ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 35 страница
Ешё В. А Городцов обратил внимание на помещение костей ног мелких (и крупных) парнокопытных преимущественно у ног погребённых [ 159, с. 199], что впоследствии подтвердили и др. исследователи [418, с. 23; 927, с. 21 ]. Копытца, астрагалы и прочие каста ног животных помещали и в других местах могил, однако и при этом их несъедобность нередко сочеталась с отчетливо выраженной идеей передвижения.Так, в п. 8 к. 3 у «Ямок» (низовья Еруслана на Нижней Волге) «погребённому как бы положили в руки» 4 ножки овцы(?) [719, с. 143], закоторой, по-вцдимому, предстояло
последовать воскресающему. В позднеямном п. 1 кургана у с. Лукьяновка недалеко от Кривого Рога расположение копытцу ступней икаленей покойника символизировало, очевидно, движение, связанное с направленностью (на юг, в сторону смерти) повозки на перекрытии могилы [485, с. 118—120]. Подобное, но более развитое представление прослеживается и в раннекатакомбном п. 27 к. II у с. Марьевкау г. Запорожье [882]. У южной стенки одной из двух его камер была помещена боевая колесница и шило- стрекало, а далее к северу уложили ребёнка, а затем мужчину в окружении двух человеческих жертвоприношений или же перезахороненных останков. Регламент загробных странствий предписывался содержимым второй камеры, где обнаружены остатки каких-то деревянных изделий, следы костраи 4 (или 2x2 половинки?) копытца козы или овцы. Весь комплекс находок сопоставим со «знатоком счастливых путей» Пушаном, сыном потустороннего солнца Савитараи братом дневного Сурьи; это его колесницу влекут козы, и он же носит стрекало, он же выводит из загробного царства: Про(гони) опасность, о сын избавления!
|
|
|
Проведи нас через выморочные (места)!
Создай нам хорошие, легкопроходимые пути!
О Путан, найди нам здесь силу духа!
[РВ 1.42. 1,7]
Зубы козы или овцы появились в могилах раньше копыта. Очевидно, они продолжили неолитическую трад ицию «посева» оленьих зубов, окоторой было сказано выше. Древнейшая такая находка обнаружена в одном из наиболее ранних кеми- обинских захоронений, в строении кургана нал которым (кромлех, ямки под 5 столбов и жертвенный костёр, кости мелкого и крупного рогатого скота) обнаруживается сходство с культурно-хронологически близким святилищем к. 9 у Григориополя. Но здесь были использованы не черепа, а зубы животных. Помимо челюсти барана(?), помещенного в гробницу п. 14к. 11—Ік/гАккермень,запределамикромлехаобнаружено скопление зубов быка и 2 отдельно лежавших зуба коровы [127, с. 116—117].
Связанный с такими находками образ Пушана впервые оічётливо проявился в позднеямном п. 5к. Іу с. Ново-Григорьевка, располсженномвблизиотвышерассмотренного к. 3 у с. Атманай, где прослежено обособление Пушана (от Аджи, Пусная и т. п.). В п. 5 содержались останки молодой женщиные младенцем, ориентированные черепами к восходу летнего солнца и уложенные, соответственно, на правом и левом боку [960, с. 52J. Над черепами покойников — цепочка из 12 астрагалов и 1 кремнёвый отщеп, за спиной младенца — рог козла, у ступней взрослого—половинка его нижней челюсти: у затылка женщины был поставлен горшок, а три обломка мисочки размещены вблизи вышеуказанных костей козла, но в соприкосновении со скелетами людей. Очевидна связь астрагалов с годовым циклом — причём кремень мог означать дату приобщения (воскрешения?) к нему погребённых. Рог за спиной младенца—по аналогии с отщепом и рогом из к. 3—вряд ли призван был защищать: скорее, он открывал путь покойникам (в сторону заката зимнего солнпа). Помешение у головы покойников костей ног козла, а части его головы—у их ног свидетельствуют, по-видимому, о стремлении сообщить им движение, «потустороннюю кинетику». Но если движение покойников (по загробному царству и к воскресению) стимулировалось животным, то его самого стимулировала пиша, передававшаяся мисочкой из горшка. Его помещение заголовок женщины указывает, во-первых, предназначенность его не для людей и, во-вторых.
|
|
|
направление и сроквоскресения: к восходу зимнегосолнца (-стояния, к Новому году). Указанные ориентиры и сроки соответствуют представлениям о рождении Пушана на востоке, азатемвглубине;всерединегоданасевереивсерединеночинаюге[РВ V1.58.1J.
|
|
|
Погребальный инвентарь соответствуеттаким чертам Пушана, как приближённость к Солнцу и знание счастливых путей» покровительство достатку и роду, связь с заіробнымцарсівом. При этомсочетаниечеяюстиссосудами соответствует мифологеме, согласнокоторой беззубому Пункту (получившему это увечье наряду с другими богами от Рудры зато, что не пригласил его к жертвоприношению) жертву следует приносить кашей [805].
Комплексы инвентаря, подобные вышерассмотренному (кости ног и зубы мелкого рогатого скота, нередко в сочетании с сосудами), получили широкое распространение в позднеямной и раннекатакомбной культурах всей Юго-Восточной Европы, продолжая встречаться затем до кошіа бронзового века евразийских степей. При этом они нередко обнаруживают отступления от вышеочерчённого образа Пушана, призванного наряду с владыкой загробного царства защищать «нас от смерти* [АВ ХІХ.20.1]. Астрагалы нередко обозначали не только движение, но и принадлежности для ритуальных игр [320, с. 96; 650, с. 140]; сосуды и кости козла, барана и т. п. — пищу, достаток Этоможнопоказать на рядепримеров, которые будут рассмотрены дальше. А здесь сошлёмся лишь на 459+1 астрагал мелкого и крупного рогатого скота из основного погребения к. 2 у сел. Цнори из Закавказья [198, с. 40]; 18,5 астрагалов козлов или баранов из позднеямного п. 10 к. 6 у пос. Буге кий под Николаевом [927, с. 102]. Можно указать и другие комплексы астрагалов и копытц с ка- лендарно-игровыми значениями, относящиеся к катакомбному и срубному времени. Среди последних наиболее примечателен и сопоставимс вышеуказанным комплексом из алазано-беденскогок. 2 возле Цнори комплекс израннесрубного п. 13 Михайликовс- кого кургана недалеко от Полтавы. Здесь перед тазом—ступнями покойника найдено І38(?) необработанных и обработанных (некоторые с метками) астрагалов домашних овцы (24 левых и 36 правых) и козы (3 И 4), а также сайгака (1 и 1) и др. [239, с. 56; 450, с. 49].
|
|
|
На древность и распространённость использования астрагалов для выражения ид еи передвижения указывает родство др.-инд. ‘лодыжки’ j6ftglia, авест. ‘косточки ноги (аѵуровского существа)’ zanga-, лит. Йеццгм 'иду’, гот. gaggan ‘шли’, восходящих ки,- е. *§lri|engl'1)- [133, с. 97].
Что касается отражения в костях мелкого рогатого скота идеи сытости — пищи, благодаря которой покойник или жертва «перерастает (своё начальное состояние)» [РВ Х.90.2], то она явственно оформляется л ишь всрубное время, когда кости несъедобных частей животных сменяются костями съедобных частей: грудины, седалиша, бёдер. Их стали помещать, наверное, вместе с мясом, как на деревянные подносы [839, с. 40—43], так и в сосуды [127, с. 122; 832, с. 137]. Показательно, что в определимых случаях это былоименно овечье или козье мясо, вероятно в соответствии с функциями обеспечения достатка и проч. козлоподобкым ‘Пышным’ и ‘Расцветающим* Пушаном, способным своей плотью спасти покойника от голода-смерти и одарить сытостью-жизнью [БрУп 1.2.2]. При этом челюсти мелкого рогатого скота и др. при сосудах могли указывать на содержащуюся в них не только «кашу Пушана», но и Хаому иранцев: этому напитку полагалось приносить в жертву язык и левую челюстную кость каждого жертвенного животного [92, с. 12].
Ввиду практической неразличимости посткраниальных скелетов кома и барана можно полагать отношение к последнему часта ЕОДИрахмофСМ их случаев; допустимо также обратное. И хотя исследователями ни разу не отмечены в могилах бараньи рога, необходимо хотя бы вкратце остановиться на тех погребениях, где отмечены жертвоприношения баранов с достаточно выразительной семантикой.
Скелет молодой овцы на перекрытии кенотафа 11 ямной культуры из кургана у с. Новый Мир Томаковского р-на Днепропетровской обл. [30, с. 73] можно трактовать какискупительную жертву избавившегося от гибели человека—в рамках приводившегося выше мифа об Инанне и Эрешкигаль. Подобное значение можно предполагать для черепа овцы в западном углу однокультурного п. 6 к. 7 у с. Григорьевка Томаковского р-на Днепропетровской области [330, с. 16]. Это же направление мифологических соответствий указывает И. Ф. Ковалёва, интерпретируя совместную находку скелетов трех баранов и браслета из кусочков самородной меди на руке погребённого в позднекатакомбном п. II к. 6 у с. Хащевое (Присамарье): баран у шумер связывался с богомлуныСиноми считалсяпокровиггелемметаллургов [324, с.50]. Однако количество животных более сопоставимо с арийским трёхчастным Агни, животным-ваганой которого считался баран и др. [184, с. 158].
Связь овцыскультом огняивосходом летнегосолнца (-стояния) вполне очевидна всеверокавказскомп. 2 к. 13 у ст. Суворовской (Верхнее Прикубанье). Здесь «череп овцы на ножках» поместили над северо-восточным углом могилы и сопроводили костром [542, с. 40—41]; по рогу быка и сайгака у ступней, ориентированных на запад и восток женщины и ребёнка, выполняли, по-видимому, роль оберег. Восточное нвправление представлений, связанных с культом барана, весьма выражено также в катакомбном захоронении маныческоготипап. 11 к. 7 ус. Богдановка Паалоградского р-на Днепропетровской области. Оно сопровождалось бронзовой посоховидной булавкой, а также пронизками и подвесками северокавказскоготипа [471, с. 54—56,59]. Череп овцы вместе с сосудом поместили над правым локтем покойника; не исключено, что в жаровню у стоп положили кости (и мясо?) того же животного.
Символом, отразившим присущую скотоводам идею размножения стада, подобным вышеописанному из к. 2 у сел. Цнори, можно считать совместную находку яичной скорлупыискелета овцы вкенотафной катакомбе 8 к. Зус. НовопоякряжДнепропетров- ской области [324. с. 49]. Сочетание черепов и нижней часта ног исследователи трактуют как остатки чучел или свежесня гых шкур [ 175. с. 81]. Для овецтакое наиболее отчётливо зафиксировано в лозднекатакомбных захоронениях Миусского полуострова Азовского моря; кости располагались здесь у головы или ступней погребённых [281, с. 26—28, 36—38]. Если будет доказано, что в могилы действительно помешали овчины, то откроется возможность для сопоставлений с кругом хеттских и ар. уходяших в индоевропейское прошлое представлений, связанныхс хтоническим миром, населённым змеями, прядильщицами «судеб и лет» [133, с. 582]. Возможно, что именно с такой символ икой связана находка обломков сосуда, черепа барана и отрубленной выше локтя руки подростка или женщины под пяточным камием землянки-святилища начала срубного времени на Новосельской переправе через Нижний Дунай [971, с. 30].
Завершая рассмотрение семан тики остатков мелкого рогатого скота в погребениях эпохи энеолита и бронзы Юго-Восточной Европы, необходимо ешё раз вернуться к вопросу о степени отражения в остеологии захоронений хозяйственной деятельности. Выявление в Азово-Черноморских степях соответствий образам Аджи Экапааа и, особенно, Пушанаставитподсомнениевывод В. IX- Шилова, что здесь можно «открыть средиямныхикатакомбішхпогребенийспсшиішііропимас овцеводческоенаправдение скотоводческого хозяйства» [944, с. 14]. В этом выводе не учтена козлоподобность указанных божеств и популярность их в качестве покровителей умерших, что не могло не исказить действительную значимость соответствующих животных в хозяйстве. Искажёкность заметна и при сопоставлении процентных соотношений мелкого рогатогоскотаиззахоронений ямнойкулыуры Нижнего Поднепровья и однокультурных слоев Михайловки II—III, поселения из той же области: 64,3% и 32% [78, с. 207, табл. I; 944, табл. 8]. Здесь это, правда, можно объяснить различиями хозяйского уклада оседлого и кочевого населения [418, с. 20—21]. Тем не менее, 63—100% овец в стаде Азово-Черноморских степей [944, табл. 18] представляются нереальными. Акрометого, сомнительно, чтобы овцеводство в относительно увлажнённых степях между Дунаем и Доном было более приемлемым, нежели в полупустынном Прикаспии [293, с. 14], где погребения энеолитаи бронзы содержат лишь50—85% костей этих животных [944, табл. 8]. Указанные несообразности снимаются, если признать особое значение мелкого рогатого скота в погребальном обряде, его связь с образами Аджи, Пушана и т. п., что было, какустановяено, гораздо характернее дляДунайско-Донского, нежели для Волго- Донского междуречья. В первом случае сказалась, по-видимому, древняятрадицияещё дотрипольской Арапы, среди надписейкоторойупоминаются «козлёнокстенывоинов», «схваченная жрецом овца» и т. п. [297, с. 31].
Трудно сказать, была ли свинья одомашнена раньше козы и овцы. Скорее всего их доместикация шла параллельно, нов разных іруппахприречныхи горных охотников. Во всяком случае между ‘козлом’ и ‘вепрем’, ‘козлом’ и 'конём’ сохранилась лингвистическая связь. Общим признаком является «прыгучесть», способность «воспрянуть». Н о если в последней паре схождений это связывалось с мировым древом ашватгхой, то впервой—с плодовитостью: др.-инд. kap-r-ih(a) ‘фаллос’— іреч. к&лро^ ‘вепрь’, лат. сарег ‘козёл’ и др. [133, с. 515].
Кости одомашненной свиньи встречаются в Приазовье и Нижнем Поднепровье уже в архаическом неолите — наряду со всеми другими прирученными животными, кроме коня [189, с. 178—179]. Это можно объяснить влиянием кавказского ареала, которое сохранялось и в Михайловке I. Против 7,3% этого поселения в ямное время поголовье свиней в стаде сократилось в Михайловке II—III до 2,2% [78, с. 207,табл. I], но осталось прежним (7,6%) и в катакомбное время наблизком клесостепи днепровском острове Перун [618, с. 44—45]. Примечательно, чтов катакомбных могилах прилегающих районов кости домашней свиньи не представлены вовсе [320, с. 53]. В других районах они встречаются редко, обычно в виде клыков (скорее диких, нежели домашних кабанов), которые были рассмотрены выше. Надо полагать, чтов ямной и последующих степных культурах Восточной Европы свинья не считалась загробной пищей и искупительной жертвой (ввиду своей явной близости к потустороннему миру?), какэто было принято у германцев, а отчасти у литовцев и латинян [264, с. 228; 266, с. 266, с. 457; 1002]. Роль такой жертвы и пищи у ариев играл, как рассмотрено выше, родственный вепрю козёл, а также другой мелкий рогатый скот. В Нижнем Поволжье и Южном Приуралье на свиней в энеолите и бронзе даже не охотились, считая их, по- видимому, нечистым животным
Наиболее выдающееся место в хозяйстве и духовной культуре указанноговремени принадлежало крупному рогатому скоту, особенно быку. В низовьях Южного Буга— вценхре будущей «исконной Скифии»—ещёивпозднекатакомбнъш период крупный рогатый скот составлял около 50% стада, менее 18% — лошадь, ещё меньше—другие животные [238].
Историческая глубина почитания быка в Крыму, Закавказье, Передней и Малой Азии отразилась в этнониме тавр и топонимах Тавр —' и.-е. *ttwa^ro “тур” [133, с. 579], горный козёл и (лесо-)степной бык. Близкое и.-е. *psrs~en-, j^rs-en —‘бык’ означает также ‘мужской’, ‘изливающий семя’ [133, с. 566]. В словосочетании лат. dieva verse, др.-рус. дивии звери, рус. дикие звери обнаруживаются не только ‘дикие 'божьи ...* [133, с. 488], но и ‘небесные быки’: возглавляемые весенне-летним, оплодотворяющим землю Тельцом созвездия. Такое значение dieva versi присутствует в «Гимне Вишну» [РВ 1.154. 2,6]:
Вот прославляется Вишну за героическую силу.
Страшный, как зверь, грозно блуждающий, живущий в горах,
Где (находятся) многорогие неразъярённые быки.
Ведь именно оттуда мощно сверкает вниз Высший след широко шагающего быка.
Это же значение обнаруживается в ‘звериных шествиях’ (др.-греч. ^габіакбд), изобразившихся в святилищах и на керамике Ближнего Востока и Триполья, на металлическихсосудах Майкопскогои I кромлехе .Ѵгчі-4.~си~.»іи^-«ш:і о курганов, в «Гроте быка» Каменной Могилы. Приоритет быков среди прочих животных здесь несомненен. Поскольку изображения из последних трёх памятников тяготеют к кавказскому (а далее — к ближневосточному) ареалу [966, с. 9—10], то следует и там поискать следы ‘небесных быков’. Они обнаруживаются в схождении и.-е. *^ers-en- —лат. vtfS, др.-рус. зверь исван. gwisr, черк. £ог, где сходятся значенияТельцаи мирового древа (дуба) gvari. Олицетворением сванских джвар’аи джвари служат букраниевидные хлебцы, рогатиновидные шесты и рисунки [60, с. 2,152—154.170—176]. Применяются же они в земледельческо-скотоводческих обрядах, связанных с почитанием небесных покровителей Пуснабуасдии. Пусная, Бочи и др. ‘быков’-‘оленей’, от которых, по- видимому, произошёл козлоподобный Пушан ариев.
Последний вопрос мы рассмотрели при внализе святилища в основе к. 9 у Григориополя. Вышеочерченная связь Пушана (посредством джвара и джвари, но можно и без них) с ‘небесными быками’ выводит нас на новый уровень понимания (6+1)+2 черепов диких и домашних быков в этом святилище. Они оказываются не второстепенными, а главными персонажами святилиша—в то время каккозлополобные божества Аджа и Пушан призваны были низвести их небесную благость на землю (вернее в выступившее из-под земли, «набухшее» потустороннее вместилище Валу (курган), откуда эту благость высвобождал затем, «разливал по земле» герой Индра, которого, очевидно, воплощало n. 17). Главенствующее значение этих быков нетолько всвятилище, ной в последующих досыпках кургана подтверждается тем обстоятельством, что изготовленные из камня подобия бычьих голов были обнаружены и при более поздних, нежели п. 17, погребениях 12и 9 [715, с. 52—55,61—62, рис. 25,29]. Интересно, чтововтором, лучше прослеженном случае изваяния в профиль ианфас были помещены над ступнями вытянутых покойников (новоданиловского типа); как и в случае с і+пигуі л. 5к. 1ус.Ново-Гриторьевка,ступнилюдейиголовыживотных
обращены были к западу, который, вероятно, своим закатным потусторонним солнцем и ночными звёздами должен был сообщить (воскресающим) погребённым начвло движения. Связь потустороннего (ночного, а также невидимого на небе зимне- весеннего) Тельца с сельскохозяйственным циклом и представлениями о достатке, благоденствии хорошо прослеживается в славянской этнографии [903]. Следует углубить исследование причин родства «скотьего бога» Велеса (Тельца) с арийскими Валой [264, с. 229; 793] и Варуной [230, с. 53].
Выше сказано оприоритетеизображенийбыковна I кромлехе Великоалександровского кургана и в «Грспе быка» Каменной Могилы. Их размеры, хоботообразность морд и бивне образность рогов явно напоминают слона, что уже отмечалось исследователями применительно ко второму из вышеназванных петроглифов. Этоподобие (мамонту, как настаивали О. Н. Бадер и В. Н. Даниленко) стало решающим аргументом отнесения «Грота быка» к палеолиту. Между тем следует учитывать, что в Сирии, а отчасти и в Малой Азии слоны вод ились в большом количестве ещё и в середине II тыс. до н. э. [707, с.51]. Вышеуказанные изображения уподоблялись, наверное, им — что служит подтверждением ближневосточногопроиехождения мастеров, оставивших этих «быко- слонов». Заслуживает ещё внимания одна общая для обоих изображений деталь: отсутствие признаков пола у столь мощных зверей. Этотем более странно, что другие, менее представительные фигурыиз «Грота быка» таким признаком наделены [678, табл.- VI—X; 966, рис. 1—3]. Объяснение этому следует искать в необход имости кастрировать рабочих упряжных быков [707, с. 150]. Такой вот Телец (приуроченный к сельскохозяйственному циклу, дактому же с элементами жертвенности) и представлен, очевидно, в рассмотренных памятниках.
Нет надобности вновь возвращаться к древнейшим -* доямного и раннеямного времени — курганам 17 у Первоконстантиновки, 11—1 к/г Аккермень, где кости быка сопрсязождалиськостями мелкого рогатого скота. Как сказано выше, это сочетание могло означать соседствующие весенние (в V—II тыс. до н. э.) созвездия Тельца и Овена — с вытекающей отсюда семантикой. Такие сочетания продолжались и далее, включая средневековыхкочевников. Наверное, ввиду того обстоятельства, что весеннее равноденствие в 4400—1700 гг. дон. э. хоть и совпадало с верхней кульминацией Тельца, но рубеж зимы и весны связан был всё же с Овеном [915, с. 159], между этими созвездиями и стоявшими за ними божествами наметилась некоторая конфронтация. Она прослеживается в различиях воплощений (в быка и козла) родственных Пусная и Пушана, вместоположениях и акцентах жертвоприношений указанных животных в к. 9 V Григориополя и др., но наиболее наглядно, пожалуй, в еемантике I—X слоев Великоалександровского кургана [966, с. 5—8]. В I слое бык-Телец представлен изображением на кромлехе, во II — костями ног, помещенными в область сердца антропоморфного кромлехавокруг древнейшего кеми-обинского п. 7: затем последовали букршиевидныеслои III—VI над погребениями поздней ямиой культуры, а слоям VII—X надтакими же и синхронными рянне катакомбными захоронениями были приданы уже очертания головы барана-Овна. При этом изменилась не только конфигурация рогов, но и направления морд—с юга на восток. Интересно, чтоперед мордой Тельца III была устроена каменная вымостка и брошены речные моллюски (знак воды и плодородия), тогда как рот Овна X отмечен был бофром-воронкой с двумя сосудами (знак сьггости и достатка). Очевидно, последний образ соответствует Пушану, но сохранившему реминисценции Пусная. Последнее выразилось в находке обломков черепа крупного рогатогоживотного в противоположной воронке, размещённой между рогами, втемени Овна X. Самостоятельный образ Пушана обнаруживается лишь в раннекатакомбном п. 18, которое было перекрыто послед ним XI слоем кургана. Захоронение сопровождалось астрагалом мелкого рогатого животного, моделью повозки, спиралевидными колечками {-рогами?) и деревянной плешкой [960, с. 52—53, рис. 6]. Попыткой совмещения двух созвездий, стоящих за ними благ и божеств, можно считать жертвоприношение ног мелкого и головы крупного рогатого животного при срубном п. 15 к. 5 у с. Заплавка в Среднем Приорелье [336, с. 15—16]. В раннесрубном кургане у с. Михайловки под Полтавой кости ног и черепа быков при основных п. 1 и п. 6 сопровождались, в первом случае, астрагалом овцы, а во втором—пястной костью оленя [239, с. 56; 450, с. 43—47J. Подобных сочетаний немало и в других разнокультурных памятниках Юго-Восточной Европы.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!