ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 70 страница
Известно, что космические воды Валы в обрядах ариев воплощались хмельным напитком сомой, представлявшимся то небесным, я то потусторонним 1294, с. 156—162; до.]. Правы, очевидно, исследователи, усматривающие главное назначение деревянных сосудов (но не только их, и не только в погребениях срубной культуры'.) дня этого сакрального напитка [324, с. 27,57]. Свидетельством сакральности древнейших среди дошедших до нас деревянных чаш (из вышеупомянутого нижнемихайловского п. 2 к. «Цегельня») является её петлевидная ручка — предназначенная, очевидно, для подвязывания сосуда к поясу. Наличие петли на венчике сосуда из к. 9 возле Орехово свидетельствует о его ношении на поясе и подтверждает отождествление их со священными чашами будуших скифов [Геродот IV 10], выдвинутое В. В. Отрошенхо [324. с. 27; 581» с. 92]. В качестве звеньев, заполняющих культурно-хронологический разрыв между поясными чашами срубного и скифо-сарматского времени, можне указать однопетелъчатые деревянные чаши изявухбелозерских захоронений ус Кайры на Нижнем Днепре [7, рис 1.6; 975, рис. 18]. Интересно, что в одном из этих случаев петля была припаяна к 5-конечной бляхе наяне, что можно считать реминисценцией семантики чаши из к. 9.
Следует подчеркнуть, что в соответствии с амбивалентностью сомы, деревянные чаши тоже связывались то с небесным, то с потусторонним мирами, связуемыми суточным и головым коловращениемсвегол. коромыслом «небесной бааьи>> и структуропростом «древа жизни». Во всех случаях медные украшения связывались, по-видимому. с небесами. То же можно сказать и о редко встречающихся в погребениях энеолита — бронзы Юго-Восточной Европы металлических сосудах (преимущественночашеобразных форм). Древнейшие из них появились под влиянием ближневосточных цивилизаций в майкопской и новосвобояненской культурах. Показательны различи* яревнейших блюя из курганов у ст. Кишпек и к. 31 у ст Новосвобояной: округлого с крестом на дне и ладьевидного на квадратном поддоне, но в сочетании с медным колесом с четырьмя спицами [75, с. 75-77]. Здесь тоже обнаруживается и небеенза (солярная), и земная или даже подземная семантика.
|
|
|
Помимо «бадьи» в различных ее воплощениях [294. с. 156—162], сосчлм обнаруживают и другие присущие им образы: небосвода (полусферические чашки яйца или половинок его скорлупы (те же чаши, а также основной тип ранне- ш отчасти позднеямной керамики), солнца и его лучей-«коров» (чаши и курильницы на 3-4-х или крестообразных ножках), зоо- н антропоморфных существ О семантике последних сохранились ценнейшие этнографические данные, связаннзле к тому же с технологией керамики.
Древнейшая гончарная керамика появилась на Кавказе под воздействием шумерской технологии, на рубеже майкопской и новосвобояненской культур [&»}. Распространение её в Юго-Восточную Европу было затруднено, очевидно, не толыа низким уровнем развития здешнего производства (знавшего керамистов-ремесленнюі» уже в среднем Триполье [479, с. 236]), но также сакрализацией лепной керамики В* всяком случае в обрядах потомков ариев доныне используется преимущественно он», а гончарная считается нечистой, асуровской [Майтраяни-самхита 1.8.2.3].
|
|
|
Судя по ведийской литературе, этнографическим данным Индии, Таджикистане и Казахстана, сохраняющих традиции ариев. изготовление керамики происходим следующим образом [166:400; 401, с. 56-73].
Поя Новый год (который, вспомним, приурочивался у ариев обычно к весенняя равноденствию или зимнему солнцестоянию) выбрасывается обветшалая утварь, в тля числе и горшки. Но к этому моменту заготавливается глнна и проч. для изготовлен*! новых. И в определенный день группаженшин приступает к работе, к таинствам ксім рой могут быть допущены дети, но не мужчины. Формовка, сушка и обжиг пос>яй уподобляются деторождению, а вместе с тем - сотворению мира. При этом, несчсфЦ на общественный характер производства, каждая семья (а тем более племя) владеет некоторыми своими секретами. Так, начиная формовку во всех случаях с дна, его заготовку лепят вверх или вниз: на плоской округлой подставке или на опрокинутом вверх дном готовом сосуде. Обычно применяется трёхсоставной метод кольцевого налепа с донным начином {401, с. 57,60]. Доние. тулово, венчиксимволизирует землю, атмосферу и небо.
|
|
|
Приступая к формовке, призывают покровительницу гончаров, которую изображают иногда в виде куклы, и после окончания работ погребают. Горные таджики называют её Момо С Мама’) —эпитетом позабытой здесь, наверное, Адити. В Индии же она доныне считается прародительницей гончаров, в соответствии с •Адити—это земля. С помощью Адити копает он землю, чтобы не повредить Землю, с помощью Адити формует укху... Великая Адити с силой, обеими руками, с ловкостью формует укху» [Шатапатха Брахмана 6.5.1—7]. Своё искусство Адити •‘Земля’ в данном случае) передала Ангирасу, прародителю одного из жреческих родов. Воплощением Адити (призванной, очевидно, возрождать в таких случаях покойников) считались порой и помешавшиеся в могилы сосуды [АВ ХѴІІІ.4.30].
Укха—одно изарийских названий сосудов, укоішцее в индоевропейское прошлое ісанкср. cLimbha, рус. кубок). Поскольку с ним отождествлялась Адити, то можно считать, что в основе семантики кубков заложен образ Прародительницы сущего. Подобное значение обнаруживается в сосудах и других форм, а также в элементах их конструкции и орнаментики. Так, сосковидные налепыименуются у таджиков адад(рус. пиітя или сися — 'женская грудь’), а шишечка на дне маслобоек — пизза (греч. тшооы Толочь’, рус. пест в древнем значении 'ступа’, эротическая семантика которых использовалась в свадебной обрядовости [681, с. 36,39]). Родственный ukha термин kha означал ‘отверстие’ в Вале, пробитое Инарой иегосподвижниками-песнопевцами [294, с. 75]. Среди последних видное место принадлежало песнопевцам-прагончарам Ангирасам — ‘Посланцам (небес)’ [РВ 1.62.1—5; 111.31.7.19]. Выпущенные из пробитого Валы волы-Сома, Агни-огонь, а также gavas (‘коровы’, но также ‘лучи’ новогоднего Солнца) могли подразумеваться и в чашах на ножках, и в курильницах на крестообразных аодставках или в квадратных подлонах-
|
|
|
Вослеваемый Ангирасами, о удивительный, ты раскрыл Мрак вместе с утренней, зарей, солнііем, коровами.
Ты распространил, о Инара, поверхность земли.
■ Ты укрепил нижнее пространство неба.
А самое поразительное его деяние,..
Что в излучине, внизу, он наполнил Четыре реки, струящиеся сладкими потоками.
[РВ 1.62.5-6]
Распространение антропоморфности прослеживается в трипольской [479, с. 246—247] и куро-араксской керамике [28, с. 48], в различной мере связанных с малоазийской прародиной индоевропейцев. Отсюда такие формы, наиболее явственно обнаруживаемые по выраженной профилировке и наличию вертикальных ручек, перешли и в степные культуры Восточней Европы, особенно в позднеямную и катакомбную. Из антропоморфных—не так по форме, как по орнаментации—кубков последней (особенно присущих донецкой, но встречающихся и в ингульской культуре [100. рис. 17, табл. 111:1; 923. рис. 3:2]) могут быть выведены кубки раннесрубного периода [324, с. 30, рис. 4], сопоставимые с андроновскимн и с семантикой праматери Адити (см. выше).
Валики, опоясываюшиесосуды многоваликовой и сабатиновской культур, известны у индоариев как «пояс Адити» [400, с. 177]. Появившись на Балканах, «во фракийской зоне» индоевропейцев ещё во второй половине IV тыс. до н. э., валик к середине II тыс. до н. э. стал, по мнению Е. Н. Черных [891, с. 97—98], «свидетельством расселений индоиранцев или ираниев на юг через среднеазиатские пространства». Полагаю, что в этом сказались не только историко-этнографические обстоятельства, сколько причины технологаческого порядка: освоение цилиндрической формы лепной посуды (наиболее простой при формовке, но наиболее подтвержденной растрескиванию при сушке и обжиге), в котором валики служили «поясами Жёсткости» [958, с. 100].
Здесь уместно подытожить обшее развитие основных форм керамики Юго- Восточной Европы на протяжении энеолита—бронзы. Очевидно, что в начале эпохи господствовала яйцевидная остродонная керамика—за исключением территорий распространения трипольской и, меньшей мере, днепро-доиецкой культур [764, табл. 9). К концу энеолита картина в этом активнейшем регионе Ііиркумпонтийской зоны значительно усложнилась. Несправедливому замечанию М. В. Андреевой [28, с. 46—47]. тяготеющая к Сирии и Месопотамии майкопская керамика обрела признаки яйиеобразности, тогда как характерная для Кавказа и Анатолии куро-араксская — антропоморфности. Посредством амфорок новоданиловского типа [190, с. 51—53. 99—100; 538. с. 31 ] семантика той и другой могла усилитьсакральность ямной керамики,
і чья основная, яйцевидная форма сложилась в силу технологических причин [958. с. 99— 100; 962, с. 65]; в то же время началось воздействие антропоморфной керамики Триполья. В катакомбное время с его округлой плоскодонной керамикой антропоморфизм окончательно потеснил семантику яйца. Последующее, обусловленное прежде всего технологическими причинами внедрение керамики цилиндрических форм оказалось сопряжено с утверждением семантики «небесной бадьи*. Подобнее эти вопросы будут рассмотрены ниже, при анализе орнаментики.
Одной из интереснейших форм керамики являютея сосуды на высоких поддонах и ножках. В срубное время они представлены исключительно кубками, но в предшествующие времена господствовали «чаши на подставках», определяемые обычно как курильницы. В. А. Сафронов и Н. А. Николаева первые европейские образцы выводят из переносных жаровен-алтарей Чатал-Гуюка. а распространение таких сосудов в культуре Винча относят к «древнейшим праиндоевропейским культовым формам», называя даже «индоевропейской керамической формой I» [707, рис. II; 18—20,14:15; 556]. Однако объяснение появления курильниц в нижнемихайловской и раннеямнсй культурах из праиндоевропейской культуры воронковидных кубков представляется сомнительным, поскольку эта форма довольно распространена уже в более ранних и территориально близких докуро-араксской и трипольской культурах. Здесь в этих изделиях прослеживаются истоки образа арийского Валы.
В первой из них они менее выразительны, но зато более стойки: символы бычьих и бараньих рогов (наделенные также признаками фаллоса и древа жизниі. распространившись ещё в V—IV тыс. до н. э., изображаются на посуде этого регисв» доныне [166, с. 6—7, рис. 1—2], — отвечая в какой-то мере образам сомы, а также гавэс и др. скота, скрытого внутри Валы. Аналогичные изображения есть и на трипольской керамике [479, табл. LXIV :6, LXXXVII]. Злесь же обнаруживаются и первые комплексные соответствия Вале: наборы ритуальной и проч. посулы в виде коровьего вымени (чаши и кубки на 3—4 ножках-«сосках»), коровьих или бычьих голов {амфорки с рогатыми крышками), упоминаемые в Ригведе [111.31. 9—16] цедилки и зооантропоморфные сиденья-ковши [479, с 246. др.], сопоставимые с хеттским троном Грозы и арийским' троном Варуны, а также сосуды с изображениями змей, соответствующие образу Валы, охраняемого змием Вріітрой. Можно указать ряд трипольских сосудов, в которых сочетаются эти мотивы [479. табл. LXVII:2,7; LXXXVII: 3.7]. Наиболее выразительна рассматривавшаяся выше чаша из среднетрипольского поселения Черкасов Сад II [606, с. 46—47], сочетающая символику жилиша, охраняемого двухголовым змием или же парой быков, солнйа-огня и коровьего вымени. Отнес можно выстроить типологический ряд нижнемихайловских [760. рис. 4:3, 6] и последующих (включая раннесрубный период) чаш и курильниц.
Такое функциональное разделение сосудов для жидкости и огня обнаруживается уже в раннеямный период [322. с. 83—84]. а в позднеямный чаши [469. с. 31—32] и курильницы [927. с.20,43,56—59] распространились по всей индоевропейской ойкумене, включая афанасьевскую и окуне векую культуры (тохар?). Такое положение сохранялось и в раннекатакомбный период — разве что в качестве курильниц использовались преимущественно обломки горшков. Но в позднекатакомбный период произошло довольно отчётливое культурно-территориальное размежевание. Оно проходило на фоне увеличения количества чаш и курильниц, тщательности их отделки, сакрализации и связанных с ними ритуалов. Между тем функциональное разделение этих сосудов, так и не стало абсолютным. По определению С. Ж. Пустовапова [645], произведённому на выборке из 76 изделий от Побужья до Подонья, в качестве курильниц использовалось (вместе с основным назначением?) около 20% чаш; надо полагать, что и курильницы со следами не только огня, но и потёков нередко использовались в качестве чаш Дифункциональность последних обнаруживаетсятакже в появлении разделения их ёмкости на большое и малое (для огня) отделения, чтостачо характернейшей особенностью позднекатакомбной культуры восточного ареала. Для западного таковой становятся полусферические чаши с рогатыми ручками; они присуши ингульской культуре. Рассмотрим подробнее те и другие.
Курильницы с двухчастной ёмкостью, на крестообразной ножке и близкие им формы характерны для пред- и северокавказской культур [ 100. с. 30,45—46, рис. 9: VIII]. Несмотря на это, преобладает точка зрения о задунайском их происхождении {100. с. 46; 305; 556]. Выше уже отмечалось, что В. А. Сафронов [707, с. 101— 102] предполагает их возникновение отстоликов-аятарей культур Винча и Лендьел, хотя и признаёт, что эта форма керамики «встречается во всех индоевропейских культурах Ilf—II тыс. до н. э>. Носледует обратить внимание также на то. что в середине III тыс. дон. э. или раньше курильницы, притом с двумя отделениями, появились и в куро-араксской культуре, обнаруживая генетическую связь с Местными очагами и очажными подставками [411, с. 68—69,74,90,166; рис. 24:13,15,47,48,26:21,35; 12]. Вследствие этогопредставляются сомнительными позиции не только вышеуказанных сторонников центрально- европейского происхождения курильниц, но и тех [475, с. 72; 542, с. 145—146: 633], которые считают появление курильниц в северокавказской культуре следствием катакомбных влияний. Не исключая возможность воздействия западного импульса.
нужно вслед за А А Иерусалимской [270] констатировать максимальное распространение курильниц в предкавказской культуре и акцентировать внимание на кѵро-арлксских и\ (?) прототипах, на местной традиции поклонения огню. В качестве звена, намечаюшего связь столь разных, на первый взгляд, точек зрения (о западном й восточном происхождении катакомбных курильниц), можно указать биконическую «чашу» с охрой, найденную в кострище при постмариупольском п. I кургана у с. Орлик Кобеляцкого р-на Полтавской области [449]. Этот сосуд подобен одному из типов докуро-араксских курильниц [411, рис. 26:21], что подтверждается влиянием этой культуры на постмариупольскѵю металлургию [332. с. 32—37]; с другой стороны, последняя испытывала и западные влияния.
Функциональное назначение, семантика форм и орнамента курильниц слабо изучена, а публикуемые данные чересчур фрагментарны. Поэтому прибегну к аналогиям из афанасьевской и окуневской культур Южной Сибири, где подобные изделия изучались Э. Б. Вадецкой.
Важно заключение, что изготовленные курильншіы использовались в погребальном обряде по-рззному: «Те, в которые клали охру или ароматические вещества, ставили в ноги, а те. которым придавали значение источника света, наклонно подвешивали у головы, для чего просверливали дырочки в стенках» [ J 05. с. 58]. Подобное многообразие значений курильниц (и чаш) прослеживается в их помещении у ног [100, рис. 45,46]. перед грудью [100, табл. ХѴ:3]. у черепа [100, табл. XVII: 2], в нормальном положении или же вверх дном [100. табл. ХѴ:3]. При этом основная часть ёмкости и небольшое её отделение могли использоваться по-разному: для жидкости, охры, огня и лр. Наиболес интересный случай прослежен в одной из сибирских курильниц: в то время как отделение было заполнено охристой массой, «дно чаши — тремя слоями глины и прослойкой сажи между ними» [105. с. 58]. что сопоставимо с образом “Огненного Зародыша’, возникшего из вязкой пучины Праокеана. Этой мифологемой можно объяснить крестообразные ножки курильниц (знак Агни и того же зародыша- | Хираньягарбхи) и двухчастность их ёмкостей (зародыш в Праяйие и половинки j скорлупы последнего). С формой курильниц и их значением согласуются и более j сложные мифы. Так. 'Огненный ^ародыш’ или сразу же «две золотые чаши» [Джайминия Упанишал Брахмана 1.56.1] возникают из жара сталкивающихся вязки* волн, в чём можно усматривать мифологическое преломление процесса изготовлени* керамики. Затем из Хираньягарбхи возникает ’Отецсушеств’ Праджапати, сотворяющий из двух половин скорлупы небо и землю. От Праджапати произошли, в частности, асуры и дэвы, но в борьбе за превосходство победили последние (не потому ли ёмкость поделена на две неравные части?). На каком-то этапе творения 'Отец существ' воплотился в кабана, доставшего ил-твердь со яна праокеана, поэтому под жертвенный костёр полагается подкладыватькомокземли, вывороченный кабаном [294, с. 119“ 12(4 (не подражает ли двухчастная ёмкость кабаньему рылу?). В иной версии Праджапатм на иловом праострове «сложил костёр, который стал этой (землёй), и воттогда он нашел опору» [Катхака Самхита ХХХІХ.З; др.]. В этих же текстах некие «сырые ложа» Агни противопоставлены « имеющим гнёзда»; двумя кострами и «колышками» укрепили б от зыбкую изначальную землю [Шатапатха Брахмана II. 1.8—10], — не отражена ли в этих сюжетах форма курильниц катакомбного времени? Они же могли символизировать прахолм, воплощением которого служил алтарь для огня vedi [294, с. 124—12SJ. Основным элементом индуистских алтарей такого рода является знакомый уже на**
сосуд укха. в котором поддерживается священный огонь. В обращённом к укхе заклинании содержатся соответствия как вышеизложенным мифологемам, так и семантике курильниц: «Ты тверда, ты — земля... ты тверда, ты — небо... ты тверда, ты
— страны света...» [Майтраяни-самхита 11.7.6].
Форма курильниц с 2-частной ёмкостью и 3—4 ножками могла отразиться и в мифе другого порядка (менее связанным с космогонией)—о братьях-’ Мастеровых’ Рибху [РВ /33.5-6].
Старший сказал: «Я хочу сделать два кубка».
Помоложе сказал: «Мы хотим сделать три кубка».
Самый старший сказал: «Четыре я хочу сделать».
Тваштар позавидовал, увидев четыре Кубка, ярко сверкающих, словно дни.
Эти кубки предназначались, правда, для питья сомы [РВ ІѴ.35.2—5], но. тем не менее, воплошали фазы Сомы-’Луны’ [1019, с. 88]. Не этому ли двуединому напитку-светилу посвяшались предназначавшиеся для огня и жидкости двухкамерные курильницы на крестовидных ножках? Во всяком случае их верхние очертания отвечают формам растушей и убывающей Луны. Что же касается Рибху, то их имена — ’Мастеровой’ или 'Умелый’, ’Награждённый’ или ’Семеобильный’, ‘Превосходный’ — могли принадлежать тому или иному покойнику, снабжённому курильницей, а в целом соотноситься с преимущественно 4-частными ножками.
Ингульской культуре Нижнего Поднепровья (идр. областей междуречья Дона— Луная) были свойственны полусферические чаши.. Их букраниевидные ручки в совокупности с иными трипольскими реминисценциями [920] позволяют предположить •неясно прослеживаемый пока ешё) типологический ряд. восходящий к «рогатым креслицам» и зооморфным черпакам Триполья [479, с. 246]. К подобному выводу пришёл и Н. А. Чмыхов, обнаруживший ктомѵже Тельцовую, солнечно-зодиакальную основу семантики чаш; ему же принадлежит постановка вопроса о схождении в ней мифологем греков и ариев—образов Зевса и Адитьев [905; 906, с. 113— 117; ар.]. Среди последних к чашам и др. сосудам наиболее причастен Варуна [229, с. 119,22], он же — главный распорядитель "коловращения (зодиака)" — риты и трона посреди семи её потоков [РВ ѴІІІ.41.2—10; др.], с которыми сопоставимы крестна дне и обозначения под венчиком зодиакальных созвездий благоі іриятного полугодия. Можно принять вывод Н.
А. Чмыхова отом. что чаши служили, наряду с прочим, своеобразными астрономическими приборами вроде секстантов и воплошали арийского Риту [907, с. 37—40; 911, с. 213—218.340]. Преимущественная связь чаш с ночными светилами — в том числе и с Сомой-’Луной’ (но также с сомой — 'хмельным’ напитком) — закрепила за ними символику потустороннего мира; однако в случаях помещения в могилы вверх дном •да ешё если оно украшалось солнце подобным крестом) они могли означать и дневной небосвод или даже Вселенную [915, с. 63—67].
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 173; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!