ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 68 страница



Матаришвана», где последние слова означают воздушное пространство [(019, с 137,211].

Но в срубное время продолжали бытовать и такие манипуляции, которые обращались к потустороннему миру. На примере керамического сосуда из могилы к. к/г «Три брата» мыпознакомились с «фундаментом земли» рага. Более очевидно такое значение у сосудов, найденных в яме и в каменном ящике для установки идолов или столбов (т. е. у корней мирового дерева») в к. 3—II у с. Глубиниха Новомосковского р-на Днепропетровской области и к. 77а—II на острове Кичкас в районе нижнеднепровских Порогов [323, с. 25—26; 580, с. 14]. Эти сооружения располагались в перемычках между главными, возвышенными участками длинных курганов, что подчеркивает приобщенность сосудов к потустороннему миру. В последнем случае хтоническая символика была усугублена окантовкой перемычки двумя змеевидными конструкциями, на которых остановимся ниже.

Местоположение жертвенных сосудов в двухвышеуказанных курганах позволяет предположить семантическое схожд ение сосудов с могилами в виде ям, яшикови яр_ чтоподгверждается случаями захоронений кремированных (авТриполье и античное™

— и ингумированных) останков в сосудах. Подтверждениями могут служить также сходства в орнаментации керамики (преимущественно ямной культуры) и гробник кеми-обинской культуры, обработке стенок ям и катакомб (следы орудий, обмазка, раскраска) и поверхностей глиняныхсосудов («расчёсы», агнобирование, орнаментация і. Особеннопоказательнооформлениекамерьшозднекатакомбногоп. 3 к. 4 у с. Зал лавка на Днепропетровщине, где «по глиняной обмазке нанесены зубчатым орудием расчёсы во взаимопересекающихся полях, как на катакомбной керамике» [336, с. 14]. Могилам или культовым сооружениям еще более уподоблялись, по-видимому, те сосуды, которые ставились в кенотафы Так, трехкратное помещение сосудов в каменный яшик паг закладом L на нижнеднепровском о-ве Таволжаном [417, с. 171—174] могло означал обновление, усиление магической мощи культового места, которое выше был» сопоставлено с Валой; его же мотли символизировать сосуды [294, с. 156—158, 1831-

Сопоставление сосудов с Валой — низшее или изначальное звено этого образа, обнаруживаемого также, как увидим мы ниже, и вбофрах, ивмогилах, и в подкурганны* конструкциях (кромлехах и рвач), и в самих курганах. При этом сосуды наперекрьгпія могил или у их края можно рассматривать как вместилище Агни и Сомы, причем последний открывает Валу или сам [РВ ІХ.86.23], или вдохновив насей подвиг Инлр* [РВ 111.31 и др.]. Немаловажно, что у истоков этой мифологемы можно поставить майкопско-куро-араксский курган в ур. Уч-Тепе (Азербайджан): соответствуют* сосуды были помешены в могилу и на перекрытие из бревен, камыша и камней: заіезв «могила была очищена от всего содержимого», и перекрытие подожгли [273, с. 1 “3J. уподобив его, быть может, вознесшемуся в небобрасману, символикакоторого (будѵѵ привнесена из Месопотамии) впервые засвидетельствована именно в майкопскс® культуре [888]. В связи с последним обстоятельством следует вспомнить брахмансѵ-j риши Ангирасов, которые, тоже вдохновлённые Сомой, разверзли Валу своим «іромкш| гласом» [РВ 1.62.; ІѴ.ЗЛІ]. Показательно, что главный из Ангирасов считала^ древнейшим гончаром [400, с. 175], а одно из названий сосудов ukha [АВ ХѴ!ІІ.4-Э®§ происходит, очевидно, от ведического kh> (подобного значению titsa- ‘уста*?, тогш как kha- могло возникнуть из подражания ‘кашлю’). Термином kha- обозначай^ пробитое Индрой ‘отверстие’ в Вале [294, с. 75], используя его, однако, не толь*» а данном контексте [РВ IV. 51.2], но и в словосочетаниях вроде «двери мыслей открыли риши» [РВ IX. 10.6]. т. е. для обозначения экстазно-поэтического вдохновения.

Символика сосудов в могилах наиболее сложна потому, очевидно, что соприкасается с семантически особо насыщенными человеческими останками и погребальным инвентарем, чего не наблюдается в тризнах.

Сосуды при погребённых изредка встречались еихе в грунтовых могильниках ізямного времени [321, с. 27], перейдя оттуда в древнейшие курганы [ 127, с. 117— 119; *22. с. 24]. Такие находки в степях настолькорелки, что можно предположить появление ж\ в могилах среднестоговской и пост мариупольской культур пол влиянием носителей раннеземледельческих культур Кавказа и Дунайско-Днепровского междуречья. Это предположение подтверждается тем обстоятельством, что массовыми находки сосудов становятся в погребениях нижнемихайловского типа [224. с. 79—83], тесно связанного с куроараксской и трипольской культурами. Как и в них, положения сосудов в нижнемихайловских захоронениях весьма разнообразны, тогда какв постмариупольских сосуды ставились обычно у головы, что позволяет предположить изначальное схож- эсние представлений о голове—сосуде—небе (отчасти подтверждаемое находкой сосуда зместе с 21 отчленённым черепом и обгоревшими костями из культовой ямы V Лысогорского могильника на Нижнем Днепре [89] и чашей из черепа пол к. I—V у с. Соколова вОредьско-Самарском междуречье [322. с. 14]. Такое объяснение правомерно даже тогда, когда сосуды помешены (поначалу — в погребениях нижнемихайловского типа) у затылка покойника [224, рис. 5:1, 3]. В тех случаях, котла они размешены от лица до коленей, их еше можносчитать принадлежностью погребённого, снабженного едой или питьем. Последнее предложение можно считать доказанным для значительной серии усатовских сосудов, помешенныху лица и кистей погребённых тис. что они «как бы вкушают... или же держат сосуд возле головы, совершая адоративное «*» действо» (с. 81). При этом Э. Ф. Патокова и В. Г. Петренко приводят данные о символике подогрева содержимого одного из этих сосудов, а также наполненности их чем-то «вродезнаменитой ведической сомы»; этотнапитокисследователи предполагают, s частности, для вышерассмотренного антропозооморфного сосуда из п. 2 к. 5 у с. Маяки, соотнесенного с образом «проливающей ваджи» Ушас. Действительно, в новогодние и др. празднества с участием Ушас полагались возлияния не только символическим ‘Семенем*- Ваджей, но также хмельным сомой [294, с. 66—69 и др.].

Сосуды в положении «вкушения» (т. е. насыщения покойника) продолжали ставить в могилы и в срубное время [1032, с. 181, рис. 80:7].

В случае помещения «загробной пищи» за спиной и ниже коленей [224, рис. 2:1] следует, во-первых, вспоминать и о потусторонней символике сосудов (см. выше), а во-вторых, задумываться о персонажах потустороннего мнра, в который направляли покойников: не должен ли он был одаривать их? Ниже мы к этому вопросу вернемся. Сѵдя помагериалампоселений Новорозановка—11, Михайловка— I, константиновского горизонта РаздорскоеІ [302; 419; 544, с. 17; 925, с. 53, 57—61, 65] и др., канун возникновения ямной культуры среднемихайловского типа ознаменовался сосуществованиями носителей среднестоговской, позднетрипольской, майкопской, нижнемихайловской и др. культур, что влекло за собой, в частности, и использование, и смешение разнокультурной керамики. В майкопской [273, с. 182—187] и усатовской [603, с. 43, 49 и др.] культурах вошло в обычай использование сосудов различного происхождения, что было усвоено, по-видимому, носителями нижнемихайловской [224. рис. 3: 4—5: 5: 3], а затем ранней ямной [954. рис. I. 4] культур. В детских захоронениях Нижнего Поднепровья этот обычай особенно выражен [956, рис. 2]. и его можно трактовать как одно из отражений межэтничных браков, когда ребёнок посредством посуды и проч. приобщался к загробным царствам племён отца и матери Всё менее выразительное существование такого обэдчая посдежцрается на всём протяжении энеолита и бронзы.

В тех случаях, когда пара сосудов помешалась у головы и ног, она могла символизировать небо и землю [РВ Х.44.8]. хотя, в случаях использования обоих для огая. они могли представляться чем-то вроде пары духов, за ноги и голову возносящих покойника на небеса [105] (что не исключает символику небесного и потустороннего огня, а также двух половинок скорлупы ‘Огненного зародыша’ мироздания). Парз сосудов могла использоваться также для воды и огня, — как это практиковалось в ритѵалах иранцев, хеттов и др. [41, с. 210—211; 92. с. 21 ]. Такой обычай весьма выражеч в позднекатакомбных могилах Нижнего Подонья. Следует при этом заметить, что курильницы помешались обычно у ног, а сосуды для жидкостей (во всяком случзе z очень нечастыми остатками каш и т. п.) — у головы [100. рис. 45—46; 839, с. 44-45 и др J. Они могли связываться, конечно, с потусторонним огнем и небесными водами (получаемыми при содействии погребенных), ноне исключена и магия перемены мест привычных миров и стихий: один сосуд мог. ктому же, одновременно символизирован, землю—воздух—небо [Ваджасанейи-самхита 1.2]. Под обные представления сохранились, к примеру, у белорусов: за гробом полагалось нести горшок с водой или тлеющими уюльями, которые переворачивали на могиле, чтобы «на том свете было чем питьволу* (и было тепло?) [784, с. 121—122].

В лоямное или, по крайней мере, раннеямное время уходит еше один обычай — редкий, но важный: рассредоточение обломков разбитого сосуда. Наиболее ранний ■ выразительный случай зафиксирован в соседних к. 1—11 и к. 2—11 у с. Усатово: надн* куп ьт обой ямы 1 при захоронении жреиа-шамана (п.| к. 2—II) были помешены обломив сосуда; другие его обломки были использованы при засыпке ямы, а третьи—занесена в п. 4 соседнего к. 1 —II [603, с. 76—80и др.]. Для разгадки этой картины следует обрати внимание на ряд обстоятельств: яма 1 располагалась северо-западнее п. 1 (т.е. встормяг заката летнегосолниа) и обломки её сосуда были помешены в п. 4 юго-восточной пела к. 2—11 (со стороны восхода зимнего солнца), а этот курглн, как никакой иной влей* курганных группах, характеризуется манипуляциями с черепами (обломки вп 1 отсутствие в п. 3. мотыга за черепом основного п. I, обезглавленная статуэтка из к>-іь— товой ямы 5). По-видимому, с сосудом из ямы 1 обошлись по ассоциации с черепхч^. для связи культов двух соседних курганов, во имя прохождения солнцем потустороннем мира между двумя вышеуказанными датами. В позднеямном п. 20 к. I у с. Бабенке** (Северное Присивашье) сосуд тоже был разбитна 3 части: 2 помешеныв могиле у кажэЛ из рук, а третья—на уступе за головой ориентированного на северо-восток погребённая! [1010, с. 86—87]; мелкие фрагменты у черепа и его необычайно интенсивнее окрашенность можно рассматривать как признаки включения его в этот же семантичесыш ряд. В означенных элементах обряяа п. 20 довольно явственны признаки мифологени об участии прародителя смертных Вивасваты (именовавшегося также 'Яйпом мертвл Мартандой) в подъеме благ потустороннего мира: «Десятью (пальцами) Вивасваш подтянул Индра небесную бадью, (и разбил её) трёхчастным (молотом?)* [РВ VIII. "2 м

Не являлась ли таким магическим молотом и плохо сохранившаяся «мотыга» из п.

I к. 1-11?

На три части оказалась разбита и мисочка в позднеямном п. 5 к. 1 у с. Ново- іригорьевка Геническогор-на Херсонской области. Фрагменты расположили у черепов молодой женщины и младенца, а также у ступней первой из них. За её же затылком был поставлен и целый сосуд. Над ориентированными на северо-восток головами ■окойников расположили цепочку из 7+5 астрагалов., разделивихкремневым опцепом, ■ридав им, таким образом, символику годового цикла из благоприятного и неблагоприятного полугодий, дополненных, быть может, XIII месяцем лунного календаря 1909. с. 16. табл. 1; 954, с. 33—34]. За спиной уложенного под северо-западной стенкой младенца положили рогкозла (долженствовавший защищать его отпотусторонних сил ■осле заката летнего солнца), а у обращенных к юго-западной стенке (к закату зимнего солнца) ступней женщины — нижнюю челюсть козла. Этот комплекс занимает «реди иное купьтѵрно-хронсшогическое положение между первич ной насыпью соседнего *. 3 у с. Атманай (Новое), где удалось зафиксировать относящиеся к началу поздне- ■многопериода оформление образа Пушана, и катакомбой 7 тогоже к. 1, где захоронили копенка 1975. с. 130— 131 ]. Впоследствии «комплекс Пушана», преяназначавшийсяне іія погребенного, а в качестве подношения названному проводнику через потусторонний мир и т. д., стал довольно характерен для позднеямного периода, а реминисценции его (в виде котлов с бараниной и т. п.) бытовали и скифо-сарматское время. Комплекс ■аючал половинку или полную нижнюю челюсть (которую Пушану выбил разбушевавшийся Рудра), сосуд (с кашей? которой полагалось приносить жертву беззубому Пушану) и копытца или же астрагалы (знак проводника, знатока счастливых дорог).

Помимо самого погребенного, предков Пушана [805, с. 353], налитая в сосуд вода могла предназначаться и для отпугивания Рудры [ 1019, с. 74]. Возможно использование содержимого различными персонажами. Так, в ритуалах хеттов напиток, предназначенный для возлияния богам, отпивался сначала царем [41, с. 76—77]; подобные обычаи — отплескивания из заздравного кубка на землю «для предков» — сохраняются у многих народов поныне. В ведическст погребальной обрядности часть сосудов предназначалась покойнику (с медом, маслом, молокой и водой; последний — «чтобы •ода текла для тебя в трех мирах», с ним трижды обходили место кремации перед зажжением погребального костра), вторая часть — богам (горшок с питьем, который оставался в огне), а третья — всем вместе и еще, наверное, предкам (сосуд с остатками кремации) [401, с. 76—78, 88; 598, с. 193-494].

Уже в древнейших могилах ямной культуры появляется обычай установки сосудов мерх дном. При этом крестообразная орнаментация дна яйцевидного горшочка из п. 22 к. 5 у Бережновки моі ла ассоциироваться с потусторонним солнцем или арийским "Золотым зародышем’ Хираньягарбхой. Последнее значение согласуется не только с обилием охры в могиле, но и с редкими для ямной культуры сильной скорченноетью ■адорированностыо погребенного [718, с. 72]. Сочетание обоих образов прослеживается ■позднеямном п. 5 к. 10 ус. Вербовки Павлоірадскогор-на Днепропетровской области [469, с. 30—32}. Здесь у западной стенки могилы в ногах погребенного были поставлены ■верх дном HcuMHincimqx«*3HKMt яйцевидный горшочек и плоскодонная чаша. -Хлебец» из охры под последней символизировал, вероятно, потустороннее солнце, а бронзовый ножу головы—«неба» мог связываться с освобождением-восходом светила. В позднеямный период появляются сосуды, специально изготовленные для установки в могилах вверх дном [355, с. 96—97; 453, с. 55—56, рис. 1:1]; такие сосуяы встречались затем до скифского времени включительно {986, с. 31]. Ясно, что в общем этс символизировало переход в иное, противоположное обычной жизни состояние [225, с 397; 784].

В катакомбное время обычай установки сосудов вверх дном получил максимальное распространение. Такой сосуд у коленей мужчины из раннего п. 1 к 12—1 к/гАккермень в сочетании со стопообразным пятном охры у черепа и с луком, соединившим это пятно с сосудом [127, с. 56—58, рис. 33:2, 41:1, 42], напоминает антропоморфную фиіуру — антипод погребенного. Опрокинутость сосуда в данном случае могла означать лока-лизацию духа умершего, его вместилише [285]... Нарял> с многочисленными находками охры в сосудах, втомчисле и поставленных дном кверхл. устья последних на Нижнем Дону иногда «завязывали подкрашенной в красный цвет тряпкой» [281, с. 49]. К предыдущему объяснению тут впору присовокупить миф сосуде Пандоры, под крышкой которого были сокрыты «тысячи бед», «вредоносных болезней* [ Гесиод, Трудыи дни. 90—105]. Этот іреческиймиф обнаруживает шумерские параллели—схождение с деяниями Инанны, достающей людям законы [259, с. 1516«

В позднекатакомбных п. 10и п. 11 к. 16 у Целинное (Степной Крым) прослежеа миф иного плана. При аналогичных, ориентированных на запад парных захоронения* найдено по сосуду и обработанному камню, расположенных в первом случае у ступне* и головы, а во втором—наоборот [366, с. 100—103]. Возможно, что эти различия (в то* числе расположение сосуда в п. 10 вверх дном) обусловлены обращенностью входных ям на юг и север, а сходства—расположением могил у западного прохода в кольцевой рву [366, рис. 13]. В таком случае сосуды в них можно трактовать как два положения «небесной бадьи»: черпающей блага из потустороннего мира (южное п. 11 > ■ изливающей их на землю (северное п. 10), однако в таком случае потусторонний м»чР> оказывается связан с головой (и сосудом) погребённых, а небесный — с нотами. Столь разительное противоречие, расположение погребений Борву и приверженность запак обнаруживают в семантике сосудов образ Варуны — владыки запада и вод [294. .1 159—161 ], который «вылил бочку с ободком, обрашённым вниз», окропив тем самый «землю всего мира» [РВ Ѵ.85.3]. Признав такую семантику, мы получим таюшв объяснение камням: их обладателем выступает тот же владычествующий над водам* Варуна [РВ ѴІІ.89. 2—4], из камня же рождается его брат-антипод Митра [221. с. "6L

К сосудам в погребениях срубного времени применимо, быть может, вое вышесказанное, однако их расположение в могилах выглядит вполне функционально («ёмкости для загробной пиши или питья», помещавшиеся у головы — i-rrt и данных в этом плане для анализа их семантики нет.

Завершая рассмотрение расположения сосудов в могилах, необх;'ік« остановиться на содержимом сосудов.

С уверенностью можно сказать, что в сосуды помещали иногда охру и, иѵсиі мел — в твёрдом или разжиженном виде. Этот обычай был довольно распрост- усатовской и др. энеолитических культурах и сохранялся до поздней бронзы; на«ла в сосудах обнаруживаются угольки и др. следы огня. Начиная с усатовской [402, с. Эж и вплоть до срубной культуры [381, с. 147—148], в сосудах обнаруживаются спекшейся муки или каши (просяной). В этом же кулыурно-хронологиѵсмв диапазоне изредка фиксируются следы мясной или рыбнойпишиввиде костей и'етэшш [ 1019, с. 98,145; др.]. Тлен от мяса обнаружен в катакомбных погребениях 8*>Р гзяш

1 к/г Шахаевская И [839, с. 37—38} и Кузнецовский II [832. с. 137]; в последнем случае на исцарапанном (бронзовой вилкой?) дне сосуда «зафиксированы остатки напутственной пиши в виде пористого рыхлого тлена рыжеватого цвета». В сосудах этого же времени встречаются остатки проса; гораздо меньше таких случаев в срубное время [с. 147—148]. На дне нескольких опрокинутых сосудов из позднекатакомбных захоронений Херсонщины зафиксированы бурые потёки [835, с. 43, табл. II: 17], которые могли оставить помешенные здесь сердце или же печень; сосуды в таком случае могли служить алтарями и жертвенниками. Подобное использование сосудов прослеживается с Триполья; оно известно у ариев, хеттов и др. [41, с. 215; 915, с. 66—67].

Попытка массового химического исследования содержимого сосудов (5 из катакомбных и 22 изсрубных захоронений) была предпринята недавно на основании несколькихкурганов Северного Прикзспия [199]. Исходя из проиентногосодержания окиси фосфора, исследователи условно выделили воду, кашу— 1 и кашу—2 (занимавших, соответственно, 25%, 45%, 30% сосудов эпохи бронзы). Довольно определённые выводы получены для срубных, более многочисленных сосудов. Треть сосудовоказалась с водой, помещавшейся только у головы или таза, т. е. у естественных «ёмкостей» человека (для усиления или оппозиции которыми предназначалась, очевидно, «вода»). В этой связи необходимо вспомнить вышерассмотренные манипуляции с черепами и тазами некоторых погребённых, связанных с культом дождя, а также семантическое схождение ‘мозга’ и ‘семени’. Здесь же сошлемся на авторитетный вывод Вячеслава Всеволодовича Иванова, что в западно-кавказских языках термин ‘душа’ обозначал «жидкую субстанцию, которая содержится в человеке в качестве одной из частей его тела». Так, абхазо-адыгское псы ‘вода’, ‘душа’ сказалось, очевидно, на возникновении греч. 'душа’ [260, с.7—8]. В двух мотилах содержалось по 3 сосуда—и все оказались с «кашей»; потребность покойника в питье устроителей обряда здесь, по-видимому, не занимала. Не занимали их и удобства пользования заіробной пишей если в 80% случаев кашу ставили у головы (где 20% сосудов — с водой), то в 70% — всё же у ног. Это подтверждает ранее сделанный вывод о предназначении хотя бы части «пиши» не покойнику, а богам и т. п. Указанные факты позволяют сделать вывод Также о том, что ■погребениях срубной культуры (Северного Присивашья) «не прослеживается строгой приуроченности качественного состава пищи по отношению к телу погребённого», — ■отлйчие от сарматской из техжерайонов, где 75% посуды со следам и «воды» помешено


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!