ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 69 страница
> головы, а 90% со следами «каши» — в ногах [199, с. 73] .
2. Материалы и формы посуды
Определенной символикой наделялось, конечно, не только содержимое посуды, нои материал, из которого она изготавливалась. Материал, как увидим мы виже, не всегда предопределялся технологической необходимостью, с другой стороны, технология диктовала состав замеса керамики (не говоря уж о сосудах из дерева и др.), форму и даже орнаментацию посуды.
В качестве древнейшей посулы могПи использоваться естественные ёмкости — обломки черепов, прежде всего. Возникновение такой посудыуходитвпалеолит, однако сё реминисценции прослеживаются, в частности, и в энеолите—бронзе степей. Чаши
и* из человеческих черепов или их обломки вместе с фрагментами керамики засвидетельствованы в постмариупольском к. 3 у села Булаховка [322. с. 14], в раннеямном или раннем кеми-обннскомп. 1 к. 7 у ст. Кубанская [ 190, с. 68], в раннекатакомбном п. 7 к. 1 —I у с. Кайры [967, с. 26—27]. Большинство таких случаев относится к позд некатакомбному периоду [486, с. 14—15], причём помешенные вместо головы чаши изготавливались иногда изостеокерамической, т. е. костно-глиняной массы (648, с. 50|_ Эти случаи рассмотрены в разделе о человеческих жертвоприношениях; вспомним, что все они носят отчетливый магический характер и связаны с идеей преодоления небытия Показательно, что типологический ряд чаш из черепов в позднекатакомбных п. 19 и п. 116 у с. Пелагеевка завершился в п. 12 сосудом «из рассыпчатой массы синс- пепельиого цвета, напоминающей внешне золу с примесью жира. По определению В. Ф. Петруня, это зола из пережжённых костей черепа человека» [929, с. 89—91] Немаловажно, что в разнокультурных (скорченном и вытянутом) п. 19 и п. 12 находились при этоми обычные сосуды. Посуда из остсокерамической массы—праата. без должного анализа — засвидетельствована и в других позднекатакомбньіх погребениях Нижнего Поднепровья [467, с. 29; 782. с. 94—95; 928, с. 33].
|
|
|
Выше, при рассмотрении окраски сосуда из п. 12 и связанных с ним человечески* жертвоприношений, было обнаруженоегосхожаениес образами индоарийских Санитара и Праджапати. Мифологема о вознесении к звёздам головы последнего [537. с. 5SL 48] сопоставима с изображением человеческой головы на жертвеннике под астральным символом на одной из шумеро-аккадских печатей [10%, с. 79. табл. 1], а этот символ —с крестообразным знаком на дне амфорки из п. 12. Вполне вероятна связь с крупам этих же представлений других антропоморфных амфор и чаш в виде голов (или, кж в усатовекой культуре, таких амфор с преднамеренно снятыми в моги .«в крышками—чашами—«головами» [1032, с. 216]). нередко украшенных различны» крестами. Эти сосуды наиболее характерныдля энеолита и ранней бронзы Малой Аз» [39. с. 41; 1042, рис. 19,22], ноесть—как указано—и в культурах Юго-Восточной Европы. От них, очевидно, и произошёл образарийского Макхи (‘Жертвы’), воплощавшегося обычно в сосуде [400, с. 177].
|
|
|
Сосудами служили панцири черепах. Наиболее очевидно это засвидетельствован в древнейшем кеми-обинском п. 7 Великоалексанаровского кургана [966. с. 7,8]. Наличие здесь панциря было обусловлено, вероятно, очертаниями кромяеха, который прі всей своей антропоморфности (доказываемой положением его втипологическом ряц антропоморфных конструкций, изображений и стел этого и окрестных курганов) іоса значительное сходство и с черепахой [966, рис. 2.3:3—6]. Выше, при анализе жертве- приношении животных были указаны истоки в этомсосуде-панцире космогонически! представлений, реализовавшихся затем в (сопряжённой с кеми-обинским п. 3 к. If Староселья) мифологеме об изначальной пучине влоне праматери сушегоАдити [96^ с. 50, рис. 2]. Воды этой пучины—и в ведийских мифах, и в обряде п. 3—зачали Дакпяь сына-отца Адити, а также 'Огненный Зародыш' и ‘Отца существ’ [РВ Х.121. 1,8.1% Из позднейшей ведийской литературы известно, что последний породил сущесія^ превратившись какразв черепаху-курму [Шатапатха-брахманаѴІІ.5.5]. Онажекакая* из воплощений Вишну (в одной из версий — сына Адити) была использована богаяв в качестве мутовки для пахтания пучины — праокеана. из взбитых вод которец получилась твердь (167, с. 25].
|
|
|
Такая или подобная мифологическая разработка была осуществлена не без учёта створки речной раковины, найденной у той же (но внешней) стенки гробницы, где находился и панцирь. Следы охры и сажи указывают на использование раковины в неком обряде, так или иначе связанном с образом ‘Огненного Зародыша’ или же Праяйиа. Не исключенаеё связь и с примесями тол чёных ракови н в сосудах, фрагменты которых были найдены возле гробницы и в кострище на головной части кромлеха.
Примесьтолчёных раковин в керамике встречается навсёмпротяжении энеолита
— бронзы и даже позже. Это обусловливалось, прежде всего, технологическими потребностями—физико-химическими свойствами составляющих раковины чешуек известняка. Такие чешуйки гораздобольше, нежели гранулы мела и т. п., соответствуют кристаллической основе глин и потому являются лучшей известняковой примесью, которая, в свою очередь, обладает свойством обеспечивать спекаемость черепка (т. е. изготовление глиняной обожжённости посуды) при минимальных температурах, достижимых посредством простого костра [958. с. 100; 962. 65]. Отсюда становится ясным преимущественное распространение толчёных раковин в древнейшей керамике степей Восточной Европы, относительно слабо залесенной и заселённой подвижным скотоводческим населением. На позднем среянестоговском поселении Дереивка, представлявшем собой один большой двор, было найдено место изготовления такой вот керамики J759. с. 36]. Оно находилось перед жилищем и хозяйственным навесом. Производственный комплекс состоял из камней для дробления раковин, ссыпанных в один из сосудов; второй сосуд содержал желтую низкосортную глину, а кубок и фрагменты горшков использовались, наверное, для воды. Обжиг мог производиться в любом из очагов, обнаруженных на поселении.
|
|
|
Примесь раковин особенно бытовала в Нижнем Поволжье. Немалый интерес представляет комплекс сосудов из основного п. 1 к. 3 у с. Цаца близ Волгограда, относящегося к позднему, предкатакомбному этапу ямной культуры |947. с. 107— ПО]. Здесь найдена древнейшая воронка; последующие изделия этого типа характерны для преякавказской и др. катакомбных культур восточного региона |947. с. 142—143] В неорнаментированной воронке и слабоорнаментированном горшке—примесьраковин. Сосуды располагались, соответственно, над головой и ниже ступней: восточнее и западнее погребённой. Между её правь™ плечом и воронкой были положены медный нож и окрашенный охрой точильный брусок. И если яйцевидный горшок в сочетании с расставленными ромбом ногами женщины можно считать символом рождения, то 3 вышеназванных предмета у её головы следует связывать с жертвоприношением. Семиотическим ключом к пониманию последнего может служить специфический хепскийглагол, означающий и возлияние изеосуда, и перерезание глотки жертвенному существу 139, с. 41]. Сходным смыслом наделялся арийский Вишвакарман. символом которого у индусов служила воронка 1122, с. 37“38]. Этот 'Создатель всего’ был Принят изначальными водами «как Первый Зародыш», породил небо и землю «как масло», в котором «осело неосвещённое (и) освещённое пространство» ночии дня [РВ Х.82.1,4,5]. В примыкающем гимне {РВ Х.81] Вишвакарман создаёт Вселенную из самопожертвования, изжерхвования себе земли и неба, а также как ваятель-гончар, кузнеци плотник. В жертвоприношениях онблизокк ‘Отцусуществ’ Праджапати, акакмастер—к “Творцу* Тваштару 1670, с. 400—403; 1019, с. 205]. Вопреки господствующему мнению об отношении Вишвакармана к позднейшим, индийским божествам Ригведы, Ф. Б. Я. Кёйпер считает возможным значительно его удревнить [294, с. 118], с чем и согласуются воронки из курганов Юго-Восточной Европы. Если же в дальнейшем уластся доказать гипотезу В. А. Сафронова о формировании ямной культуры на основе (или, как я полагаю, пол влиянием на её западный ареал) культуры воронковидных кубков Ценіральной Европыс присущими этой культуре «сосудами бездна, служившими воронками для слива молока» ]707, с. 147, 204 и др.], то образ 'Создателя всего' отодвинется, возможно, даже во времена индоевропейской общности.
Гораздо менее функционально—вернее, заведомо магическими—выглядят сосуды ингульской культуры позднекатакомбного периода Нижнего Поднепровья, изготавливавшиеся из «кальцитовой массы». Она представляла собой измельчённые в порошок раковнны с минимальной (естественной?) примесью других веществ. Такие сосудыне обжигались и сохраняются плохо. В опубликованной В. А. Лихачёвым сводке по Орельско-Самарскому междуречью приведено 6 восстановленных экземпляров [4421- Все они—амфорки, орнаментированные углубленными и затёртыми охрой линиями: орнамент преимущественно круговой в сочетании с плавными зигзагами или фестонами, а также шишечками. Автор констатирует культовое назначение таких сосудов.
Можноотчастисогласитьсяи с более категорическим заключением И. Ф. Ковалёвой ]324, с. 48], усматривающей «присутствие на двух сосудах несколько стилизованного, посравненюо в воспроизведением в трипольской росписи и пластике, но несомненного изображения женской груди, воплощающих представления о небесных богинях», что позволяет «считать их применявшимися в ритуалах, связанных с водной стихией, б частности с «волхованием водою», о которой пишет Б. А. Рыбаков» ]681, с. 169; 682. с. 181—J 89]- Действительно, по 4 шишечки в окружении фестонов на сосудах из л. 6 к. 2—1V ус. НижняяМаевкаип.2к.З—III у с. Соколово вполне могли символизировать пары богинь; к тому же эти сосуды, как и в п. 7 к. 1—III у с. Вузовка были поставлены «на небе»—над головой погребённых. Однако в последнем случае женских признаке» не обнаружено; более того—всочетании калыштового сосуда с полусферическойчашей. кремневым скребком и, особенно, лопаткой быка под головой погребённого обнаруживаются признаки быкоподобного божества грозы Парджаньи ]РВ V.83. 1,3,8]: Ревущий бык, источающий живительную влагу.
Он заставляет появиться вестников дождя... Когда Парджанья создаёт дождевую тучу.
Поднимай огромную бадью! Выливай (её)!
Пусть устремятся вперёд раскованные ручьи!
Пропитай жиром землю и небо!..
В последней строфе — указание на изливание дождя из «небесной бадьи»1, поднимаемой из потустороннего мира ]294, с. 156—162]. Такая роль могла отводитьс* сосудам именно из кальцитовой массы, в то время как обычные глиняные мопш символизировать небесное положение этой самой бадьи. Помимо вышеуказанного погребения возле Бузовки, это предположение подтверждается ешё двумя случаям*. Влагу и грозу воплощали, очевидно, калыіитовый сосуд и каменный тёрочник у правого плеча п. 7 к. 4—II у с. Марьинское, — в то время как помещённый над головой керамический сосуд ассоциировался с небесами. Хтоническая и к тому жеженская семантик* проступает вкальиитовом сосуде из п. 4 к. 6—1 у с. Башмачка; его поставили у ступне* женщины, в то время как у её правого локтя поместили обычный горшок, а мужчину снабдили каменным топором.
В приведенном выше гимне [РВ Ѵ.83.7] есть упоминание о кожаном сосуде в сочетании с колесницей и неким зародышем:
Реви,, греми, вложи зародыш!
Летай вокруг на колеснице, полной воды!
Тяни хорошенько (кожаный) мешок с водой, развязанный внизу!
Ла сравняются холмы и долы!
Такое сочетание сопоставимое находками на уступе позднего старосельского п. "к. 1 у с. Холмское наОдесшине: он был увлажнён, покрыт каменным антропоморфным закладом, рядом с которым положили колёса и кожаный бурдюк или чашу [ 177; 178, с. 38-39].
Гораздо более технологичней, нежели раковины, выглядят примеси в керамике шамота, песка, всевозможной органики. Среди последней особого внимания заслуживает полова в сосудах ямной культуры Нижнего Поднестровья, на территории предшествовавшего и отчасти синхронногоТриполья. Этот факт свидетельствует отом, что «вопреки бытующему мнению часть населения — представителей ямной культуры — занималась не толькоскотоводством, но и выращивала культурные злаки* [402, с. 263]. Примесь половы в керамическом тесте прослеживается на данной территории и в катакомбной, а также многоваликовой культурах.
В древние, уходящие в докерамический неолит времена уходит изготовление сосудов из камня и дерева. Их традиции продолжались и во всех степных культурах энеолита—бронзы, а также более поздних. Надо полагать, чтовтаких изделиях особенно выразилась семантика материала.
Преобладание среди каменных сосудов ступок—свидетельство «громовержекой» функции наделявшихся ими покойников. Такие захоронения редки. Наиболее выразительно п. 19 Лысого кургана у пос. Багаевского на Нижнем Дону [100, с. 221—223]. Здесь вдоль юго-западной стенки катакомбы, ближе к ногам взрослого (практически лишённого, вогличиеотребёнка, инвентаря) положил и две ступ ки и пест; его рабочий конец, а также углубление одной из ступок сохранили следы растирания охры. Очевидно, чтовсе 3 изаелиясвязывалисьс потусторонним миром и предназначались для преодоления самых длинных зимних ночей.
Гораздо более распространены были сосуды из дерева — ассоциировавшиеся, несомненно, отнюдь не с опасной причастностью покойников к грозам, ас благодатным образом «древа жизни», с его комлем-корнем и с черпающей «небесной бадьёй». Эта идея прослеживается на многочисленных конкретных примерах. Древнейшим и, пожалуй, наиболее выразительным из них является чаша у коленей нижнемихайловского п.2 к. «Цегельня», упомянутого выше в связис основным ар ийскиммифом (о зародыше новогоднего мироздания Вале, охраняемом змием Вритрой), отраженным в его первичной насыпи. Досыпка же над п. 2 оказаласьсопряжена со рвом в виде двух змей, между головами которых был установлен жертвенный столб — символ и «древа жизни», и позвоночника, вдоль которого поднимаются йогические Пингала и Ида. Не исключено, что семантика этих змей преломилась в медных меандроподобных прошивкахвенчиковдеревянныхсосудовпостмариупольской и последующих культур.
Деревянные сосуды известны уже в древнейших подкурганных захоронениях постшриупольской и позднетрипольской культур. С первыми исследователи связывают медные скобочки [ 127. с. 120; 660, с. 38], со вторыми—оковки [606. с. 97]. Деревянные сосуды с такой инкрустацией и без нее бытовали затем на протяжении ямного [834, с. 130—133; 322, с. 100], катакомбного [127, с. 49—52; 1010, с. 196] и, особенно, срубного времени. Подобно сосудам из калыхитовой массы, они тоже нередко употреблялись в паре с керамическими, что позволяет предполагать в них одну из ипостасей «небесной бадьи». Такова, к примеру, семантика «деревянного сосуда шаровидной формы с широким горлом», помешенного вместе с обычным горшком у правой кисти позднего новотитаровскогопогребения из к. 9 к/г «Три брата» у Элисты [717, с. 153]. Тоже можно предположить для синхронного и близкого в культурном отношении старосельского погребения из к. 1 возле Приморска [499] — гае помимо керамической кружки и деревянной чаши находились каменная булава, бронзовый нож и деревянная рогатина—джвара (олицетворявшие, по-видимомѵ, потусторонний, земной, небесный миры и 3 уровня «древа жизни», которые должны преодолеть «небесная бадья» і. Вознесенную из потустороннего мира «бадью» символизировал, вероятно, и деревянный сосуд, установленный в ямке над северным углом однокультурного п. 57, основного в Балковском кургане на Запорожчине [454, с. 60—62]. Идея вознесения тоже подчеркнута здесь бронзовым ножом-брасманом (у левого плеча), а также парой колёс на краю могилы и, особенно, меловой посыпкой как в яме, так и вокруг (что означало, по-видимому, распространение «белого света» и выход с ним погребённого). Из деревянных сосудов катакомбного времени можно отметать п. 3 к. 17—I к/г «Аккермень* [127, с. 122] и п. 10 к. 3 у балки Вильной в Днепровском Надпорожье [771, с. 51—52]. Обе чаши располагались перед грудью покойников и входили в пару с керамическим сосудом. В первом случае венчик был обшит меандром из медной проволоки, з помешенные в сосуд кости овиы (?) придали ему функциональное значение. Во втором содержимое отсутствовало или не обнаружилось, а расположение горшка у ног в сочетании с антропоморфностью чаши или же блюда придаёт последнему более сакральное, обращённое к кебу значение.
На фоне вышеизложенной предыстории,крут примеров коіорой можно намного> расширить, — последующее распространение деревянных сосудов не выглядит столь феноменальным, как это представляется В. В. Отрошенко, предлагающего считать их признаком, «определяющим для «жреческого» комплекса срубной общности». К тому же «жреческая функция в «срубном» обществе, генетически восходящая от памятнике* синташшнско-новокумакского горизонта» [581; 585, с. 72—73] гораздо аргументированней выводится из предшествующих автохтонных культур, восходящих, по крайней мере, к позднему Триполью (что показывает, в частности, находка деревянной чаиш ] с бронзовыми оковками вусатовскойкультуре [606, с. 97]). Ксходному выводу пришел Г. Г. Пятых 1653], рассматривая происхождение деревянной посуды срубной культуры Поволжья: распространившись поначалу в катакомбной кулыуре Полонья, ока развилась затем у «абашевиев», частично переселившихся после в Поволжье ш стимулировавших формирование -иишііл «сьо-ншм» < чнич « горизонта).
Среди нахолок из погребений многоваликовой и срубной культур тоже выделяется несколько весьма выразительных случаев.
Расположение в п. 6 к. 1 у с- Павловка на Днепропетровщине [468, с. SJ керамической ребристости миски и деревянного блюда у ступней и коленей, а также
помещение на перекрытие над ними второй пары сосудов ■ керамических горшка и плошки—можно трактовать как усложнённую идею «небесной бадьи» (где первой паре отведена роль черпающих из потустороннего мира, от «корней® покойника-«древп»). При этот рёбра животного, помещённые в овальное блюдо, могли символизировать корни и ветви растущего «древа». Семантика корней ешё более очевидна в хвосте, помешенном в аналогичное блюдо основного п. 2 к. 7 у с. Башмачка на Днепропетровщине [ 121, с. 47]; вряд ли он служил «напутственной гтишейо. Располагаясь перед грудью у кистей погребённого, этот сосуд символизировал, очевидно, потустороннее положение «небесной бадьи», тогда как керамический перед его лицом — небесное.
Меандрообразные прошивки проволокой венчиков чаш породили и пластинчатые накладки с подобной орнаментацией [324. рис. 5]. Пара ручек блюда из п. 5 к. 2 5 с. Верхняя Маевка была оформлена женоподобными оковками [332. с. 15], продолжающими. быть может, традицию парных богинь кальцитовых сосудов ингульской культуры. Антропоморфные оковки представлены также на полусферической чаше из основного погребения к. 9 у с. Орехово Солонянского р-на Днепропетровской области. Эти фигурки, очевидно, мужские: без признаков акротинии. зато с алорагивно поднятыми нал головою руками; расположение их вокруг венчика вниз головой позволило предположить авторам публикации уподобление человечков букранияы. В совокупности с солярным оформлением (круглыми бляшками, ввидеколесас четырьмя спинами) тулова и дна чаши. 5 антропозооморфных фигурок «передают какие-то космогоничные представления» [772, с. 50—51 ]. В их объяснении следует исходить из вполне очевидного отношения фигурок к потустороннему (ночному и зимнему) небу: их опрокинутости. количества (соответствующего, вероятно, осенне-зимним месяцам солнечно-зодиакального календаря рубежа XVIII—XVII вв. до н. э. [915. с. 159], помете ния чаши у затылка покойника (вто время как керамический сосуд перед лицом связывался, очевидно, с поднятой вверх «небесной бадьёй**). Антропозооморфные фигурки (воплощавшие созвездия-быков?) как бы поддерживали небосвод с солнием
і потусторонним), ио вместе с тем и опрокидывали чашу вверх дном (что подтверждается расположением единственной, предназначавшейся для подвешивания на поясе ручки). В общем к орнаментации рассматриваемой чаши наиболее подходит мифологема JPB \/1ІІ.72-8—10]: «Десятью (пальцами; в нашем случае—руками) Вивасвата Индра подтянул небесную бадью», а жреиы затем «выливают с поклонением неистощимый источник, движуший-ся по кругу, с дном, обращённым кверху, (и) краем, перевернутым вниз». 5 фигурок олицетворяли, вероятно, этих хотаров-жреиов( по одному на каждый месяц не-благоприятного полугодия, указываюших продолжительность подъёма «бадьи»), Инару мог олицетворять погребённый. Солярно-четырёхчастная орнаментика чаши, а также некоторый зооморфизм фигурок сопоставимы со следуюшими мифологемами: «Они надаивают из ведра... с четырьмя отверстиями, как (доят) молочную корову» [АВ ХѴЩ.4.30], гае коровы уподоблены лучам новогоднего солнца, а ведро—зародышу новогоднего мироздания Валы (которого в рассматриваемом погребении могли символизировать не столько сосуды, сколько гробница из каменных плит).
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 203; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!