ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 43 страница
Если не считать ножеввдных пластин из погребений мариупольского типа, то лювнейшиеіфемневыс ножи найдены во юросяькп. 8и гі. 10 ИіреньсКого могильника среднестоговской культуры [773, с. 83—85]. В обоихслучаях они былипомещены у таза, р»аом с кистями, причём в первом случае под кистью правой руки. Очевидно их функциональное назначение, нонельзя исключатьи магическое: сопоставление ножей шли кинжалов с фаллосом (что проявится затем в скифских акинаках [9, с. 42—43]). В мужском раннеямном п. 5 к. 31 Павловского могильниканар яду спрочими инструментами кожешика было найдено 14 кварцитовых и кремневых изделий, в том числе 2 больших серповидных ножа [722, с. 26—28]. Они могли использоваться и в жатве, и для обработки кож. Не исключено, что подобные изображены на кеми-обинской стеле из Бахчи-Эли. Рассматривая весь комплекс изображений на ней, Б. А. Шрамко [1001] «бехмтельнотрактуетего как распространённый среди древнейших земледельцевсюжет
об умирающем и воскресающем боге или же как воплощение этого представления в ритуальное убийство старого жреца молодым. Из представленных на стеле жатвенных ножей, мотыг, плуга, кирки, топоров исследователь в качестве орудий и труда, и яср іил 4, l - с и • ■. рассматриваетеильпоследние, ноимимогли быіъипервые.Так,кривые зазубренныеножиилисерпы показаньівруквхаккадскошботссілнца1Памаша(шумерского Уту), причёмв сочетании с опрокинутой вниз головой агаропомор фной фигурой (как и на сгеяеиз Бахчи-Эли) ис отрезанной человеческой готовой [1045, с. 87,116]. Сакральнаясвязь неба (головы) —каменногог- ■ ісмсиш клитскнѵ изороастрийскимсбрядам[92,с. 20].
|
|
|
Перенос ближневосточных раннеклассовых традиций встепи Восточной Европы первой половины Ш тыс. до н. э. мог осуществиться вместе с анатолийскими связями усатовекой культуры [356; 603, с. 43—66]. Оттуда, в частности, происходят бронзовые кинжалы, которыми были снабжены основные покойники к. 1—1, к. 12—I, к. 3—I, к. 9—1 и яр. различного пола и возраста из курганов Усатово [606, с. .97]. В первых трёх помещение кинжалов у головы и руки («на костях левой руки» п. 1 к. 3—1) особого интереса, на первый взгляд, не вызывает. Но оказывается, что они были преднамеренно лишены рукоятей. К. В. Зиньковский и В. Г. Петренко, рассмотрев это совместно с помещением кинжала в к. 9—1 вне поіребения, пришли к выводу о стремлении обезопасить покойников от воздействия оружия [249, с. 34—37], чего никакие скажешь о кинжалах из п. 3—I и п. 13—IV у с. Маяки, помешенных между кистями и грудью покойников [606, с. 61—64]. И не логичнее было бы вовсе не помещать кинжалы в могилы? По-видимому, эти два факта следует рассматривать в связи с трипольскими культовыми ямами и обычаем обезглавливания фигурок; последнее обстоятельство усуглубляется антропоморфностью усатовскихкинжалов [479, с. 241]. В них, очевидно, акиентрировалось значение жертвенных двойников погребённых; впрочем, в к. 3—1 и к. 12—I выявлены и подлинные человеческие жертвоприношения, прослежена замена их статуэтками и стелами [606, с. 80—81]... Очевидно, не все кинжалы ломались. В этом отношении наиболее показателен комплекс из ножа и кинжала, помещённых у ступней іі лица п. 21 к. I у Пуркар: они сохранили свои рукояти [1010, с. 63—66].
|
|
|
Вслед заусатовскими, металлические ножи появились в погребениях старосельского типа,тожесвязанного(ночерез Закавказье) с ближневосточным ареалом [956, с.106,109, рис. I]. Оба, но особенно последний из них, оказали влияние на местную ямную культуру и, в частности, на семантику ножей при погребённых. Следует отметить, что обнаруживаются и технологические влияния. Так, в бронзовой металлургии Нижнего Поднестровья, «видимо, преобладал балканский металл; но нельзя исключить присутствие кавказской меди» [570, с. 244]; в то же время здесь существовала зона контактов металлообработки усатовской и ямной культур (290, с. 252], «что объективно свидетельствует о сосуществовании этих групп населения [|010,с. 219].
|
|
|
На одном из них мы останавливались при рассмотрении человеческих copTucftpmimimotfl. вместо отсутствующей головы в п . 6 к. 4 у с. Новочерноморьс положен был бронзовый нож [343, с. 66]. Два покойника в этой могале были ориентированы на юго-восток—к восходам зимнего солнца, а в жертву принесен был тот, кого расположили у юго-западной стенки, со стороны закатов зимнего солнца- Очевидно, что жертва (и нож) предназначались для преодоления самой длинной ночи в году, воплощавшей наибольшую угрозу потустороннего мира. Подобный обряд зафиксирован в мужском п. 6 к. 5 у с. Ново-Филипповка: бронзовый нож поместили подголову1 іг. it j. • uiuf •-> навостокпокойника; в том же направлении ориентирована стелообразная могила [127,с. 37]. Вп. 9к. 30—ѴІухут. Попова мужчина был убит стрелой в горло, уложен затем на 4 древка стрел (или брасман), а бронзовый нож поместили за его спиной, под левой лопаткой [738, с. 383—384]. Надо отметить, что и в других случаях металлические ножи нередкопомещались у левого плеча, чтоусиливает шсакральность. Замечено, чтовСеверномПричерноморьеэтотобычай распространился вместе с усатовской культурой [603,с.43,49] и сосіаросельским культурным типом [454. с. 61—62; 717, с. 151—156]. Это обстоятельство, в совокупности с их тяготением к Ближнему Востоку, объясняет особую сакральность именно металлических ножей. Показательно в этом отношении майкопское п. 2 к. 2 у Старокорсунской: бронзовый нож и кремневый отщеп положены были у левого плеча, перед лицом поіребённого. тогда как ниже таза поместили кремневый нож [350, с. 91—93]. Такое же место занимал отщеп в однокультурном п 19 тогоже кургана,но бронзовый нож поместили у груди и левого локтя. У пояса и левого плеча были размещены кремневый нож и бронзовый кинжал в вышеупомянутом п. 17 к. 1 у Старогорожено [926, с. 112]. Такое положение металлических ножей соответствует вышеуказанным изображениям бога Шамаіш (Уту): жертвенный нож он держит именно в левой руке, воздевая его к тому же наі плечом.
|
|
|
Наряду с усвоением ближневосточных традиций местное население ямноі культуры разрабатывало и свои. Весьма выразителен комплекс л 3 «Высокой Могилы* у с. Константиновка, неподалёку от Каменной Могилы, где шумеро-аккадские ■ закавказские влияния представлены довольно отчётливо. Размещение за поясницей* тазом покойника бронзового ножа, комка охры, точила трудно объяснимо с позишіі их «загробного использования», но становится понятным на фоне антропоморфны* очертаниймогилы[504,с. 228—230]. В её отношении покойник занимал область сердиа, а инвентарь — солнечного сплетения, одного из важнейших нервных узлов. Взаимодействие всех компонентов обряда представляется следующим образом: охра соедини нож и точило, взаимодействие их обеспечит жизнедеятельность божества (могилы), биение сердца которого «оживит*» покойника, атот воплотился в некого высшего бог*, господствующегонаагодовыми циклами (антропоморфноеизваяниес 11+2насечкам*, уложенное восточнее головного выступа могилы).
Рассматривая назначение ножей в погребениях, мы невольно перешли eJ кремневых к металлическим изделиям, обнаружив при этом их особо тесную свяы подлинными или символическими жертвоприношениями погребённых. Эя чкпнсмсрмости одного порядка: именновямное время каменные ножи.потеснилич металлическими, а происходило это под восточными влияниями и технологий, и обрядов.
Итак, несмотря на значительные различия культур и исторических связей, семантикамсталлическихножей и кинжаловусатовской, майкопской, старосельской и ямной культур обнаруживает родство, восходящее к древнейшим цивилизациям. Сходные культы обнаруживаются там, помимо араттского солнца-бронзы и unwtpo лкклх коте Уту-Шамаша—ухетгов: вбоге-Мече из пещерного святилища Язылыкая [457, с. 130— 132]; отсюда выводится скифский бог войны Арес с фетишем в виде акикака [Геродот. История ІѴ. 62;91.
Установлено, что вплоть до сабатиновского времени Юго-Восточная Европа ицущалаприоритст Кавказского (атот—Ближневосточного) металлургаческогоиешра [857;892;893]. В позднеямный период его форпост обосновался на Нижнем Днепре, в поселении Михайловка III [396, с. 18; 546, с. 29—42], распространяя свои влияния до Правобережья Днестра [360, с 46; 567]. И даже здесь на 5 кремневых ножей приходится 10 металлических [1026, с. 78,80], объяснение чему следует искать не в хозяйстве, а в идеологии (к чему мы подошли выше).
В катакомбное время производство металлических ножей в Восточной Европе увеличилось и стало локализироваться, всё более интенсивно используя не только кавказское, но также нижневолжское и донбасское сырьё [360, с. 46—48; 892, с. 83]. К этим областямитягохеет основное количество находок, В Пошецровьеілтмем *j
периода сходные по форме ножи изготовлялись как из кремня, так и из металла [949, рис. 3:5, 4:7], но в позднекатакомбный период, в среде местной по происхождению ингульской кулыуры с её уходящими в Триполье традициями, последние ножи становятсяредкостью (в то время какв Подоньеи восточнее почти исчезают кремневые). Среди кремневыхножей продолжают встречатьсяжатвенные [281, с. 41—42; 320, с. 57]. Показательна находка бронзового ножа (а не кремневого серпа, как следовало бы ожидать) даже в том случае, когда в могилу поместили мешок с колосками пшеницы. Речь идёт о парном раннекатакомбном п. 28 к. 14 у с. Болотное Джанкойского р-на Крымской области [1025]. Пшеница и разобранная повозка были помещены в камеру у ног погребённых, тогда как глиняный сосуд, растиральники или давильные камни, а также бронзовые шило и нож расположили нзд их головами. Здесь, несмотря на уникальность находок у ног, отчётливо просматриваются традиции ямного времени. Однако встречаются и более существенные новации. Ктаковым можно отнести парное погребение у г. Северска на Сиверском Донце [697]. Бронзовые нож и шило, а также костяные прокалки расположили увыходаиз камеры, ближек ногам мужчиныи рядом с изображённой охрой левой стопой. Это изображение на дне могальі, нанесенное между сосудом у ступней погребённого и углями у выхода, уже знакомый нам знак Вишну, вознёсшегосяс последним (третьим, огненным) шагом на небеса Его атрибутом можно считать также лук или трость, помещённую между стопой у коленей покойника и его лицом. В таком сочетании находок и сопровождающих представлений нож, шило, проколки можно считать разновидностью брасмана, долженствовавшего уподобить покойника Вишну и содействоватьего вознесению или выходу из потустороннего мира дляоказанияпомощи Индре. Неисключено, что «комокалой охры в формеад-шшдра» (чьясемантшса «мировогостолпа», связывавшегося прежде всего с Вишну, ужеговестна нампоаналогртньгмизделиямпостмариулольскойкультуры),помещённый уступней женщины или подростка, дублировал (или дополнял) смысл всего «натурального макета», расположенного вокруг-останков мужчины. А в п. 2 к. 2 у пос. Никодаевка (Подонье) [699, с. 146—і 491 прослеженосочетанисмотивов двух представленных выше захоронений у Бологногои Северска. Вногахпокойникапоместюш инструменты для изготовления стрел, а также игральные кости; в головах — сосуд и бронзовый нож. Можно полагать, что символы мастерства и удачи должны были помочь покойнику обрести напиток бессмертия и вознестись (с помощью ножа-брасмана) на небеса Главными орудиями в достижении последнего выступают каменный топор и наконечники (или стрелы?) стрел, помещённые между грудью погребённогои выходом изкатакомбы. Определённые соответствиявесьмамифологизированнымпогребенкям у Северска, Болотного, Никодаевки можно привести (чтои сделано выше) лишьпервому и, вероятно, древнейшему из них. Что же касается обрядов двух других, то они заведомо синкретичны. В сочетанияхножйй и сосудов можно усматривать сюжет «выжимания» или «доставки с небес» сомы для готовящегося к сражению Индры, в качестве его оружия можно рассматривать не только топор и стрелы, но шило, проколки, ножи (брасманы), но вот пшеница и повозка, инструменты и игральные кости уводят нас в круг представлений о дарующем счастливую долю Бхаге, игроке Савитаре, покровителе достатка Пушане, мастерах Рибху или Тваштаре. Впрочем, все второстепенные образы можно рассматривать какзнакитех благ, которые обеспечиваются победой Индры над потусторонними силами, как сопричастные к освоению содержимого Валы, завоёванного Индрой.
ІИОфСіИіііиімпііінгі ^представлений, связанных с различными видами режущих и колющих орудий, которые помещались в могилы, отчётливо отражена в комплексе изделий над черепом мужчины из ингульского п. 2 к. 5—1 у Заможного (590, с. 61—63]. Набор состоял из бронзовых ножаишилав общем кожаном футляре, который положили поверх магических стержней из охры и мела. Различиестержней указывает на сближение кожа с «кровью и рассечением», а шила — со «светом и проникновением».
Подобная дифференциация представленавсцене человеческих жертвоприношений на одной их храмовых печатей хуррито-арийского Митанни [219, рис. 226]: жрец, умертвляющий жертву на подобии трона (со знаком трёхголового Агни в виде извилистых языков), бритоголов и держит в правой руке тупоконечный нож; жрш, приносящий жертву на земле, облачёнв остроконечный головной убор и держитв левой руке копьё. В убранстве голов и использовании оружия, в размещении жертв заметна перестановка местами символов небесного (трон; шапка, копьё) и земного или потустороннего миров (земля; бритоголовость, нож); ешё более очевидна эта магия в расположении фризов печати: змеевидный, хтонический помещён над сценой жертвоприношений, а свастикообразный, небесный * под ней.
В русле выявленной семантики ножей в могилах ямного и катакомбного времени комплексы, характерные для срубного времени (сосуд, кости животного, нож), не выглядят уже сталь однозначными символами загробной пиши. В них несомненно присутствует не только идея достатка, но также символика «добывания сомы» и содержимого Валы. При этом характерные находки рёбер и позвонков, какустановлено в предыдущей главе, обнаруживают семантику «мирового древа», источника сомы и символа разверзания Валы. Однако, в отличие от генетически предшествующих комплексов, характерные комплексы срубного времени нельзя рассматривать как «натуральныймакет» основного мифа Ригведы осражении Индры за обладание Валой: для злогоимнехватаетдинамичности, «потусторонней кинетики». (Редкие исключения
^фсдставляют захоронение у ст. Дурновской [497], где в правую руку окружённого (шеями і юкойникавлажен был бронзовый нож, атакжеп. ! 1Сг*о;іі_кммсх:іл> кургана |642, с. 4-9], где бронзовый нож или кинжал входил в набор из стрел, копья, топора ■ лр. воина-кодесничего.) Поэтому наиболее приемлемым представляется вывод о сакрализации загробной пищи, освящённой мифологическими представлениями о шсыщении Индры пред его победными сражениями с потусторонними силами—во шя новогоднего воскрешения бытия. Одним из показателей демифологизации ножей •срубное время является практически исчезновение из погребений кремневых ножей. При этом обращение покойников к восходам зимнего (лицом) и летнего (теменем) солнца, положение их на левом боку в позе адорации можно рассматривать как ірансформацию древней, проявившейся еще в ямное время, традиции почитания Солнца-
5. Стрелы и луки
Выше неоднократно затрагивался вопрос о присутствии в погребениях стрел. Настал момент подробнее остановиться на них.
Исследований по лукам и стрелам немало, имеются и по их археологическим остаткам эпохи энеолита—бронзы Юго-Восточной Европы. Наряду с преобладающей тенденцией считать их инсигниями военной и жреческой власти [100, с. 55; 324, с. 47—48; 888], продолжаетсо?фаняться мнение о наделении луком и стрелами умелых мастеров, охотников, воинов [324, с. 21; 992]; выделяютсятакже убитые стрелами [508, с. 111,116; 1026, с. 78, 80; др.]. Такие исследования (и не только в связи с луком и стрелами) страдают общим недостатком: описания археологических комплексов интерполируются на этнографические или мифологические данные без углубления в семиотику археологических реалий, без существенных попыток понять их смысл изнутри. Попытаюсь восполнить этот пробел.
Прежде всего следует отказаться от априорной социально-экономической интерпретации. Ни с какой из них не согласуется, например, то обстоятельство, что в Балановском могильнике фатьяновской культуры стрелами сопровождались лишь женщины, а мужчины — топорами или кинжалами [56, с. 44]. С последним обстоятельством согласуется более ранняя сакрализация в Юго-Восточной Европе ножей, топорови булав (дубины-ваджрыв Ригведе), нежели лука и стрел (которыестали символом воинской доблести лишь в поздневедийское время [ШБР Ѵ.ІИ.5; АБр VII. 19]). Истоки сакрализации ножей и кинжалов мы обнаружили на Ближнем Востоке, обратимся теперь к истокам сакрализации стрел.
Не вызывает сомнения, что древнейшие, уходящие в эпоху мезолита, помещения стрел в могилыбыли связаны с охотничьими представлениями. Не меньшей древностью обладает, очевидно, стремление обеспечить почившему защиту огвеевозможных врагов. Реминисценции таких представлений прослеживаются до конца эпохи бронзы и далее. Однако, к примеру, на 35 срубных погребений Нижнего Поволжья со стрелами несомненно охотничьи обнаружены только в одном -[992].,. Не может вызывать сомнений то, чтосвнедрениемпроизводящегохозяйстваи формированием присущей ему мифологии семантика этого (и не только) оружия стала меняться. В качестве ярчайшего примера перехода семантики стрел от представлений присваивающего к представлениям производяшегохсхзяйсхва следуетуказать на «.медный четырехгранный наконечник стрелы», который впился в таз оленя, уложенного пред жертвенником календарного святилища на куро-араксском поселении Квацхелеби [411, с. 73—74]. Можно указать на отдалённый аналог из кургана-святилтца I у с. Терпенье вблизи Каменной Могилы [498, с. 74—75]. вде в кенотафе под стелой с изображением оленя был найден кремневый наконечник дротика (или стрелы?).
Здесь уместно вспомнитьто замечание о нечеткости определения орудий, которым я предварил анализ ножей и кинжалов. «Наконечник стрелы» из Квацхелеби с не- меныяим основанием можносчитатьнаконечником дротика, а не застрянь он в кости, то шилом или стрекалом. Другой пример — трассологический анализ 243 кремневых наконечниковсірел с Константиновского поселения (Нижнее Подонье). Оказалось, что частый них использовалась не поназначению: 22 как сверла по камню и дереву, 2 для разрезания шкур, а 15 как проколки [630]. Поэтому, в Частности, многие из уже упомянутых и упоминаемых ниже шильев, проколок, стрекал могли служить (также?) наконечниками Стрел и дротиков или, во всяком случае, наделяться элементами соответствующей семантики. Так что не следует забывать о полифункциональности эшіх изделий — объединённых способностями колоть и проникать, а также особой дальностью и дистанционностыо (вплоть до несоприкасаемости поражающего и поражаемого).
Со стрелами или дротиками из святилищ Квацхелеби и Терпенье можно синхронизировать стрелу изтрупосс&кжения на антропоморфном каменном перекрытии п. XXI Мариупольского могильника [456, с. 69]. Как и предыдущую, её можно связать с идеей вознесения посредством «поражения каменного неба», на котором (судя по двум предыдущим памятникам, а также доминированию костей диких животных * Мариупольском могильнике) господствовал Олень.
Однако уже началась эпоха Тельца. Наэто указывают, в частности, фигурки быков из кабаньих клыков, найденные в том же могильнике, но особенно — «Грот быка* Каменной Могилы и Майкопский курган, родствокоторыхдоказываетсяизображениями быка, вепря и др. материалами I кромлеха Великоалександровского кургана [966]. Изображения 4+4 Крупных рогатых животных «Грота быка* перекрыли более ранние, среди которых угадываются лани или олени; затем сами быки и коровы были перекрыты штрихами и лунками, символизировавшими, очевидно, удары копий, дротиков, стрел [191, рис. 17]. Их наконечники — мариупольского, майкопского и др. типов — действительно были найденыв культурном слое «Грота быка» [191, с. 54,70—72]; туда, наверное, стреляли в магических целях. В Майкопском кургане подобные представление отразились в изображениях быков и др. на сосудах и, главное, в связке магическихстре* (брасмане) перед основным из трех погребённых [888]. Некоторые стрелы имел* кремневые наконечники, другие — золотые; на древках четырёх из них оказалио| насажены 2+2залоіых и серебряных фигурокбьгков, символизировавших, несомненна «пронзённых» магией Тельцов основных времён года. Аналогичные представления “і «поражение НебесногоОленя» прослеживаются, на мой взгляд, вп. 1 к. 1 у с. Терпенье рядом с Каменной Могилой [498, с. 74—75]: кремневый наконечник дротика средн&ч стоговского типа оказался единственной находкой в кенотафе, перекрытом стелой® изображением оленя, вьтолненнымв эратго-шумёрскомстиле. Вполне очевидно, последующее распространение стрел и т. п. в захоронениях обусловил ось подобными представлениями.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 171; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!