ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 63 страница
Картону дополняли 17 (символ Праажапаіи) и 9 («небесных сфер» или «шагов души* к возрождению) дубовых бревен вдоль и поперек могилы. Аналоги п. 21 к. 1 с гимном РВ L164 этим далеко не исчерпаны.
Некоторое соответствие «трехсту пич атому колесу* и «следу милой птицы» обнаруживается также в трёх свинцовых(?) колечках в основном позднеямном п. 7 к. 6 у с Новоселовка на р. Кальмиус, 2 из которых (в 1,5 оборота) располагались у шеи и на правой глазнице покойника, а ешё 1 (поменьше, но в 3 оборота) — над ключицей [353, с. 97]. А вот на височных кольцах из бслозерских погребений из к. 14 у с. Львово Бериславского р-на Херсонской области и п. 5 из Высокой Могилы у с. Балки Васильевского р-на Запорожской области эти «след» и «колесо» предстаалены. наверное, воочию: один из концов данных изделий оканчивался подобием диска с V- образным знаком, напоминающим след птицы. — причём в первом погребении пара бронзовых спиралей была плакирована золотом, а во втором погребении золотое колечко сопровождалось бронзовым венцом [533, с. 74—75; 776. с. 31—32].
Подобные «колесообразные фигуры — два круга с тремя радиусами, соединённые между собой длинной линией*, да ешё рядом с изображением коня были обнаружены .VI. Я. Рудинским на пл. 27 Каменной Могилы* аналоги есть и на соседней пл. 26 [678, с. 65]. В. Н. Даниленко определил эту композицию как влекомую конём «колесницу, астральное содержание которой вполне понятно» и раскрывается каквопроизведение Большой и Малой Медведицы (точнее, украинского Воза, куда более близкого к изображению); на пл. 26 исследователь усматривает «нечто подобное Млечному Пути»; более проблематичны выделенные им фигуры «оленей с отпавшими рогами» [191, с. 60—62]. Для классического набора шаманских образов «путешествия на небеса» [ 1024] не хватает лишь древа или лестницы. Последняя, впрочем, по два раза (для подъёма и спуска?) изображена на каждой из плит 26 и 27. да к тому же в соприкосновении с созвездиями и Млечным путём, но была сочтена В. Н. Даниленко «оградой». В контексте обнаруживаемой шаманской картины мира композиции на «Конских плитах» 26 и 27 предстают не столько «космогоническими» (по определению В. Н. Даниленко). сколько медитативными, а «колесницы» представляются символами, соответствующими и сочетаниям следа-колеса из РВ 1.164.2,7, и окончаниям вышеприведенных Белозерских колечек. Следует отметать схождение этих окончаний и. особенно, изображений на нйх большого круга 3-частным символом киммерийцев (луннии, псалий. удил и проч.), особенно сосредоточенных в конском снаряжении [776. рис. 17—20 и др.]. Если изображение боевой колесницы с колесом о четырёх спицах на пл. 27 действительно относится к XVI—XIV вв. до н. э. [879. с. 138—139. 147]. то не связаны ли вышерассмотренные изображения с предкиммерийской историей?
|
|
|
Височным кольцам близки браслеты и перстни.
|
|
|
Древнейшие и, пожалуй, наиболее выразительные находки первых происходятиз подкурганных захоронений новоданиловекого типа [765. с. 316—317]. Они изготавливались из меди и имели спиралевидную форму. Их семантика, несомненно, близка спиралевидным колечкам и пронизкам; последние, будучи нанизаны на шнурки, тоже использовались для браслетов в постмариупальской культуре [322, с. 37]. Можно полагать, что восходящие к плечам — голове руки ассоциировались с ветвями «древа жизни» или даже, по аналогии с Пингалой и Индрой, созмеевидными существами. Для спиралевидных браслетов из позднейшего захоронения Мариупольского могильника такое предположение достаточно правомерно, поскольку в предшествующих погребениях обнаружено зарождение мифа о змиеборие Индре (978. с. 89—90].
В среянестоговском п. 10 грунтового могильника на берегу Самары у Днепропетровска браслет из костяных бусин найден на запястье левой руки, лежавшей (как и правая) на тазу [733. с. 83—85]. Здесь семантика браслета связана, вероятно, с семенем (ваджей?), плодородием и возрождением. То же можно предполагать для одао- культурного (?) разрушенного погребения под первичной насыпью кургана у ст. Кайнары Каушанского р-на Молдовы, где были найдены медные гривна и браслет С пронизками из раковин [520, с. 46—48]. В позднеямном п. 16 к. 3 у с. Соколовка на Ингуле повозкообразная булавка в сочетании с тремя костяными трубочками со спиралевидной нарезкой и собачьим клыком располатались«вокруг правого локтя в виде браслета» (931. с. 116—118], будучи, скорее всего, намотаны на руку покойницы в качестве магического средства для «Выезда» из пстусгороннего мира. Подлинные браслеты проникали в ямную культуру из сопредельных территорий: с Кавказа в Нижнее Поднепровье — каменные [419. с. 139. 141], из-за Дуная в Северо-Западное Причерноморье — металлические [1026, с. 80]. Показательно, что все они относятся к позднеямному периоду, т. е. не связаны с традицией спиралевидных браслетов времён зарождения курганного обряда.
|
|
|
Позднеямная же традиция была, по-видимому, развита в катакомбное время, когда немногочисленные браслеты распространялись по всей Юго-Восточной Европе. Медные браслеты изготавливались из проволоки, пластин и кусочков самородного металла [320, с. 95—96; 897, с. 28—29; 1010. с. 205—206]. Последний случай, зафиксированный в позднекатакомбном п. 11 к. 6 у с. Хашевое, И. Ф. Ковалёва связывает с находкой в камере костей трёх баранов и предполагает «занятие погребённого металлообработкой», пребывавшего под зашитой баранопояобного лунного божествз (типашумерского Сина). покровителя металлургов. Такое предположение вероятно, тем более, что кости козлов сопровождали и другие погребения с браслетами, а более или менее дуговидное оформление последних напоминает Луну. Семантика Луны обнаруживается также в «мелких дисковидных медальончиках со спиралевидным изображением» на одной и точечным («звездный»?) на яругой стороне, из которых бьи изготовлен браслет на правом запястье женского п. 3 к. 42 у ст. Усть-Джегутинская (Верхнее Прикубанье): мелкие бронзовые бусы этого же браслета, а также 8-образные подвесочки левого браслета могли символизировать и звёзды, и капли (семени, росы или дождя), и семена. Показательно, что на перекрытие этого северокавказского погребения тоже поместили кости животных: черепа быка и ешё какого-то животного [542, с. 80—81]. Их местонахождение и парность в совокупности с парой браслетов, двойными медальончиками и проч. заставляют вспомнить «двух орлов* на вершине древа жизни из приводившегося выше гимна РВ 1.164.20—22.
|
|
|
В некоторых браслетах катакомбного времени удаётся проследить календарную символику. Так, браслет на правой руке молодой женщины из п. 1 к. 3 у с. Ново- николаевка Славянского р-на Донецкой области состоял из It бронзовых округлых ■ продолговатых бусин (которыми, от головы до ног, была расшита вся одежя погребенной), костяной и агатовой подвесок, первая их которых имела дисковиднѵю форму, а вторая напоминала головку рожкообразных булавок. К предположению авторов, что подвески отразили культплодородия и быка (кости которого, кстати, бы» найдены во входной яме, тогда какв камере—кости овцы или барана) [106, с. 230—233-
можно добавить указание на связь этого культа с майским и лунным календарями; ввиду отнесения погребения к XVIII в. до н. э. кости животных следует трактовать как отражение смены главенства в зодиаке Телыіа на Овна.
Ешё очевидней календарные основы семантики браслета на правой рѵке ребёнка из п. 4 к. 4 в Донецке {150, с. 153—155], рассматривая роспись дна камеры которого, ѵы обнаружили календарно-обусловленную связь с образом арийского Атмана- "Дыхания’. Этот браслет состоял из7+6 гладких бронзовых бусин, перемежавшихся 1+2 узорчатыми. к которым примыкали (В последнем случае — разделяя их), нефритовая и ірехчастная костяная. Нетрудно заметить связь особых бусин с росписью, состоявшей из 5 кругов в 2 красных и 3 черных концентрических кольца каждый. Круги и особые сускны, в соответствии с вышеуказанным Атманом {915. с. 73]. могли обозначать времена года с подразделением на благоприятные и неблагоприятные. Кроме того, в 'общем количестве бусин закодирован, очевидно. 18.6-летний цикл, призванный син-хронизировать лунный (более выраженный в браслете) и солнечный календари. л также рассчитывать затмения. Не исключено, что браслет вместе с 5 концентрическими кругами из оттисков шнура на дне камеры означал «серебряную нить», связующую тело и душу покойника [657, с. 168—176].
К началу срубного времени относится браслет из медных трубочек, обнаруженный на левом предплечье взрослого из п. 24 к. 3 у с. Троиикое на р. Молочной [303. с. 156]. а также две пары проволочных браслетов с заостренными заходящими друг за друга концами абашевского типа из раннесрубного п. 5 к. 2 к/ г Возрождение—II Артемовского р-на Донеикой обл.; здесь найден и перстень такого же типа [440]. А на рубеже бронзового и раннежелезного веков браслеты (почти исключительно — металлические) вновь распространились в степях Восточной Европы, и снова под влиянием культур Кавказа и Задунавья.
Кольиа-перстни—один из наименее поддающихся семантическому анализу типов источников. Этому способствует отсутствие сопровождающими вещами, отсутствие следовЗл'нкииональносш и орнаментов. На многообразие функциональностей указывает, например, «фрагмент костяного кольца с аккуратно обрезан ными боковыми гранями», помешенный в амфорку со снятой крышкой за ступнями усатовского п. 30 к. 1 у с. Пуркары {1032, с. 76—79]. Орнаменты предстаалены «елочкой» на ободке одного из четырёх колечек Михайловки— III и 4-мя шишечками на колечке из катакомбного п. 16 к. 1 у с. Левенцовкана Нижнем Дон [419. с. 146—147. табл. ХХѴ:6:100. с. 209. табл. ІХ:2]. На основании этих двух фактов можно предположить, что, подобно булавам, сосудам к др. округлым изделиям, колечки связывались с символикой годового цикла, а также наделяли пальцы особой сакральностью.
Костяные кольца распространились в позднеямный период, изредка встречаясь на пальцах или у кистей обеих рук, в наборе с булавками и пронизками, а также другим инвентарём {127, с. 54; 722, с. 10—11; 1010, с. 201 ]. Из находок катакомбного времени можно выделить костяное колечко из п. 27 к. 9 у с. Танковое (Северное Присивашье), найденное в ногах двух детей и сопровождавшееся бронзовым браслетом на правой руке старшего, парой сосудов над головой младшего, и др. [1010, с. 205—206]. Такое местонахождение колечка, как и случви обнаружения на груди [ 127, с. 121 ], указывает на возможность использования их в качестве пряжек, более развитые виды которых распространились в раннесрубный период и будут рассмотрены ниже. Впрочем,
костяные кольца наряду с пряжками продолжали бытовать в культуре многоваликовой керамики [935. с. 32—35].
В срубной культуре наряду с костяными бытовали и бронзовые перстни. Костяное кольио из мужского п. 3 к. I у с. Черебаево в Нижнем .Заволжье, сопровождавшееся костяными же наконечниками и упорами стрел, И. В. Синицын рассматривает как приспособление для стрельбы излука [718, с. 42]. Такое использование колецизвестно и в этнографии, однако преобладающие находки их в погребениях без (выявленных і луков и стрел не позволяют давать им соответствующую трактовку.
Редко фиксируемые в погребениях остатки платья представлены обрывками тканей и кож, но неясно, происходят ли они от одежды или от покрывал и саванов. Случаев, когда можно судить об их сочетании (о наличии под покрывалами курток штанов и т. п.), очень немного, и они недостаточно выразительны [100, рис. 41:1, 3: 590, с. 61]. Крайне редки и робки попытки реконструкции платья по обшивкам и оторочкам краев {542, с. 83].
Остатки ткани (льняной, жёлтого цвета) в котле из новосвободненской гробницы в г. Нальчик {531. с. 54—55], (чёрной шерстяной) ткани и каких-то одежд в корзинах из алазано-бааенского к. 10 на склоне хребта Бедениу г. Триалети {156, с. 374] указывают не столько на функциональное, сколько на ритуальное использование их в погребальном обряде. В связи с этим следует сослаться на индуистские обычаи покрывать останки (трупосожжения) куском старой ткани, устилать жёлтой тканью могилу {59S. с. 207,210], на зороастрийский обычай освяшения одежд погребённого [92, с. 22] и лр-
В погребениях новотитаровского и старосельского типов алазано-бале некой іа также испытавшей их влияния ямной) культуры фиксируются ткани и циновки. раскрашенные чёрными полосами [ 178, с. 38:342, с. 33; 933, с. 38]. А. Н. Гей указывает {134, с. 59], что такими полосами обычно оконтуривались края циновок, тогда как орнаментика центральных частей состояла из решеткообразно чередующихся лент черного, белого, красного цвета. Встречены также циновки, основу орнаментики которых составляли белые косые кресты. Выше было указано на связь перечисленных цветов и композиций с идеями очищения-вознесения души и образом потустороннего Солнца — '(О)Живителя’ — Савитара.
В некоторых захоронениях ранней катакомбной культуры, образовавшейся вследствие вышеуказанных контактов, также обнаружены ткани в чёрную и коричневую или красную полоску, причём в n. 10 к 14—I Аккермень удалось определить, что ткань была шерстяная, грубая, тесемчатого плетения [ 127, с. 63; 775. с. 12; 926. с. 108]. Из этих J отрывочных сведений можно заключить, что восточный импульс в развитии культур Юго-Восточной Европы конш III тыс. до н. э. каким-то образом сказался на распространении здесь полосатых тканей — характерных в это время жреческих одеяний Месопотамии [219, рис. 22:6; 910, рис. 2:3; 1045, с. 87: др.]. Не исключено, чтосемантика такой расцветки связывалась с идеей брасмана—магического средства воздейстаия кэ небеса {888], и призвана была содействовать покойнику в вознесении-воздействии кз небеса. Такое предположениепсшверждается параллельным распространениемпронизс*: и посуды с полосчатой орнаментацией, а главное—антропоморфных стел, украшенных «древом жизни» с ветвями-рёбрами-палосами [563, рис. 22—23].
Замечание В. Н. Даниленко относительно того, что стрелы Юго-Восточное Европы и Подунавья формируюгсявкавказском ареале и «воспроизводят.скорее всего, божество типа передневосточного Тешуба** [190, с. 83] при всей его спорностж !
согласуется с распространением в XX III—XXV вв. до н. э, по всей Месопотамии похожих каменных статуэток, которым присуще «поразительное единообразие стиля и художественных условностей»—в частности, в изображении полосатых одежд и скрещенных рук [444, с. 110—111,130—132]. Помимо материала и обшей конфигурации данной стелы ближе всего к указанным статуэткам какразположениемрук, особенно в «наталь- евской» и «казанковской* трактовках {1095, с. 40—43]. При этом одеяниянекоторых стел переданы с этнографической выразительностью. Весьма существен для понимания этнокультурных процессов и их направления вывод Е. Ю. Новицкого, чтостелы Нижнего Задѵнавья при обшем их генезисе со стелами Северо-Западного Причерноморья более подвержены влияниям Малой Азии и Переднего Востока; передача оторочек и их зигзагообразная орнаментика «напоминает орнамент «хурритских рубах» — парадной одежды хеттов во II тыс. дон. э.» [563, с. 35,37]. Наиболее реалистично воспроизведена одежда женской фигуры, найденной (к сожалению вне комплекса) у с. Монастырь возле Варны (Болгария) [1097, рис. 9]. При общем сходстве с месопотамскими изваяниями, моделировка её юбки в вертикальных полосах, кофты с вырезным зигзагом понизу и широким воротом углом, повязанной «стрешком» косынки, поныне является традиционным убранством крестьянок Восточной и Центральной Европы.
Разновидностью зигзага (а вместе с тем и меанара) можно считать чередующиеся вершинами вверх и вниз треугольники. Помимо орнамента на идоле из-под с. Керносовки (рис. 22) и на керамике различных культур, они зафиксированы также в тиснении венчика кожаной чаши (?) из позднеямного или позднего старосельского п.
7 Кі і у с. Холмское Арцизского р-на Одесской области [177] и в раскраске войлочного коврика под останками в п. 3 к. 5 у с. Благовка Свердловского р-на Ворошиловград- ской области {375, с. 53, рис. 15в]; для раскраски треугольников использованы (фасная и коричневая краски. Семантика данных орнаментов близка, очевидно, «шашечным*, рассмотренным при анализе головных уборов. Это особенно выражено во второй находке, в какой-то мере сопоставимой с античными погребальными пологами, имитировавшими потустороннее небо и аождь, слезы и семена [8].
Пояса и перевязи изучены лучше других элементов убранства, очевидно, в силу сочетания с ними хорошо сохраняющихся блях и обойм, а также вввду обеспеченности изобразительными аналогами и этнографическими параллелями. Однако далее иллюстративных сопоставлений дело пока не пошло. Попытаемся заполнить этот пробел.
Наянтропоморфной пластике Триполья поясами наделялись и немногочисленные мужские, и численнопреобладающие женские статуэтки, причём помимоизображений бытовали ещё и парные отверстия у бёдер, которые «служили для продевания'какого- дибошнурка. служившего пояском. Очевидно, пояс имел особуюсемантическую значимость, связаннуюс культом плодородия» [626,с. 125]. Некоторые изображения передают, возможно, нашитые на кожаные или матерчатые основы раковины и кабаньи клыки, действительно найденные в Мариупольском и др. могильниках днепро- донеіГкой культуры [456, с. 71—73; 626, табл. 20]. Поскольку указанные нашивки принадлежали хтоническим существам, то пояс наделялся, по-видимому, соответствующими свойствами. Действительно, в области живога и лона трипольских статуэток обычно изображались символы плодородия и вод, а то и довольно реалистически выполненные змеи [626, табл.4—5].
Признаки змеевидности встречаются иногда и в изображениях поясов на стелах ямного времени. При этом змеевидный пояс на стеле-Вишну над и. 1 к. 3 у
Старогорожено связался с образом вселенского змия Шешы [926. с. 136—137; 975. с 134—136]. 7 углублений справа на поясе Фёдоровского идола в совокупности с изображённой возле 8-го углубления (пупка) сиеной шаманского «поклонения коню — посреднику межлу землёй людей и небом предков» {752. с. 86 и др.] .могут трактоватьс* не тол ько как числа пройденных мест или месяцев, проводимых Вишну на Шеше [294. с. 102,106]. но также всвязи с чакрами, преодолеваемыми змеёй Кундалини при подъёме ваоль хребта человека [294. с. 138— I39] Но чакр насчитывалось 6. а углублений все же 7+1. Это чисяо сопоставимо с количеством сыновей Адити. — последний изкоторых. Мартанда [РВ Х.72 8—9] мог представляться шаманом возле «солнца-пупка». Такое сопоставление тем более правомерно, что “Мёртвое яйцо' считалось ошом конеподобныч Ашвинов и было уподоблено 'Сияюшему' прародителю людей Висвасту. а тот воплотился в Сурью-’Салнце’. В таком случае лунообразная фигура в ягодичной области ішола. из которой произрастает «древо жизни» (позвоночник п ребра), может быть сопостаалена с йонн (‘маткой’) и праматери Адити. и жертвенного столба ашватти* (“лошадиного древа’, подтверждаемого изображением коня возле пупка и шамаяэ- Мартанды?). Но если ниже пояса действительно изображена такая йони {711. с. 41 84.126]. то пояс со знаком вышедших из нее Адитьев следует признать уподобление* не столько змее.сколько пуповине. Подобная семантика поясов представлена также ш стелах из Лариссы. Натальевки, Керносовки, тоже отмеченных знаками йони [563. рис 22:4. 23‘9—10]. Более однозначно как змеевидные представляют орнаменты поясов к оторочек на «рубахах хурритского типа» нескольких стел из Нижнего Подунавья [563- рис. 21.4, 5; 1097, рис. 3] Не исключено, что змеи подразумевались в меанлраѵ которыми украшались иногда бляхи поясов и перевязей похороненных в катакомба» {127. с. 70—71; 367.166; 502. с. 77]. Изображения змей становятся обычными для бронзовых поясов культуры конш II тыс. дон э.. Здесь, по мнению Б. В. Техова, они служііл* «средством защиты от злых сил или от недугов» {778. с. 125— 12S] «Оберегом мирового порядка» пояс считается и в инаѵизме [598. с. 249]
Лечебно-защитное назначение поясов в какой-то мере обнаруживается * вышеочерченной семантике Федоровского идола, а также в иных шаманских культах {866. с 122—123]. А вот изображение на стеле нз п. I к. 3 у Старогорожено. сопряженнее с посохом и стопами, явно отвечаетиному—медитативному — назначению шаманскт поясов и яр убранства [866. с. 124. 1069} Сѵдя по вышеохарактеризованной моделировке поясов, посредничество жреца-шамана могло осуществляться межл> земным и потусторонним (подземным) мирами. Вместе с тем известны пояса.' символика которых обращена вверх, к небесному миру Таков поднимающийся из поясной пряжки «фаллос»~топор на стеле из Чобрѵчи [563, рис. 14.1], таков \- образный знак на пряжке в сочетании с восходящей к ожерелью «булавкой» стелы нз с. Езерово—III {579, рис. 154]. Вместе с тем необходимо учитывать, то направлен» посредничества могло меняться — в зависимости от способа ношения пояса, чтз обусловливалось как конкретикой исполнявшегося шаманом или др. человеком рипага таки событиями в личной или общественной жизни {598.С. 127—128]. Поскольку поаса и т. п моглиприравниватьсякверёвкамилилестнипаммежау мирами [640,с. 213—2I4J (что. кстати, хорошо иллюстрирует находка пряжки на каменном ящике срубного погребения к. 8 у с. Грнгорьевка Томаковского р-на Днепропетровской обл. [330. с. 16— 17]),тои\впогребальном обряде развязывали, частоснимали и помещали в разных местах [114, с. 88,94, 108]. Это обстоятельство весьма затрудняет дифференциацию
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 205; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!