ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 42 страница
Реже, чем растиральники, песты и т. п. «небесные» камни, встречаются базовые, «земные» или «потусторонние» камни и ступки. Их семантика проявляется ещё в докурганных захоронениях. Так, в постмариупольском п. 3 «Госпитального холла» каменная ступка соследами растирания охры сочеталась с квадратной плиткой бурого угляишлифованнымсланцевымтеслом [321, с. 41]. В катакомбном п. 19Лысогокургана у пос. Багаевского (при впадении Маныча в Дон) у ног взрослого найдены две ступы и пест со следами растирания охры; у ног ребёнка поместили сосуды 1100, с. 221J. Уникальная базальтовая база тёрки-наковальни найдена при одном из четырёх погребённых в раннекатакомбном п. 5 к 2 у г. Приморска одноименного рнп Запорожской областа.Овапъно-подпрямоугальнаяпесчзнгасовая плита имелапоушш выступы, что позволило автору раскопок трактовать её как «четырёхголовос антропоморфное изображение» и сопоставлять с крестообразными жертвенниками позднего Триполья [502, с. 77—78]. Присутствие такого смысла нельзя исключать, но и настаивать на нём нет оснований. Между тем следовало бы обратить внимание на
Подобные изображения связывают с символикой плодородия [19], и это значение можно попользовать едя объяснения рассматриваемого каменного изделия. Тогдаего вы ступы можно трактовать как характерные для ромбических знаков «крючки», а более реалистично—какножные участки растянутой шкуры быка или, скорее, барана. Такие знаки потустороннего, осенне-зимнего Телыха шш Овна конкретизируют общий смысл плодородия.
|
|
|
Примеры катакомбных п. 19 и п. 5, как и нижеследующие зернотерки, обнаруживают идеи не толькоплодородия и достатка. В п. 19 и п. 8 (см. ниже) довольно явственно схождение и.-С- *mer- ‘умирание’> лат. moitaium ‘ступа’, ‘размалывающее’; ар.«греч. цсфрарос, ‘камень’, ‘могильный памятник из мрамора’; др.-инд. mrnati ■разбивает’, ‘разламывает’ [814, с. 50]. То есть терочники и т. п. в могилах могли означать «размалывание» покойников—действительно практиковавшееся при перезахоронениях и, особенно, жертвоприношениях (а в Тибете доныне являющееся основной формой погребального обряда [657, с. 105 и др.]). Можно полагать, чтотёрочники, зернотёрки и ступки хотя бы иногда символизировали жертвенность поіребённых, их переход в ипостась ‘Отца существ’ Праджалати и др. Так, расположение такого инвентаря в п. 19 не возле ребенка, а возле взрослого могло означать его «перемалывание» с целью последующего «омоложения». Подобные легенды до недавнего времени бытовали в Нижнем Поднепровье [874, с. 35—39].
В насыпях и в могилах ямной и катакомбной культур встречаются иногда зернотёрки [320, с. 43—44; 322, с. 91—92; 435, с. 172,220; 508, с. 109], условия находок которых очень редко позволяют делать определённые выводы. К таким исключениям относятся 2 зернотёрки, помещённые в области грудей антропоморфной досыпки над ямным п. 5 к. «Цегельня» в устье Пела; нх связь с образом Матери-Земли, идеей плодородия и изобилия вполне очевидна. Другую зернотёрку, положили вместе с сосудом и костями барана, кузнечными инструментами и шаманской колотушкой в ямную могилу старика из п. 4 к. 4—1 у Первомайска (над р. Мышкова Волгоградской обл.) [460, с. 102]. Набор инструменте» позволяет предположить наличие образа‘Творца всего’ Вмшвлкармана; зернотёрка, кроме того, могла предназначаться для омоложения погребённого.
|
|
|
Информативна и зернотёрка из лаза позднекатэкомбного п. 8 к. 1 у г. Кдушаны МССР [877, с. 79—81]. Её значительные размеры (40x30x8 см) указывают на возможность использования для помола зерна, хотя материал (известняк) и «следы красной охры» заставляют в этом усомниться. Важно, что растиральник от этой зернотёрки был помешен не в камеру, а во входную яму. Весь комплекс можно трактовать как знак «перемалывания» того, кто попадёт во входную яму и устремится через лаз в катакомбу, то есть какзнак охраны загробного царства от вторжений извне (и, по-видимому, наоборот: в соответствии с приводившимся выше отрывком из «Похоронного гимна» Ригведы X. 18.3—4). В аналогичных условиях найдена база зернотёрки однокультурного (ингулъекого) п. 6 к. 10 у с. Вербки Павлоградского р~ на Л»ісщ.«а»етро«с»:гг* области,—однако её(?) курант или растиральник был помещён между головой погребенного и выходом из камеры [469, с. 31—32, рис. 4:6—9]. Между тем и здесь эти предметы могли выполнять защитную функцию, поскольку между ними, у правого локія ребенка, расположили каменную булаву.
|
|
|
Позднейшие эпохи бронзы зернотерки с выразительной семантикой происходят из святилища, обнаруженного на поселении их-готнс-тогвтачпц культуры Пустынка на Среднем Днепре. Расположенный внуіри круглого столбовогосооружения прямой ровик был заполнен угольками и сажей, обломками зернотерок, обожжёнжіх костей, чашевидного сосуда, кремнёвого серпа и отщепами [65, с. 75—80]. По мнению Б. А. Рыбакова, «уничтожение таких необходимых предметов, как зернотёрки, могло быть связано с идеей цикличного обновления», т. е. с календарной обрядностью [681, с. 258—259]. В этой связи следует указать наличие в святилище реминисценций «ротонд* левдьелской культуры и т. п. обсерваторий календарного назначения, уходящих в индоевропейское прошлое [975, с. 103—105]. Судя по ориентации ровика, обряды справлялись назакате зимнего и (или?) навосходе летнего солнцестояния: на Рождество (Кибелы, Митры и др. дохристианских божеств) и Купалу. У индоевропейских народов наиболее выразительными элементами этих празднеств были костры, свет, дыми пепел которых якобы увеличивал плодородие полейги проч., но если на Рсовдество предпочитали жечь подено (что сопоставимо с конфигурацией ровика рассматриваемого святилища), то на Купалу и т. п.—колесо (сопоставимо с конфигурацией святилиша). При этом выразительные манипуляции с камнями (в рассматриваемом святилище —с зернотёрками) засвидетельствованы лишь на островах Лесбос и Калимнос: в день летнего солнцестояния «люди там танцуют вокруг костров с песнями, держана головах камни, а затем перепрыгивают через пламя или через горящие угли. Когда пламя начинает угасать, жители острова бросают в него камни; когда же оно почти совсем сходитна нет, они рисуют на своих ногах кресты и отправляются купаться в море» [854. с. 589,581—600]. Очевидно, чтокамни уподоблялись здесь головам, а ихбросание в огонь
|
|
|
— человеческим жертвам. Этот обряд уходит корнями, возможно, во времена Девкали- онова потопа с его мифом о воссоздании людей бросанием камней через голову [405, с. 8J —85; 911, с. 249—252]. Пшобныецредставленияи отразились, очевидно, врассмотренном святилище Пустынки: обломки обожжённых зернотёрок мопга символизировать самопожертвования (воискуплениеурожаявпериодкосовицы)какой-токагегории людей из жителей поселения...
3. Кремневые отщепы и скребки
Переходим к рассмотрению другой чрезвычайно распространённой категории каменных орудий: кремнёвых отшепов, скребков и т. п. Их принято считать простейшими и наиболее часто использовавшимися инструментами. Однако это не бесспорно лаже для таких случаев, когда «в правую руку покойнику вложен кремнёвый скребок* [929, с. 92]: следует ешё выяснить, для производственных или магически» операций его предназначили; известно к тому же, что в первобытности эти операции не очень-то разделялись. Так, помещение у кистей нижнемихайловского п. 22 к. 9 F с. Танковое (Северное Присивашье) кремнёвого желвака, 3-х отшепов, 3-х скребке*, раковины, двухкостей,шли фовалъногокамня [1010,с. 203] можно считать «натуральным макетом» ремесленных действий. Но зачем понадобилось помещал, сдан из скребков н>
ж*соть левой руки, не в знак ли ее отрезания? С чем мы действительно познако-
■•игисы[рирассмотрении *г - (г*МО(ІП *Г(ТтСЕ1*т<ЧІ»1*.
Суммируя обычные дляямной и др. культурэнеолитаи бронзы «находки отщепов кремня, ни по форме, ни по качеству непригояныхкупотребленюо», И. Ф. Ковалёва дозалаихидругиекамешкисиранскими (идр.,какрассмотреновыше) представлениями орождении герояизскалы, атакжесраслросіілисіоіим в древности образомкаменного веба [324, с. 40, 56—57]. Вслед за В. Н. Топоровым она полагает, что камешки могли символизировать небесную твердь и вершину оси мироздания, а также земную и доту стороннюю части последней [785, с. 93]. Этасимволикадействительно обнаруживается во многих захоронениях и на всём протяжении рассматриваемой нами эпохи. Приведём несколько из наиболее выразительных случаев.
Впостмариупольском п. 59 «Госпитальногохолма», который можн о считать одним *з прообразов курганов, кремнёвый опцеп обнаружен у головы взрослого, поверх ног которого положили ребёнка [322, с. 351. Местоположение отщела в сочетании со спеленатостью основного покойникане позволяет рассматривать эту находку как орудие труда, с другой стороны, расположение её у головы («неба» человека) позволяет преотоложгт заключённую вней символику роста, вершины, небес. Зто предположение подтверждается концентрацией других находок (створки раковины, фрагментов двух сосудов, обожжённых костей мелкого животного, обломка черепа тура) в засыпке могилы. В среднестоговеком п. 9 к. 1—XVIII у с. Верхняя Маевка кремневый серп совместно со створкой Unio поместили под комок охры у черепа взрослого, а комок перекрыли сосудом [333, с. 62—63]. В этом случае орудие не могло использоваться по назначению, но совместное другими находками означало, по-видимому, обеспечение загробной пищи (сосуда — злаками, водой и огнём, т. е. всем необходимым для приготовлениякаши). Подобным образом—накомочке охры перед лицом погребённого
— были помещены вкладыш серпа и наконечник стрелы в одиокультурном(?) с Предыдущим п. 17 к. 9 у пос. Григориополь [715, с. 66—68]. Выше мы уже выяснили, что эти изделия означали здесь достижение покойником вершины мирового древа и срезание с неё некой ветви.
К предыдущему комплексу близка находка кремневого вкладыша и наконечника стрелы в заполнении п. 1 к. 13—1 возле Усатсво [603, с. 72—74]. Найденные здесь же 6 костяных бусин и 11 трубчатых пронизок, а также 11 серебряных спиралевидныхколец и I бронзовое шило обнаруживают числовое соответствие лунному календарю [ 195, с. 45]. Календарная символика обнаруживается в 7 подобных трапециевидных вкладышах и 1 пластине, сопровождавшихся в п. 1 соседнегок. 12—1 бронзовыми шилом, кинжалом, топором, долотом, 2 серебряными височными кольцами и 4 сосудами [603, с. 69—70]. Обшая сумма предметов связана, быть может, с саросом — 18—19-летним циклом, служившим для увязки солнечного и лунного календарей, а также расчёта затмений. При 28-суточном лунном месяце в вышеуказанный цикл необходимо 7 раз внести дополнительный XIII месяц [187, с. 95—101; 313, с. 35—37], что, возможно, и отразили кремневые изделия из последнего захоронения. Вместес тем,учитывая «зародышевую» семантику камней в могилах, следует вспомнить индоарийский миф о 7 сыновьях праматери Адити, к которым присоединился Мартанда — ‘Мёртвое яйцо’ [РВ Х72.8]. Подобное объяснение можно предположить и для 1+(7+2+2) вкладышей деревянно- кремнсвогосерпаизоднокулыурногоп. 21 к. 1 у с. Пуркары Молдовы [1010, с. 62—64, 217]. Если в предыдущих погребениях кремневые изделия можно рассматривать как второстепенный инвентарь, то в к. 9—I возле Усатово пара отшепов (вместе с комочком охры) была выдвинута напервый план; остальной инвентарь (бронзовые шило, топор, кинжал и др.) найден неприпокойнике, аввырытой восточнее могилы ямке [603, с. 59—60].
К нижнемихайловской или Усатовской культуре относится п. 12 к. 13 у с. Целинное в Северном Крыму [366, с. 77—781. Череп взрослого был смещён к расположенномузаегоспинойчерепу крупного рогатого животного. Вдоль человеческого череп а разместили 3 кромлехаохры, 2раковины, 6 кремневых отщепови 1 ножевидную пластину, костяное лощило(?) и фаллическую или антропоморфную подвеску. Здесь тоже, как видим, на первый план выступаетне функциональное, а сакральное значение инвентаря, его связь с небесами. Последние—как и в вышеупомянутых п. 59, п. 9, п. 17—символизировались головами не только людей, ной быков (Тельца и др. созвездий). Очевидно и то, что кремнёвые изделия не только символизировали небеса, но предназначались также для магического воздействия на них (с целью обеспечения правильности годового цикла и благоприятной погоды). Обращает на себя внимание и сочетание раковин с кремнёвыми изделиями: вэтом, возможно, отражены представления о противоборстве хтонического и небесного начал. При рассмотрении человеческих жертвоприношений на примерах новоданиловского п. 2 к. 2 у с. Сосновка [498, с. 75—76], раннеямного п. 3 у Каменной Могилы [507, с. 209] и др. мы обращали внимание на связь кремнёвых изделий с жертвенным отчленением голов.
Важно, чтовпоследнем из вышеназванных погребений ножевидная пластина бьиіа помещена не рядом с черепом на уступе могилы, ав ней; «изображение согнутой в локте руки, держашей владони асимметричный кинжал», которое Б. Д. Михайловусматривает на стеле, перекрывшей могилу, могло служить посредником между пластиной и жертвой, располагавшимися в «потустороннем» и «земном» или «небесном» мирах. Подобная символика просматривается в пластине из позднеямного п. 6 кургана у с. Бычок [4, с. 46], которая была помешена уступней погребённого: она предназначалась, очевидно, для «отрезания привязи» плотообразноголожа, покоящегося на «дне потусторонних вод» (под песчаной засыпкой могилы), ноготового всплыть (в определённую дату, после «отрезания привязи»). Такие находки кремешков у ступней тоже не редкость в различных культурах энеолита и бронзы. Возможно, что именно с ними связан хуррито- хеттский миф о рождённом от скалы каменном чудовище Улликумме, возросшем на плече морского гиганта и отчлененного-пораженногозатем каменным резаком, которым некогда земля была отделена от неба, и который хранилсязатему потустороннихбожеств [859, с. 608]. Следы этого обнаруживаются в комплексе мастеров — металлурга п. И и стре лодела п. 13 — из к. 1—й у с. Кайры Горностаевского р-на Херсонской области, относящихся кингульской культуре позднекатакомбного периода; кремнёвыепластинз. отщеп и серп были помешены здесь у рукоятей топора и пестов, уложенных в двух случаях над правым плечом, а в одном — межау бёдер [976, с. 64—65].
Интересно, чтовтрипольских погребениях Нижнего Поанепровья кремнёвые изделия располагались, каки другие инструменты, возле кистей [966,с. 8; 1010, с. 199]. Возможно^ чт оза этим стоитменъшаяихсакрализация вэтой равнинной культуре (в отличие отжителсй гористого Кавказскогоареалаи испытавших ихвлияние степных племен Восточной Евро- ' пы, где сакрализация кремнёвых изделий, как мы видели, была довольно значительней).
Приведеныевыше ‘ • і фиио»х»п,главньшобразом,изНижнегоПсйнепром^ охватывая территорию от Днестра до Молочной. Показателем родственных представ-
аений к востоку может служить основное позднеямное п. 6 к. 7 у пос. Донской Баг'ас некого р-на Ростовской области [422, с. 28; 482, с. 95—96]. Кремневый оицеп расположили здесь у темени покойника—вместе с 4-мя когтями «волка или крупной собаки», а также (12+1)~тью птичьими костями (не полыми, но заполированными, использовавшимися, очевидно, в ритуальных целях); у левого висканайдена серебряная спиралевидная подвеска в 1,5 оборота. Перед покойником, у правого локтя были разложены яйцевидный сосуд, роговая булавка с округлой медной бляхой и тремя обоймочками на ремешке, а также 2 костяных гарпуна. Последние предназначались, очевидно, для поражения неких хтонических (водных) существ, в то время каккосш у темени воплощали некого крылатого пса, возможно Сараму, принесшую Индре сок дерева сомы перед его сражением со змием Вргарой за обладание Валой, Не исключено, что гарпуны символизировали оружие Индры, сосуд—вместилище сомы, а кремневый стщеп — орудие для его изготовления. Предвосхищая последующий анализ булавок, здесь будет уместно сказать, что она была орнаментирована редкостными для этих изделий «древами жизни», расположенными горизонтально (т. е. потусторонними) и в количестве 6+0 (возможно, что незанятый «ёлочкой» поясок означал древо одногото месяцев благоприятного полугодия, добытое Сарамой для приготовления сомы). Если учесть, что булавка была изготовленаиз оленьего рога, имела букранйевидноенавершие, сопровождалась астральной бляхой и тремя (символизирующими годовой цикл и уровни мироздания) обоймами, тоеё семантика окажется сопоставимой с семантикой святилища (п.16 и п. 17) Григориопольского кургана — с его 6+1 ямами для столбов и жертвоприношениями козлов, бычьими черепами, кострами,колыдами рваи камней и пр. 1715> с. 65—80]. Такие связи столь отдалённых — и кудьтурно-хронологичесхи, и территориально, и формально-типологически, и функционально, но семантически близких памятников свидетельствуют о существовании стойких и распространённых обрядов, несомненно, основанных на определённых мифологических традициях, в которых, в частности, кремневым изделиям отводилась роль не столько орудий труда, сколько магических инструментогдля преодоления потусторонних сил и «воскресения». Мифологическиеситуации при этом могли быть разными, но они варьировали в русле преодоления загробногоцарствайвознесенияна небеса. Вслучаепреобладанияпервого из этих мотивов кремневые изделия помешались обычно у ног, в случае второго — у головы.
Семантика отщепов, скребков и т. п. до конца эпохи бронзы существенно не изменилась. Их продолжали размешать преимущественно у головы (верхней части туловишл) и ступней (ног), но возникали и модификации. Так, в катакомбное время возник обычай помещения кремня во входной яме, откуда он иногда проникал в заполнение камер. В этом отношении наиболее показательны позднекатакомбные п. 9 к. 4 у с. Заплавка Орельско-Самарского междуречья и п. 13 к. 37—1 Бачабинского могильникана Нижнем Дону. У головы п. 9поставили деревянную чашу, аво входной яме поместили мешок или корзину, содержавшую «кремневые желваки, нуклеусы, отиіелы и незавершённые обработкой орудия, представлявшие собой запас сырья для погребённого мастера» 1322, с. 14], который, добавим, должен был «выйти» из камеры, чтобы получить свой кремень. Камера п. 13 содержала лишь несколько человеческих костей, раслоложенныхвопределённомпорядке(иьм**»*имлмр:лш-ш»,по-ввдимому, как было показано при анализе человеческих жертвоприношений, божественного плотника—кузнсца-ваятеля Вишвакармана). Заготовки, изделия, инструменты для изготовления стрел были помешены при этом в камере и во входной яме [731, с. 164] при явном преобладании во входной яме сырья, заготовок и инструментов для первичной обработки; для доводки изделий божественный мастер «должен был снова возвращаться» в своё подземелье. Таким образом, в обоих случаях кремень отразил не толькогфм т ягостсюлг* цикл, ной перемещения-воскресения покойников, одну из разновидностей «потусторонней кинетики». В первом случае покойнику предписывался «выход и вознесение», во втором он обожествлялся и «приобщался к потустороннему миру».
В свете вышесказанного более весомым представляется предположение Л. С. Илькжова и Л. М. Казаковой о том, что площадки перед погребениями ранне- сру бногопериод авосприняли ритуальные функции входных ям предыдущих катакомбных могил. Показательны находки кремневых охщепов на таких вот площадках, а также в несколько более поздних оградках [281, с. 87,154]. В последующих могилах срубного времени кремневыхпредметовотносительномало. На Миусском полуострове Азовского моря, іде сосредоточены и вышеуказанные площадки, опцепы располагали сначала у головы, по соседству с рыбами и раковинами, а в последний раз — среди инвентаря мастера-литейщика [281, с. 53,85,102]. Нетрудно заметить продолжение древней традиции использования кремня для выражения идеи преодоления потусторонних сил и вознесения на небеса.
4. Ножи и копья
Перейдём к анализу режущих и колющих орудий, изготавливавшихся преимущественно из кремня: ножей и кинжалов, копий, дротиков, стрел. Критериидля разграничения этих изделий (тем более на хозяйственные и военные) в публикациях обычно весьма ненадёжны, да и, судя по этнографическим данным, первобытными людьми соблюдались далеко не всегда. Известно также, что представления о свойствах орудий, сочетающие элементы производственные, военные, магические, тоже были зыбки. Мы уже видели, что кремневые отщепы могли представляться грозным оружием. Это соответствует отношению ариев кваджре, мифическому оружию Индры. Установлено, что еесемантика восходиткбычьему фаллосу и дубине, которая иногда именуется «громовой» [РВ Х.22], что подразумевает не только ее мощь, но и оплодотворяющую силу дождя, посылаемогоТельиом и быкоподобными божествами небес. Всоответствии с этим ваджра вполне может быть «сверкающей» или «золотой», а также «тысячезубой», но ее ведьи точат «как острый нождля метания», сравниваятутже с топором [РВ 1.130.4J; в одном и том же гимне она может выступать и дробящим [РВ 1.32. 6,7], и рубяшим [1,5,7—8], и даже сверляшим оружием [1]. Поэтому нечеткость археологических, дифинииий представляется мнене только допустимой, но и правомерной; хуже, когз^ авторы публикаций в стремлении к определённости начинают относить, например, С бритвам и ножам все металлические изделия, а к дротиками копьям—кремнёвые [927,і с. 44,57] и не задаваться при этом вопросом, почему (в старосельского типа п. 17 ю і] у Старогорожено) кинжал положили у плеча, а наконечник Копья — у пояса [926, с| 112—114]. Ниже я буду использовать, за некоторыми исключениями, те определена^ орудий, которые даны авторами публикаций.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 197; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!