ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 36 страница
Обособленные жертвоприношения крупного рогатого скота наиболее часто всіречаютсявпостмариупольских, однихизнаиболеераннихподкурганньгх захоронениях. Это преобладание сохранялось до утверждения ямной культуры, когда распространились жертвоприношения мелкого рогатого скота. Среди древнейших находок—часть черепа тура у ног п. 59 грунтового могильника «Госпитальный холм* у с. Залинейное Заче- пиловского р-на Харьковской обл. [321, с. 35], а также жертвоприношение молодого обезглавленного животного на ритуальной площадке под к. I—V у с. Соколово, сопровождавшее несколько постмариупольских захоронений; подобная площадка под к. 3 у с. Булаховка содержала не только череп быка, но и чашу из человеческого черепа [322, с. 14]. Подобное совмещение голов человека и быкапрослеженовсреднестоговском(?) п. 12к. 9 у Григориополя и нижнемихайловском п. 12 к. 13 у с. Целинное Джанкойского р-на Крымской области. В обоих случаях черепа людей были смещены; в перекрытии первого были использованыкаменныебукрании [715, с. 60—62; 1028, с. 172], а во втором череп животного помешён в могилу [366, с.77“78]. Такие находки напоминают быкоголовых богов или демонов, в том числе славянского Велета (Велеса-Телыіа) [267, с. 63, 74; 903, с. 115] и, особенно критского Минотавра, которому приносились человеческие жертвы [447, с. 206—212]. Можно полагать, что демонизм этого образавытекал из почитания потустороннего, зимнего Телыіа. Действительно, поражение Минотавра Тезеем приурочивалось греками к периоду весеннего равноденствия [447, с. 425]. У таджиков Западного Памира сохранились пережитки (зороастрийских или более древних) обрядов, в которых реминисценции человеческих жертвоприношений (манипуляции с черепами из старых могил) сочетаются с жертвоприношениями крупного рогатого скота для вызывания или прекращения весенних дождей; «в зороастрийских гимнах образы человека и быка лежат в основе всего сущего» [534, с. 72—78].
|
|
|
Голову п. 12 к. 13 у Целинного обратили к закату зимнего Солнца. В сторону восхода зимиего солнца был направлен кромлех вокруг основного усатовского или нижнемихайловского захороненияк. 5 ус. НовоалексеевкаСкаловскогор-наХерсонской области. Он состоял из 30 бычьих черепов, обращённых «лобной частью книзу, причём рога концами втыкалисьвземлю; в кромлехе встречены также отдельные челюсти быков и большие кости ног, причём в юго-восточном еекторе наблюдается определённее чередование «строительного материалам: череп — нога — череп — нога и т.д.* [244, с. 59,61]. Этот кромлех ещё более, нежели черепа из рва к. 9 у Григориополя, отвечает образу dievaverfi; комплекс был приурочен, вероятно, к началу новогоднего месяца или ЗО-летнегоциклалунно-салнечногокалеццаря. В мифе о Минотащэе и Тезее упоминается хоровод «вохругалтаря, «составленногоизрогов»»иестьнамёкнавышеуказанныйцйкл: через каждые 9 лет чудовищу полагалось приносить в жертву 7+7 юношей и девушек; на третий раз эта традиция была прервана Тезеем [Плутарх и др.; с. 222—224]. На древность и возможность связей этого мифа с поздним Трипольем указывают его параллелинетолъков к. 5 у Новоалексеевки,нои в к 9 у Григориополя. Соответствия, хоть и менее определённые, образу Минотавра прослеживаются в погребениях и более позднего времени: «обложенный камнями» (кромлехом?) скелет быка (у погребения кеми-обинской культуры?) под курганом у г. Симферополь [735; 1007, с. 71], 9—12 раздробленных бычьих черепов на уступе круглой могалы ямного п. 19к. 9у с. Танковое Красноперекопского р-на Крымской области [1010, с. 47,201, рис. 76], полный скелет быка северо-восточнее единственного в к. 13 у с. Григорьевка Томаковского р-на Днепропетровской области позднеямного п. 2 [330, с. 20] и в позднекатакомбном кенотафе 14 к. 13—IV у с. Благодатное в районе днепровского Надпорожъя [324, с. 49]. Здесь, вероятно, отражены иные божества.
|
|
|
Обнаруживаетсясвязьбьічьга:*лрп»осіс«п«гш«ііийсдругими мифологическими образами. Парасоприкасавшихсялбамибычьихчереповизп. 5к. 6у с. Новоалексеевка соответствует паре лошадиных черепов тоже детского п. 14 из этого же кургана [244, с. 61]. Оба комплекса сопоставимы с ‘ Владеющими конями’ (атакжебыками: РВ V1I.71. 1,3) Ашвинами, которыепредставлялисьвобличъях не только лошадей, ной быков [РВ 1.118. 1,6]. Подобные захоронения детей между черепами быков производились в Степном Поднепровьеи всрубное время [324, с. 61]. К этой же традиции можно отнести помещение бычьих черепов в катакомбные могилы, но их число не всегдаравно двум. Так, в предкавказском п. 1 к. 12 у ст.Суворовской (Верхнее Прикубанье) 4черепа были помешены в камеру справа от выхода, напротив курильницы на 4-х ножках, крестообразно соединённых внизу [542, с. 110—111]. Располагаясь соответственно в северо- и юго-западном углах камеры, они отмечали, наверное, летне-осеннее пребываниенаночном небе Тельца, после чего он наполтода скрывался за горизонтом.
|
|
|
8 колонокнаколовна курильнице можно интерпретировать как обозначение «майского» календаря 1420, с. 182]; 4 черепа в таком случае соответствуют количеству основных положений Тельца на небесах годового цикла. Возможно, как 4x4 шга 8x2 следует понимать 16 выложенных квадратом рогатых черепов крупных животныхнаперекрытии новотитаровского п.16 к. 3 у хут. Крупскоц ( Нижнее Прикубанье), где они сочетались с разобранной повозкой об одном 3-составном колесе [55S, с. 64, рис. 5:1].
|
|
|
Жертвоприношения быков как знак тяхла в перекрытых повозками могилах появились совместное находками древнейшего колёсного транспортами рубеже ранне- и позднеямного периодов (Михайловка II и III). Характерная Х-образностьтаких могил имитировала, вероятно, бычью шкуру и символизировала потустороннего (невидимого на ночном небе, зимне-весеннего) Тельца, а также сопряжённые с ним потусторонние солнце-Сэвитар и Агни-огонь.
Наиболее древние реминисценции подобных представлений доныне сохраняются в Индии. Так, для доставки покойникакместу кремации используется пара быков, При помощи которых вспахивается затем, площадка под захоронение («посев») останков. Перед сожжением лицо и проч. покойника покрывают кусками жертвенной коровы. На поминках — став на бычью шкуру, символ жизни, обращаются к огню, дням и временам года. Уходя с поминок, гонят позади процессии быка и стирают ветвью его след — «чтобы мёртвые не нашли живых» [598, с. 194,208—210]. У иранцев (скифов, осетин) и некоторых кавказских народностей подобные представления и ритуалы сохранились гораздо меньше: в обычае заворачивать в сырые бычьи шкуры покойников и жертвы (преступников, которых бросали в грязевые вулканы-преиспоянюю), а также восседать на шкуре жертвенного быка в знак скорби и мольбы о помощи — с уподоблением себяпри этом покойнику или предназначенному вжертву сосвязанными руками [221, с. 205—212]. В абхазском обычае подвешивать трупы мужчин, завернутые в бычьи шкуры, на деревьях в роще бога войны (в то время как умерших женщин предавали земле) [221, с. 210; 621, с. 14—151 отразилось, возможно, представление о трудном, требующемсодействия восхождении весенне-летнегоТельца из потустороннего ммрананебеса. Небезынтересно использование при этом преимущественно иви ракит. На связь первых с хестским «древом жизни» указано выше. Сохраняя, по-видимому, эту уходящую в индоевропейское прошлое традицию, горные таджики во время празднования Навруза (Новый год, приуроченный к весеннему равноденствию) возносят ветви ивы на крыши домов и бросают их в дымовые отверстия; завершается же Навруз ритуалами с быками [534, с. 19—27J. В сочетании того и другого здесь прослеживаются реминисценции представлений о брасмане, воздействующем на Тельца. Древнейшим археологическим свидетельством Навруза можно считать комплекс Майкопского кургана [888] — с его брасманом и пронзёнными магическими стрелами 2+2 фигурками быков (Тельцом в 4 основных положениях на небосводе), а также Х-образной могилой [115].
Указанному комплексу в какой-то мере отвечает п. 8 к. 1 у Староселья, которое ошоситсякстаросельскому типу, родственному алазаяско-беденскойкультуре Закавказья [948, с. 56—58, рис. І:Ѵ; 969]. Здесь 2 бычьи лопатки расположили рядом с пучком сена и 3-хвостной плетью, между деталями 7-колёсной магической повозки, эпифизами в противоположные стороны: к восходу зимнего и закату летнего солнца. С послед ним обстоятельством согласуются конфигурации могилы и досыпки над ней: в X- и ±- образности их прослеживается соохветственносимволика потустороннего и небесного солнца — Савитара и Сурьи [960, с. 51—52, рис. 4]. Каждому из них предназначалось, по-видимому, по воплощённому в лопатке быку, что не исключает связь этих лопаток с образом Парджаньи. Лопаткой же сопровождалось близкое предыдущему п. 19 к. 1 у с. Первоконстантиновка неподалёку от Перекопа ]948,с. 54—56; 10388, рис. 73—74]. Она располагалась тоже южнее головы погребённого, но не рядомс повозкой в могиле, а под полой насыпи, у ног образованной ею женоподобной фигуры (что сопоставимо с местоположениемжсртвоприношения.козла, коня и быка в рассмотренном выше к. 3 ус. Атманай ). Обращают насебявнимание увлажнённости почвы возле бычьих костей. Это, по-вщшмому, следы возлияний и приуроченности захоронений к дождю, засвидетельствованные в образе индоарийского Парджаньи и др. быкоподобных божеств весенне-летних, связанных с сельскохозяйственным циклом гроз и поливов [406, с. 37-40, рис. 1; 534, с. 71-80].
Впозднеямныйпериодраслространилосьпомещениелопатоккрупногоимелкого скота на перекрытия и уступы могил, а астрагалы — преимущественно возле детей. Исследователи объясняютэто использованием первых в качестве землеройных орудий, а вторых—как приспособлений для игр [927, с. 21]. Этих функций нельзя исключать. Однако лримерыстаросельских п. 8 и п. 19 указывают на связь лопатокс идеей выхода изпогустороннегомира, аапазано-беденскогок. 2 у се л. Цнори с его459+1астрагалами мелкого и крупного рогатого скота—на символику размножения стада (что просдежи- вается также в местонахождении и сочетании с камешком лопатки при п. 19 к. 1 у Пфмзіиомгмшмішысл).
Такая семантика, наряду со случаями явноіоисподьзованиялопатокутилитарно, прослеживается до конца бронзового века. Так, в позднеямном п. 7 к. 8 у с. Оланешты на Нижнем Днестре [1032, с. 188—190] лопатка крупного животного использовайа для игрывкости (см. ниже). Впозднекатакомбномп. 26 к. I ус. Поповка(подуосгровЧокгар
з Сивашском заливе Азовского моря) в качестве «игральной костим рассматривался, очевидно, череп погребенного, отчленённый и без нижней челюсти, уложенный над широкимконцомлопаткикрупногоживотного, приставленной к шее покойника [987]. А лопатка на месте головы однокультурного п. 5 к. 1 у с.Сосновка (неподалёку от Каменной Могилы на р. Молочной) использовалась в качестве шаманского бубна [508, с. 109,116,рис.2:4]. Bn. IIк. 3 у с.СергеевкаНовотроицкогор—наХерсонскойобласти лопатка быка была помещена в лаз катакомбы вместе с колесом, что должно означать повозку в упряжке, вывозящую покойников наружу [558, с. 127,133, рис. 2]. В качестве магического средства «вознесения мысли и духа» можно рассматривать также (каки в трёх предыдущих случаях) лопатку под головой покойника из п. 7 к. 1—III.у с Бузовка Магдалиновского р-на Днепропетровской области [442, с. 73]. Это подтверждается размещением возле неё двух ритуальных сосудов с символикой потустороннего и небесного миров: волнообразно орнаментированной амфорки из толчённых раковин и полусферической глиняной чащи. Ясно, что голова погребённого должна была стать посредником между воплощёнными в сосуды мирами, алопатка быка—в том помочь.
В позднекатакомбном, интульского типа п. 13 к. 1—it у Каир лопатку на дне лаза сопроводили известняковым камешком. Этот магический комплекс, на первый взгляд, вполне сопоставим с «идеей размножения стада-' при рассмотренном выше старосельском п. 19 к. I у Первоконстантиновки. Однако в данном случае лопатка связывалась, очевидно, с амулетом в виде Тельца, а камешек—с комками мела (іреч. ‘титана’) за спи ной лучника-стрелодела, который воплощал Аполлона Таргелия (титанического сына- соперника Зевса, родственного вместе с ним Тельцу) [979]. Иную ипостась Аполлона (с элементами арийских Брихаспати и Рудры, уподоблявшихся ревущим грозным быкам) воплощал шаман из вышеуказанного п. 5 к. I у Сосновки, наделённый «бубном»- колотушкой из бычьей лопатки и палки. Магические лопапрі сопровождают и некоторые захоронения срубного времени [1032, с. 201].
Обнаруживая посредством вышерассмотренных погребений связь между мифами Греции и Грузии, лопатки крупного рогатого скота могут быть интерпретированы в контексте общих представлений о героях натиилиани и Пелопсе, чьи лопатки и плечо были отмечены знакамисчастливой судьбы, атакже приобшениякхтоническим благам. Подобные представления бытовали и у славян. Так, чешский Амброз представлялся в саване, с закрытым л ином и с лопаткой или её подобием в руке [ 114, с. 154,201 ]. Лопата (лопатка) в славянских поверьях сопровождала человека от зачатия до погребения [786, с. 23].
Несколько позже, чем лопатками, повозки стали сопровождать головами и даже чучелами быков [720, с. 13; 721, с. 6,10]. Не исключено, что в этом сказалось влияние Шумера, где, впрочем, символамитягловых животных сопровождались лишь довольно бедные захоронения [555, с. 48, рис. 3:3], в то время как вельможам полагались целые іуши упряжных быков [1076, с. 9—12]. Наиболее выразительно упряжные быки представлены в обряде новотитаровского погребения к. 9 к/г «Три брата» [717, с.
149—156]. Примечательно, что чучела пары быков помещены были в толще насыпи, между перекрывшей могилу повозкой и расположенными под костром на вершине остатками трех коров и овец. Надо полагать, что коровы, помимо прочего, должныбыли стимулировать продвижение быков — вместе с повозкой и погребённым — на небо. Подобная, нонесколько иначе выраженная идея прослеживаетсяивдрушхпогребениях. В триалетском к. 2 Шепянского могальниканаднодромосапередмогилой поставили чучела двух быков, причём их «череп и концы ног были оставлены в шкуре» [446, с.
125] . В алазано-беденском к. 2 возле Цнори у дышла повозки разложили 6 бычьих рогов и золотую фигурку льва, возглавлявшего эту упряжку [198, с. 39—42]. Количество тягловых элементовв последнем случае связали погребение с благоприятным полугодием, что подтверждается найденными здесь же 3+1 наконечниками стрел и северной ориентацией повозки, направленной в зенит «по пути богов», т. е. лешего солнца Вознесение, помимо «солнцеподобного» льва, стимулировалось костром, разложенным в могиле подобно п. 8 к. 1 у Старосел ья, п. 19 к. 1 у Первоконстангиновки и др., перед укладкой покойниковивещей. Реминисценцииподобных представлений обнаруживаются в обряде катакомбного п. 1 к. 1 у г .Токмак в долине р. Молочной: у головы погребённой(?) было подложено глиняное колесико, ау тазаи в костре (на дне входной ямы?) — обломок лопатки и др. костей коровы{?) [729, с. 165].
Примеры к. 9 к/г «Три брата» и к. 2 у сел. Цнори показывают расроетранение семантики предшествующих dieva ѵегёі на позднее появившихся упряжных быков. Не исюлоченои некоторое обратное влияние—в тех случаях, когда кости быковво входных ямах или лазах катакомб какбыимитируют влекущую камеру-«кибитку» упряжку [100, с. 165,179,189; 397, с. 85]. Однако правильнее усматривать втаких случаях продолжение и модификацию традиции ‘небесных быков’. Наиболее очевидно это в обряде п. 1 к.
II у хут.Ажинова на Нижнем Дону [688, с. ЮЗ]. Здесь на дно входной ямы поместили черепа и конечности двух быков, а третью такую же шкуру или чучело расположили в засыпке. Получилось, что верхний бык увлекает за собой двух нижних (а те — погребённого). Это напоминает третий, «высший след широко шагающего быка*» Вишну [РВ 1.154.6], создателя трёхмерного пространства и соединителятрёхмиров. Вместе с тем в.контексте строения могилы и сосредоточия в её камере вещей и прочих проявлений обряда более приемлем образ‘Огца молитвы’ Брихаспати, который родился «от великого света на высшем небе» и, обитая «в трёх местах*,
Рёвом расколол скалу — вместилище (коров).
Брихаспати, ревя, выгнал мычащих
Коров, которые делают жертву вкусной.
[РВ №50.1,4-5]
И Вишну, и Брихаспати причастны к новогоднему раскалыванию «вместилища ‘коров-лучей’*» (gavas Солниа) Валы, содержащего зародыш обновляемого мироздания и вселенские блага. Это, очевидно, согласовывалось с идеей разверзания могил и воскресенияпокойников. В качестве «ревущего» и тем самым «раскалывающего Валу* героя можнорассматривать покойниковс лопаткой быка под головой или вместо головы из вышеуказанных п. 7 к. 1 — ill у Бузовки [442, с. 73], п. 5 к. 1 у Сосновки [508, с. 109], п. 2бк. 1у Поповки [987]. Сопровождавшиепервого ‘сосуды’ отвечаютведийскимиі&а
JAB ХѴШ.4.30; МС 11.7.6], сходным с ‘отверстием (в Вале)’ kha-, обозначение которого явилось подражанием кашлю и крику [294, с. 31,75]. Колотушка же из лопатки быка и палки, положенная в п. 5 вместо головы, отчленённой и смешённой к выходу из катакомбы, и вовсе очевидный символ «бычьего рёва» (к тому же стучащего, громоподобного), долженствующего «разверзнуть могилу». Можно предположить, что вп. 7 и п. 5 погребены былижрецыизкланов ‘рекущих’ риши, а лопатки быков должны были помочь им обрести такую удачу и мощь, чтобы, уподобившись быкообразному Брихаспати, они смогли разверзнуть своим загробным гласом Валу (катакомбу, курган): Исчезающие коровы пусть уйдут правильным путём.
Те, что спрятаны, которых нашли
Брихаспати, Сома, давильные камни и вдохновенные риши!
[РВ Х.10В.1Ц
Рассмотрев основные направления мифологического переосмысления крупных рогатых животных в ямное и катакомбное время как объектов охоты и скотоводства, необходимо остановиться на аспекте земледелия. Исследовал» его на основании жертвенных остатков животных особенно трудно, поэтому придётся чаще прибегать к дополнительным данным.
Считается, что в раннеземледельческих культурах Триполья и пред-куро-араксского энеолита господствовала мотыжная обработка полей. И хотя прообразы сох из рогов сше- ня и лося появились здесь ещё в V—ІѴтыс. дон: э. [479, с. 233—234; 532, с. 133], нопашен- ное земледелие на ранее занятых ими территориях утвердилось лишь нарубеже III—II тыс. до Н.Э. [410; 1001]. В такую картину вполне вписывается обстановка;иіі!«с ійезінпмлѵі^ к. 9у Григориополя, где черепа домашних (и диких) быков, а затем изготовленные из камня букрании сочетались с кремнёвым вкладышем серпа в п. 17 и копалкой из оленьего рога в п. 10 [715, с. 55—68]. Эта погребения относятся ктому периоду истории земледелия Юго- Восточнсй Европы, когдаоно былопотесненоболее производительным скотоводствомда- же в среде трипольской кулыуры. Натаком фоне приоритет скотоводства над земледелием у степного населения Восточной Европы эпохи энеолита — бронзы не представляется признаком отсталости. Более того, именно здесь—в могилах ямной и катакомбной культур — обнаружены древнейшие деревянные рала, что может служить подтверждением гипотезы о происхождении этнонима ариев от ‘плуга’ (ата>ауа) [607]. В. А. Сафронов полагает, что «в восточной Европе пашенное земледелие появляется с носителями кеми- обинской культуры, генетически связанной с производными от» культур Лендельи воронковидных кубков [707,с. 137—142],аподанньщіфомлехов*к?ю»гткст»иі*;**>:эті кур- ганаи др. — вследствие контактов жрецов Шумера и Арапы. Эіа ‘Страна земледельцев’ и стала, скорее всего(ещёвПодунавье),родиной плуга Нижебудут приведены дополнительные аргументы в пользу происхождения этнонимаарии от ‘плуга’. А здесь необходимо указать и другие его толкования: ‘имущие (овец)’, ‘чужаки’ [220, с. 174 и др.; 671, с. 455].
Несмотрянадовольномногочисленныенаходкирал [81;443;548; 1001; 1010, с. 12—14], кости тягловых животных при них не (лмечены. Указанное А А Щепинским и Е. Н. Черепановой сочетание бычьего черепа и зернотерки во рву к. 4 у с. Бабенковов Присивашье относится, вне сомнения, кскифскому времени [1010, с. 47,111]. Такчтообиспользовании быков в земледелии вназванных и синхронных культурах приходится судить на основании изображений. К счастью, сини довольно многочисленны и выразительны; более того, они сдос;**п>і ММИМВѴЙИН ■■■ Д»’1"**1». 'ГХі«»>оп* *фупногорагатогосксяа,котсрые можно связывать именное земледелием.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 195; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!