ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 40 страница



Пример керамики показывает отсутствие чёткихразграничений между различными категориями изделий: подчас один и тот же сосуд можно рассматривать и как ёмкость для пищи и питья, и как астрономический прибор, и как модель мироздания, и как магический инструмент (замещающий иногда, судя по мифологии ариев [297, с. 109], палипу-ваджру). Поэтому, исследуя семантику, не льзя неукоснительно придерживаться вещеведческой классификации, её надо подчинять интересам проникновения в сакральную сущность вещей.

Наша задача ~ выявить среда множества погребений синвентарёмтахие, которые поддаются мифологическому истолкованию; обратное значение этих комплексов заключается втом, что они позволят расширить нынешние представления о семантике различіа,іхкатегорийпогребального инвентаря. Ясно, что выполнить эту зддачуможно не типологическими и статистическими методами, аисторическим и семиотическим анализом взаимосвязей и смысловых назначений вещей в конкретных захоронениях, с последующей реконструкцией запечатлённых в них образов и сюжетов.

Очевидно, что такое проникновение следует начинать с выяснения значений материалов, из которых изготавливались те или иные предметы. Эти вопросы отчасти выяснены в двух предыдущих главах.

И последнее предварительное замечание- Анализ инвентаря следовало бы начать с деревянных изделий. Новвиду плохой сохранности, нерегулярной фиксации и крайне редкого определения пород, выделнгьтакой анадизв особый раздел не удалось. Изделия из дерева (рукоятки и посохи, посуда, повозки и перекрытия) рассматриваются в различных разделах.

1. Костяные орудия

Из костяных орудий труданаиболееархаячными и распространёнными являются всевозможные проколки. Наряду с отдельными находками, представленными во всех культурах эпохи энеолита и бронзы, известны комплексы, которые можно трактовать как инструменты ремесленников.

Наиболее ранний происходит из позднетрипольского, единственного в к. 6—1 у с. Усатово захоронения 1603, с. 52—53]. Набор «однотипных костяных орудий» включая обломки остроконечников, отчасти рассредоточенных землеройками; обломки возле чаш у ноги головы («верхней части костяного орудия» во втором случае) были, возможно, помещены преднамеренно. Наиболее определено найденное в западном углу «орудие, предназначенное для плетения сетей». Оно указывает на хтоническую символику комплекса Такова же семантика костяного шила, поделки из кабаньего клыка и рыболовного крючка из заклада над погребением к. 3—II1603, с. 84—85]. Вместе с тем бронзовый кинжал в восточной части могилы над головой погребённого, а также «обломок костяного острия» под плитами перекрытия погребения к. 6—1 можно считать элементами брасмана, предназначенного для воздействия на небеса.

Не исключено, что чрезвычайное обилие колющих инструментов в этих и других захоронениях усатовской кулыурыпородилосходную, тоже уникальную всвоём роде традицию румын класть в гроб гвозди, перевивать покойника колючими ветвями, пронзать ему пупокгвоздём, иглой, серпом, а то и веретеном (котороесчиталось одним из атрибутов смерти — Самодивы); последние, наряду с мутовками, втыкались также вмогилу. Всё это отнесено Т. Н. Свешниковой 1708, с. 130—132] кпревентивным мерам против оборотничества, однако не исключены и реминисценции представлений о брасманах — орудиях воскресения и воздействия на небеса. Такие реминисценции, завуалированныеотришнием древних языческих ритуалов, прослеживаются во втыкании в могилы вышеуказанных предметов (известных символов судьбы и возрождения), а также в манипуляциях над могилами водой, сопряжённых с 9 гвоздями и лемехом знаками дождя, земледелия и срока беременности [там же].

Наиболее ранний комплекс костяных инструментов ямного времени зафиксирован в п. 11 к. 2ус. Большая Белозерка Ново-Каменскогор-наЗапорожской обл. [70, с. 23—24]. По определению антрополога С. И. Круц, здесь была захоронена женщина средних лет со следами прижизненной травмы головы и с преждевременно стёртыми зубами, использовавшимися,вероятно, вскорняжномрсмесле. О последнем свидетельствует инвентарь: 2 проколки и 3 лощила-подложки со следами наколов, атакже 2 необработанных кости, кремнёвый нуклеус, створка речной раковины и глиняный сосуд. Интересно, что к мастерице был подхоронен безинвентарный мужчина: п. 12 [1038, с. 259, рис. 39:11—12]. Оба поіребения относятся к поздно- ямному периоду.

В качестве захоронений мастеров-кожевников исследователи рассматривают также мужское п. 5 к. 31 Павловского могильника на Среднем Дону (722, с. 25,28,43,166], погребение женщины зрелого возраста из к. 1 у с. Васильевка Донецкой обл., п. 12 к. 2 у г. Зимогорье Ворошиловірадской обл., содержавшее останки подростка и мужчины с инструментами [353, с. 43]. Однако инструменты были изготовлены там преимущественно из камня и металла: в первом из 16 предметовкостяных не было вовсе, во втором—из 6 предметов костяным оказалось лощило, а в третьем наряду с каменными орудиями находилось 2 костяных лощила, тупик из лопатки крупного животного и топорик из рога. Еще меньше костяных орудий в погребениях кожевников катакомбного времени. При этом наблюдается не только сосредоточие готовых инструментовпри погребённых в камерах, нотакже заготовоки сырья во входных ямах [320, с. 67—68]. Такое размещение должно было, по-видимому, стимулировать «выход» мастеров из потустороннего мира.

В редких случаях удаётся разгадать стоящий за костяными проколками второй

— не производственный, а сакральный смысл. Так, в позднеямном п. 18 к. 13 у с. Балабан Тараклийского р-на МССР «костяная стрела или шило... со следами полировки» было помещено у левого плеча обезглавленного покойника [877, с.

61— 62], что позволяет считать это изделие уподоблением брасману, призванному воздействовать на небеса. Это заключение можно конкретизировать, если будут определены вид существа и кости, из которой изготовили шило.

Специфические «шилья» из расщеплённых костей с 1^3 парами врезок пятки появляются в позднеямный периол [744, с. 52]. В катакомбном п. 1 к. 3-Б у с. Красная Гусаровка Балаклейского р-на Харьковской области у коленей покойника их обнаружено 38, причём они были «последовательно связаны» толстой нитью. Автор раскопоксчёд их «челночками», инструментами ткача [73, с. 111—112]. Однако такому определению противоречит другой инвентарь: деревянная палочка с поперечными желобками, 21 кремневый отщеп, 2 песчаниковые плитки (пол головой) и, главное, 5 каменных выпрямителей древков стрел. В целом комплекс можно считать принадлежностью стрел одела, а «челночки*—приспособлениями для обработки кожи и сухожилий (необходимых при изготовлении и стрел, и луков).

К началу срубного времени относится п. 20 кургана у с. Пелагеевка Николаевской области. Пол каменным закладом обнаружилась массивная доска с 3+4 поперечными планками, под которой лежал скелет мужчины 18—22 лет; у его груди найдено 140 «заготовок шильев из расщеплённых костей» и 3 готовых изделия с 1—2 выемками у пятки; здесь же найдеко4 овечьих астрагала, один из которых оказался просверлен. И. Н. Шарафутдинова предположила, что комплекс представляет собой «остатки примитивного ткацкого станка» [929, с. 94—95]. Однако такие «шилья» применялись в качестве колышков для растяжки обрабатываемых шкур [710, с.

124—125]. Помимо отдельных колышков с характерными выемками у пятки, которые могли использоваться и в качестве шильев, встречаются иногда наборы, подобные пліісріссмгѵтрсіокает [923, с. 46, рис. 13:1—2]. Их находят не только в могилах и на поселениях, но также в культовых зольниках

Г. Н. Тощев и И. Т. Черняков, объясняя массовые находки орудий труда для обработки кожи (и керамики) в Новоселицком зольнике сабатиновской культуры, сослались на хеттские ритуалы [821, с. 122—123,135]. Однако восточноевропейская ритуализация скорняжного ремесла, как показано выше, уходитв дохеттские времена —кначалу ямной культуры, обнаруживаяприэтом, согласноА. Т. Синюку [722, с. 125], майкопские влияния. Можнополагать,чтокольшікиили«шилья»получили отражение в мифологии индоиранских хшемён. «Подобнотому, как растягивают кожу с помощью деревянных гвоздиков», была укреплена богами молодая, колеблющаяся ешё земля [МайтраянияСамхита 1.10.13]; в качестве «колышка», обеспечивающего землетвёрдую опору, рассматривалсяиногдаизначальныйхолмВала[297,с. 124—125]. Почитались и шкуры, начёммы останавливались при рассмотрении подстилокднамогил. Помимо ритуальной борьбыза обладание кускомбелойшкуры,символизировавшейновогоднее солнце [297,с. 50), практиковалось шитьё к определённым датам одежды из овчин [267, с. 88; 656, с. 195—196]. Объяснениетаким представлениям следу етискатъ, намой взгляд, в двух обстоятельствах. Во-первых, в семантическом схождении ‘тела’ и ‘шкуры’ (и.- е. *t,r'rek[hl- [133, с. 812]), которые следовало обновлять накануне Нового года и воскресения из небытия. Для этой цели,во-вторых, покойниковинаделяли, очевидно, соответствующими инструментами и шкурами тех животных, в созвездия которых (Тельца, Овнаидр.) вступало новогоднее или иное из особопочитавшихся солнц. При этом могло подразумеваться перевоплощение погребаемого вто или иное животное— со сменой облика вместе со шкурой.

Вторым по времени появления в могилах, ноедва ли ни первым по встречаемости костяным орудием являются «флейты».

Они изготавливались преимущественною птичьих костей и обычно заполированы. Далеко не все эти изделия полые; в таких случаях их вероятней всего трактовать как приспособления для гаданий и других магических действий. Такое объяснение можно считать несомненным для изделия со следами раскраски. Древнейшее из них обнаружено в нижнемихайловском или позянетрипольском п. 10 к. 9 у пос. Григориополь МССР, где захоронение женщины сопровождал осьпалкой-копалкой из оленьего рога, деревянным ножом с кремнёвыми вклааьшгами для разделки мяса, набором кремнёвых инструментов для работы по дереву, атакже тремя палочками из роговкосули(?), раскрашенными охрой и сажей [715, с. 5S—59,127]. Очевидно, что это набор не ремесленницы, а хозяйки, которая хоть и обладала, возможно, редким умением обрабатывать дерево, но пользовалась также правами разделки (жертвенных?) туш и веденияритуала. Окрашенные косточки или цилиндрики встречаются затем и в ямной культуре [838, с. 92—93]. Они бьпуют до конца катакомбноговремени,-сопровожоаясь иногда головками изохры, бронзовыми и настовыми пронизками, обнаруживая следы попарного связывания нитками, и проч. По мнению Л. С. Ильюкова [279], эти выполненные преимущественно из вороньих и грачиных костей двуликие фигурки «обязаны были переправлять человеческие души в сторону предков». Не исключено, что подобный смысл вкладывался уже в палочки при п. 10 к. 9, поскольку ему предшествовало п. 17 с клювообразным скипетром из оленьего рога.

Флейтаминемогутсчитаіьсяивссполыекосточки. Поубедительному разъяснению JI. Л. Галкин, а по крайней мере часть их них использовалась в качестве приспособлений для увеличения надоев молока [131]. Исследуя эти приспособления, С. В. Иванова обратила внимание на преобладание их в детских и особо выделенных захоронениях, что подтвердило этнографические данные о сакрализации доения, магаческом его антураже [256]. Находкатакогоприспособлениянаповерхности Фёдоровскогосвятилища позднеямного периодасо стелой (о которых речь ниже) показалаегосвязьспочитанием солнечной кобылицы или скакуна, несущего Вишну-Индру [988, с. 20—21]. Впрочем, не исключено, что в данном случае оно могло являться «деталью музыкального инструмента типа «флейты Пана»*» [751, с. 28]. Представляется вероятным, что использование для таких изделий преимущественно птичьих костей наделялось сакральным смыслом, подобным выявленному в предыдущей главе при рассмотрении совместных находок яиц, а также костей птиц и крупного рогатого скота. Кости птиц могли усиливать космогоническую символику доения (а в под обных Федоровскому святилищу случаях—подчёркивать семантическое схождение коня й птицы, издревле присущее арийским Ашвинам, и др.); помещениежетакихинструментоввмогилу могло означать наделение покойника (особенноребёнка) «молочным источником» — для него и похоронившей общины.

И всёже нельзя исключать, чторяд «флейт» действительнослужил музыкальными инструментами, сопровождавшими, бьпьможет, древнейшие гимны. На это указывают, в частности, остатки деревянной свирели при одном из трёх детей, уложенных над головами пары взрослых в раннекатакомбном п. 10 к. I у с.СтарогороженовПоингулье [926, с. 108—110], а также арфа из новосвободненской гробницы 5 к. 31 в ур.Клады, которую А. Д. Резепкин счёл древнее (первой трети III тыс. до н. э.) арф из царской гробницы 800 I династии Ура [668].

Заключая рассмотрение костяных орудий, следуетвспомнить мотыги из оленьих рогов и др., изредка встречающиеся в могилах различных культур энеолита и бронзы. Древнейшая такая находка происходит из п. 21 к. 1 у с. Пуркары (Нижнее Подне- стровье); здесь у кистей и лица взрослого, погребённого наряду с мотыгой, найдены остатки деревянного с кремнёвыми вкладышами «серпа для срезания травы», а также бронзовое тесло, долото, кинжали керамический кубок; другие предметы располагались в отдалении либо на черепе [1032, с. 63—67, 2і7]. Мотыга здесь явно входила в земледельческо-ремесленный комплекс. Солее поздние находки выгяядягзначительно утилитарней: как землеройные орудия, оставленные после сооружения могил.

2. Растиральннки и зернотёрки

Рассматривая окрашенность покойников и жертвоприношения, мы уже касались семантики камней. Предваряя анализ изделий из камня, следует углубиться в эту семантику.

В центральной могиле Майкопского кургана зафиксирована вымостка дна галькойибулыжником [115, с. 2],чтостановитсязатемхарактернойчертойпогребального обряда энеолитических культур Кавказа. Эту деталь не всегда можно объяснить конструктивным приёмом. Так, помимо вымостки дна, кучи булыжников были уложены на углах со стороны ног деревянной гробницы п. 2 кургана у сел.Кишпек (в Кабардино-Балкарии) [900, с. 22—24]. Камнями оказалось перекрыто основное погребение к. 1 у сел.Цнори, дно которого имитировало плотили ковчег, окружённый окрашенными охрой грунтовыми водами [198, с. 22—23]. Подобные представления прослежены и в позднеямных п. 8 к. 8 у с. Семёновка [741, с. 54—56] и в погребениях кургана у с. Бычок на Нижнем Днестре [4; 1027], первое из которых было перекрыто «лодкой» с камнями, а другие уложены на плотах и окружены камнями [977].

Помимо связи с потусторонними вещами, камни связывались и сосветилами. Так, основное п. 6 солнцеобразного кургана у аула Кубина было с трёх сторон окружено 7- мью отдельноположенными камнями (лунной недели?) [79, с. 33—43], камни встречены здесь и в погребениях С Кавказа такое нефункциональное использование камней распространшосьвсторону Поднепровья, проникнуввнсеоданиловскийистаросельский типы, в кеми-обинскую и др. культуры (испытавшие в этом отношении и западные влияния). Отдельными камнями («Солнцем») было окружено, помимо кромлеха («зодиака-Вселенной»), основноедокуро-араксскоеп. 24 Fte»н к л. и г»:.- *» ѵц»-ягтиѵ кургана, акаждая из двухчастей человеческого п. 22 сопровождалась небольшим известняковым камешком [966, с. 6—7].

.Последнее обстоятельство связано уже с третьей, возрождающей символикой камней. Весьмапоказательновэтомотношенииперекрьпоебычьейлопаткой захоронение камешка за пределами старосельского п. 19 к. 1 у с. Первоконстангиновка у Перекопа. Эта находка располагалась у основания (между «ног») женоподобной насыпи [948, с. S3]. Такие же камешки найдены в ямках вдоль «ног» антропомофной досыпки над кеми- обинским п. 3 к. 1 у с. Староселье с выразительнейшей идеей возрождения погребённого и всего мироздания [960, с. 50]. Очевидно, что камешки здесь, а также в Перво- констангиновскоми Великоалексанцровском курганах наделены значениемзародышей, яиц. Такое действительно приписывалось камням в культурах- Кавказа, Инссии и др. регионов [43; 854, с. 38—39]. Не исключено, что женообразные курганы у Перво- константиновки и Староселья, атакже подобные памятники, каменные идолы, чуринги, амулеты в виде гениталий, зародышей или младенцев [413, с. 95,132—133,171,201 и др.; 1058, с. 104, рис. 68] заложили образ ‘Матери (дождевого) камня’, сохранившейся в Сатане (Сата-ане)нартского эпоса [284, с. 98—99]. Мифической этимологии Сата-аны близок греческий миф о супругах Девкалионе и Пирре, воссоздавших людской род (после потопа вследствие ниспосланного Зевсом ливня) бросанием камней через голову [Овидий. Метаморфозы 1.160—415; 405, с. 81—83]. Античнаятрадиция и геологические данные связывают этот мифе катаклизмами середины II тыс. дон. э. [275, с. 29]. Попытка Н. А. Чмыхова удревнить его до мезолита [911, с. 191] представляется беспочвенной; большего внимания заслуживает другая из им же предложенных дат, основанная на анализе календарной ситуации мифа—XXIII в. дон. э. [911, с. 249—252]. Этим временем могут быть датированы связанные с идеей потусторонних вод (и преодолением на плотах-ковчегах потопа?) вышеприведённые погребальные комплексы с Кавказа и Поднестровья.

Помимо наделения камней космогоническими свойствами, прослеживаются и соответствующие сюжеты. Упомянутыйкомплекс при п. 19к. ІуПервоконстантиновки обнаруживает близость к комплексам при п. 8 к. 1 у Староселья (2 бычьих лопатки, 7 колёс и др. детали повозки, вымощенный камнями жертва и шк), п. 11 к. 9уСофиевки

(жертвенник из 7 камней, один из которых оформлен в виде букрания) 1948, с. 5358; 954, рис. 1:3,6], п. 6 кургана у Кубина (узда и 7 камней), где три первые погребения огносятеякраннему периоду старосельского типа, апоследнее, вероятно, к древнейшей (генетически предшествовавшей старосельскому типу) алазано-беденской культуре. Здесь обнаруживается контакт ряда семантик: камней, повозок, быков. Тельца и благоприятного полугодия. Нетруянозамеітьтастршгваниеихвнекийкосмологичеекий сюжет, используемый в оформлении могил и их окружения.

Отчётливей всего такой сюжет удалось проследить в алазано-беденском к. 2 у сел. Цнори. III. LII. Дедабришвилипредпсшожил,чтокамни,испальзованныевсооруженіщ кургана, были одним из видов подношения усопшим, который «каждый отдельный посёлок или племя» доставлял к месту захоронения [ 198, с. 21,69]. В могиле к. 2 камни расположили поверх рогожи над слоем охры и глиняной промазкой; на каменную вымостку поставили повозку, а вдоль стен разложили костёр. За обращённой на север (к зениту) повозкой, в юго-западном углу (в направлении закатов зимнего солнца) насыпи460астрагалов мелкого и крупного рогатого скота, атакже «несколько большее количество мелкой гальки различных очертаний с одним крупным и двумя меньшими камнями» [198, с. 39—41J. Вполне вероятно, что талька и камни дублировали и приумножали семантику астрагалов, символизируя вместе с ними многочисленность стада, его плодовитость и достаток. Подобный учёт скота с помощью гальки, которая иногда заделывалась в глиняный цилиндр с соответствующей пометкой ил и надписью, засвидетельствован у хурритов [219, с. 74], непосредственно связанных, вероятно, с алазано-беденской культурой [446, с. 113,138—139]. В происходящем от неё Новотатаровском (родственном старосельскому) типе зафиксированы находки галек и камней на повозках [ 135, с. 39]. А в обряде к. 9 к/г «Три брата» наблюдалось сочетание С-образного завала из камней над разобранной и разложенной вокруг мошлыповозкой с помещением камешкав глиняную модель повозки изжертвенника надэтой могилой [717, с. 148—150]. Такаяженаходкасделана и вкатакомбном детском п. 3 к. 3 к/гЧоірай- VIII на Маныче [26, с. 202].

Реминисценции подобных представлений сохранились, по-видимому, во многих культурах, где полагается возлагать на могилу камень. На р. Конке, левобережном притоке Нижнего Днепра, сохранилась легенда о богатыре, который в предчувствии смерти стал ежедневно привозить за сто верст камень — с тем, чтобы его верный конь насыпал над ним курган. Впоследствии здесь якобы видели возносящегося из этого каменного кургана коня [874, с. 14].


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 197; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!