ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 41 страница
Вышерассмотренные данные приводят к выводу о том, что семантика камней в погребальном обряде связывалась с преодолениемпотустороннихвод, с образами гор, открывающих путь кнебесам, с самими небесами и их светилами, с календарём и идеей приумножения, зарождения-возрождения. Такие представления имели глобальное распространение, отталкиваясь от подобия камней яйцам с твёрдой скорлупой, наличия пещер, способности высекать искры [413, с. 191—192]. С этими представлениями связано, очевидно, происхождение букраниев (изваяний бычьихголов, символизирующих Тельца и др. созвездия), в то время как другая линия этих же представлений породила антропоморфные стелы.
Изначальное родство этих двух линий можно правилах. іуирсммь одной из стел
I fk лпк>~«л(кнмцюэсксто кургана, имеющей отдалённое сходство с человеком, но украшенной изображением быка (рис. 61). Ясно, чтотакие представления такили иначе отражались и в изделиях из камня. Однако наряду с ними до конца эпохи бронзы (и позже) продолжал о бытовать почитание едва обработанных или не обработанных вовсс камней. ПомнениюЛ. Р. Кызласова,впериодуівержденияпроизводящегохозяй<лва наметилась даже тенденция к смене культа деревьев {в том числе «мирового древа») культом камней («небесной горы») [413, с. 191—1921- В степях Восточной Европы эта тенденция проявилась на рубеже среднестоговского и ямного времени, в период зарождения курганного обрядаи распространения памятников новоданиловского типа: позднейших захоронений Мариупольского могильника, древнейших — Веллклммп-.тщклхкссо, Григориопольского и др. курганов. Одним из наиболее показательных примеров ямного времени является размещение 6-ти окрашенных охрой камешков рядом с сосудом и жертвенным человеческим черепом у голеней взрослого п. 12 к. 11 к./г Аккермень—1 (рис. 26). Неподалёку в к. 2 былораскопаностаросельское п. 8, где у ступней покойника поместили 3, а на колени ешё 1 камешек, в товремя как перекрытие могилы было сплошьиз растительных материалов [127, с. 30—33]. Особенно много камешков в катакомбных могилах; нередко они слегка обрабатывались, апорой в (специально подобранных?) природных образованиях угадываются «уродливые человеческие фигуры» или личины [320, с. 96-97]. Интересно S-образное (змеевидное?) размещение жаровни, шести бараньих астрагалов и гальки между головой и коленями ребенка в катакомбном п. 2 к. 40 Павловского могильника [722, с. 77—78]. Для объяснения этогослучая, атакже некоторых особенностей погребений из к. 9 к/г «Три брата» [717], к. 6 у ст.Дурновской [497] и др., где скелеты или символы змей тесно сочетаются с камнями, мсжнопривяечьвосточнославянские представления о «змеином вырии» (рае), где они лижут камень и так набираются сил. Одна из таких легенд зафиксирована на Нижнем Днепре [874, с. 24].
|
|
|
И в срубное время всё ещё встречались возникшие в новоданиловское время букрании и кучи камней у могил [497, с. 214; 722, с. 88—89]. Весьма выразительные следыпочитания камней этоговремени выявлены на Миусском полуострове Азовского моря. Наряду сперекрытиями и оградками здесь обнаружены наброски камней, которые не несли никакой функциональной нагрузки — разве что служили надмогильными знаками. Но даже такое объяснение неприемлемо для «погребения» 15 к. 1 /XV у хут. Русский Колодец, под камнями которого не оказалось не то что покойника, но даже могилы. Отмечено здесь и помешение на деревянное перекрытие 1—3 камешков [281, с. 88,93]. Вполне возможно, что подобными скоплениями-символами являются «остатки кромлеха в виде пяти отдельных групп камней» в одном из курганов срубного времени Вильнянской курганной группы [771, с. 55].
|
|
|
Какие же мифы могут быть сопоставлены с выявленной семантикой отдельных камней?
Типологически наиболее ранним является арийский космогонический миф с участием изначальной гальки [ШБр 11.1.1.8]. В качестве его типологического развития можно рассматривать миф о новогоднем зародыше мироздания Вале, выступающим яйиом, каменным ларцом, скалой, горой, холмом [297,с. 122—124]. Весьма показательно, что Индра (“Ядреный’ от 'ядра’-яйца) — освободитель и раскалыватель Валы—наделялся эпитетом adrivah (‘обладатель камней) [670, с. 321[. Не исключено, что термин cdri- эгамодогически связан не только с ’камнем’, ‘яйцом’ и ‘Индрой’ (а также его братом Мартандрой—‘Мёртвым яйцом’), нотакжес ‘одром’ взначении «погребального ложа». Вовсякомслучае связь adri- можносчитать установленной не толькос Ивдрой и Ватой, но также с потусторонним миром [297,с. 157]. В этом ошошешш показателен одинш гимнов Варуне [РВ VII.89], іде он выступает и в довольно обычной для него роли верховноговлздыки загробногошрства, и как adrivah, соприкасаясь с мифом орожаении из камня своего брата-антипода Митры [221, с. 76]! Эта едва намеченная у ведических ариев ипостась Варуны получает развитие в представлениях авестийских иранцев: Ахура Мазда (сближающийся с Варуной посредством их обшей близости к древнему арийскому Асуре) именуется «дух святейший, облачённый в крепчайший камень» [Ясна 30.5]. Позднейшиепережиткиэшх представлений обнаруживаются в упоминавшемся выше нартском сюжете о рождении героя из камня [43].
|
|
|
Сохранились они и на Нижнем Днепре: в легендах о скалах по берегам устья Мокрой Суры. Эти скалы якобы возникли из камней, брошенных братьями (или родоначальниками народов) в состязании за право обитать на данной земле [874, с. 196—197]. Подобные названия притоков Днепра лингвисты выводят из иранского, арийского и индоевропейского sura и т.п., приводя значения не только ‘влаги’, ‘напитка’, но также ‘порождать’, ‘воскрешать’. В последнем случае вспоминается Сура, дочь или супругавладыкипоіусіораннегомира,предво,аителя-сіражаасуровВаруньі [291, с. 17—24].
|
|
|
Очевидно, наряду с индоарийскими представлениями оскале и т. п. Вале бытовали хуррито-хеттские мифы о противоборстве Царя или бога Грозы с Троном или же Змием, а также игумеро-аккадский мифологизированный эпос обитве Гиль- гамеша и Энкиду с Хувавой. Помимо того, что здесь постоянно фигурируют горы, присутствуют и специфические соответствия вышерассмотренным археологическим реалиям, а также их мифологическим соответствиям. Этой представления о каменной природе Змия и подобных ему демонов, живой корень которых связан со дном океана [859, с. 608], что согласуется с вышерассмотренными представлениями о камнях-зародышах. Это и связь Трона с морем, рошей, луной, внутренним пространством горы, а также обычай вызывания Грозы, солнца, плодородия из некой дыры [41, с. 87—90; 258, с. 46—49], что хорошо согласуется с комплексами к. 9 к/ г «Три брата» и п. 2 кургана у сел, Киш пек. Это, наконец, фигурирующие в эпосе о Гильгамеше некие каменные амулеты или существа подземного мира, а также 7 амулетов-чудовищ, помогающие преодолеть 7 гор [49, с. 85,90—91], что согласуется с вышеотмеченными особенностями обрядов п. 6 у Кубина, п. 8 к. 1 у Староселья, п. 11 к. 9 у Софиевки, п. 12 к. 11 к/г Аккермень—I.
Ближневосточные представления о каменной природе демонов (преимуществен- но)тесно соприкасаютсяс болеепоздкими сюжетами о превращении в камень злых сил или же злыми ситами. В рассматриваемых нами памятниках Юго-Восточной Европы IV—11 тыс. до н. э. такого значения камней ие обнаруживается (исключая разве что воплошениеасуры Вьянсы взмеевидной стеле над новоданиловским или раннеямным п. 25 к. 1 у Старогорожена), но оно присутствует в легендах о половецких и др. идолах на вершинах курганов. При этом прослеживаются две версии: о происхождении идолов от людей (женщин, великанов), плевавших на Солнце, и от людей (мужчин), попавших вобьятия «каменных баб» [874, с. 22,201]. Обе версиисвязаны,как видим, с возмездием за нарушение табу и относятся к тем временам, когда камень стал представляться уже бездушной противоположностью жизни.
Такішобразомнаблюдаютсясоответствия археологических данных мифолопмес- кимпредставлениямкетолько ариев, нотакже шумеров, хурритови других, ступивших уже на путь государственности народов Ближнего Востока. Эти соответствиякорснятся
вотмсчавшихсявышеособенностяхчеловеческойпсихикииікі^ ггкхіш '-си ігй Однако
есть основания полагать (судя по булавам, каменным конструкциям и проч. позднейших захоронений Мариупольского могильника, прежде всего), что арийские представления о Ваяе, Вриіре и Ицлре зародились не без ближневосточных влияний, которые сказывались затем и посредством культурных типов алазано-беденского круга.
Учитывая общую семантику камня и пути её формирования, перейдём теперь к рассмотрению каменных изделий.
Прежде всего остановимся на наиболее древних по своему происхождению, повсеместно и часто встречающихся отбойниках, растирал ьниках и т. п. орудиях заведомо мирного предназначения.
Такие находки, особенновкомплексесдругими орудиями труда, можнообъяснять принадлежностью погребённых к мастерам той или иной специализации. Кроме того, можно полагать, что они оставлялись в могилах после правки землеройных орудий или растирания охры. Однако для более конкретных выводов необходим ірассологический анализ. Он, например, показал применение «краскотёрок» ямной культурывкачестве приспособлений для перетирания зерна, что заставляет пересмотреть традиционные взгляды не только на формы хозяйства и орудия производства [1032, с. 219—220], но и на семантику последних в погребальном обряде.
Другой аспект семантики камней открытвобрядедревнейшихпогребений кургана у с. Бычок [4; 977; 1027]. П. 3 перекрыли дубовыми плахами, но окружили гійцевидным кромлехом, обратив тупым концом и широким проходом к восходу летнего, а острым концом и узким проходом к закату зимнего солнца; «разрушенность» скелета можно трактовать при этом как свидетельство человеческого жертвоприношениямирозданию, «вылупливающемуся*» на рубеже неблагоприятного и благоприятного полугодий. На дне последующих захоронений были обнаруженынеобычные деревянные сооружения, после тщательного изучения оказавшиеся, ««возможно, погребальными ложами», которые, «вероятно, несли определённую идеологическую нагрузку» [1027, с. 57]. Их подлинное назначение обнаруживают два обстоятельства: п. 6 было сплошь засыпано специально доставленным от реки песком, а «ложе» п. 7 подстилало лишь голову и верхнюю часть туловища погребённого. В первом случае довольно явственна имитация потусторонних вод (содержимого кромлеха-»яйиа»), и тогда «ложе» выступает плотом или ковчегом, призванным «всплывать со дна» и вознести-воскресить покойника. Короткий же «плот» п. 7 должен был поднять погребённого «на ноги», липом квостоку. Этой «потусторонней кинетике» должны были, очевидно, содействовать камни: ножевидная пластина (и бронзовое тесло) п. 6 и рэстиральникп. 15 моглипредназначаться зля «раскалывания скорлупы» яйцевидного кромлеха. Однако куча камней вдоль восточного края могилы п. 7 явно означает «небесные горы» (из-за которых всходит весенне-летнее солнце) и придаёт камням из предыдущих могил значение зародышей новогоднего мироздания, которые должны «поднять со дна потусторонних вод всплывающие на плотах» погребённые. В этом сюжете проступают арийские мифы об изначальной гальке и праяйце, которое плавало в праокеане с ‘Отцом существ’ внутри, который расколол его на две половины и в течение года сотворил из них землю и небо [297, с. 119,124].
Кпоследнему примыкает образ каменногорыбообразноговишапа, распространён- ный в древних культурах Кавказа [235, с. 18-21, 69]. Их соответствия среди петроглифов Каменной Могилы, выделенные В. Н. Даниленко [191, с.66—67J, находят аналоги среди изображений Урука 111 рубежа IV—III тыс. до н. э. (1040, фиг.646—651], откуда, по-ввдимому, и распространяются на запад. В районе Каменной Могилы — одного из основных центров взаимодействия арийских и ближневосточных культур, выявлены довольно ранние ямные захоронения с каменными рыбообразными перекрытиями (508, с. 107—110], которые можно считать синтезом двух вышеуказанных культурных традиций. При этом образы изначальных гальки и яйца могли запечатлетьсявнайденныхподперекрьпиями песчаниковой конкрешш с окаменевшим моллюском (вместе с костями жертвоприношения женшиньт, п. 2 к. 1 у Сосновки)и известяковойконкрецииуголовыюго-восточногопогребенного, п. Зтогоже кургана).
Развитие мифологических представлений о доставании камня со дна океана (преисподней) для сотворения мира прослеживается в катакомбное время, обретая специфические отличия от изначального сюжета. Так, на дне катакомбы 1 к. 3—111 у с. КолпаковкаСуежьсж-^-Сіеыугхиг-: междуречья были погребены ориентированные на юг мужчина и женщина, а над ними на деревянном настиле — вторая пара с такой же ориентацией [320, с. 83—84]. Скорченной оказалась лишь первая женщина (открывавшая, вероятно, мифологический сюжет), остальные покойники уложены вытянуто. У головы первой погребённой были поставлены 2 сосуда (символизировавшие, вероятно, две половинки праяйца и два мира при третьем, отождествлявшимся с черепом), тогда как у черепа второго погребённого положили каменный топор и кремневый дротик (которые можно рассматривать как орудия для раскалывания праяйца и сотворения мира); при лежащих на настиле («плоту»?) погребённых найден лишь тёрочник, означавший, по-видимому, зародыш мироздания (порожденный этой парой или же полученный ею от нижней пары «творцов мироздания» для выноса-всплытия из потустороннего мира). Подобный сюжет прослеживается и в однокультурном п. 7 к. 1 у с. МартыновкавПрисивашье[1010, с. 241 ]. Здесь на дне камеры выявлен скелет «крупного человека»-, а в верхнем ярусе —двое детей 5—8лст; все покойники были вытянуты и уложены головой на северо- запад (к закату летнего, а лицом к восходу зимнего солнца). Взрослого сопроводили костями быка и каменным топором; при детях найден лишь обработанный комок охры, помещённый под тем из коленей, которое оказалось ближе других к северо- восточной стене (к восходу летнего ссуіниа). Не исключено, что взрослый покойник олицетворял ‘Отца существ’ Праджапати, владеющего «двуногими (и) четырёхногими» [РВ X. 121.3] и сотворяющего (при помощи топора) из зимнего, потустороннего быка-Тельца благоприятное, летнее солнце (комок охры), которое должны были «вынести из потустороннего мира» дети. Здесь уместно вспомнить оригинальную легенду из Нижнего Поднепровья о детях, освободивших (при помощи камня» Солние из подземелья [874, с. 13]. Вместе с тем этот сюжет мог рассматриваться и как сотворение мира вообще, поскольку, например, грузинское samzeo (‘земля' > происходит от sa-mze (‘принадлежащее солнцу’) [60, с. 12,107].
Завершая рассмотрение погребений из курганов у сёл Колпаковка и Мартыновка. нельзя не остановиться на вопросе о двухъярусных погребениях Евразийских степей, поднятом М. Д. Хлобыстиной [862]. Вышерассмотренные идр. случаи подтверждают и конкретизируют версию о стоящих за ними мифологических представлениях о ярусности миров (но не одного лишь загробного!). Однако вывод о захоронениях «в таких престижных комплексах лишь выдающихся членов общинно-родовых коллективов, по преимуществу мужчин», представляется в контексте рассматриваемо й здесь семантики камней нетолькооторваннымотэмішрических оснований, ноиуводщцим отистинной характеристики общин ямногои катакомбного времени. Рассмотренные комплексыиозволяют сделать вывод лишь о половозрастном распределении функций а представлениях о связях мировв процессе их «сотворения» (с участиемобсокествляемых покойников-пред ков), о способах и последовательное™ «воскресения», воссоздания- обновления бытия. Не в единственном упоминании каст в Ригведе [X.9G.12] следует искать объяснения ярусным захоронениям, а в таких изобилующих в ней сентенциях о поддержании миропорядка, как:
Эти живые отделились (сейчас) от мёртвых ...
Эту преграду я устанавливаю для живых ...
Да живут они сотню обильных осеней!
Да закроют смерть (этой) горой!
[РВ Х.18. 3-4]
Комментируя приведённые строки из « Похоронного гимна», Т. Я. Елизаренкова [670, с. 358] отмечает, что «при этих словах кладётсякамень, символизирующий границу между жизнью и смертью». В качестве таких камней можно рассматривать некоторые из вышеприведённых; в других случаях такое значение могло подразумеваться наряду с прочими.
Представления о «зародыше Вод» или «золотом зародыше» [РВ X. 121.7,1] отождествлялось у ариев с семенем [711, с. 124]. Этим можно объяснить помещение в некоторых случаях растиральников, точил (и др. камней с символикой зародыша) у таза. Особенно показательно это для пестов [413, с. 203; 927, с. 104, рис. 26:1], причём трассологический анализ может заставить отнести к ним и такие изделия, «которые традиционно рассматривались как растиральники для охры» [1010, с. 219]. Можно привести прямое соответствие из ведийской литературы [ТС 7.5.25.2]: «фаллос — давильный камень, семя —Сома». Соответствующие представления хорошо сохранились в этнографии: в обычае приготовления славянами свадебного напитка в специальном ведре и с помощью фаллического песта-мешалки [681, с. 36,39], во втыкании румынами семантически сходной мутовки в могилу [708, с. 132]. Разноэтничность приведённых примеров примиряется семантическим схождением свадьбы и похорон [57].
Древнейшийи вместе с тем наиболее выразительный комплекс дляприготовления сомы (?)найденвновосвободненскойіробнице 5 к. 31 у ст. Новосвободной [75]. Среди более чем 80 предметов, которыми сопроводили взрослого и ребёнка, выделялся бронзовый «сосуд-ковчежек» на квадратном поддоне; в сосуд помещён был каменный, квадратный в поперечном сечении пест, который в данном сочетании действительно выступает в качестве (небесного, солярного) фаллоса, помещ&іного в вульву (ковчежек с хтонической, потусторонней символикой). Рядом с описаннымкомплексом положили 3 деревянных песта(?), а поверх них—бронзовое колесо с четырьмя крестообразными спицами, предназначавшееся для насадки на вертикальную ось. Авторы публикации полагают, что чаша и каменный пест предназначались для выжимания сока, палочки —для добывания огня, а втрактовке металлического изделия ссылаются на имеющиеся в Махабхараге «описание мифического колеса, охраняющего сосуд с амритой» [75, с. 77—78]. Это ‘колесо’-чакра могло использоваться для добывания огня трением, но следует указать и насходное по конструкции (хотя и сплошьдеревянное—из орешника ивиноіраднойлозы,увешивавшеесявсевозможнымисіруеобразнымиидр. украшениями, плодами и хлебом, а также полу общипанной птицей) «дерево жизни» чичилаги, наделявшееся фаллической символикой вгрузинскихновогоднихпразднествах зимнего солнцеворота. С ним обходили дом и постройки, используя в риіуале также кувшин с вином, миску с яйцом и зерном и проч. [60, с. 75—77,187]. Неисключено, что именно чичилагииегоподобиеизк. 31 уст.Новосвободнойизображалисьиногданаіробницах и стелах Кавказа и Юго-Восточной Европы [206, рис. 17:1; 344, рис. 2'-14]. Во всяком случае вышерассмотренный комплекс можно считать древнейшим свидетельством изготовления арийского сомы или предшествующего ему напитка, поскольку в форме чаши здесь отчётливо проступает семантическое схождение сомы-напитка и Сомы—Луны, а в сочетании чаши, колеса, песта и палочек — миф о бракосочетании невесты Солнца—Сурьи и жениха Луны — Сомы [РВ Х.85].
Позднейшим из наиболее выразительных свидетельств изготовления сомы является пара «жерновов» у северо-восточного (посвящавшаяся соме сторона) угла гробницы многоваликового п. 22к. 1—11 у с. Кайры Горностаевскогор-на Херсонской области [976, с. 65—66]. Несмотря на дисковидные формы, сработанность отверстий и прилегающих плоскостей, эти «жернова» следует считать давильными камнями — поскольку очень мягкий и сильно пористый известняк явно не предназначался для помола зерна, а мог служить для измельчения—выжиманиясочныхрастенийижмыха
Помимо выдавливания сока и приготовления сомы, атакже дробления и помола зерна, песты, давильные камни, жернова применялись как наковальни и т. п. в металлургическом и прочих ремёслах. Так, «кусок отшлифованного камня... и костяная пластина» в сочетании с желваком, тремя отшепами и двумя скребками сопровождали изготовителя кремневых орудий в нижнемихайловском п. 22 к. 9 у с. Танковое в Присивашье [1010, с. 203]. «Пестовидный предмет» обнаружен в «наборе инструментов кожевенного производства» из раннеямного п. 5 к. 31 Павловского могильника [722. с. 25—27,165—166], где мог использоваться для заглаживания швов и рубцов. Здесь его могли наделить значением «громового камня», изгоняющего демонов из шкур и кож священных животных [267, с. 88]. Иной смысл обнаруживается в специфических рудодробильных пестах срубного времени. Их пятку оформляли в виде шляпки триба а под ней располагали 4выступа. Последние, по-видимому, не столько «предохраняли руку от скольжения по корпусу песта» [942, с. 34], сколько отражали представления, сходные с заложенными в крестовидных булавах (синхронного им бородинского типа и более ранних). Семантика этих и др. булав будет рассмотрена ниже. Здесьукажемл ишь на основной её смысл: он тесно связан с идеей зародыша мироздания. Так что предположение некоторых исследователей [1080, с. 317] об использовании таких изделий, распространившихся от Прикубанья до Подѵнавья [475, с. 102—103,120-121: 818, с. 110—111 ], в качестве неких «символов власти» не лишено оснований.
Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 187; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!