ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 56 страница
Существенно, что последняя представлялась пребывающей среди I) звёзд и изливающей оттуда m землю 2) источники, в окружении 3) льва и 4) птицы [406, с. 59—41]. В комплексе находок из п. 9 их могли означать 1) бисер и пуансонная орнаментация блях, 2) бляхи и трубчатые прорезные пронизки, 3) собачий клык, 4) бляхи, образующие в совокупности подобие яйца. Ардви Суру Анахиту при этом могла воплощать булавка и весь прилагаемый к ней комплекс; две её же ипостаси (сначала всочетаниис кольцом-яйцом-птицей и овалом-пастыо-львом, а затем по соседству со «львом» и полосой-источником-яйцомразбігшм?) могли представлять антропоморфные фигуры на второй бляхе. Вместе с тем уподобление блях яйцу (половинкам его скорлупы, его золотой и серебряной половинам [ЧхУп 111.19.1] или «двум золотым чащам» (ДжУлБр 1.56.1]) возврашает нас от иранских и индоарийских соответствиям. С одной стороны, в таком «яйце» несомненны признаки «небесной бадьи» и её содержимого [294, с. 157], но с другой — ‘Золотого зародыша’ Хираньягарбхи. из которого возник Ютеи существ’ Праджапати, сотворивший землю и небо из половинок породившего ею праяича [294, с. 119; 1019, с. 102, 154]. Праджапати, в свою очередь, уподобляется Вишну, объединяющим землю и небо и являющимся «некоторым образом небесной птицей Гарудой и змеем подземных вод Шешей» [294, с. 106]. Женский образ Наны—Анахиты в этом случаесопоставим с богиней утренней (новогодней) зари Ушас. образ которой достаточно тесно соприкасается и с Вишну [294, с. Ill—176], и с Праджапати [804, с. 329]. При этом не исключено родство индоарийской Ушас с дохурритской Ужхарой или Ишхарой (и еёпозлнейшими модификациями), изображённой вместе с Анахитой на чаше из Хасанлу4Ѵ рубежа II—I тыс. до н. э. [219, с. 84,86—87; 406, с. 39-41]...
|
|
|
В раннекатакомбный период изготовление костяных молоточковидных булавок продолжалось. На территории между Северным Кавказом, низовьями Волпі и Дона их стало даже больше, они нередко орнаментировались ромбическим и ёлочным орнаменгом. Между Дономи Днепромизвестны лишьнеорнаментированные и ктом- же единичные экземпляры [307, с. 143—144; 336, с. 13, рис. 2:9; 842, с. 100; 956, рис. 2], а западнее Днепра они перестают попадаться. Сохраняется преобладание молоточковидных булавок, однако формаихи, очевидно, сематикл видоизменяются: стержни обретают массивность и более тупые концы, а катушкообразные головки вытесняются спаренными полу-или шариками [705, с. 8—12]. В первом случае можно предполагать усиление символики Хираньгарбхи и Праджапати (особеинаесли перемычка межд> полушариями имеет выступ, придающий булавке антропоморфный вид), во втором— символики фаллоса.
Особый интереспредставляет фаллическо-антропоморфиая булавка с ожерельем из 3-х раковин и 7-и клыков (т. „е. с подчёркнуто хтонической семантикой), найденная в п. 8 к. 4 у с. Терны (Приорелье) [331, с. 17—18]. Сочетание архаической, подпря-моѵгольной катакомбы с вытянутым положением двух погребённых, а также типолого-стратиграфическая обстановка кургана позволяют рассматривать п 8 как переходное от ранней катакомбной культуры к поздней (ингульского типа»; булавка же выступает показателем близости этого перехода к ямному временч. Второй такой случай в по-гребении ингульского типа зафиксирован у с. Васильевка Запорожской области [83].
|
|
|
«Ожерелья» (с булавками и без) в катакомбное время становятся редкостью [320. с. 45,89; др.]. Одним из выразительнейших исключений относящихся, очевидно, кэ времени предыдущего захоронения — является п. 3 к.г. у ■' Мі г-бки Павлоірадсксго р-ня Днепропетровской области [496, с. 27—29]. содержи шее останки скорченного взрослогон вытянуюгомладенш. На груди взрослого найден характерный для ранней
северокавказской культуры набор из пастового бисера, бронзовых бусин, подвесок в виде стерженьков и медальонов, а у коленей — набор из бисера, 3 клыков, литой полусферической бляхи и костяной молоточковидной булавки. Этоткомплекс отражает, вероятно, миграцию в Нижнее Поднепровье іруппы населения из Нижнего Подонья или лежа Прикубанья [469,' с. 36].
|
|
|
Одной из позднейших в степях Восточной Европы булавкой-амулетом можно считать найденную в кургане у с. Старая Михайловка. Её «кулачковую? (фаллоидную) головку Б. А. Латынин и др. сочли признаком большой архаичности [422, с. 30,38; 446, с. 58], однако впоследствии выяснилось, что найденная в этом же захоронении зооантропоморфная пряжка характерна для ранней культуры многоізашковон керамики ‘ !49. с. 134; 337]. Подобие пряжки голоас барана или козла позволяет связать её с к>льтом Пушана, а использование в булавке- эпифиза оформления головки — с сохранившимся на Кавказе обычаем накалывания подобной кос гочкой лепёшекс целью приумножения достатка и стада [60, с. 205]. Не исключено, что этот обычай сохранил реминисценции хеттских манипуляиий с жезлом-кальмусом и хлебом [41, с. 101—102].
Всрубныхпоіребениях6улавки-амулеіыуженевсіречаются.Однаковсинхронных и более поздних культурах Кавказанаблюдаетсяих расцвет. Они изготавливались почти исключительно из бронзы и многие экземпляры по своим размерам, насыщенности и реализму исполнения гсшовокмоіутсчитатьсяжезлами. Последние особенно характерны лля кобанской кулыуры [779], к ним примыкают фигурные навершия дышел лчашенской культуры [513, бѳп. 3:15—17]. Реалистическое оформление позднейших изделий такого рода в значительной мере подтверждает выводы о семантике их архаических прототипов. Так, ужев северокавказской культуре появляются «молоточ- ковцдные булавки» с явным подражанием повозкам, а «рогатковидные*—с оформлением готовки ввиде двух фаллосов [1197, рис. 28:1—2,34:3; 705, рис.51,67—69]. Аналогичным образом оформляются некоторые шаманские колоіушки [1092, рис. 83], и такой шаман »с признаком пола и с фаллическим жезлом в руке) представлен в окружении оленей и др. животных на одном из кобанскихнаверший. Бронзовые фигурки оленей, быков и козлов на дышлах из Лчашенского могильника ХІІІ—XII вв. до н э. продолжают уходящую в Шумер ірадипию [219, с. 40—41, рнс. 9; 875, с. 230—232, табл.ХХѴ] и подтверждают наличие признаков этих животных в рогатко- и молоточковидных булавках; в последних — ешё и признаков повозки.
|
|
|
Особого внимания заслуживают признаки использования «булавок» в экстаз- но-шаманских культах [324, с. 16]. В этом еще раз (уже не на типологическом, а но функциональном уровне) появилась их близость булавам, топорам, жезлам и скипетрам. Выше отмечались соответствующие признаки применения булавок в -го рядах инициации, д и кшн и освящения (способом накалывания), а возможно и йогической медитации. Более полное представление о возможном культовом ареале даёт грузинская этнография, сохранившая реминисценции празднеств, обрядов и атрибутов, связанных с образом Пусда (в некоторой мере соответствующего Пушану) <pucina ‘телёнок’<Ьос ікі ‘годовалый олень’> boslo гфаллос’> Бослоб (праздник встречи весны) [60, с. 121, 177-179. 190, 222].
В связи с шаманской принадлежностью амулетов-булавок и прилагавшихся к ним изделии следует сделать ряд замечаний. Их распространение, во-первых, совпало с завершением миграционных движений и индивидуализацией захоронений (в позднеямный период), т. е. с напряжённостью исторической обстановки. Во-вторых, заменив в известном смысле повозки, они стали магическим инструментом индивидуального продвижения покойников к цели, предполагавшей приобщение к календарным циклам и возрождению (в благоприятное время года и т. п.). В-третьих, этовозрождение ассоциировал осьс космогониейи космологией (что особенно очевидно в случаях сочетания булавок с бляхами). В-четвёртых, сочетание фаллических и хтонических (особенно змеевидных) элементов указывает на экстазный, уходящий в подсознание уровень культового использования «булавок» и сопровождающих их «ожерелий*>, которые правильнее было бы именовать брасманами и «календарными чётками».
3. Бляхи, фишки, игральные кости
В предыдушемразделе отмечено, что довольно независимые друг от друга булавки и бляхи были свойственны уже древнейшим земледельческо-скотоводческим культурам
— сначала Ближнего Востока, а затем через Кавказ и Балканы (посредством куро- араксскойи трипольской культур) они распространились и в степи Восточной Европы.
Поначалу их изготавливали не только из металла, но также из кости, камня и т. п. Для памятников мариупольского типа стали характерны нашивавшиеся на головные уборы, пояса и верхнюю одежду пластины из кабаньих клыков или ребер животных, которым нередко придавалисьХ-и лабрисовидные, атакжеантропоморфныеочертания [322, с. 35; 369, с. 52, рис. 12—16]. Такое сочетание соответствует др.-рус. дивии еяирь
- ‘дикий кабан’ кабан Дива (Дьяуса)-’Неба’ (вероятно, зодиакальное созвездие, соответствующее нынешнему Стрельцу — Скорпиону [133, с. 515; 966, с. И]). Показательно, что наряду с пластинками из кабаньих клыков в Мариупольском могильнике найдены костяные изображения быков (Дьяуса-’Неба’ [978, с. 90], а также каменный символ Тельца [369, рис. 2:37; 911, рис. 46:3]), комплекс которых отвечает противостоянию Тельца и Вепря (Стрельца * Скорпиона) на плитах I кромлеха Великоалександровского кургана (который можно синхронизировать с поздними захоронениями Мариупольского могильника).
Пластины из кабаньих клыков, но уже в виде одиночных лунниц и зооморфных фигурок переходят из днепро-донецкой в позднее Трипсшье [603, рис. 34:9] и древнейшуюямнуюкультуру [209, с. 109—111]. Такаялунница, украшенная насечками по краям и 4-мя медными скорлупообразными подвесками — была найдена на груди основного раннеямного п. 1 к. 15 у хут. Веселая Роша Ставропольского края: исследователи справедливо сочли его одним «из древнейших захоронений поп курганами в Центральном Предкавказье» [363, с. 52—53]. Типологически несколько более поздняя лунница с изображениями змей на концах найдена у кистей детского адорированногоп. 53 Нальчикского грунтового Могильника [380, с. 81, рис. 36—38]. Не исключение, что такие изделия, принятые у иноэтничных пришельцев рубежа IV—111 тыс до н. э., отразились в грузинских преданиях о биато (буатл’ах — рус. ботапо?) — необычайно красивыхи сильных людях, грудная клеткакоторых сросласьв оплошной костяной шит [60, с. 111]. Наше предположение о происхождении биато подкрепляется именами по крайней мере двух из них, на которых сейчас остановимся.
Биато относились к разряду натцилиани — ‘владеющих долей’ богини-матери Наны и её супруга(?), лунного божества. Избранниками они становились с момента рождения: на это указывал тайный знактвалн Сглаз’)—блестящий, испускающий лучи шарик-кружок, олицетворявший луну или солнце. Обычно твали располагался между лопатками; посторонний взгляд на него грозил владельцу гибелью. Особенно покушались на животворящий знак змеи, не оставлявшие натцилнанм в покое и после смерти... У Аішранн, известного своим воскрешением или избавлением псами (см. выше анализ изображений созвездий Псов и ар. на I Велико-Александровском кромлехе, а также — собачьих клыков и проч. в погребениях), было два брата — натцилиани. Олин из них имел на лопатке знак луны, другой — солнца. Владелец твади-солниа был кузнецом- громовержием по прозвіццу Пиркуша (‘УгрюмоликиГГ) [60, с. III].
Соблазнительно сблизить грузинского Пнркущу с нняоаринскнм Пѵрушей, однако более надежны параллели с громовержцами: лит. Перкунасом, др.-рѵс. и кафир. Перунами, хет. Пирвой, греч. Пайоном, др.-инд. Парджаньей. Тем не менее, такие совпадения между Пиркушей и Пурушей, как обожествление их после мученической смерти, теснейшие связи с женскими божествами (Наной и Вирадж-’Сиянием’) и солнцем, близость кружочка-шарика твали с иранским фарном и индийским «диском Пѵруши» вряд ли случайны. Реконструируется уходящий в индоевропейское прошлое семантико-зтимологический куст, объединяющий все вышеназванные божества и понятия [60, с. 2—11, 170—175 идр.; 133, с. 614—615; 681, с. Ю, 351—352, 573 и др.]:
— др.-ир. *hvamah->oceT. lam
H.-e-.*pth)er(klh)°)ii-n- ^ — груз. Pircusa, gvar
— вед. PajSnya, svar-
— слав. Перун, парень, Сварог, др.
К ним примыкает нартский Батраз—металлический, раскаленно-сверкающий, громоподобный, причастный к огню и воде, родившийся из опухоли между лопаток отца [221, с. 16—21]; на его близость к хуррито-хеттским и греческим мифам было указаиоприрассмотренииметаллургаизпозднекатакомбного (ингульсхото) п. 11 к. 1—й у с. Кайры [979].
По признаку расположения на обеих лопатках знаков и луны и солнца к братьям Амирани близок другой натцилиани — Торгва [60, с. 110]. Его имя, а также близость к светилам и богине плодородия вводит Торгву в обширнейший круг сходных (иран. Трайтаун, и.-ар. Трита, др.-греч. Таргелий, хет.-лув. Тарху-Тархунт, др.-рус. Тарху Тараковичит. п. [681, с. 570—573; 682, с.77~~78]) индоевропейских божеств. Этотвопрос уже рассматривался выше применительно к знакам на лопатках и плечах многих антропоморфных стел, а также к семантике мастера-стрелодела из иніульскогоп. 13 из к. |—II у с. Кайры.
Таким образом вполне вероятно сложение грузинских преданий о биато и нашил иани вследствие контактов с иноэтничными индоевропейцами еще до распада единства последних, когда и распространились бляшки фарны, твали и т. п. В соответствии с трипольскими, предкуро-араксскими и мариупольскими изделиями, в преданиях они выглядятметалл ическими («небесными», связанными со светилами), но сохраняющими (у биато) реминисценции костяных. Существенно, что древнейшие бляхи обнаруживают в подавляющем своём большинстве символику астрал ьн ости или женского начала [411, с. 26; 479, табл.ІѴІІІ] ;первоесоогветствуетсемантике глаза (твали), - а второе — приверженности их владельцев богине-матери (Нане). Соседство с натцилиани и хвали образа спасаемого Амирани дополняет их «цепями» и «собаками», вполне сопоставимыми с прилагаемыми к бляхам «ожерельями», изготавливавшимися преимущественно из собачьих костей [422, с. 36].
Вскрытая здесь изначальная семантика блях хорошо согласуется с той, которая была выяснена при анализе инвентаря из позднеямного п. 9 к. 36 ух. Отрадного [927. с. 44—45, рис. 16:19—22]. Но среди синхронных блях северокавказской культуры есть и более выразительные, орнаментика которых какбыилл юстрирует мифыонатш ілиани. Некоторые из них больше, чем первая бляха изп. 9, соответствуют оформлению «лотков Наны» [909, рис. 1:18], другие украшены змеями [909, рис. 1:10,17]. Наиболее интересна полусферическая, покрытая пуансонным орнаментом медная бляха изп. I к. I ѵст. Суворовской (Верхнее Прикубанье). Судя по датировке рубежом III—II тыс. до н. э., приближающейся к 8-образным очертаниям могиле и вытянутому, головой на юг положению погребённой [542, с. 39—40; 915, рис. 19:2], п. 1 можно отнести даже не к северокавказской культуре, а к ранее сформировавшемуся новотитаровскому тит алазано-беденской культуры.
Парыметаллическихпосоховидкых булавоки блях (одна из которых разрушилась) были положены в п. 1 у кисти на правом бедре. А. Л. Нечитайло определила, что на сохранившейся бляхе «чётко прослеживаются две выбитые схематичные человеческие фигурки, расположенные в противоположных сегментах и объединённые обшей головкой в центре бляхи** [542, с. 68]. Это нуждается в дополнениях. По бокам каждой из фигурок изображено по кружку, а слева — еше и по сложно орнаментированному треугольнику. Каждьш из треугольников разделен на 3 части: в первой, у левой рѵки той и другой фигурокизображён зигзаг (очевидно, змея), в централ ьной — 2 кружочка, атретьяпуста. Парность фигуроки обращённость их другк другу находят соответствия в дуализме фиіур на стеле из Козанков, бронзовых вилах из Новосвободной и т. п.. который А А Формозов [851] интерпретировал как конвергентное отражение кулыа близнецов, указав при этом на кавказские легенды о противоборстве злого и доброго братьев. В данном случае более лравомерносопоставление фигурокс братьями Амирани. занятыми защитой от змей своихТвали. Последние представлены кружочками. Пустая часть треугольника могла служить знаком освобождения и входить в состав некого календарного числа, вопрос о наличии которого применительно к рассматриваемой бляшке поставлен Н. А. Чмыховым [909, с. 18—20]. Он же установил родство между европейскими бляшками и т. п. с астральной символикой и звездообразными сим волами в изобразительном искусстве Ближнего Востока [904; 910]. Там эти календарные знаки сопутствовали высшим божествам. Приобщение к подобным божествам могло предполагаться для подкурганньгх захоронений, снабжённых рассматриваемыми бляшками. По мнению Н. А. Чмыхова, они отражали исключительно солнечный зодиак, преимуществен но месяцыблагоприятного полугодия (к которому и направлялся покойник); и вместе с молоточковидными булавками могли служить—как и бляхи — не только амулетами, но и своеобразными астрономическими приборами [911, с. 343}.
Изготовление медных полусферических блях с пуансонным орнаментом прекратилось в Восточной Европе к копну катакомбного времени. Одновременна встречались и костяные бляхи [26, с. 201]; затем их стало больше, а функции — многообразней. Реминисценцией металлических блях с крестообразной орнаментацией можно считать костяную бляху из поселения культуры многоваликовой керамики »
с. Колфа Молдавской ССР [870, с. 107]. Лунный месяц отражён, по-видимому, в костяномдиске из детского п. Зк. 7 у пос. Григориополь МССР, который был украшен примерно 30-ю насечками покраюи 4+1 отверстиями [715, с. 37—39, рис. 17:1—4]. Это культовый светильник, костяные, керамические и металлические образцы которых распространились в XV—XII вв. до н. э. от Микен до Черниговщины [65, с. 43—44,117, 141—143]. Если говорить об их отношении к традиции хвали, то следует привести ірузинскоеповерье о возлюбленных Наной людях, рождающихсяс горяшей свечой на правом плече [60, 111]. Костяной диск с четырьмя расположенными крестом Т~ образными знаками, который был подвешен под кровлей шалаша над основным срубным погребением к 3 у с. Кайбелы Мелекесского р-на Ульяновской обл. [631, с. 61, рис. 2:3], можно рассматривать как реплику традиции «лотков Наны», представленную в орнаментике некоторых блях северокавказской культуры и позднеямного п. 9 к. 36 ух. Отрадного в Поингулье; вместе с тем эта находка как нельзя лучше соответствует тому аспекіу иранского фарна (птице- или бараноподобного ‘сияния’), который связывалсяс охраной жилишаивозможностью следования захозяиномвпотусторонний мир. Цикл трехсезониого года могла означать составленная из трёх окружностей костяная лунница изсабантиновского поселения у с. Кирово Ленинского р-на Крымской обл. [575, с. 74, рис. 2]. При этом две окружности украшали 12и 8 лучей (вероятно, со чисяу месяцеввгоду и в двух благоприятных сезонах), а третью—4концентрических кружочка. Эта бляха, судя по более поздним киммерийским аналогам, могла принадлежать конской сбруе.
Подобно булавкам и жезлам, соприкасавшимся с навершиями дышел, бляхи переходили (в качестве твали и фарн) тоже порой на средствапередвижения и тягловых жішотных. Так, при повозке алазано-беденского погребения из к. 10 на склоне хребта Бедени были найдены бронзовые шпонки, «точно повторяющие форму больших металлических булавок с дисковидной головкой» [156, с. 372—373]. Такая же шпонка, подобная бляшке на стержне, да к тому же в сопровождении (украшавшего дышло?) эолотогольва с символикой солнца, быланайдена и в однокультурном к. 2усел. Цнори [198, с. 40—43, 60, 67]. Бляшки со звёздчатой орнаментацией украшали штандарты и дышлахурритской знати в погребениях Аладжи Гуюка [219, рис, 40—41, рис. 9], атакже в к 4 у Триалети [206, с. і [6. рис. 12:2].
Наряду с выпукл о-воінутыми бляхами в северокавказской культуре распространились плоские медальоны-диски с ушком для подвешивания. Их орнаментацияподобна орнаментации блях: концентрические круги и спирали, расходящиеся: из центра лучи; некоторые снабжены большими отверстиями в центре [542, с. 95—96, рис. 39,40, 72, "3, 75,76,100]. Форма.их близка архаическим бляшкам с женской символикой [1075, с. 40—42, рис. 1—2] и акцентирует, очевидно, идею не неба, а светила. Надо признать, что медальоны более отвечает признакам ‘глаза’-твали — и это подтверждается распространениемспаренных «очковидных* экземпляров, атакже близкихим подвесок из проволоки; значение ‘сияния’- фарн могло закрепиться за бляхами. Что же касается сочетаний в медальонах семантики светила и женщины, то в качестве соответствий можно указать на дыры-вульвы в обращённых к солнцу порталах дольменов [479, с. 212—226], на круглые лепёшки и ниши в культе Мзе-кали (‘солнца-девы’) из триады верховных языческих божеств грузинских племён [60, с. 11—12] и на соответствующие нм колёса икдоарийской девы-Сурьи [РВ Х.85; др.]. О проникновении этих изделий в Нижнее Поднепровье рубежа ранне- и псзянекатакомбного периодов сказано выше, на примере п 3 к. 9 у с. Вербки [469, с. 27—29, 36].
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 187; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!