ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 58 страница



— в значении благой дали и источника (загробной) пиши, представлявшимися порой

з образе птицы или амулете» из птичьих перьев [811].

В Нижнем Поднепровье и прилегающих областях позднекатакомбный период начался с распространения ингульской культуры, вытянутые захоронения которой располагались в катакомбах округлых очертаний. Соответственное обнаруживаемыми

з ней позднетрипольскими реминисценциями [920], появляются игральные кости, похожие наусатовские кубики. Похожей была и орнаментация такого изделия из п. 10 *_5 у с.Балки Васильевского р-на Запорожской обл. [591, с. 42—43, рис. 19]: 3 его грани украшены различными Х-образными знаками (огня?), а 1 — решёткообразным знаком (возделанногополя?). Будучи изготовлен из необожжённой глины, кубик предназначался, по-вилимомѵ, для погребения. А помещение его в чашу у головы ребенка следует связывать, наверное, не только с техникой метания игральных костей, но также с символикой годового цикла, плодородия и достатка. Болес однозначна связь местонахождения игральных костей с техникой их метания в однокультурном п. 5 к.1 > с. Малозахарьино Солонянского р-на Днепропетровской обл. [330, с. 7—8]. 4 зернообразных кисточки со знаками в виде точки, креста и чёрточки были помешены пса опрокинутый деревянный сосудик стаканообразной формы, поставленный передлииом погребённого мужчины(?). В игровой комплекс входила, по-видимому, и прямоугольная циновка (-брасман?) из куги, простеленная перед обращенным к выходу из катакомбы покойником. Не исключено, что выигрыш связывался с его воскресением. Иной смысі обнаруживается в донецких катакомбных п. 2 к. 2 у пос. Николаевка и п. 2 к. 12 у г. С ватово [699, с. 143—149]. 3 игральные кости с чертой и 4—5 точками найдены здесь совместной оружием: 5 стрелами, топором, булавой. При рассмотренииэтихкомплексовбьиоуказани на их сходство с арийскими представлениями о новогоднем противоборстве Инары ■ демонов. Очевидно, что в таких случаях игральные кости семантически приближались* оружию, служили победе над потусторонними силами. Этот аспект предназначения игральных костей находит соответствия в мифологии индоариев [294, с. 67—6В, 99). чи уже отмечалось при рассмотрении позднеямного п. 7 к. 8 у с. Оланешты, снабжен^ ного игральными костями и луком.

Вдохновителем ведийских новогодних состязаний (втомчисле и при игре в кост* выступал Ваджа. Имя его означает ‘победная сила’; однако в шначальном^'Гдаскрыв*' id значение '‘семени’, родственногоѵдга-ваджре, фаллосоподобной ’палице’ ит. п. I ** и некоторых других божеств [294, с. 65—69.131—132]. Такое схождение играл* if* костей с новогодними состязаниями и причастными к ним Ваджой, Инарой и 9 углубляетпониманиесовместныхнаходокэтих изделий какс оружием, так иссосѵл і*а костями животных (т. е. с символами достатка и достижения благ); частоту нах:>л игральных костей в детских захоронениях можно объяснить сравнением последи* ѵ «семенем человеческим», а кенотафах — предназначением их для накоплен «потустороннего семени» и наполнения «небесной бадьи».

В заклятии игральных костей [РВ Х-34,14]:

Заключите же дружбу! Помилуйте нас!

Не привораживайте нас (так) сильно (своим) ужасным (колдовством)!

Да уляжется ваша ярость и враждебность!

Пусть другой будет в сетях коричневых (костей)! скрывается мольба не только об избавлении игрока от азарта, но и о перенесении е злой участи на другого человека. В связи с этим следует вспомнить распространён^ в древности обычай избирать обожествляемую жертву по жребию, которым неред служили игральные кости [681, с. 254 255]. Не исключено такое предназначение погребённых с игральными костями; особенно вероятно это для немногочислени сочеіанийпоследнихс расчленёнными скелетами. В качестве жертвыможнорассматриві например, женщину 30—40лет из п. 32 к. 2 у с. Новокаиры Бериславского р-на X*j сонской обл. Наместе её головы, «лежашей у левого плеча, обнаружены три игральи

шэспі» [692, с. 49; 819, с. 52]. Смещенность правой руки уподобляет погребённую Сзентару (у которого, возможно, в силу его мужской природы, отсутствует левая рука). Основной выигрыш в данном случае выпал, возможно, тогда, когда кости ложились чкмя по-разному орнаментированными сторонами: точкой, одной и двумя чёрточками, вкладом же в игре (с потусторонними силами) могла служить голова погребённой. "Ежова, например, ставка в игре между Сосланом и Мукаром (состоявшаяся, кстати, по щѵшению женщины) из нартского эпоса [221, с. 193}.

f Один из вариантов игры предоставлен, возможно, в комплексе вышеупомянутого 1 2 к. 12 у г. Сватово на Донетчине [699, с. 143—144]. Здесь найдено 3 кости с ■крамидальными Х-образными поверхностями, одна из которых была пуста, а другие «лечены чертой, 1-й и 4-я точками. Выиірыш-ваджа соответствовал, наверное, сумме я 5 знаков; такое же количество бронзовых клинышков было вбито в верхний торец ждавы, уложенной рукоятью у таза (и соответствовавшей, всилу указанных признаков, «абразѵ ’семени’-Ваджи). В качестве символа приза, соответствующего 0+4+1 значкам «2КОСТЯХ, можно считать черепа и кости ног4-х жи ватных во входной яме, к которым, ішможно, присовокуплялся безинвентарный подросток за спиной взрослого, наделён- яхо. помимо булавы и яйцевидного комка охры, ешё и 2-мя помещёнными над ними «ссудами (вместилищами ваджи и т. п.?).

Комплексы из п. 2 к. 2 у Никодаевки и п. 2 к. 12 у Сватово с их довольно военизированной 3( 5)-составной игрой, обнаруживающей идею полноты мироздания ори уровня, четыре стороны и центр Вселенной), достигаемой в сражении с ■этуеторонними силами, отвечают индоиранскому обряду коронаиии, когда брахман щлчает радже 5 игральных костей; «следы этих представлений ... можно видеть в греческом словоупотреблении» [259, с. 12].

Количество находок выразительных игральных костей, как и оружия, резко сокращаются вместе со свертыванием донецкой и ингульской катакомбных культур,

— не потому ли, что ослабло воздействие на Степь ближневосточных цивилизаций? Позднейшие находки такого рода в погребениях срубной культуры представлены щэеимушественно астрагалами, лишь иногда обработанными и помеченными [281, с. 51-52, 73-74; 327; 450, с. 49].

По подсчётам И. Ф. Ковалёвой, на 1220 погребений срубной культуры Надпорожья и Орельско-Самарского междуречья пришлось всего лишь 16 игральных наборов, из которых 2 (т. е. менее 0,2%) включали также фишки, подобные катакомбным [327, с. 59—60]. Здесь, как и в катакомбах, они сопровождали зреимушественно мужчин.

Наиболее выразителен набор из п. 1 к. 9—1 у с. Волосское Солонянского р- йл Днепропетровской области [327, с. 60,64, рис. 1:3—6]. Он включал 14 астрагалов я 14+3)+4 фишки из орнаментированной и неорнаментированной кости, а также агата. Здесь обнаруживается присутствие чисел лунного месяца (28.2, 28.4, 28.7). Менее заметны они в 8 астрагалах и 3 камешках чёрного, желтого и белого цветов из п. 2 к. 6—1 у с. Жемчужное Павлоградского р-на той же области [327, с. 64, рис. 1:7—9]. Здесь, пожалуй, проявился 11-месячный календарь, на котором остановимся при анализе пиктограмм срубной керамики. Пока же ограничимся рассмотрением комплекса из детского п. 10 к. 1—11 у с. Шандровка, включавшем один из таких сосудов и астрагал со знаком в виде расчленённого надвое угла [324, рис. 13.3; 327,

с. 63, рис. 2.6~7]. Не исключено, что игральная кость сочеталась с одним из углов 11-частного зигзага на плечиках острорёберной чаши, скорее всего с его двойным углом, окруженным 1 и 2 углами с точками. Эта орнаментальная группа была отделена 1 и 5 пустыми углами от единственного угла с кругом (потусторонним солнцсм-’(0)Живителем’ Савитаром?), тоже, быть может, сопоставлявшимся с неким особым случаем игры (а также с датой годового ыикла). С заштрихованными «решеткой* углами зигзага соотносилась, очевидно, размельчённая подобным образом на 12 участков (по числу месяпев года иной календарной системы) глиняная плитка из п. 1 к. 2—II у с. Сухая Калина Синсльниковского р-на; кроме сосуда и плитки, подростка сопровождали 71 астрагал [327, с. 64—65], календарная и проч. интерпретация которых затруднительна.

В качестве приспособлений для игры в кости служили, возможно, загадочные лопаточки, особенно распространённые в абашевской культуре. Одну из них. плдкированную медью и найденнуюупоясавсина-калесничеговп. 1 Кондрашкинского кургана, А. Д. Пряхин и др. сочли жезлом, символом «определённого социальногостэ- туса» [642, с. 9). Между тем, такие лопаточки сопоставимые найденной при позанеямном захоронении игрока в п. 12 к. 2 у Новокаир [819, с.. 44]. Найденные здесь же бобовые зёрнгъ«костик> в абашевских и др. погребениях могли попросту не сохраниться. Кроме того, в п. 1 игральными «костями* могли служить односторонне орнаментированный дисковидный псалий и все 25 или часть наконечников (без древков?) стрел, бессистемная кучка которых была найдена позади и выше головы погребённого.

В интерпретации указанных и др. комплексов И. Ф. Ковалёва не касается календарей, а приводит этнографические и историковедческие параллели, преимущественно из «Гимна игрока» РВ Х.34. Ряд чисел указан исследовательницей* связи с их широко известной магией; особенно отмечено 4, связанное с. заимствованными из игры в кости представлений о 4 периодах — югах «дня Брахмы»— цикла возникновения и исчезновения-обновления мироздания [327, с. 67—68]. В этом отношении чрезвычайно важен астрагал с Х-образным знаком, найденный* ступней раннесрубного п. 28 к. 1—2 у с. Чонгар Генического р-на Херсонской области. Это погребение, сопряжённое со змиевидной насыпью, оказалось действительно включенным в мифологический сюжет о сотворении мира в начале «дня Брахмы» [980. с. 41—42; 981, с. 30—31,45]. Указанный знак — символ огня (что подтверждается необычайным для срубного времени обилием углей у ступней погре-і бенного, а также трупосожжением п. 30, входившего в одну тройку захоронений с п. 28), но, вместе с тем, также символ ‘четвёрки’ — криты (или сатъя-юги — ‘благого векац с которой начинается «день Брахмы». В останках взрослого человека из п. 28 можнё видеть одного из жреиов-гадателей (и проч.), традиция которых просуществовала■ Азово-Черноморских степях по крайней мере до скифского времени включительно, j

Заключая рассмотрение блях, медальонов, подвесок, фишек, игральных костер следует отметить особо выразительное отражение в них индивидуальности, судыя^ погребаемого; другие веши носятболее всеобщий (общественно-вселенский) характері На примерах фишеки игральных костей довольно заметно, что эта индивидуализаіші погребаемых, фатализм в их единоборстве с потусторонними силами обусловливали™ влияниями ближневосточных цивилизаций, ане были присуши первобытнымкультурац Юго-Восточной Европы рассматриваемого времени. Сходная особенность простѵпаиві и в моделях, а также зоо- и антропоморфных фигурках.

4. Вотивные изделия и статуэтки

Древнейшие модели — жилищ, посуды, оружия и т. п. — распространились в раннеземледельческих культурах восточного происхождения. Посредством трипольской и куро-араксской культур они проникли и в степи. Такое проникновение отчётливее всего прослеживается в моделях средств передвижения: лодок, саней или волокуш, повозок.

Два первых вида моделей раньше всего появились на трипольских поселениях Верхнего Поднестровья [373]. Причём бесколёсные волокуши или сани не следует считать изобретениями снежной Европы- похожие на такие модели изображения есть и в Шумере [55, рис. 2:2,3]. Подобное изделие найдено при подростковом п. 1 к. 5 возле аула Ульского на Северном Кавказе. Невзирая на отсутствие колёс, исследователи относят его к моделям повозок [475, с. 30—31, рис. 2:7,10,11}. Типологически близкие веши найдены в катакомбных п. 1 к. 58—1 и п. 3 к. 3 —VIII ур. Чоірай на р. Верхний Ѵіаныч [26; 555, рис.4:11]. В последнем случае модель «повозочки» входилавобширный комплекс погребального инвентаря, проливающий свет на её семантику.

Округлая катакомбап. 3 к. 3—VIII содержала скелет ребёнка 9—12 лет, уложенного вытянуто на спине> головой на юго-восток. У бедра найдены 4 костяные бляшки и молоточковидная булавкас треугольной орнаментацией, у локтя—обломокраковины, бѵсы и подвески, а у головы—интересующие нас изделия: глиняная модель кибитки со следами несохранившихся или умышленно отделённых колёс, в кузов которой положили камешек, заполированные обломки костей трёх птиц и «глиняную фигурку, напоминающую известные модели «колыбелей» или «повозочек» этого времени» [26, с. 202]- Первое определение гораздо ближе к реальности: ему отвечаети отсутствие колёс, к наличие 3+3 отверстий в бортиках, предназначенных для подвешивания модели колыбели, составляющейв данном случае дуальную пару с моделью повозки-кибитки. Не исключено, что такие сочетания использовались и в быту, пород ив индоарийский термин vadhura- ‘'колесница-гнездо” [133, с. 729]. Назначение моделей из п. 3 проясняется помещением их у головы погребённого, в юго-восточном конпе цепочки прочих, расположенных слева, со стороны выхода из катакомбы. Очевидно, что обыграно движение от заката летнего к восходу зимнего солнга (-стояния) и означена приуроченность к последней из дат символов передвижения, вывозящих, таким образом, из потустороннего мира (на рассвете Нового года?). При этом колыбель, да ешё со следами подвешивания в кибитке и в сочетании с костями птиц, явно ассоциировалась с небесами, с полётом; камешекмогсимволизировать яйцо-зародыш умершего [43; 598, с. 89]. Такое ‘Мёртвое яйцо’ у ариев именовалась Мартандой, а он был отцом ашвинов: богов-близнецов новогодних и проч. рассветов-закатов, подобных и коням, и птицам, связанных и с лодками, и с повозками [1019, с. 55—57,94,199-200 и др.]. В одном из гимнов Ригведы [1.46. 3,7], например, говорится:

Ваши горбатые буйволы мчатся галопом По зыбкой поверхности.

Когда летит ваша колесница, (влекомая) птицами.

Приезжайте на ладье наших мыслей. Чтобы отправитьсяна тот берег! Запрягяйте, о Ашвины, колесницу!

Вышерассмотренный комплекс п. 33 к. 33—VII, особенносочетание моделей кибитки и колыбели (подкотороймоші подразумеватьсяилодка-«зыбка», см. РВ 1.46.3), вполне отвечает образу «трёхместной колесницы» и проч. Ашвинов. Призывание их в погребальном обряде обусловлено, очевидно, идеей воскрешения-возрождения (изяйцевидного камешка) умершего, к чему и были, в представлениях ариев, причастны Ашвины [791; 599, с. 88].

Неизвестно, были у моделей кибиткиизп. Зк. 3—VIII деревянные или же глиняные колесики, не сохранились они или же были преднамерениосняты (что могло означать «вознесение»). Ко вторым вариантам склоняют находки моделей со съёмными глиняными колесиками, а также отдельных колёс — как подлинных, так и моделей.

Одиночные модели колёс, предшествующие находкам древнейших повозок и являющиеся первым указанием изобретения колёсного транспорта, появилисьв начале куро-араксской культуры Закавказья рубежа IV—111 тыс. до н. э.; на более поздних однокулыурныхпоселенияху оз. Урмия найдены самые ранние полные модели повозок [411, с. 51, 81, 88—90, III], известны они и в Трое—IXXVIII—XXV вв. до н. э. [707, с. 178J. Затем модели колёс появилисьи в Триполье, но уже под влиянием баденской культуры балканского происхождения [516; 707, с. 158—1791- Показательно сочетание здесь моделей повозок с имитирующими их, но бесколёсными сосудами [555, с. 52—54]. Это подтверждает наше предположение об умышленном лишении некоторых повозок (моделей и подлинных) колёс, что должно былопридаватьи колёсам, и кузовам особые магические свойства. Следы такой магии обнаруживаются в русском названии одного извидовповозок, предназначенном для перевозки урожая, зерна (а позже и пассажиров): кош (кошёлка), который Б. А. Рыбаков [681, с. 384—386] справедливо сближаете макушкой, Макошью, а также воинским кошем. На древность и распространённостьэтого вила повозок, на возможность связей егос реалиями и обрядами не только трипольской, но также баденской, куро-араксской и степных культур указывает родство русского коша с венгерским kocsi [1092, с. 198], армянским kor sajl [513, с. 143] и индоарийским ко£а [294, с. 156J. Показательно, чтоссли в первых трёх случаях указанные термины означали повозку особого типа, то в последнем — ‘(полное) ведро’, обозначающее «небесную бадью»-, черпающую блага из потустороннего мира. Такая этимология — одно из свидетельств общности происхождения повозок (из куро-араксской культуры?», теснейшим образом связанного с индоевропейской языковой общностью. Этимология впривсденноммной объёме ещё не учитывалась [133, с. 733—737*894]; в воссозданной В. А. Сафроновым картине возникновения и распространения колёсного транспорта опушены древнейшие куро-араксские модели и преувеличено значение баденских в рял> последующего (за закавказскими и анатолийскими данными) различия [707. с \76—179]. Остатки подлинных повозок и связанные с ними вопросы будут рассмотрены в разделе о конструкции могил и их перекрытий.

В типичных погребениях ямной культуры модели повозок неизвестны, а колее встречаются редко [1038, рис. 47,19]. Наиболее выразительная находка происходит ю к. 9 к/г «Три брага» у г. Элиста, который, по ряду признаков' относится к Новотатаровскому типу алазано-баденской культуры. В ней-то глиняные модели колее использовались при жертвоприношениях; они найдены в одной из культовых ям беденского слоя поселения Берикддеби Кварельского р-на Грузии [155, с. 82]. По. типологии, сопутствующему инвентарю, а отчасти и по местоположению найденная* к. 9 модель кибитки без отделённых колёс сопоставима с вышерассмотренной изп 5 к. 3—V III ур. Чоргай, которое М. В. Андреева отнесла «к числу ранних катакомбныь захоронений* [26, с. 204]. Однако типология молоточковидной булавки в сочетании с вытянутостью поіребённого и округлостью катакомбы заставляет усматривать в нём сочетание признаков предкавказской и ингульской культур и относить к поаднекатакомбному периоду (примерно к XVIII—XVII вв. до н. э.); такова же, по- видимому, дата и к. 9.

Модель без колёс, найденную в жертвеннике под кострищем на вершине к. 9, можно рассматривать как дуальное соответствие подлинной разобранной повозке, которой была перекрыта могила [717]. В кузове модели кибитки найден был яйце- подобный камешек; булавки, как при п. 3 к. 3—VIII, не было, но следы её семантики обнаруживаются в самой кибиточке, поскольку от неё тянулись 2 трубочки с кольцевыми нарезками и 32 костяных кольца. Нетрудно заметить, что общее количество предметов кратно количеству суток в году (36x10), т. е. наделено календарной символикой. При рассмотрении остатков змейи др. животных, сопровождавшихединственное вк. 9 захоронение, обнаруживается присутствие в вышеуказанном жертвеннике образа иран-ского 'Змея Огненного’ Ажи Дахаки, центральную голову которого могла символизировать модель кибитки, а трубочки — две остальных головы. Вместе с тем обнаружение параллелей с инвентарём из п. 3 к. 3—VIII заставляет обратиться к образу Ашвинов'. В таком случае кибиточку и трубочки можно рассматривать как отражение идеи «трёхчастной колесницы» Ашвинов. «чейпутьидётпо отлогимсклонам» (кургана?) на «стук давильного камня* (плитарядом с моделью кибитки), чтобы сомой и амритой, «жиром и мёдом окропить наше господство» (пара сосудов возле плиты), даровав благоденствие живым и воскрешение умершим [РВ L 118,157 и др.]. Следующий шаг в углубление семантики повозочки и всего к. 9 будет сделан при рассмотрении его сосудов.

Модель, подобная двум вышерассмотренным, нос колёсами и с пятым колесиком < вместо камешка) в ку зове, была найдена в одном из катакомбных погребений Среднего Прикубанья. Сведение об этом получено мной от Н. А. Николаевой и В. А. Сафронова, но обстоятельной публикации покамест нет [555, рис. 4; 10]. Промежуточное место между последней находкой и парой повозка — модель из к. 9 к/г «Три брата» можно отвести комплексу из входной ямып. 10 к. 15 у с. Весёлая Роща на Ставрополыцине [674,'с. 106—108]. Здесь установили и повозку, уложили на неё зернотёрку и проч., а поутлам—глиняные модельки колёс. Этот комплекс можно трактовать как уподобление повозки ‘пространству вселенной’ (урѵлока), зернотёрки — её ‘центру’ (локе или «горе Вишну»), а колёсиков—назначенным Брахмой ‘хранителям сторон света’ (локапалам, в качестве которых выступали Индра, Варуна, Сома, Агни и др. [294, с. 105; 1020, с. 9]). Вместе с тем колесики и зернотёрка могли олииетворятьбрахманов, обеспечивающих своим ’дыханием’-праной воскрешение и новую ‘жизнь’ погребённому [598, с. 89]. Во всяком случае, производившиеся при этомзаклинания у пупка новорожденного находят соответствие в родстве индоевропейских наименований пупка и втулки колеса [ 133, с. S17], а также в антропоморфности некоторых ступиц и чек 1367, рис. 5:2,3]. Комплекс п. 10, особенноегосоответствия ‘пространству вселенной’ и ‘хранителямсторон света’, объясняет многие комплексы предшествующего подземного периода, состоявшие из 4 колёс по углам уступа. Помимо моделей четырёхколёсных повозочек, в катакомбных захоронениях встречаются и модели двуколок В п. lSrtewv'               кургана


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 183; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!