ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 62 страница
Необходимо подчеркнуть, что рассмотренные выше головные уборы могли быть не только шапками и т. п., но также повязками, т. е. расшитыми лентами или венцами, причём предназначенными специально для погребаемых. В качествеаналога можносо- слаться на изображения повязок на надгробных статуях греческой архаики, свидетельствующих «об усилении божественной половины в концепции умершего»; в роли такого (умирающего и воскресающего) божества обычно выступал Аполлон [69Q, с. 106].
Основы семантики вьшгерассмотренногогсшовногоубора изп. 15 к. 9 у с. Танковое прослеживаются и в более поздних находках. К важнейшим из них относятся остатки кожаного убора с апликацией в виде темных и светлых квадратиков, обнаруженного при женском скелете из «семейного» позднеямного п. 4 к. 3—II у с. Александрова в Нижнем Присамарье {334, с. 7—8], а также остатки войлочного убора, включавшего крестообразно расположенные полосы, из взрослого катакомбного п. 35 к. 4 у Ша- хаевскоголимана на р. Маныч {838, с. 102—103]. Орнаментальное оформление позволяет сопоставить семантику этих изделий с семантикой вышеупомянутого жертвенника под человеческой головой и предположить вних элементы представлений о жертвенности и возделанном поле. Не уподоблены ли здесь покойники или, по крайней мере, их головы брошеному в пашню зерну? Это наиболее очевидно в раннекатакомбном п. 28 к. 14 у с. Болотного, снабжённом и мешком с колосками, и вещами (сосудом и бляхой) сорнаментомввиде соприкасаюшихсяпрямоугольникови меандров {367]. Аналогичный круг представлений (опотустороннем небе, с которым в рассматриваемых нами случаях сопоставима голова погребённого; о дожде, слезах, семенах и т.д.) связывался в Греции с «шашечным» орнаментом, восходящим здесь к неолиту {8].
|
|
|
Головной убор (одногоиз родителей?)типагреко-скифского калафа был положен у головы младенца, сопровождавшего взрослого в катакомбном п. 3 к. 9 у с. Вербовки Днепропетровской области. Убор был изготовлен «из черного войлока, украшенного тремя разновеликими красными полосами» (469, с. 27], означавшими, возможно, знак рода, а также уровни мироздания. В данном случае можно полагать, что шапка послужила сугубо магическим целям: связям между мирами живых и мертвых {527], а также знаком инициации (последующей при достижении ребенком в потустороннем мире определенного возраста). В катакомбном п. 32тогожеШахаевскогок. 4на голове женщины или подростка обнаружен убор иного типа: остроконечный деревянный конус, обтянутый и перевитый затем кожей, атакже рядами металлических бус; затылок и лоб прикрывал расшитый белыми пастовыми бусами кусок ткани, одевавшийся, по- видимому, на конус при помоши разреза [838, с. 100—101]. Это изделие сопоставимо с шапками жреца и жертвы, а также близнечного божества на вышерассмотренной хурритской печати, но ещё более—снекоторыми головными уборами шумеро-аккадских божеств, явноимитирующими «древожизни» с ветвями (рис. 34:!); очевиднатакжеего близость к последующим ритуальным уборам хеттов и скифов {457, рис. 41; 672, с. 10—14, рис. 2:2.3]. Признавая сходство головного убора из п. 32 с «древом жизни», нельзя не обратить внимания и на элементы схождения с фаллосом: форма, кожа, накидка, бусы. Последние могли уподобляться не столько плодам «древа», сколько хемени’-вадже, ассоциируемому с мозгом. Подобные представления уже обнаружены нами при рассмотрении случаев жертвенного совмещения таза и черепапогребённоГо;
|
|
|
обнаруживаются они и в орнаментации мужских черепов {249, рис. 1:4,5], а также головок фаллических статуэток усатовской культуры {305, рис. і: 13,4].
Выяснение семантики причёсок, раскраски голов, а также головных уборов позволяет глубже понять ожерелья, уже рассмотренные нами в связи с костями собак (волков) вмоГилах, молоточковидными булавками и округлыми медальонами-бляхами.
Привлекая к сделанным там выводам те, которые были получены при анализе жертвоприношений и масок, антропоморфной пластики и проч., мы убеждаемся в сопряжённости с головой мифологизированных представлений о сосредоточ ии жизненных сил (Ваджи, Яйца, Древа, Небес) и (самопо-) жертвенности экетазно-шаманского толка. В того или иного погребаемого в разной мере, судя по инвентарю и др., вкладывали такие вот представления. И в любом случае ожерелье, ворот или хотя бы шея и плечи представлялись рубежом тела и голов, на что указывает, в частности, индоарийский термин skandhfesu означавший одновременной ’плечи’ и “ветви (древа)’ {67І, с. 562] А древнеславя некое monisto (‘ожерелье’) связано не только с индоевропейским *шопо- *шея’ и *men- "возвышаться’, но также с *me(H)-n- ‘месяц’ и *шеН- "мерить’, 'думать, ■разум’ {133, с. 666—667,684,813—815]. В этом случае ожерелье соприкасается с мыслительной деятельностью головы, а само уподобляется, очевидно, Лѵне. Такие уподобления обнаруживаются и в дуговидных изображениях ожерелий на некоторых статуэтках [626. рис. 18:9,33:12—15, др.], и во включении в подлинные ожерелья символов Луны {542. рис. 32:3,33:18]. Использование данных изделий в погребальном обряде могло отождествлять покойника с его головой, а последнюю — с отосланным на Луну предком. В таком случае от магической силы включенных в ожерелье фигурок и проч. не в последнюю очередь, вероятно, зависело: отпустит ли Луна погребенногокпредкам, или же заставит вновь вернуться на землю с дождём и обратиться «червем, или насекомым, или рыбой» {598, с. 289]. Наличие столь сложных представлений в простых, на первый взгляд, монистах подтверждается появлением вямной и, особенно, усатовской культуре драгоценных изделий, изготовленных из древнейшего стекла. Его происхождение относят к еередине III тыс. до н. э. и связывают с «передовыми областями Ііиркумпон- тийской провинции, возможно, с Малой Азией», где оно появляется прежде, нежели в Шумере и Египте, и имеет немаловажное значение «для характеристики специфических сфер экономической и социальной жизни» {573, с. 71].
|
|
|
|
|
|
Изсказанногослелует.чтоожерельенепременнонаполнялооьзначениемэманашш. защиты и сочленения головы. Вполне очевидно, что первое акцентировалось бусами, оленьими зубами и т. п. зерно-каплевидными предметами, второе — змеевидными спиралями и пронизками из собачьих фаланг, третье — клыками, подвесками в виде топориков и т. п.; обычны амбивалентные наборы двух-трёх назначений. Длж позднеямного периода, например, характерны ожерелья из собачьих клыков, фаланг, рёбер, но чаще из первых и первых-вторых; в нагрудных украшенияхсеверокавказской фигуры округлые и продолговатые бусы из различных материалов могут сочетаться с зубами рыбы и хишного зверя {542, с. 78].
Вывод о трёх взаимосвязанных значениях ожерелий хорошо согласуется с ш горизонтальными, вертикальными, точечными (комбинированными) модификациями на антропоморфной пластике Триполья {626, табл. 16]. На стелах ямной и др. культур довольно явственно разделение «бус* при женских и «гривн» при мужских божестваж [13; 563, рис. 13:1, 22:5,23:5, 10; 190, рис. 53:2—6]; явных несоответствий этой схеме немного {563, рис. 21,2; 1097, рис. 19], а случаи совмешения обоих типов ожерелий — исключительны {563, рис. 22:4]. К последним относится модерировка трех из четырёх этропоморфныхизображенийвкеми-обинскойіробнице4к. I у Староселья. которые сопоставимы с Варуной-Митрой и Ямой. «Бусы»-точки чужды росписи этой (и второй вданном кургане) гробницы, связываются с месяцами и могут считаться эманацией породившей Варуну и Митру праматери Адити, воплощавшей годовой иикл [975, с. 124-128, рис. 15].
Связь «бус» с женским, а «гривне с мужским началом предстоит проверить на сериях антрополого-археодогических данных. Но некоторые предварительные за ключе нияможноужесделатьсейчас. Вероятно, что первая семантическая пара утвердилась благодаря схождению бус с молочными железами и молоком, а вторая — вследствие уподобления мужских голов фаллосу и обращённому в небо древу-яйиу (в значении 'Золотого зародыша’, порождающего “Отца существ” Праджалати [711, с. 58; 1019, с. 154; ар.]). Истоки такого подразделения обнаруживаются вТриполье, где, в частности, бытовали, с одной стороны, полимастическиеамулеты [242], ас другой—специфическое отламывание головок мужских фигурок [515. с. 10—14].
К позднетрипольскому кругу относится уникальный случай расположения ожерелья «на ногах» п. 1 .к. 2~И возле Усатово [603, с. 78—80]. То обстоятельство, что оно, помимо 47 собачьих или т. п. клыков, костяной и пастовой бусин, включало ещё я 3 медных височных кольца, свидетельствует об использовании шейного ожерелья для связывания ног «жрецу-шаману». Такое определение [603, с. 85] довольно условно, поскольку пол и возраст покойника не установлены. Отношение погребения к шаманскому культу вполне вероятно, хотя надо отметить, что связывание ног «колючими стеблями) покойнику является одной из превентивных мер прошв оборотничества идо недавнего времени практиковалось румынами [708, с. 130]. Второй подобный случай зафиксирован в ишульском п. 13 к. 1—11 у с. Кайры, которое неоднократно рассматривалось выше. Вспомним, что руки мастера-шамана оказались связаны нашейным ремешком с медными трубчатыми пронизками, тремя оленьими зубами и амулетом из оленьего рога. Знак Тельца на последнем и другие признаки указывают на «ниспадание пут» в определённую дату, после чего этот воплощавший Аполлона Таргелия покойник «вступит в схватку» с Зевсом Талейским из противоположного п. 11 [979].
Особое место среди украшений шеи и головызанимают металлические колечки в 1,5—3 и более оборотов, бытовавшие в Юго-Восточной Европе от энеолита до раннежелезного векавключительно. Не исключено, что их позднейшей реминисценцией, помимо сережек, является румынский обычай помещения за пазуху покойника двух кояец из веток шиповника [708, с. 132]. Это, как увидим ниже, отвечает семантическому схождению колеи с «древом жизни», с его плодами и ползущими вдоль ствола змеями.
По наблюдениям Г. JI. Евдокимова и Ю. Я. Рассамакина [224, с. 88—89] медные спиралевидные пронизки существенно преобладают в древнейших подкурганных захоронениях постмариупольского и нижнемихайловского типов от морских побережий до Никополя, в то время как севернее, включая Приорелье, бытуют трубчатые, изготовленные не из проволоки, а из пластинок. Теи другие, но более крупных размеров, существовали в то же время в ближневосточных и балканских культурах — включая куро-араксскую и трипольскую. Ареал первой из них стал, по-видимому, основным источником распространения таких изделий—сначала в старосельском и др. типах алазано-баденской культуры, а затем ы в поздней ямной, где их наибольше, и медные изделия вытесняются серебряными. Это могло произойти не ранее середины III тыс до н. э. — после того, как на Ближнем Востоке было изобретено рзфинирование серебра, и аналогичные колечки появились в царских гробницах Ура III ранне- династического периода {707, с. 244, рис. 75:17].
В курганных культурах Юго-Восточной Европы серебряные спиралевидные колечки распространились, по-видимому, через Балканы тем же путём, что и старосельский тип с его повозками, а также бронзовые кинжалы усатовской культуры Помимо 1—3 колечек при некоторых захоронениях, в засыпке основного п. 1 к. 13— у с. Усатово обнаружено 11 колечек в 1—4 оборота, которые входили, вероятно, в календарное число 28 (11 колечек+11 костяных пронизок+6 бусин) {603, с. 72—74]. Данное число, как и 3 дуговидные с разомкнутыми концами колечка, связуются с символикой Луны {195, с. 45]. В какой-то мере это соответствует хурритскому («старосел ьс ком у » ?) мифу о противоборстве Серебра с Солнцем, впрочем, первый герой покоряет (сталкивает с неба) вместе с ним и Луну. Этому мифу родственен индоарийский ' о победе Индры и Арджуны-’Серебра’ над Сурьей-’Солнием* и его сыном Карной. Последний, согласно «Махабхарате», родился с «чудесными серьгами (атрибутами Сурьи), делающими его неуязвимым», но Индра выпросил эти серьги, а когда колесница Карны увязла в земле, Арджуна сразил его стрелой [169; 809, с. 478].
Обычно пара колечек располагалась возле висков, иногда—лишь у одного; есть случаи находок по паре колеи у каждого из висков {202, с. 56—57]. В Северо- Западном Причерноморье, по подсчетам Е. В. Ярового {1026, с. 80—81], они сопровождали 6% погребенных, причём, концентрируясь (48 из 60 находок) в тех. которые по положению скорченно на спине можно отнести к рубежу ранне- и позднеямного периодов. Основная масса (59) колечек изготовлена здесь из серебра, 1 золотое; 1,5-витковые преобладают над многовитковыми (25 из 60).
Один из древнейших и наиболее показательный комплекс изстаросельского п. I “ к. 1 у Старогорожено, содержавшего серебряную (у правого виска) и золотую (у левого» массивные многовиточные спирали, а также бронзовый кинжал закавказского происхождения (слева от черепа) и кремневый наконечник копья (у таза) [926, с. 11і 954, с. 36-37, рис. 1:2].
Перечисленные предметы из ориентированного на северо-запад, уложенного скорченно на спине (колени влево) с вытянутыми вдоль туловища руками п. 1" подчёркивают дуализм его таза и черепа, левой и правой сторон. Анализируя оружие, я счёл возможным сопоставить это погребение с образами месопотамского Шамашэ ■ тяготеющего к кавказскому ареалу Рудры. Применительно к рассматриваемым ниже спиралям, восточное направление аналогов подтверждается образом хеттского солнечного божества Иштану-Хѵра, имя которого связано со значениями ‘слышать’ и ‘серьга’ [133, с. 897—898], а также хурритского Серебра, победившего Солнце И Луну. Но эта. вероятно, поздние аналоги, связующие древнего Сурью ариев и последующего Шурияну касситов [218, с. 626]. Ближе к рассматриваемым колечкам (особенно в 1-Э оборота) так называемые «символы справедливости*», изображавшиеся иногда в рука* ближневосточных божеств, а на Кавказе известные как «майкопские псаліш» (каковым», по убедительному заключению В. А. Трифонова, они не являлись). Существует мнение, что этими символами пользовалась аккадская Иштар (шумерская Инанна) во врема путешествия по стране мёртвых перед выдачей на растерзание своего возлюбленного
Таммуза (Думузи), но' более убедительно они трактуются как атрибут демона Лилит, ♦приносящей смерть» [823. с 22—23]. Этот демон представляется шумерам, а затем воспринявшим его вавилонянам птицеподобной женщиной, обитавшей где-то в стволе (?) мирового древа l^uluppu. которое Гильгамеш и Энкиду (ставший за это искупительной жертвой) срубили для богини Инанны:
Поразил он змею среди корней.
Змею, не знающую заклятия.
Схватил птенш Анзуд-птииы И швырнул его в горы.
Разорил жилище Лилит,
И бежала дева в пустыню.
В этой же мифологической песне «Гильгамеш и дерево l^ulnppuo фигурирует плывущий в потусторонний мир отеи богов Энки (мудрый “Владыка земли’, хозяин изначального океана, творец человечества и цивилизации). которого сопровождают летающие демоны-амулеты Нашу и Назигаудда ]49, с. 74, 85—86]. Ниже мы увидим, что комплекс этих образов и мифологем преломился в тех (полученных вместе с рассматриваемыми изделиями?) арийских представлениях, которые реконструируются при анализе спиралевидных колечек.
Дуализм золотой и серебряной спиралей, бронзового кинжала и кремневого наконечника копья из старосельского, тяготеющего к Закавказью п. 17 к. I у Старо- горожена, близок к типично арийским представлениям об ‘Отце существ’ Праджапати. расколовшем изначальное, плававшее в праокеане яйцо на две половины и сотворившем из серебряной — землю, а из золотой — небо. В данном случае то же: золотая спираль обращена к «небесам» (к восходу летнего солниа), а серебряная — к «земле» (к закату зимнего солнца); к тому же бронзовый кинжал возле первой явно связан с небесами іпо материалу и расположению головы), тогда как кремневый наконечник — с потусторонним или хтоническим миром (по признакам противоположного свойства). Расположения пары колечек у черепа—нередкость, нообычнообаони изготавливались из меди или же ееребра. В таких случаях их можно сопоставлять с однородными половинами “Золотого Зародыша’Хираньягарбхи, из которого возник Праджапати, или же с «двумя золотыми чашами», которые образовались из оплодотворённых 'Отиом сѵшеств’ волн праокеана ]294, с. 119].
Образы “Золотого Зародыша’ и оплодотворяемых волн — даещёвсоприкосновении с головой — во многом объясняют спиралевидную форму и парность «височных колечек», как их чаще всего именуют. Форма колец возникла, вероятно, вследствие экстазно-шаманской регистрации всплывающих из подсознания змеевидных образов Кундалини, Пингалы и Иды. устремляющих вдоль «древа»-хребта к макушке «яйцао- головы, где главные “нерв’ и ’артерия’ соединяются в жизненно важной точке адхипати — ’владыке’ {294. с. 138— і 39; 598. с. 105—106]. Эти органы-«змеи*> полагалось укреплять прокалыванием ушей младенцев золотыми или серебряными булавками, они же ассоциировались с золотым Солнцем и серебряной Луной, с парой разных птиц у вершины древа и др. Такое предположение о семантике височных колец согласуется, с одной стороны, сдоктриной 6-тичакр-’колец’, которые должна пройти (спиралевидным, естественно, образом) Кундалини от копчика ктемени (чтобы открыть доступ к VII чакре
— над головой), а с другой—с кратностью витков различных колечек 1,5. Так, золотая спираль из п. 17 насчитывает 6—7 витков, а серебряная — 3. К этой паре вполне применимы некоторые образы из «Гимна-загадки» ]РВ 1.164.2 и яр.]:
Семеро запрягают олнокольную колесницу.
Один конь везёт с сеъя>ю именами.
Трехстѵпичатое колесо, нестареющее, неудержимое—
Где все эти существа стоят.
Т- Я. Елизеренкова вслед за своими авторитетными предшественниками полагает, что в первых двух стихах этого экстазного видения одного из ркши-шаманов подразумевается Сурья, верховное солнечное божество [67 I.e. 645]. Золотая 6—7-витковая. обращённая к восходу летнего солнца да к тому же посредством кинжала связанная с Шамашем-салниемспиральвполне сопоставима здесь с Сурьей. Менее очевидна связь серебряной спирали с «трехсіупичатым колесом однокольной колесницы» этого Сурьи. но и она проясняется упоминанием далее [РВ 1.164.7]
Об оставленном следе этой милой птицы.
Из её головы молоком доятся коровы.
Облекаясь в тело, ногой они вылили воду.
«Здесь изложена ведийская теория аождя, — поясняет Т. Я. Елизэренкова [671. с. 646].—Солнце притягиваетксебе волу с земли и возвращает её на землю в виде дождя. След птицы—это местопребывание солнца, коровы — грозовые тучи, голова—солнце, нога—лучи солнца». «Серебряное колечко в 3 оборота сопоставимо, таким образом, с дождём-«молоком» (отсюда—использование белесогосеребра) и определённымместо- пребываниемсолнш (отсюда подобие, но и усечённостъ вотношении золотой спирали), обозначенным трёхпалым следом птицы и трехступичатым колесом, символизировавшими, вероятно, уровни мироздания и времена 3-сезонного года (отсюда- 3- виточность спирали).
Произведенные выше сопоставления могут показаться искусственными ввиду невероятности совпадения ведийского гимна I-164 во времени и пространстве с п. 1“ к. I у Старогорожено. Но в том же кургане было обнаружено позднеямноеп. 31 с парой многовитковых серебряных колечек, устроенное к тому же в спиралевидной могиле с
3- мя камнями-«головами» в конце [926, с. 119. рис. 6:4]. К тому же надо добавить, что этот, один из древнейших курганов, содержал вевоей основе змеевидные конструкции. отражающие зарождение основного мифа Ригведы: о рождении Индры, его дружбе с Вишну и змиеборческих подвигах ]975, с. 133—136; 978, с. 90]. К этим аналогам можно присовокупить рассматривавшееся выше усатовекое п. 21 к. 1 ус. Пуркары {1032, с. 62—70]. Пара серебряных колечек в 1,5 оборота на черепе сочетапасьсголовным убором, украшенным 25 (+2=27, число суток арзконического лунного месят) бусинами из птичьих костей, и «около 200 кольцеобразных бусин, вероятно, ... из агата», обладающего электризующими (т. е. «живительными») свойствами. Данная модель древа жизни была сдублирована жертвоприношением, выложенным вдоль ступней — лица погребенного. Вторая моаельсостояла (снизу вверх) изкухонногососуда с парой ручек. обезглавленной туши «молодой особи овцы (козы)», позвоночник которой был увенчан с двух сторон подобным (но без ручек) сосудом и (ближе ккистям покойника) столовьм расписным кубком. Вполне логично, что межау вершинами этих «древ жизни» располагался набор земледельческих (костяная мотыга, деревянный с кремневыми вкладышами серп) и деревообрабатывающих орудий (бронзовые кинжал, долото, тесло».
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 177; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!