ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 60 страница
Зооморфная пластика катакомбного времени неизвестна—если не считать бронзовые цпастовые подвески в виде «птичек* и «клюв», распространявшиеся из кавказского ареала. Оттуда же, из упоминавшихся выше северокавказских п. 2 к. 40 у ст. Усть-Джегуганской и п. 3 к. 2 ух. Холоднородниковского, происходят бронзовые фигурки какого-то хищникам лошад и [542, с. 78,83—84]. Преобладание птицеобразных подвесок можно трактовать в связи с индоарийским сюжетом добывания с помощью орла Супарны и др. священного напитка сомы для Индры накануне его сражения со змиевидным демоном Вритрой и др. [РВѴІІІ. 100.8; ІХ.48.3]. То обстоятельство, что рассматриваемые подвески происходят с Кавказа, указывает, вероятно, на влияние исконногоближневосточногосюжетао противоборстве змеи и птицы как воплощений потустороннего и небесного начал. В этот шумерский и последующие сюжеты [49, с. 85—86, др.] нередко вплетался также бык или быкоподобный герой, что соответствует распространённости в катакомбное время курильниц и, особенно, чаш с бычьей іТельцовой) символикой [905; 906, с. 113—117].
В погребениях срубного времени зооморфная пластика практически неизвестна. Зато она распространяется в зольниках сабатиновской культуры [315, с. 125). распространившись из лесостепи, где традиция её изготовления сохранялась со времён
Триполья [66; с. 168-174; 67, с. 30]. Следует отметить жертвенник в одном из жилиш срубного поселения наУсовом Озере, который соседствовал с открытым жертвенником, вымощенным костями быка, лошади и др. В жилище на круглом-материковом выступе, троекратно посыпанном песком, мелом и глиной, обожженном, найдено 3 вида парных фигурок: животные в окружении яиц и колесиков [68, с. 119]. Комплекс, вероятно, связан с Ашвинами.
|
|
|
Заключая рассмотрение зооморфной пластики, необходимо отметить смену почитания лошади почитаниембыка. За этим, В конечном счёте, стоит смена хозяйственной значимости животных. В Нижнем Поднепровье, к примеру, в среднестоговской культуре (Дереивка) конь занимал в стаде 55%, а крупный рогатый скот — 19% [759. с. 133, табл. VII], тогда как в культуре многоваликовой керамики (Бабино—III) их соотношение составило 10% и 32% [ 102, с. 456]. Не будем здесь углубляться в причины такой хозяйственной переориентации. Выделим л ишь то обстоятельство, что в ямное время далёкие походы конников новоданиловского типа сменились перекочёвками владельцев повозок, влекомых быками. И если распространение лошадиноголовых скипетров сопрягалось, быть может, с почитанием созвездия Единорога [310], то быкоголовые скипетры и проч. отражали, несомненно, культ Тельиа, а семантика повозки прочносросласьс представлениями ©годовом цикле и коловращениями светил [907, с. 34; 954, с. 35-36].
|
|
|
Переходим к рассмотрению одного из важнейших, но редко встречающегося в степях энеолита и бронзы источника — антропоморфной пластики.
В Юго-Восточной Европе указанного времени она наиболее характерна для усатовской культуры, в значительной мере сохранившей традиции Триполья.
Э. Ф- Патокова разделила усатовские статуэтки то 4 типа [605, с. 5—14, рис. 5J. С точки зрения формальной типологии их можно принять, следует также признать факты синхронности типовА, Б, Г. Оянакоалф'шитная последовательностьобозначения этих типов не соответствует, на мой взгляд, логике их возникновения.
Наиболее архаическим представляется тип Б—ввиде сидящей женской фитурьі. Тип Г, представленный уникальной коленопреклонённой женской фигуркой иап. 12 могильника у с. Маяки под Одессой, можно рассматривать как переходный к типу А на кубической подставке. Предложенная последовательность отвечает бытованиюв Трипопье, наряду с преобладающими стоящими женскими статуэтками, сидящих [626. рис.28:6,30.1], которыевполне могли послужить подосновой типу Б; тип А, между тем. ввиду своей специфичности и наибольшей массовости в Усатово не мог быть сюзэ привнесен, — а сложился, как отмечено выше, в направлении Б>Г. Это что касается типологии. Однако для понимания причин сложения и семантики А более важна функциональная сторона перехода Б>Г>А
|
|
|
Важно, что исходный тип Б представлен преимущественно в обломках, с отбитыми головками. Это было издревле присуще Триполью [479, с. 244], отвечая человеческим и др. жертвоприношениям; отсюда обычай разламывания фигурокперешел, очевидна, в стесывание голов и раскалывание стел ямного времени [606, с. 80—81; 965]. а также в срезание антропоморфных(?) выступов «молоточковидных булавок» [338]. Встаіуэтіг Г из п. 12 у Маяков выражена реминисценция указанного обычая: её склонённая макушка снабжена углублением. которое «носит явные следы затёрт ости от длительного употребления*, так как сюда периодически «вставляли какой-то предмет» [605, с. 14}. Об этом предмете и о производившихся действиях можносуяитькак по «чашевидности»
углубления — явно предназначенного для возлияний, а не для поддержания лучины и т. п.. ток и по оформлению статуэтки Аизтогоже п. 12 [605. с. 6—7]. Если разомкнутые спереди линии вокруг головки можно еше принять за «шейное украшение» и считать, что «двумя небольшими округлыми выступами изображена грудь», то «знак в виде . стрелы» на макушке придаёт всей фигурке и двум вышеуказанным признакам фаллический смысл. С такой трактовкой вполне согласуются следы раскраски охрой и, главное, затёртые белой пастой вертикальные полосы на постаменте — знак потока, восходяшего к фаллосу из потустороннего или земного мира. К подобной трактовке статуэток типа А пришел и В. Г. Петренко, обративший внимание на то, что «ити- фаллический облик фигурок подчеркнут особой формой головы, а иногда ешё глубокой прорезью или отверстием на темени». Форма верха этих статуэток тоже, на его взгляд, фаллическая. Обращено внимание и на отсутствие рта даже в случаях моделировки лица, .-а также на примеси в виде охры и злаков [606, с. 103].
|
|
|
Углубиться в семантику статуэток А позволяет присущий этому типу сложный орнамент. Изредкаизображавшиесянапостаментахтреугольники обращались вершинами вверх [605, рис. 1:1,3.5:4], и если уж обозначали пол, то мужской. Вместе с тем не следует исключать возможность уподобления парных выпуклостей женским грудям — они могли не только переосмысливаться в мужские ядрища, но и выражать идею дву- половости: в позднем Триполье подобные, довольно реалистично исполненные статуэтки известны [626, рис. 28:8,33:3]. Преобладающие над остальными М-образные знаки символизировали, очевидно, змей, птиц, букрании (Тельца) и их сочетания, а кружочки с подобиями лучей — Солние и другие светила [564, с. 138—139, рис. 1 —10;
610, с. 99]. В. Г. Петренко справедливо сопоставляет эти изображения и их композиции с росписью трипольской керамики, а также с древнейшими письменами Балкан [606, с. 103]. Сюда же следует присовокупить календарную символику. Рассмотрим пример п. 2 к. 3 у с. Маяки [606, рис. 19:1—9]. Количество кружочков на трёх статуэтках А составляет 17+1 (ожерелье), 2+1, 9, а отрезков—21, 28, 8. Не исключено, что 17(+!) и 21 первой из статуэток отвечает Ютцу существ’ Праджалати и «солнечному году» ведического календаря [711, с. 128,145—146], сумма кружочков — количеству суток в лунном месяце, а сумма отрезков —количеству восходов и закатов Луны [195, с. 44—49; 954. с. 33—35]. В последних случаях 3 рассматриваемые статуэтки могли сопрягаться с фазами рождающейся, полной и умирающей Луны, а 4-я сломанная статуэтка Б — ♦умершую» или темную Луну.
Обозначали ли при этом кубикоподобные постаменты трёх первых статуэток жилише [610, с. 98—99] ши же продолжали исконнуютрадишію креслиш-Тельца [479,, с. 251; 904. с. 91—92] — в любом случае они располагались под оеновиой фигуркой и1 связывались, таким образом, с земным или, скорее, потусторонним миром. Это обстоятельство проливает свет на причину склонённости статуэтоктипа А как, впрочем, и типологически предшествующих им типов Б, Г [605, рис. 5]. Тип А — это фаллос со скрытой (потусторонней, зимней) потенцией, специфический (присущийусзтовской культуре) символ широко распространённой, но по-разному выражавшейся «потусторонней кинетики», означавшей готовность покойников к воскрешению. В качестве реминисценции этих представлений можно рассматривать румынский обычай помещения в гроб (или втыкания в могилу) мутовки. Впрочем, она более булавоподобна, нежели антропоморфна. Традициям трипольской антропоморфной пластики ближе
засвидетельствованный там же обычай помещения в гроб кукол, которых наделяли именами ближайших родственников умершего [708, с. 132—133].
Исследователи справедливо сопоставляют усатовские статуэтки Ас каменными статуэтками Юго-Залаяной Анатолии и Киклад, проникавшими также всеверокавказскую культуру [540; 605, с. J 9]. Предстоит ешё выяснить их хронологическое соотношение, преобладающее направление влияний. Для раскрытия семантики тех и других важна подчёркнутость склонённости усатовских и прямосіояния кикладских статуэток. Последние, очевидно, символизировали фаллосы всостоянии эрекции, т. е. готовности кзачатиюи воспроизводству бьпия. Что и подтверждается типологическим сходством антропоморфных статуэток Северного Кавказа (подобных «киклааским идолам») фаллическими затычками дольменов, представлявшими «собой вместилище умерших предков, которые магически способны были влиять на будущий достаток и плодородие* 1476. с. 212—215]. Склоненность же усатовских статуэток типа А можно объяснить, исходя из форм и семантики, характерных для куро-араксской культуры очажных подставок середины III тыс. до н. э. Этим керамическим изделиям обычно придавался вид с тремя склоненными к центру коническими выступами, нередко украсившимися «очковіуіными изображениями», совмещающими семантику фаллоса, головы барана или быка [411, с. 68—69]. Орнаментированные таким образом выступы сопоставимы и с формой, и с преимущественно солярно-круговой и М-образной орнаментикой статуэток А Форме и орнаментации подставок в какой-то мере соответствует комплекс из культовой ямы 3 к. 2—II возле Усатово [603. с. 78—82]. включавший каменный букраний, кучку охры. 4 статуэтки А расположенные наподобие очажных выступов (и ушек помещенной в ту же яму амфорки). Приведенные здесыіараллели представляются мне несомненными, но типологически весьма отдаленными. Обнаружение их формальнотипологического перехода можноожидатьвтомрпйонеанатолийской периферии куро- араксской культуры, где будут обнаружены и мастерские, изготовлявшие большие усатовские кинжалы [356. с. 176; 686].
Не исключено, что втом же—ешё не обнаруженном—районе зародились не только усатовские статуэтки тип ов Б>Г>А, но также «кикладские идолы» и соответствующий им (но ешё более — фаллическим трёхчастным подставкам) образ древнегреческого Приппа-трифаллуса [803. с. 336]. Верхняя часть идолов и статуэток сопоставима с фаллосоподобной головой этогобожества. с тирсом и рогом изобилия; нижняя —с рогом изобилия, кошелем. В античное время святилищем Приала считалась каждая кухня, однако он же изображался на могильных камнях и в виде различных амулетов. Посредством своей чрезвычайной близости к Пану [803, с. 337J Приап может быть сближен с фаллическими божествами грузин Очо-пинт(р)э, Бочи и Гіусдом [60. с. 177—180, 190; 868. с. 271], а также индоарийским Пушпном [805]. Круг этих мифологических образов вполне отвечает вышеочерчекной типологической и семантической близости статуэток Киклад, Анатолии. Кавказа, Одесшины. причем эти регионы были связаны и гораздо более существенными причинами хозяйственного и. по-вияимому, этнического порядка [243, с. 147—162; 686]. Образ Приапа. а вместе с ним «кикладские идолы» и усатовские статуэтки типа А сложились, очевидно, в период возобновления (кратковременного, локального) распавшегосяарийско-греко-армянского единства и связей индоевропейской и картвельской общностей — скорее всего на VI этапе разложения поздней индоевропейской общности [707, с. 33, 128—133].
Образ Пушана, помимоего фалличности, близок семантике усатовских статуэток тала Асвоей связью с календарными циклами, рождением В глубине (в середине ночного часа на юге и т. п.). но также в выси (в середине гола на севере и т. п.). своим покровительством роду и мужской потенции, достатку и умершим: «путь Пушана» избавлял от 'тесного хаоса’ амхаса (что сопоставимо и с «выходом-воскресением» покойников из могил, и с переходом фаллоса в состояние эрекции); он считался покровителем женихов, но в его притязаниях на родную мать и сестру проявляется реминисценциядвуполовости; мотив увечья Пушана при жертвоприношении сопоставим с сочетанием постаментов и погребенных фитурок А; постамент как сосредоточие потенции и его орнаментика в виде птиц и быков соответствуют представлениям об отцах Пушана — Праджалати и Ашвинах [805]. Но несмотря на такой комплекс соответствий, усатовские статуэтки А нельзя считать наиболее полным воплощением арийского Пушана: происхождение и семантика этих статуэток связаны всё же с Три польем и его мал оазийско-бал канской прародиной; признаки Приапа в этом типе
А. очевидно, сильней.
Вскрытие семантики специфического для усатовской культуры типа Адаётключ к пониманию статуэток серсзлиевского типа, единственного распространившегося в степных культурах ариев, да и то в самом начале их формирования.
Т. Г. Мовша сочла статуэтки серезлиевского типа отличными от усатовских •соответственно, типы В и А по Э. Ф. Патоковой) и возникшими, вероятно, в нижнемихайловской среде, откуда они распространились также среди вытянутых (постмариупольских по И. Ф. Ковалёвой) захоронений [517, с. 73]. Эта точка зрения была развита Ю. Я. Рассамакиным: статуэтки рассматриваемого ти па он счёл одним из основных признаков начавшейся было, но не завершившейся синкретизации нижнемихайловского и постмариупсшьского типа в единую культуру [661, с. 20]. Однако, поавторитетному заключению Э. Ф. Патоковой, статуэток серезлиевского типа больше всего оказалось именно в усатовской культуре, что показывает несостоятельность вычленения их из Триполья и правомерность выделения в отдельный тип (В) антропоморфной пластики Усатово.
Почему же именно тип В был воспринят разнокультурными племенами степных скотоводов? В ответе на этот вопрос надо исходить изсопосіпвлений с вышерассмотренным типом А. В отличие от него, статуэтки В лишены постаментов и женских реминисценций. преимущественно п рямостояшие и этим более всего продолжают традицию основной формыантропоморфной пластики Триполья; с другой стороны, «грибовидное» оформление головок и «ожерелья» под ними сближают тип В с А, близок также смысл орнаментики макушек и «псясжов* ниже пояса [605, рис. 5:1.3—5 и 13.15—17,19—211, зхарактерные для типа В перевязи присуши «обычно мужским статуэткам» [626, с. 125]. Отсюда следует вывод, что тип В еше более далек от традиционных женских статуэток Триполья, что он даже более мужской, нежели А. Это же предположил В. Г. Петрен ко [606, с. 103]. Очевидно, что тип В более других отразил утверждение в позднемТрилолье мужской антропоморфной пластики, а уж это обстоятельство сделало его особо по- п> лярным в патриархальной среде степных скотоводов. Э. Ф. Гіатокова тоже подошла к такому выводу, отметив характерность для типа В изображений перевязей, присущих мужчинам, а также то, что «стремление подчеркнуть материнское плодоносящее начало женского образа, характерное для трипольских фигурок, здесь отсутствует». Но далее исследовательница уступила традиционным представлениям о женской доминанте в
антропоморфной пластике Триполья и сделала заключение о формировании в усатовской культуре «болееабстрактного образа женского божества» [605, с. 1 8]. Между тем, дефеминизация присущих Триполью статуэток в среде патриархального общества степных скотоводов — один из аспектов развития их духовной культуры; аспект, родственный тем, которые были прослежены выше на примерах лошадиноголовых скипетров и молоточковияных булавок.
Требует объяснения сочетание в статуэтках типа В мужских признаков и кресто- образности, которую принятосвязыватьс символикой огня и солнца. Если предложенное мной сближение статуэток А с образами Приапа — Пушана справедливо, тогда для родственноготипа В к их вышеперечисленным признакам следует присовокупить факел и красный цвет — первому божеству [803, с. 337], а жгучесть [РВ 1.138.4], способность воспламенять [1.42.9], принадлежность Сурье [VI.58.3—4] — второму. Фаллическо- огненнаясемантика здесь, по-видимому, превалируетнад антропоморфной, поскольку среди статуэток В нет с моделировкой лица. Учитывая, что все вышеназванные божества, а также Агни-’огонь довольно антропоморфизмрованы, можно привлечь ешё одно фаллическо-огненное божество—без признаков антропоморфности и к тому же тесно связанное с женским образом (что является немаловажным аргументом в пользу его привлечения ввиду женской доминанты в доусатовской пластике Триполья^. Это божество—арийский Ваджа, чьё имя означало 'Семя* [294, с. 67—69]. Обладательницей Ваджи или ваджей считалась богиня (новогодней) зари Ушас,—причём разница межл> ними подчас стиралась настолько, что её-то, дочь или «отражение» праматери сущего Ааити, и призывали пролить «(на нас) ваджи, о ты, обладающая ваджей* [РВ 1.48,16].
Представляется вероятным, что сюжет о взаимосвязях Ушас с ваджами и др. наиболее выражен в уникальном комплексе из п. 2 к. 5 у с. Маяки. Пара детей 7—10 лет сопровождалась здесь медным шилом. 6 сосудами и 3 статуэтками. При этом «одна из трёх фигурок лежача между ножками зооморфного существа (в виде сосуда), как бы рожденная им» [606, с. 81 ]. Показательно, что инкрустированная белой пастой фигурка была меньше других [606, с. 59—60]. Располагавшийсянад нею сосуд правильнее считать антропрзооморфньш или даже антропоморфным: его 4 ножки завершены подобием ступней, апара ушекподвенчиком расписана в виде женских (?) фигур; между ножками
— 8-образный «знак пола», а сдвинутая крышка украшена подобием спаренного креста [606, с. 78.81, рис. 21—14]. Парность красно-черных фигур, роспись и положение крышки, офермлениеножеки помешениестатуэтки подними соответствуютследующим признакам Ушас. Она выступает не только в единственном лице, но также в парном и множественном [РВ IV.51], она—сестраи подруга близнецов Ашвинов [1.92, |Ѵ .52.2—5. др.], «она распространяется... заполняялоно обоих родителей»—Земли и Неба [1.124.5]. она дуальна своей сестре 'Ночи’ [1.113.3,!. 124.8—9, др.]. Это касается дуальности сосуда. А его аніропозооморфность, орнаментика и сдвинутое положение крышки находят объяснение в обращенном к Ушас гимне ѴІІ.79.1 —2:
(Правя своими) прекрасными быками, она '
распространила (свой) свет.
Сурья открыл (из тьмы) взглядом два мира.
Твои коровы свертывают тьму.
Они высоко держат свет, как Савитар — (свои) руки.
И, наконец, семантика сосуда в сочетании со статуэткой полним и парой других статуэток у двух погребённых детей сопоставима с 1.92.7 и др. [294, с. 65—69]:
О Ушас, надели нас ваджами, состоящими из потомства.
Из мужей, с конями в конце, с коровами во главе!
Важно, что время бытованияетаіуэток серезлиевского типасмыкается с появлен ием булав, каменных ящиков и кромлехов, курганов, т. ё. с комплексом соответствий основному мифу Ригведы с участием вапжры и Индры, Валыи Вритры (975, с. 133—136; 978]. Подобный рубежиндоевропейского и индоиранского пластов Ригведы отразился и в мифологическом цикле Ушас. Её соперничество с Индрой сосредоточено вокруг новогоднего вскрывания Валыи состязания на колесницах и может быть локализировано в культурно-хронологическом диапазоне отвозникновения курганов до распространения повозок; во взаимосвязанных Великоалександровском кургане и Высокой Могиле этот диапазон соответствует, например, древнейшему кеми-обинскому п. 7 —развитому старосельскому п. 8 {960, с.49—52]. Указанноесоперничествомоглоотразить интеграцию мифотворчества сосуществовавших носителей усатовской (Ушас и Ваджа). кеми- обинской (Адити, Вала), ямной (Индра и ваджра), старосельской культур (Сурья. повозки); истоки же его обнаруживаются в контакте поздних носителей Триподья и до Майкопа (I кромлех Великоалександровского кургана).
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!