ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 57 страница
В средний период северокавказской культуры медальоныпотеснили бляхи, часть которых преобразовалась в литые полусферы-умбончики и колокольчики [542, с. 95- рис. 39]. Последние орнаментировались концентрическими кругами и S-образными хтоническими знаками. Эту особенность, а также сосредоточение ихутазаи применение колокольчиков поменьше в качестве язычков более крупных изделий [542, с. 95, 99] можно рассматривать как соответствия «небесной Бадье» с присущими ей хтонизмом и дуализмом. Не исключено, чтосемантика таких двойных колокольчиков в совокупности с семантикой некоторых наверший легда в основу золотого навершия штандарта из к. XV у Триалети, датируемого второй четвертью И тыс. до н. э. [446, табл.VI]. Изделие представляет собой усеченный опрокинутый конус с пятью обращенными вниз трубками (гладкими и покрытыми рифленой спиралью, сопоставимыми и с «трубками» - брасманами Майкопского кургана, и с «ожерельями» ямно-катакомбного времени», заканчивающимися полыми конусами. От данного изделия можно провести типологический ряд к «воронкоподобным» навершиям скифского времени, в которых тоже, очевидно, заложена идея (или её реминисценции) «небесной бадьи» [986].
В северокавказской культуре, особенно всреднийпериод, распространилисьтакже всевозможные бронзовые и фаянсовые подвески, проникавшие отсюда в западные варианты катакомбной культурно-исторической общности. Так, у левого запястья женщины из п. 1 к. I Суворовского могильника (Верхнее Прикубанье),солровожцавшейс* вышерассмотренной бляхой с фигурками нашилиани, «лежали пять бронзовых ложковидных подвесок» [542, с. 39]. Подобные подвески (23 гладких, чередующихся со 110-ю меньшими, украшенными шишечками) обнаружены в составе нашейного ожерелья женщины из п. 11 к. II того же могильника (542, с. 81—83]. На груди погребённой, занимая центральное положение в ожерелье, располагался медальон. Оставлениое в его центре отверстие было обвито спиралью в 3—4 оборота, а края окантован 3-я кольцами со шнуровой орнаментикой; закрай выступали 11+1 шишечек и петля для подвешивания к ожерелью; между внутренней спиралью и внешней окантовкой располагалось 20 лучей. В южном углу могилы, в стороне от правой ступни поместили 3+1 малых одиночных и спаренный медальон. Следует упомянуть также найденную в этом углу мисочку и обломки бронзового кольца; пара колеи с разомкнутыми концами обнаружена у черепа, а у запястий—множество «бочонковидных» бронзовых бус.
|
|
|
Ключ красшифровке семантики комплекса изп. 11 даёт орнаментация центрального и вспомогательных медальонов, а также примыкающая к ним мисочка. Обшее их количество 1+(3+1)+1 можно трактовать как отражение сезонов в году и месяцев • (благоприятном) полугодии. Эти же значения, а также полное количество месяцев в годовом ц икле проступают в элементах китовой орнаментации главного медальона. А 20+1 лучей и центральное отверстие, да ещё в сочетании с их подобием солнцу вполж сопоставимо с почитавшимсяариями 21 -членнымсимволом солнечного года, который представлялся средством достижения высшегонебаи бессмертия. [711, с. 145—146]. Не исключено и то, что 20—1 как и 19 или 18 элементов китовой орнаментации выражал* • сарос или метонов цикл. Календарную символику «бочонковидных» и «ложковидных* подвесочекустановить невозможно ввиду неопределенности ихколичества; представ- j ляется, однако, что они выражали идеи посева и сытости (зёрен и еды) в течение годового и проч. календарных циклов. Мисочка и кольцо у ступни могли означать в этом контексте потустороннее, апара колец у головы—небесное положение «небесной бальи», путь которой могла обозначать охра вдоль правой стороны погребённой. При этом вертикальное движение («небесной бадьи» и вспомоществования причастной к ней погребённой своим живым соплеменникам) обозначалось, по-видимому, сложным перекрытием могилы, не совсем логичным с точки зрения технологии: камыш, выше —6 дубовых брёвен, а сверху—5 каменных плит. Логика обнаруживается в том случае, когда мы признаем за камышом воплощение брасмана. возносящего из потустороннего мира в земной — месяиы-древа благоприятного полугодия, а на «каменное небо» — неблагоприятного (и символ 5-членной полноты мироздания, защиты его вершины).
|
|
|
|
|
|
Аналогичные представления прослеживаются и в женском п, 13 из того же к. 11 [542, с. 82—84]. Здесь также были «бочонковидные» (имитирующие зёрна?) бусы различных типов, гладкие и украшенные зернью или шишечками. Идею «небесной Бальи» воплощали две бронзовые подвески в виде кувшинчиков, а также приложенная к ним литая полусферическая бляха с двумя отверстиями у вершины, — орнаментированные концентрическими кругами и «в виде имитации шнура, волн- змеек, шишечек, лучей». Существенно то, что сосудики были помещены на лобковых костях, т. е. у вульвы погребённой; бляху поместили чуть выше. Ешё выше ■ на груяи у позвоночника, символизируя поднятие «небесной бадьи» и её же опускание, расположили 1+4 агатовых подвесок ромбической формы и 6 колец из раковин, а на голове — 1+2 бронзовых кольца «в полтора оборота с расплющенными концами», имитировавших, возможно, бараньи рога (знак Овна?). В указанных количествах обыгрывалась, по-видимому, символикагода, полугодий, сезонов, миров. Кроме того на груда найдено 30+2 биконических и круглых бронзовых бусин, число которых сопоставимое продолжительностью месяца и, в совокупности с формой, могло означать опекающее из грудей молоко, т. е. содержимое «небесной бадьи». Его низлияние на эешпосимволизировали обшивки низа рукавов или браслеты. Всостав правого входило
|
|
|
3 медальончика, украшенных спиралью и зерныо, 2 трубочки из спиралевидно скрученной проволоки, 13 подвесочек с 3+3 росточковидными лопастями каждая; в состав левого — 5 таких жеподвесочек, 4 бронзовых биконических бусин, украшенных 2+1 кольцевыми и 6+6 лучеобразными рядами зерни, а также 3 колесчатых бусины. Здесь тоже обнаруживается календарная символика.
Близкие комплексы обнаружены в расположенных неподалёку женских п. 2 к, 40
■ п. 3 к. 42 у ст. Усть-Джегутинская, п. 3 к. 2 у ст. Холоднородниковской и др. [542, с 78—84]. Интересно, что в двух последних сосуды или выполненные в их форме подвески отсутствовали, но зато у правой кисти были найдены, в первом случае, украшенная змеями стержневидно-изогаутая фигурка «с головкой какого-то хищника с торчащим ушком» (которая упоминалась выше в связи с образом хеттского Тулепиа- пчелы и грузинского Тулепиа-лисицы), а во втором—птицы и лошади (совокупность которых сопоставима с индоарийскими Ашвинами).
Гораздо в меньшем количестве, но всё же выполненные из бронзы и пасты ■олвески в виде птичек, клевцов (птичьих головок и боевых молотов), крестовидных ■бородавчатых» и др. булав, медальончиков и проч. в позднеямный раннесрубный ■сриоды распространяются с Кавказа в Подонье [100, рис. 72] и даже Степное Поднепровье [470; 819, с. 35—36,64J. Среди последних следует выделить ожерелье из и. 1 к. 4—Ш у с. Колпаковка в Сфелкдо-САМкфсксм междуречье [320, с. 45, рис. 11,
1]. Оносостояло из 2бронзовых бляшекс парой отверстий каждая, 2 медальоноподобных подвесочек со змейкой и шишечками, 2 крупных округлых бронзовых и 2 ромбических, украшенных концентрическими кружочками пастовых бусин, а также множества бронзового бисера и пастовых клювовидных подвесок. Такие и др. подвески продолжали встречаться здесь и в рзинесрубный период, в погребениях культуры многоваликовой керамики [318, с. 84]. Подобие некоторых из них орлиным головам и многозубчатым палицам («тысячезубой вадже»?) позволяют соотносить их с мифологическими представлениями об Индре и его окружении. Вместе с тем, технологические связи изготовления стеклянных и фаянсовых поделок с ближневосточными цивилизациями, уходяшие во времена трипольской и ямной культур [572], могли способствовать и соответствующим духовным алияниям.
Семантика ожерелий северокавказской и контактировавших с ней катакомбной, а отчасти и ямной культур особенно важна тем, что отражает контакт суг убо арийских («небесная бадья» в видесосудов, бляхинекоторых подвесок) и кавказских представлений (грузинские твали в виде медальонов, отчасти блях и некоторых подвесок). Наборы подвесок ит. п. в ожерельях, по-видимому, не случайны, а отражают своеобразную «запись» (код) судьбы погребаемого В этом отношении подвески и их сочетания близки фишкам, а также игральным костям.
Изготавливавшиеся преимущественно из глины фишки или, как их ещё называют, «жетоны», «знаки-символы» — возникли ешё в IX тыс. до н. э. и к V—IV тыс. до н. э. широкораспространилисьна Ближнем Востоке. Шарообразные и некоторые конусовидные изделия обозначали тшфры, другие служили при счёте вспомогательными словами, означавшими продукты обмена и проч. [123, с. 157—164; 917, с. 16]. Отсюда они, по- видимому. проникли в трипольскую культуру. Во всяком случае ни типология, кн условия находокнеотличимы [116, с. 32]. Ивобоих случаях учетные фишки послужили основой формирования письменности [123, с. 164; 116, с. 33; 756, с. 139—142, І45]. Предстоит ешё выяснять отношение этой линии её становления к той. которая представлена письменами балканских культур IV—III тыс. до н. э. [297, с. 30—34; 70". с. 80—83]. Действительно ли эти письмена древнейшие в мире? Или приоритет следует все же отдать типологически более архаичным «фишкам» — явившимся обшей подосновой становления письменности от Нижней Месопотамии до Среднего Поднепровья, сохраняясь затем везде наряду с развитыми системами письма? Как бы там ни было, но уже становится очевидным, что традиция древнейшей письмеиносіж просуществовала в Европе покрайнеймере до конца бронзового века, послужив основой аля некоторых более поздних письменных систем [512; 592; 756, с. 142—144].
Прослежено, что на Ближнем Востоке позднейшие фишки стали снабжатьс* отверстиями, по-видимому, для нанизываний; их функции были перенесены и в» некоторые из пряслиц [123, с. 162, 165—171]. Этот тип фишек приближался к вышерассмотренным подвескам и медальонам.
В усатовской культуре, представлявшей собой синтез позднего Триполья се среднестоговской и др. степными культурами, традиция фишек прослеживается в тж называемых кубиках, которые исследователи склонны считать моделями жилиш ■ подставками антропоморфных статуэток [610, с. 97—99]. В усатовской же или я контактировавших с ней культурах появились костяные стерженьки, покрытые насечками или разноцветными полосами [715, с. 58—591- Аналогичные наборы, обнаруживающие притом ближневосточныесвязи, встречаютсяивновосвободненскаі культуре. Так, в п. 5 к. 31 у ст. Новосвободной у головы ребёнка найдено два набора меченных чёрточками костяных «бусин» и серебряных стержней [75. с. 74—75: 309, с. "3—74]. Здесь же были найдены две фигурки собак и приспособления для выжимания сока и добычи огня, которые рассмотрены выше какпримеры перехода ближневосточных представлений и культов в арийские (собаки Ямы, Сома и Агни). Описывая ■тральные кости из п. 5, указали насоответствияим в «Гимне игрока» [РВХ.34], атакже из связи с образами Бхаги (‘(счастливая) яоля’) и однорукого Савитара ('побудителя’, *іО)живителя\ которому левая, «неудачливая рука при метании костей не нужна). Эти жзраллели вполне приемлемы, но приводятся в качестве версий, а не выводятся из конкретного анализа материала.
Игральные (и гадальные) кости бытовали не только в новосвободненской, но и в алазано-беденской культуре Кавказа, тоже довольно тесно связанной с ближневосточными цивилизациями. Следы их использования доныне сохранились в грузинской этноірафии: процессию мужчин, совершающих новогодний обход поселения, возглавляет поздравитель со «счастливой ногой», избираемый по жребию в виде ■злочек или косточек с насечками; он же несёт чичилаги — разновидность «древа жизни», увенчанного колесиком с 4-мя спицами [60, с. 75—77,175,176], бронзовый аналог которого, наряду с палочками с насечками, был найден в вышеупомянутом п. 5 к. 3| ѵст. Новосвободной. Не исключено, что подобным «поздравителем» представлялась женщина из п. 10 к. 9 у пос. Григориополь (райцентр МССР), обряд и ■нвентарькоторой вместе с однокулътурным п. 14 обнаруживает сочетание усатовских, Еижнемихайловскихи, возможно, докуро-араксскихчерт [715, с. 55—59,62—64; 202, с. ”4]. Вместе с 3-я окрашенными охрой и сажей костяными палочками в п. 10 найден нэбор кремневых деревообрабатывающих инструментов (для изготовления чичи- хзги или т. п. из «древа жизни», представленного в основе к. 9 шестью дубовыми Ерёвнами?), а также палка-копалка и разделочный нож, выражающие основные направления хозяйственной деятельности (в течение годового цикла?)
Вышеизложенные факты относятся ко времени индоевропейской обшности, в которой лингвисты уже обнаруживаюттерминологию игры в кости, родствоеё обрядово- мифологического наполнения в арийской и протогреческой культурах [259, с. 11—12].
Наборы косточек, среди которых встречаются и со знаками, продолжали бытовать в ямной культуре, а вот подобия древнейшим фишкам или усатовским кубикам перестали встречаться, возможно ввиду свёртывания ближневосточных связей. Зато распространились асірагалыи копытиа мелкого рогатого скота, нередко обработанные и со значками, явно служившие в качестве игральных костей [927, с. 102. рис. 24:1 —3]. Эпі изделия, бытовавшие затем до конца бронзового века, отвечают некой сакральной -косточке ноги», почитавшейся ариями [133, с. 97], возможно в связи с бараном Агни и козлом Пушана, причастных и к благоденствию, и к заіробному царству. Обнаруживаемая при этом исключительная принадлежность астрагалов мужским (взрослым а детским) погребениям [650, с. |40] находит соответствия в индоарийском «Гимне игрока* [РВ Х.34.2—4.10—13]. Обнаруживаются также соответствия правилам игры и, главное, её сакрапьнгй сущность, весьма неясная в ведических источниках.
Так, в могиле алазано-беаенското к. 2 у сел. Цнори (Закавказье) наряду с множеством другого инвентаря найдена куча из 495+1 астрагалов мелкого и крупного рогатого скота. Она располагалась в юго-западном углу могилы, рядом с ещё большим количеством галек (а также большим и двумя меньшими булыжниками), 2-я обособленными колёсами четырёхколёсной повозки и 7-ю расположенными восточнее сосудами [198, с. 40]. Ясно, что астрагалы приурочивались к неблагоприятному полугодию (к Новому году?) и означали «вылупливающееся из камней стало» во главес быком или коровой, скорее всего Пусяом. Количество следует, вероятно, соотносить с календарём и игрой вкости, на что указывает наличие стёртых, а также просверленных экземпляров. Исходя из арийского правила [294, с. 67—68, 95—99] деления игральных костей на 4 (если брошенные или выхваченные из кучи кости делятся на 4—выигрыш, не делятся
— проигрыш [670, с. 369|), можно предложить формулу (459+1 ):4+120(— I), связанную с 10-летним циклом, гае I месяц выходил за пределы 9-и «небесных сфер» или «шагов попути богов» квоскресению [711,с. 92]. Допустимы иные варианты. Новлюбомслучае вероятно, что покойникам предстояло выигрывать своё воскрешение, рассчитываясь с загробной ‘Большой землёй' Эрешкигаль или т. п. [38, с. 21] частью своего «стада* Подобное значение обнаруживают 18,5 астрагала козла или барана из позднеямного п. 10 к. бупос. Бугский, один из которых был распилен, адругой помечен чёрточками [927. с. 102, рис. 24:1—3]. Здесь количество соответствуетпродолжителъности метонова цикла (сароса), в конце которого приходят в соответствие лунный и солнечный календари, и которым пользовались зля расчёта затмений [187, с. 95—101: 313, с 33—37].
Гораздо проще выглядит комплекс из 33+3 астрагалов овцы или козы, уложенныж у левого локтя и «в сжатой правой кисти*» взрослого позднеямного п. Зк. Зус. Пуркары на Нижнем Днестре [ 1032, с. 10S—109]. Между тем, эта шестерка, как и в двух рассматриваемых ниже захоронениях, соответствует покровителю игроковСавитару. который «шсстисложньгм словом обрёл шесть времён года» [Взджасанейи-самхита IX.32].
Своеобразный комплекс обнаружен впозднеямном п. 12 к. 2 у с. НовокаирыБерн- славскогор-на Запорожской обл., который отнесён к ремесленным [819, с. 44,54]. Между тем, он обнаруживает некоторые специфические сходства с вышеназванным гимном [РВХ.34]. «Коричневые (орехи-кости) огромного (дерева)», которые опьяняют игрек* и заставляют спешить «на свидание с ними, как любовница», сопоставимы с 6-ю бобовыми зернами, найденными в области таза взрослого погребённого. Вышеприведённое правило деления выхваченных костей (т. е. бобов) на 4 обнаруживается и здесь: в 4 и 2 насечках на двух копытцах овцы или козы, положенный наа левым плечом, я также влопаточке возле коленей. Она могла употреблятьсяаля разбрасывания костей, ударяемая, возможно, о найденную рядом с копытцами гальку. Бог потустороннег* солниа, ‘(О)Живитель’-Савитар, на которого игрок неоднократно ссылается в гимне, отражен, очевидно, в довольно обособленном п. 12, размешенном у северо-западнсв полык. 2, но ориентированном на северо-восток. Не исключена сопричастностьэтоцуі же образу Савитара мела, 3-х пятен и 3-х вальков охры, а также 3-х местоположений находок у черепа, левой руки и ступней. Это соответствует РВ ІѴ.53.5—6: 1
Он приводит в движение три неба, три земли.
Он сам охраняет нас тремя обетами.
(Кто) несёт высокую благодать, приводит в действие (и) успокаивает (вновь).
Кто повелитель обоих: подвижного (и) неподвижного, —
Этот бог Савитар пусть дарует зашиту Для нас, для (нашего) жилья, (защиту) с тремя заслонами от беды.
Похоже, что л. 12 и было совершено в качестве такого заслона, призванного яредотвратить («отыграть» у потусторонних сил) бедствия, надвигающиеся с закатом летнего солнца (-стояния) и приближением неблагоприятного полугодия. Игральные ■ости выступают здесь в качестве оружия.
' Подобная семантика прослеживается в однокультурном захоронении молодого человека из основного п. 7 к. 8 у с. Оланешты на Нижнем Днестре [1032, с. 188—190]. Оно было ориентировано к закату зимнего солнш. С месяцами неблагоприятного полугодия связали, возможно, 5 дубовых брёвен продольного, обмазанного белой сліной перекрытия. То, что при наличии всех костей скелета «отлевой руки сохранилась лишь плечевая кость» да к тому же в непотревоженном состоянии, указывает на тесную связь погребённого с образом однорукого Савитара ■*- потустороннего солнца и проч. Егосимволом могла быть охра в сосудике у левого локтя. Окрашенные охрой фрагмент рога оленя (у левого бедра) и лопатка животного (у правого локтя) вполне сопоставимы с галькой и лопаточкой из предыдущего захоронения. Игральными же костями служили, очевидно, разложенные на лопатке 6 заложенных «аккуратно обрезанных трубчатых костей», тем более, что «на некоторых из них имеются неглубокие насечки». 6 данном случае воитель-игрок был снабжен также настоящим оружием, луком. Его костяная, оформленная подобно игральным костям накладка найдена у ступней, а «зконечником мог служить обломок медного «шила» под головой погребённого. Последний же, как было рассмотрено выше, уподоблялся древку стрелы.
Символом стрелы, но также стрекала могло служить и бронзовое «шило», сопровождавшее поднос с II астрагалами в катакомбном п. 16 к. 21 ухут. Веселая Роша Александровского р-на Ставропольского края [204, с. 128]. Не исключено, что к комлексу игральных принадлежностей здесь примыкала повозка, установленная во «одной яме, а вся эта совокупность символизировала Пушана, возглавляющего толовой цикл. Последний довольно очевиден в 3x4 копытцах овцы или козы из итакомбного п. 5 к. 3 Бабурского могильника под Запорожьем [628, с. 87].
В ранней катакомбной культуре, обнаруживающей довольно тесные контакты с цивилизациями Ближнего Востока [956, с. 111—115; 974, с. 110—111], встречаются «тральные (и гадальные) кости всех трёх типов; стержне- и кубикообразные, а также астрагалы [699, с. 140—141,146—149]. Особый интерес представляют наборы «цилиндри- 4^8» из костей грачей и ворон, выделенные Л. С. Ильюковым в ряде раннекатакомб- -2JX погребений Нижнего Подонья [279]. Связанные попарно чёрными нитями, •крашенные пастовым бисером и бронзовыми пронизками (на одной косточке к тому *к сохранилась головка и іохры), они представлялись, по мнению автора, «двуликими “•омощниками-покровителями человеческих душ в потустороннем мире*, призванными •переправлять человеческие души в страну предков». Не исключено, на мой взгляд, использование их при гаданиях. Полагаю, что они сопоставимы с иранским фариом
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 186; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!