ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 64 страница



поясов, перевязей, шнуров и верёвок, поэтому далее их семантика будет рассмотрена сумарно.

Наряду с поясами на трипольских статуэтках — обычно мужских, но нередко и женских — изображались различные перевязи: в виде шнура или ленты, через то или другое плечо, иногда двойные или крестообразные [626, с. 125— 126]. Такое разнообразие соответствует каквышеотмеченному полисемантизму, так и двуполости шаманов. При этом преобладание мужчин (здесь, а также в моделировке стел и среди останков с перевязями и поясами степных культур) следует объяснять не только прогрессированием патриархальных отношений, ной большей устойчивостью, самоконтролируемостью мужской психики, что является основным требованием в шаманском ремесле [S66. с. 121123]. Известно также, что пояса и перевязи полагались мальчикам при дости жении . определённого возрастай переходе в ученики, т. е. при прохождении инициации [598, с. 127—128, 249]. Опять же, не следует усматривать в этом дискриминацию девочек, считая мальчиков (?) с поясами наследниками высокопоставленных лиц, а женшин с поясами и детьми — кормилицами [309, с. 76; 897, с. 35]. Такие рассуждения никак не вытекают из археологических данных, а привлечение этнографических параллелей іребуетстрогого этноисторическогосоотнесения. Для объяснения арийских материалов Юго-Восточной Европы бронзового века следует привлекать данные не рабовладельческого Востока, апервобытнообшинныхтрадиііий индуизма и т. п. И тогда оказывается, что опоясывание мальчика считалось «вторым рождением» не в знак превосходства над женским палом и знатности, а вследствие уподобления пояса пуповине (что было показано выше на примере Фёдоровской идр. стел); девочке же, предназначенной природой к рожанию-самообновлению, такая «пуповина» была не нужна Отказавшись, таким образом, от априорных социолошзаторских объяснений поясов и т. п., перейдем к рассмотрению той семантики, которая вытекает из археологических реалий.

Судя по обломку женской статуэтки из Дереивского поселения среднестоговскон культуры [752. с. 59], семантика перевязей и т. п. была воспринята древнейшими скотоводами Юго-Восточной Европы не только от предшествующих охотников янепро- лонецкой культуры, оставивших могильники Мариупольского типа, но также от земледельцев Триполья. Преобладание алияния последних сказалось, очевидно, и на распространении вяревнейшмх пожурганныхзахороненияхпостмариупольской культуры медных обоймочек от поясов и перевязей- а также подвесок-бахромы для них. изготавливавшихся из спирально изогнутой проволоки [322. с. 37—38]. Вполне очевидна близостьсемантики этих змеевидных подвесок к той. которая была присуща раковинам и кабаньим клыкам на поясах днепро-донецкой культуры, однако применение меди указывает на обращение к небесам. Такая направленность сохраняется до качала срубного времени, когда медь в изготовлении поясных и др. пряжек будет временно (до начала железного века) заменена костью.

Можно полагать, что внедрение поясов и перевязей с металличес кими деталями стимулировалось ближневосточным влиянием. Это влияние становится очевидным в жмиос время, с появлением в новосвободненской. а затем в алазано-баденской или раннейтриалецкойкулыурахвторойтіоловиныІИтыс. дон. э. крупных орнаменпірованных обойм [707, с. 176]. В курганах у Новосвободной обнаружены также первые матрицы хтя тиснения бляшек из золота и серебра; такие матрицы бытовали затем до конца оеверокавказской и катакомбной культур [75, с. 75—78; 329, с. 24]. Распространение обойм и блях от Кавказа до Поднепровья проходило, по-видимому, вместе с другими металлическими украшениями и началось в позднеямный период [470]. Ярким примером всему вышесказанному можносчитать п. 2 к. 3 ус. Новошандровкана Днепропетровщине, оно сопровождалось маской, кожаным поясом с попарно нашитыми стерженьками- подвесками, а также плетью с оплетенной медной лентой рукоятью [469, с. 35]: последнее изделие исследователи приравнивают к жезлам древневосточных владык [586. с. 86).

Среди немногочисленных находок позднеямного периода наиболее выразительна пара обойм на животе ребёнка 10—12 лет, захороненного вместе с женщиной в п. 12 к. 3—1 у с. КалиновкаЖовтневогор-на Николаевской обл. [897. с. 26—27]. Расположенные под прямым угломяруг кдругу, они могли принадлежать крестообразной перевязп. Последняя была, возможно, сколота поверх обойм костяной малоточковидной булавкой- на стеле из Езерово—III (Болгария) «булавка» с Ф-образным навершием изображена над поясной пряжкой с Х-образным знаком [579, рис. 154].

Авторы публикации обойм из п. 12 И. Т. Черняков и В. И- Никитин обращают внимание на орнаментацию медных обойм «валютообразными, или «рогатыми* завитками», трёхчастность которых вместе с «атропоморфизированными» формами изделий сопоставляютс изображениями титановотрех туловищах на позднетрипольскоѵ сосуде из Петрен. Действительно, антропоморфность изделий довольно заметна. 2 «завитки» вполне сопоставимы с многочисленными изображениями бараньих рогов и сопряжённого с ними фаллоса, бытующими на Кавказе с предкуро-араксских ло кобанских (и более поздних) времён [411, рис. 25:14; 530, рис. 19—20; др.]. Из серии конкретных примеров можно заключить, что подразумевался, прежде всего, небесный баран—весеннее созвездие Овен [906, с. 11 и др.; 975. с. 81—82]. (Зх2)-частный меандр, помещённый между двумя парами рогов на одной изобойм, символизировал, вероятно, архаический трёхсезонный год (сопряжённый с тремя уровнями мироздания) и месяцы полугодий между верхней и нижней кульминациями начинавшего гол Овна. Наличие календаря подтверждается орнаментацией булавки: на головке, а также по обеим сторонам стержня ниже нее было нанесено 12x3 насечек. 18—19(?) изобразительны* элементов второй обоймы сопоставимы с количеством лет всаросе или метоновом циюе. Изображение на второй обойме близко первой, но уподоблено древу, между ветвями (и рогами) которого помешены кружочки-«плоды». В целом же эту пару можнэ рассматривать как лицевую и оборотную сторону зооантропоморфной фигуры по примеру некоторых стел, тыльная (реже лицевая) сторона которых орнаментировалась «древом жизни». Наложение его в данном случае на антропоморфное подобие Овна соответствует ведийским Адже или Пушану, а парность металлических обойм походит нааджашв ('козлоконей’) или «золотые челны» Пушана, «которые плывут по воздушному океану» как «день и ночь с (их) разным обликом». «Близкая родня Неба и Землж. ... тот, кого боги отдали Сурье» [РВ VI.58], Пушан рассматривался также как сын Савитара. потустороннего солнца [1019, с. 60]. Последнее, как мы уже знзем. изображалось обычно косым крестом; ему-то, очевидно, и уподобили Х-образную перевязь данного (и др.) погребения. Онамогла означать посвяшение умершего ребёнс* Савитару и Пушану, которые должны были с рассветом летнего солнца (судя оо ориентации п. 12) вознести его из потустороннего мира. Вероятно также воплощение в медных обоймах арийского (более иранского) фарна — ‘сияния’, ‘солнца’, олш*- творявшего хранителя дома, счастливую долю, даже сакральную пишу; представдя»- шегосябараном, газелью и птицей. Такое сопоставление подкрепл яется в данном случае причастностью фарна не только к погребальному обряду, но и к посвящен» юптцмаЯьным возрастом для которого индоарии считали 8—12 лет [598, с. 249]); небезынтересна версия В. Н. Топорова о происхождении слав, парень от др.-ир. •Йедтаф:- [811, с. 557].

Подобная пара обойм была найдена у того же с. Калиновка в раннекатакомбном п. 35 к 4—II [897, с. 28—29]. Антропоморфизм изделий почти не прослеживается, дай срНгйиеМт типологически отличный — однако преемственность всё же заметна. Она выражается в обыгрывании чисел 3x2 (количество основных и вспомогательных срНЗШнтльных полос) и в наличии двух пар рогов на одной из обойм; на ней же изображён ромб—знакплодородия, сменивший, вероятно, древо предшествующего п. |2іс 3I. Изображение его плодов замещено здесь бусинами из каких-то семян, кости исобачьих клыков, — все это было помешено в деревянные коробочки, подвешенные ^Нэёрймдм и, соответственно, к нагрудному перекрестию перевязи. Образ Пушана, помимо;неясного изображения рогов, тоже представлен «натуральным макетом»: копытцами козла или барана, помешенными у ногпогребённой здесь женшины, рядом СШЗйенцем. Не исключено, что их количество (И) в сочетании с проволочным браслетом на её левой руке связывалось с годовым циклом. Характеристика фарна применима и тут. Более очевидна иная его сторона, воплотившаяся позже в фарро — жоякйпо краю монет. Они сопоставимые пуанной техникой нанесения изображений <3 ^некоторой мере—и с содержимым коробочек при обоймах, и с многочисленностью копьітц.), которая могла имитировать “сияние’ фарна, духовность его существа; эта техника близка ритуальному накалыванию грузинами хлебиов, воплощавших плодородие И достаток [60, с. 204—205 и др.]. Завершая рассмотрение семантики обойм и сопутствующего инвентаря п. 35 следует остановиться на сосредоточенности егоуженшины ¥ близких по времени и этнокультурной принадлежности, но более развитых «Принадлежавших к кругу ближневосточных цивилизаций) хурритов встречались женские статуэтки с поясами и крестообразными перевязями [219, с. 42, рис. 1 Об]—так что'считать женщину (если останки верно определены!) служанкой-кормилиией млааениа-мальчика (?) [897, с. 35] совершенно неправомерно. Другое дело, что в случае •асайижения* им (в потустороннем мире) 8— 12-летнего возраста кормилица-мать «йоглае передать ему в знак посвящения свою перевязь; свою, поскольку содержимое домешенных у грудей коробочек символизировало, по-видимому, молоко (содержимое «Нсберной бадьи») — как мы уже наблюдали на примере женского п. 13 к. И у СТ. Суворовской [542, с. 82—84].

2 или 3 обоймы были найдены над коленями раннекатакомбного погребения в к.

4— II к/г Аккермень [ 127, с. 70—71 ]. В основу их неполно сохранившейся орнаментации был положен (Зх2)-частный меандр, уже знакомый нам по находке в п. 12 к. 3—1 у Кдлиновки. Обойма с 6 двойными ромбами была найдена при одном из четырёх скелетов враннекатакомбномп. 5 к. 1 возле райцентра Приморск Запорожской обл. [502, с. 77]. К.ЭТОЙ же традиции принадлежат обоймы из однокультурных п. 10 к. 11 у г. Каменка- Днепропетровская Запорожской обл. и п. 28 к. 14 у с. Болотное Джанкойского р-на Крымской обл. [367, с. 166—169]. Первая, найденная при ребёнке, орнаментирована 3- мя поперечными полосами и косым крестом; одна довольно близка изображению яоясной пряжи на стеле из Езерово—III [597, рис. 154], хотя располагалась у локтя и могла происходить от перевязи. Вторая обойма, со сложным (7+J )-частным меандром, была на груди мужчины (?) вместе с клыком собаки. Авторы публикации сочли такое сочетание несомненной принадлежностью воинского сословияи погребального ритуала.

позволяющей «предположить высокий общественный статус погребённого и связывать с его захоронением положенные в могилу куль с пшеницей и части повозки» [367. с 169]. Однаковп. 35 к. 4—11 возле Калиновки подобное, но ешё более «богатое» сочетание сопровождало женщину, причём без малейших признаков принадлежности к воинскомч сословию. Да и повозку с пшеницей, равно как и остальной отнюдь не воинский инвентарь (сосуд, кремневые отшепы, каменные раетиральники, бронзовые шило и нож. охра) в равной мере можно отнести к помещённым в рассматриваемое п. 28 мужчине и женщине (если их антропологические определения верны). Так что единственное преимущество мужчины обойма с кяыком — может быть истолковано как знак шаманства и пола, но уж никак не воинского сословия.

В позднекатакомбный период прямоугольные металлические обоймы поясов к перевязей уступили место круглым бляхам и медальонам — особенно свойственным северокавказской культуре, но распространившимся в Юго-Восточной Европе ещё в позднеямный период [909. с. 18—23]. Вывод И. Т Чернякова и В. И. Никитина о том. что первые возникли благодаря влияниям позднейшего Трипольяи были распространены между низовьями Днепра и Дона [897, с. 33—35], слабо учитывает новосвободненские материалы, а также изображения пряжки на стеле из Езерово—III. То и другое было обусловлено импульсами ближневосточных влияний [563, с. 35, 37; 704, с. 106J. Вследствие происшедшей там на протяжении III тыс. до н. э. смены подпрямоугольных астральных символов округлыми [1040,970,1463.1479 и др.] состоялась, быть может, и соответствующая смена обойм и блях в Юго-Восточной Европе и на прилегающих к ней территориях. Данное предположение согласуется с начатой Н. А. Чмыховым разработкой астрально-каленллрных символов Ближнего Востока [904; 910].

Изменилась не только форма, но также орнаментика обойм и блях: на смен> меандрам пришли астральные символы. Можно сказать, что «небоподобный» метаъі избавился, наконеи, от змееподобных, хтонических реминисценций былых поясов из раковин и т. п. и стал соответствовать новым, светилоподобным изображениям и полусферическим формам. Эта смена началась в позднеямный и завершилась в позднекатакомбный период — в северо-кавказской и ингульской культурах начата

II тыс. до н. э. Не было ли связано с ней хоть в какой-то мере размежевание почитателей асуров и девов?

Помимо форм и орнаментов, изменились также способы крепления обойм и блях загибание продольных сторон первых из них свидетельствует о накладывании ю ременную основу, тогда как небольшие отверстая в центре вторых — о продевании тонких шнуров. Следы последнего довольно явственны в размещении детатей «небесной бадьи» вдоль позвоночника женшины из п. 13 к. 11 у ст. Суворовской [542- рис. 33:1]; в нитке белого бисера (без бляхи, но с парой сосудиков на концах), которая располагатась вдоль «правой подвздошной кости, где залегай двойной петлей и затем переходила на тазовые кости, оплетая их» [204, с. 128] идр. Вероятно, тогдаи зародились у ариев обычаи носить шнуроподобные пояса (почитатели иранской Авесты) и перевязи яджнопавиту (почитатели индийских Вед) [214, с. 52,62; 598, с. 127—128]. Считается, что без них невозможны жертвоприношения; в зависимости от благоприятности ил* неблагоприятное™ обряда индусы носятсвой “жертвенный шнур’ на левом или правом плече, а зороастрийиы при молитве развязывают его и вновь связывают.

На рубеже позднекатакомбного и раннесрубного периодов произошла довольно резкая замена металлических пряжек костяными. Этогоне объяснить металлургическим кризисом. Сказалось, по-видимому, изменение мировоззрения (приведшее уже некогда ксМене поясов с клыками и раковинами на украшенные металлическими обоймами и бляхами), сделавшего, быть может, пряжку обязательной принадлежностью прошедших инициацию подростков и взрослых Вполне вероятно, что именно распространение пряжек привело к замене в них дорогостоящего металла на общедоступную кость, ©щіако не менее вероятно и то. что использовались особые кости (не из '"лодыжки" дяахуровского или дэвовского существа? [ 133, с. 97]), - Есть данные о преемственности тэ}£их изделий от предшествующих блях и обойм.

Следует сразу оговориться, что излагаемые ниже данные не совсем согласуются сЩртиной появления костяных пряжек в Юго-Восточной Европе ХѴІ(Ѵ) — начала XV в. Йо н. э. из Карпато-Дунайского бассейна, которая столь убедительно, на первый взгляд, выстроена Я. П. Гершковичем [ 149, с 139—141]. Логику этой картины нарушает ТО «ібстоятельство, что наиболее архаическая фигурная пряжка (из к. 38—VIII Чограйского АЮУйльника, см. ниже) происходит из Предкавказья, указывая тем самым не западное, авоеточное направление. Предложенная Я. П. Гершковичемкаршнп восстанавливается, седипринять во внимание появление прототипов интересующих здесь нас пряжек на юсе Малой Азии (керамических, из материала семантически промежуточного между металлом и костью), откуда они могли распространиться в обоих направлениях Цирку ^понти йской зоны: и в Прикѵбанье, и в Подунавье. Такое уже случалось с древней- •ШЙМикрестообразными булавами «мариупольского*типа, возникшими,-очевидно, в ©Фійети Сузианы. Показательно, что в обоих случаях те и другие изделия оказались •сопряжены с важнейшими этапами освоения коня: верхового и впряженного в колесницу. О последнем свидетельствует родство и фигурных, и округлых костяных пріЩек с лисковидными псалиями [148, с. 59; 149, с. 142—143]. Ниже мы увидим. ЧТёй это родство было отнюдь не случайным, а имелосемантико-мифологическую подоплеку.

Правомерно предположить—и это предположение подтверждается следующим іііщс анализом, что продолговатые костяные зооморфные пряжки происходят от рассмотренных выше обойм. Их сходство усиливается наличием близких обоймам НСалям продолговатых, предшествующих дисковидным Древнейшая находка зоо- знтропоморфной пряжки происходит из глубокогоподбояс одорированным покойником; М, J6. Андреева сочла это единственное погребение в к. 38—VIII Чограйского могильни ка ща Ставропольшине катакомбным [27]. Оянако его можно отнести и к древнейшей •ідащгуре многоваликовой керамики. Семантика изделия вскрывается при сопоставлении егф Срзображениями на обоймах из п. 12 и п. 35 к. 4—ІІ возле Калиновки [897, с. 26—29]. Оіжммн признаками являются две противоположнонаправленные п нееколькосплігчные nap&l рогов (где нижние, загнутые внутрь, можно в данном случае трактоватъи как ноги), а Также обыгрывание числа 3x2 в оформлении пространства между ними. Верхняя, размещенная под рогатой головой часть передаёт поддерживаемые руками груди; затем следует кольцевидный, с отверстием посередине живот, разделённый поперек двумя Страшёнными наружу фаллосами, третий фаллос изображён внизу жнвота — между кривых ног. Такая множественность органов воспроизводства наряду с двойственностью рогов (изобилия?) и т. д., подобием маски (отсутствие лица, женские груди) и кошеля гкаяыхеобразный живот), признаком старчества (кривые ноги) соответствует* характеристике древнегреческого Приапа-трифаллуса [803, с. 337]. а его родство •посредством Пана, Пусда, Пушкайтиса) синдоарийским Пушаном вполне согласуется со вскрытой выше семантикой обойм из п. 12 и п. 35. Совпадение при этом такой детали как помеченные точками женские груаи изделия из к. 38—ѴІІІ и коробочки с семенами при обоймах на груди женщины из катакомбного п. 35 заставляет полагать родство к хронологическую близость между ними; родственны, понятно, и воплощённые 5 инвентаре божества. В дополнение приведенной выше характеристаки Пушана здесь надо отметить, что он не менее Приала любит «все чудесные превращения» [РВ ѴІ.58.1] Вторичное (после вышерассмотренной анзропоморфнойпласгакиУсатово) появление соответствий Приапу в Юго-Восточной Европе не должно нас смущать: рубеж катакомбного и срубного времени ознаменовался очередным возобновлением распавшегося где-то в первой половине III тыс. дон. э. арийско-іреко-армянскогоединства [707, с. 33].

Типологически вполне очевидно, как центральная часть (т.е. живот и груди, которым стали придавать и признаки рогатой головы) этого и, возможно, не найденных покудаизделий была вычленена, положивначало немногочисленной серии «рогатыѵ костяных пряжек культуры многоваликовой керамики. Они известны западнее Ставропольщины: от Миусского полуострова до Приорелья, т. е. от Азовского моря г сторону лесостепи [149; 281, с. 53—54; 331, с- 20—21]. Выделивший их Я. П. Гершкови* определил эти изделия как антропозооморфные, но ограничился сопоставлением с букраниями [149, с. 136]. Между тем следовало бы обратить внимание на больше* сходство их с головой барана (Овна) и на сочетание с такими пряжками точильньа бусиков, фаллическая символика и антропоморфность которых довольно известнк. Вскрытая выше семантика наиболее выразительного в этой серии изделия из к 38—VIII Чограйского могильника делает очевидным смысл указанного сочетания, сохранявшегося с некоторыми изменениями и в последующие эпохи.

Немного позже в культуре многоваликовой керамики Дунайско-Донскоге межауречья распространились округлые 1— 2-дырчатые костяные пряжки. Hi форма вполне сопоставима с полусферическими бляхами предшествующих периодов. —семантики их, наверное, перекликаются. Но если из нескольких взаимосвязанных значений неба, яйца и т.д. в медных, орнаментированных астральными символами бляхах акцентировалось первое, то в гладких костяных пряжках, очевидно, второе. \ Кроме того, увеличенное по сравнению с предыдущими бляхами, окруженное бортиком центральное отверстие делает их похожими на чакру (“колесо’ и “кольцо'. известное в индийской культуре и как метательное боевое оружие, и как биоэнергетические зоны человека). Эта составная часть полисемантического образа, заключенного в наиболее характерное изделие раннесрубного периода Юго-Восточно* Европы, наиболее близко к его сути. Такой вывод следует уже из культурно- хронологического и типолого-функционального родства рассматриваемых пряжес и дисковых псалий; семантическая сторона родства вскрывается ниже.


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 182; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!