ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 33 страница
Доместикация коня сопрягалась с необычайно высоким процентным содержанием его остатков на некоторых поселениях рубежа среднестоговского и ямного времени: в Дереивке и на хуторе Репин оно достигло 63,3% и 79,8% ]397, с. 81]. Затем с усилением нижнемихайловской культурыпроизошёл резкий спад (на эпонимном памятнике — до 7,3%), чтобы на протяжении ямного и катакомбного времени смениться (по крайней мере вСтепном Поднепровье) довольно существенным подъёмом до 18,2% и 24,6% [78, с. 207; 547, с. 54—55]. Наибольшее количество конских жертв не только катакомбного, но и вообще доскифского времени засви- детельствовановп. 5 к. I нижневолжского курганного могильника Цаца: захоронение мужчины сопровождалось 40 лошадиными черепами [943, с. 91]. Это количество соответствуетскифскрму обычаю 40-дневного объезда округи вместе с покойником [ Геродот. История і V. 73], а также распространённому у различных народов обычаю поминовения спустя 40 дней. В данном случае, по аналогии с девятью черепами к.
2 у Холмского [898, с. 80—81], это число могло быть производным от 360-дкевного календаря, разделенного на 9 этапов «пути богов» [711, с. 150]. На фоне этого уникального случая отмечается, однако, сокращеннее НижнемПовол жье количества конских жертвоприношений при погребениях [944, табл. 5]. В сторону Дона и Днепра их больше — особенно раздельных и совместных находок черепов и конечностей во входных ямах катакомбных могил.
|
|
|
По мнению И- Ф- Ковалёвой, они обычно сопровождают «погребённых с явно выраженными чертами неординарности обряда и инвентаря, свидетельствующими о социальной значимости умерших» [320, с. 56]. Возможно, это и так. Несомненно лншь то, что преобладающее местоположение конских жертвоприношений на выходе изкатакомб связывалось своскресением покойников, а лошадь должна была рассматриваться как небесное, солнечное существо. Очевидно, именно в это, катакомбное время такоепредстанление и укрепилось за лошадью, сменив предыдущее представление о ней как о животном хтоническом.
Впрочем, элементыпоследнего прослеживаются в этнографии доныне, а Ригведа зафиксировала, скорее всего, переход от хтонического к небес ному восприятию лошади. Её характернейшим образом можно считать божественный дар Митры- Варуны, коня Дадхикра —сочетаюшеговсебехтоническое рождение извод, риты, скалы [РВ JV.40.5] с подобием птицам небесным [РВ IV.40.2~3].
Важно, что в ряде мифологических сюжетов, связанных с Дадхикром и Эта- шей, конямиУшас и Сурьи, «нужно видеть небесно-солнечное соответствие мотиву конских состязаний при похоронах» [815, с. 43 [. При этом «надгробное слово коню в весьма существенных чертах напоминает надгробное елово человеку*- [670,с. 359]. что соответствует и схождению ашва- с пуруша-медхой, и обнаруженной в Чауше предыстории Гандхарвы. К обстоятельному анализу В. Н. Топоровым индоевропейской Традиции конских состязаний на похоронах [815, с. 24—25 и ел.] еледует присовокупить недооцененный им, пожалуй, аспект. Побеждая в состязаниях,
|
|
|
Дадхикра со (своею) силой протянулся через пять (арийских) народов,
Словно солнце со (своим) светом через волы.
[РВ ІѴ.38.І0[
Конь уподоблен здесь Солнцу, проплывающему ночью потусторонний океан и пронзающему лучамидождевые тучи. «Пятьнародово туг не только символ индоарийского единстваЧисло 5 повторяется также вколичественномрефрене 5—9 стихов [РВ ІѴ38І. где в I стихе Дадхикра выступает совместным даром Митры- Варуны и наделён трем* эпитетами. Подобное (2+3)-чденное деление присутствует в «Погребальном гимне коню»[РВХ.56и6[.Несвязанолиэтосродсгвомиразличиемдревнегреческогоконского и проч. «пятиборья» (с троичными элементами) и древнеславянского «троеборья» (тризны)? Вполне очевидно, что 3, как и 5, связаны с идеей полноты мироздания. Но если в первом случае акцентируется вертикальная структура, то во втором — горизонтальная (основные стороны света с центром-высотой); объединяет же их ѵстремленностьквершинам. В такой устремленности (наиболее наглядноотразившейся в Чауше с его жертвенным столбом и жертвоприношением всадника) суть и конских состязаний на похоронах, и конских жертвоприношений, и сопряжённости с тем и другим чисел 3 и 5.
|
|
|
Очевидно, чтосимволамитакихконейявляютсячерепаи др. кости, помешавшиеся вмогалы [100, с. 155,161,179]- Развитием традиции Чауша можно считать п. б кургана ус. Покровскоенар. Карагышв Северном Приазовье [99, с. 188—189]. Сопровождавшие его кубок, жаровня, курильница или чаша, а также ножи булава соответствуют жрецу и, возможно, воину; он был помещён в позе всадника между черепом коня (ниже ступней) и костями коровы (над головой). Следы этой же традиции обнаруживаются в уникальном Скворцовеком кургане Каховского р-на Херсонской области, который относится кначалу срубного времени [970, с. 82,85—86]. Подробно этот памятник будет рассмотрен ниже. Здесь остановимся лишь на жертвоприношении коня и его окружении. Разрознены» кости жеребёнка были обнаружены в костре на вершине яйцевидной насыпи, сооружённой над антропоморфной ямой. Затем последовало жертвоприношение подростка, предварившее обычное захоронение итрупосожжение; вдвухпоследнихмогилахобнаруженыкрестециреброкоровы(?), а также ребромелкого животного. Всё это перекрыли насыпью в виде ступни — «третьего, высшего шага Вишну», приуроченного к летнему солнцестоянию. Жертвоприношение лошади в этом контексте связывалосьс рождением Вишну (из яйцевидной насыпи). Это сопоставимо с последней из его аватар — перевоплощений [167, с. 25]. Главным было, однако, сопоставление устремлённости Вишну вверх с лошадиным скоком, что находит соответствия в сочетаниях «следов Вишну» и конского копыта в «Подкове*, и изображений лошадей на «Конских плитах» Каменной Могилы [509; 781]. В обряде рассматриваемого кургана обращает внимание связь жертвенного коня с огнём, его как бы промежуточное положение между жертвоприношением и кремированием людей. Это соответствует характерному для Вед уподоблению Агни-’Огня’ коню и человеку [565; 640, с. 177-181].
|
|
|
На рубеже катакомбного и срубного времени заметного увеличения количества лошади в стаде не произошло; в Северном Причерноморье оно даже сократилось до 21,5% против 24,6% катакомбного времени [401, с. 36, табл. 2]. Однако в археологических памятниках впервые появилось сочетание остатков коней и колесниц, столь характерное для мифологии Ригведы. В степях Восточной Европы такие данные сосредоточены исключительно в петроглифах «Конских плит» Каменной Могилы [678, табл. XVIII—XXI], которые В. Н. Даниленко [191, с. 52,
60— 63] относит к раннему энеолиту, что неправомерно как ввиду появления здесь повозок не ранее Михайловки II {954, с. 35—36, рис. 1:6; 956, с. 108—110, рис. 2], так и изображений на колёсах из «Конских плит», хоть и символических, но всё-таки спиц, появляющихся не ранее среднебронзового периода [144; 245]. Более обосновано сопоставление одного из изображений колесниц на плите №27 с изображениями из IV и V гробниц Микен [879, с. 138, рис. 4:2].
Хотя сочетаний остатков коней и древнейших колесниц в Восточной Европе пока не найдено, однако известно уникальное п. I Кондрашкинского кургана (у райцентра Каширское Воронежской обл.) воина-колесничего абашевекой (с элементами раннесрубной) культуры, сопровождавшееся трёхкратным или трёхчастным жертвоприношением [642, с. 9—10]. Кострищем и обожжёнными костями была отмеченаюжная полакургана, арийская «странамёртвых». Направления потустороннего мира указывают также кости юга- и северо-западнее могилы, обращённые к закатам зимнего и летнего Солнца. Сопровождавшие эти два скопления ноги щенка и сосуд отвечают представлениям о псах-проводниках в загробное иарствоЯмы, атакже о соме —воскресающем, небесном напитке. Однако «воскресающим» жертвоприношением следует считать, наверное, не «закатное» северо-западное, а «восходящее» юго-восточ- ное направление, связанное с началом зимнего Нового года. Кости лошади здесь отсутствовали, но кости козы (или козла?) вполне соотносимы с арийским обычаем начинать жертвоприношение коня и др. именно жертвоприношением козла Можно полагать, что кости взрослого козла и молодой овцы в направлении восхода новогоднего Солнца начинали (и завершали?) обряд, тогда как кости коня связывались с преодолением им различных проявлений потустороннего мира.
Наиболее ранние — XVII—XV вв. до в. э. - находки остатков коней вместе с колесницами происходятиз Южного Приуралья,из области распространения петровской культуры и памятников синтаыпинскоготила [137; 144; 245], которые К. Ф. Смирнов и Е. Е. Кузьмина склонны выделять в узкохронологический горизонт усиленных миграций, связавших микенскую Грецию с Приуральем [730]. Эта концепция хорошо аргументирована, но нельзя согласиться с её предпосылкой о том, что в этом-то движении и сформировались древнейшие индоиранцы. Истоки их, как постоянно убеждаемся мы впроцессеисследования духовной культурынаселения Юго-Восточной Европы, восходятещё ко второй половине IV тыс. до н. э., ко времени зарождения ямной культуры [ 190, с. 152—153], ав середине ІІІтыс. до н. э., на рубеже ранне-и позднеямного периодов (рубеж II—III Михайловскогопоселения) индоиранцы предстают с уже вполне сформировавшейся духовной культурой [960; 975, с. 117—178].
В погребениях Синташтинского могильника прослеживается как продолжение древнихтрадииийжергвоприношений лошади, так и формирование новых. К первым можно отнести расчленения и изготовление чучел (представленных, по-видимому, ещё вСъезженском могильнике), расположение на перекрытиях могил остатков от 1 до7 лошадей, помещение туш или забутовку костями обращенных к восходу солнца «выходов» из срубов. Несомненной новацией является размещение лошадиных костей в углах могил, в центре или в концах которых устанавливались колёса разобранных колесниц [144, с. 66], а также снабжение жесткими удилами одной из двух (обычно левой), управлявшейся колесничим лошади [ 137, с. 95].
Можносогласитьея, чтоформированиепетровской и генетически связанных с нею культур Южного Приуралья стало основной базой продвижения ариев в Индию [245; 401, с. 103—111]. Но несколько позже—в XIII—XII вв. до н. э., в окрестностях кавказского озера Севан, сформировалась ннвв претендующая на это культура, лчашенская {513]. Скорее всего это был один из основных центров формирования довольно поздних иранцев, но возник он, очевидно, на базе местного, уходящего в IV тыс. до н. э. коневодства [532, с. 135]. В Лчашенском могильнике обнаруженосочетание повозок со сплошными колёсами и колесниц со спицами. В могиле к. 9 были таи другая, причём кузовповозкиукрашаларезьбаввидебьгчьихрогови др., адышлоксщесницы завершала бронзовая модель оленя и колесницыв двухконной упряжке [513, с. 140—142}. Важно, что повозку украшали хтонические очковюдаые и S-образные символы, тогда как впереди колесницы был представлен небесный олень, а стоящих на ней двух воинов можно сопоставить с Ашвинами или Диоскурами.' Последнее предпочтительней, т. к. аналогичный сюжетпредставленнаперстне из микенской гробницы IV [1101, рис. 5:в]; древнейшие фигурки оленей над повозками известны в Италии [1089, фиг. 22,60]. В к. 10 найдены остатки повозки и двух колесниц. Эго соответствует обычаям хеттских царей, которые в ритуальных поездках к горе или стеле бога Грозы сменяли повозку на колесницу или же две колесницы на повозку [41, с. 10,13, 171].
Колесницы в погребениях срубного времени между Волгой и Дунаем пока неизвестны — хотя следы их здесь есть. Под к. 7 к/г «Ряскые Могилы» у с. Балки Запорожской обл. обнаружен след в прямом смысле этого слова; «две канавки на погребенном чернозёме», вероятно, от «древней дороги», которая «как бы разделяла площадь кургана на две половины» [591, с. 57'“58]. А на баночном сосуде из п. 5 к. 1 ус. Львово Бериславского р-на Херсонской области изображена колесница [879, с. 139, рис. 6], имеющая отдаленное сходство с колесницей в парной лошадиной (?) упряжке из мужского срубного п. 2 к. 2 на р. Сухая Саратовка (Заволжье) [132], а также с колесницей в одиночной упряжке на модели из Лигурии (Альпы) [1089, фиг.7}.
Несмоірянаогсутствиеколесниц, погребения Юго-Восточной Европыпродолжали сопровождаться жертвоприношениями коней и всрубноевремя. Сохраняласмрадииия совместного положения черепа и ног [121, с. 47], причём на Левобережье выше Днепровских порогов отмечено сочетание таких находок с кенотафньтми могилами [324, с. 61]. Юго-западнее могил к. I—к. 3 к/г! у с. Верхняя Маевка Днепропетровской обл. зафиксированы кострища в сочетании с парами черепов [332, с. 3—6], что можно считать продолжением традиции Ашвинов, приуроченных в данном случае к закату зимнего солнца (-стояния). В районе маевского варианта срубной культуры, как и в Синташе, тоже известно помещение лошадиных костей между стенками ямы и срубав направлении восхода солнца [323, с. 23—24, рис. 2:6].
Среди многочисленных случаев помещения в могилы не всегда определяемых Крестцов и позвонков «крупных животных» выделяются и лошадиные. Два таких погребения исследовано в районе Перекопа В п. 1 к. 11 у с. Танковое обрубок позвоночника был положен вдоль северо-восточной стенки, между черепом интенсивно окрашенного охрой скелета и стоявшим в юго-восточном углу сосудом баночноготипа [1010, с. 211—213]. Интересно, чтоединственная в кургане могила располагалась между
3 и 2 круглыми ямами, подобными бофрам к. 47 Павловского могильника на Среднем Дону, где тоже выявлены жертвоприношения коня и др. животных [722, с. 85—86]. В однокультурном п. 27 к. I у с. Бабенково обрубок хребта лошади положен был вдоль юго-восточной стенки, упираясь в расположенный в юго-восточном углу сосуд Второй был поставлен в северо-северо-западном углу. Между сосудами, вдоль продольной оси могилы, была насыпана полоса обломков костей кремированного человека [ 1010, с. 89—91]. Несмотря на резкое различие кремации п. 27 и ингумации п. 1, между этими погребениями немало общего. Это и уникальное для срубной культуры использование охры в п. 1, которое могло предвосхитить трупосожжение п. 27, и сходство керамики в обеих могилах, и ориентиры, обыгрывающие восходы и закаты солнцестояний, и уподоблениеосямэтихориентировпозвоночников,оканчивающихсяксрамическими сосудами (роль одного из которых в п. 1 выполнял череппокойнгаса). В этом контексте позвоночники следует рассматривать как воплощение мирового древа—скорее всего «конского столба» [РВ 1.162.6; лр. 1 и Ъюшаданош дерева’ ашватгш [257]. Изображения таких деревьев-лестниц-хребтов, вырастающих из лошадиной спины, известны на лоясахкобанской культуры (№47, рис. 4:8]. Сосуды же п. 27, а также череп и сосуд п. 1 сопоставимы с «небесной бадьей» в двух её положениях [294, с. 156—162]. В целом же рассматриваемые комплексы сопоставимы с «Разговором мальчикам умершего отца» [РВ Х.135], где называется некая «колесница без колёс,... у которой дышло одно, но перед повсюду» [3], подразумеваются Ашвины [4; 670, с. 397] и ашватгха в сочетании с напитками (в сосудах):
Под дерево с прекрасными листьями.
Где пьёт с богами Яма,
Туда наш отец, глава рода,
Устремляется к пред кам. [I] Использованиепозвоиочниковвобрядеп. 1 ип. 27 находит объяснение не только в их максимальном подобии ‘лошадиному дереву’, но и в особенностях шаманства. Известно, что при достижении определённого экстаза оно порождает образ «дерева, поднимающегосяизпервоначальногохолма» —чтонаходитобъяснениев «воспоминаниях», запечатлённых «вразвиваюшемсяспинноммозіу» эмбриона (шамана) [294, с. 137]. Усилением экстазности можно объяснить переход от ингумации п. 1 к кремации п. 27. Большая двойственностьпоследнего отвечает канону йоги о связанныхс луной и солнцем венах-змеях Иде и Пингале, извивающихся вдоль позвоночника и выходящих к левой и правой ноздре [294, с. 139]- Действительно, обращённаяк закату (летнегосолн- ца) полоса трупосожжения занимает левое положение (в отношении человека, глядящего вдоль могилыветорону сосудоВи восходалетнего солнца), аобращённыйквосходу (зимнего солнца) позвоночник—правое положение; сосуды при этом можносопостав- лять с луной и солнцем. То, что они не предназначались для питья и пшци, а имели магическое предназначение, доказывается преднамеренным их разбиванием, а также помещением в последнем «почти совершенноразложивщегося бронзового предмета» (не - символали Солнца?) [1010, с. 90]. Обнаруживаемая таким образом семантическая связь коня — огня — солнца продолжает древнюю традицию Ашвинов, но вместе с тем объясняет специфику этой связи в срубное и последующие времена [398; 339].
Образ 'лошадиного древа’ ашваттхи мог сложиться ещё в период доместикации этого животного и воплощаться в скипетрах новоданиловского типа: в посохах с навершиями в виде всадников. Однако изображения Каменной Могилы и обрял святилиша Чауш, где действительно прослеживается сочетание дерева и коня, появились не ранееЧерновода I и Михайловки II. Им, несомненно, предшествовало сочетание «мирового древа» и козлов, обнаруженное в уникальном святилище к. 9 у Григориополя [715, с. 42—81, 121—131].
Это святилище было приурочено к п. 16, разрушенному, по мнению авторов раскопок, грабителями (но,вероятно, содержавшему расчлененный скелетжертвенно- го человека). Оно представляло собой 6 столбов и I яму северо-восточнее п. 16: перекрывшую всёэто (кроме верхушекстолбов) насыпь, диаметром около 2 м и высоте* до 0,5 м, окружённую рвом с проходом в юго-западной части. Перед сооружением насыпи в яме у столбов был разложен костёр, в который бросили черепа и др. кост* •двух домашних козлов, один из них значительно крупнее», т. е. старше [715, с. 78]. Парность козлов в сочетании с каменной вымосткой на вершине первичной насыпи отвечаетлоявлению подобных изображений идр.в центральноевропейских культурах [707, с. 123—128,146}, а также распространению их в Тршхолье рубежа В-С [479, табл. LXXXVII:4; ІХХХѴІІІ:2,3]. Материалы рассматриваемого к. 9 (и предшествующего ему Великоалександровского, а также др., тяготеющих к Новоданиловскому горизонту курганов [978]) показывают, что импульсом данных новаций действительно могла стать •степная инвазия» на рубеже Сэлькуце IV и Чернавода I [783, с. 21].
После жертвоприношения козлов в основе к. 9 был, вероятно, завершён первый этап обряда. Но неправомерно отделять его от второго этапа.Он начался с совершения возле столбов п. 17. Перед лицом человека, обращённым к восходу весенне-летнего солнца, на комочках охры были положены кремневые наконечник, стрелы ивклаяыш серпа, а за спиной — скипетр из оленьего рота, оформленный в виде клюва хищной птицы, инкрустированный 6 медными стерженьками и 1 пластинкой, ешё 3 стерженька были забиты в верхний торец рукоятки. Это количественная раскладка, какувкдам ниже, хорошо согласуется с жертвоприношением быков. Поверх дерева могила была перекрыта ещё и плитами — участком кольцевой вымостки вокруг столбов. Второй, кольцевой вымосткой покрыли склоны насыпи. По-видимому, тогдаже были брошены в ров 1 или более каменных букраниев, 6 черепов взрослых и 1 череп молодого тура или зубра, атакже 2 черепадомашних быков—все безнижнихчелюстей. К этому были приурочены костры, один из которых сжёг выступавшие над вершиной верхушки столбов [7[5, с. 78—80, 121—123].
Выяснение основной идеи обряданесоставляетбольшого труда. Суда по главной оси, заданой взаиморасположением нижней вымостки п. 16 столбов, а также по ориентации п. 16, обряд приурочивался к рубежам полугодий, означенным закатом зимнего и восходом летнего солнца (солнцестояния). На предпочтительность второй латы указывает обращённость лица покой ника В п. 17 —инетольков отношении солнца, но и к вешам. Стрелу в сочетании со скипетром (которым покойника защитили со стороны заката зимнего солнца) следует считать знаками приобщения к вершинам «рощи», образованной столбами; серп же понадобился, очевидно, для срезания некой «ветви») цветка, плода; возможно, дажеомелы, которой мы коснулись при рассмотрении трепанации черепов. Это тем более вероятно, что столбы были дубовые: особо почиталась омела, произрастающая именно на дубах [854, с. 615—623 и сл.]. Такое предположение подтверждается числами, заключенными в количестве ям под столбы и жертвоприношениями возле них, в инкрустации скипетра, в количестве череповдгасих животных: (б+.1)+3. Эти числа уже нам встречались при рассмотрении жертвоприношений коней. В данном случае явно обыгрывается количество месяцев между солнцестояниями, что не исключает параллель с друидским обычаем срезать омелу серпом «в шостой день луны, служащий, по их расчетам, началом месячного, годового и тридцатилетнего циклов» [Плиний: 854, с. 615]. Годовой цикл мог символизироваться здесь числом 21 — «солнечным годом» ариев [711, с. 145—146]. А 30 получается при добавлении к каждой из вышеуказанных семерокчисла 3: козлов и человека у подножия столбов, черепов домашних быков и орлиноголового скипетра из оленьего рога,, стержней в его рукояти. Число 3 символизировало, очевидно, три уровня мироздания. Можно указать и яр. проявления магии чисел. Но вернёмся к допросу о жертвоприношении козлов.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 184; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!