямы отличаются с*] двух предыдущих прямоугольными очертаниями и большей зависимостью cffj погребений. Кенотафы—культовые ямы с признаками имитации захоронений или могилы со следами выборки покойников. Могилы * ямы и др. вместили:» погребённых. Содержание предложенных определений раскрывается ниже.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!