ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ЖИВОТНЫХ И РАСТЕНИЙ 25 страница



Отчленение ног в захоронениях срубного времени прослежено в курганах у с. Хряшевка Ставропольского р-на Куйбышевекой области. В п. 2. п. 4, п. 12 к. 9 замечено отсутствие ступней у детей и подростка; дети оказались, к тому же, перезахоронены, а у мужчины из п. 5 отсутствовала голова [490, с. 132—137]. Особый интерес представляет к. 8 [490. с. 130—132]. Адорированный покойник был помещён у южной стены центральной могилы, а его медко порубанные ноги и таз разбросаны по дну (исключая центр и восточную часть). Такая измельчённость характерна для ч. ж.—начиная с п. 22 Великоалександровского кургана, одного из древнейших. Эта традиция сохранились в мифе о растерзании Диониса Загрея. Её особенности в рассматриваемом погребении можно объяснить, исходя изРВ Х.90.14: ноги жертвенногочеловека соединили с землёй. При этом наиболее южное положение в могиле к. 8 занимал сосуд, украшенный вертикальными «ёлочками» и « правильно подпертый с двух сторон кусками лошадиных рёбер, остатки которых были найдены также внутри самого горшка». Важно, что эта основная могила п. 9—10 располагалась в «чреве» птицеобразного выкида: севернее расположенная «голова» была отмечена жертвоприношением: костром, сосудом, обломками костел коровы и человека. Здесь, как и в катакомбном п. 8 к. 4Лолинского могильника, отражена идея затруднённого вознесения погребённого, однако пѵтъ к небесам открывают уже не повозка и брасманы, а сосуд, лошадь, птіша. Орнаментация и окружение сосуда позволяют отождествить его с основным в Ригведе ‘лошадиным древом’ ашватт\ой, которое представлялось осью и центром мироздания, жертвенным столбом и космогоническим местом. Оно коренилось в потусторонних водах (отсюда, очевидно, использование для его обозначения сосуда в п. 9—10) и источало напиток бессмертия сому или амритѵ (второй сосуд, из жертвоприношения); его охраняли птицеподобные гении, отождествлявшиеся с Ашвинами. Марутами, Гандхарвами [1019. с. 100]. С этими-то гениями и ассоциировались, по-видимому, ч. ж., объединённые птицеподобным выкидом; причём обезноженный покойник «должен был неотлучно находиться» у корней ашваттхи, тогда как жертвенный человек выше и севернее его «должен был охранять» крону ашваттхи и собирать-искуплять там сому или амриту. Наиболее вероятным представляется отождествление пары этих жертвенных людей с гандхарвами, из которых «один — как собака, другой — как обезьяна» [АВIV. 37.2], т. е.

первый причастен к потустороннему миру, а второй к небесам. Очевидна связь рассмотренногокомллексасХслоемк. 2 у с. Большая Белозерка, где пара погребённых (иніумированный и кремированный, т. е. «подземный» и «небесный») тоже были связана с птицеподобной кострукцией и обнаруживала близость к мифу о путешествии Гандхарва на небеса за сомой.

Помимо могил с неполными или расчленёнными скелетами нередко встречаются и такие, где погребались, причём обычно в сопровождении инвентаря, одна или несколько человеческих костей. И. Ф. Ковалёва и др. исследователи объясняют такие случаи или заменой частью целого (оставшегося на прежнем месте обитания и старом кладбише покойника), или стремлением рассредоточить (захоронить в разных местах) особо вредоносного умершего [324, с. 46]. К этим объяснениям следует прибавить ещё два, известных этнографам: одновременным захоронением частей покойника под землёй и снаружи (примерно так, как это было сделано, но с двумя покойниками, в вышерассмотренных к. 2 у с. Большая Белозерка или в к. 8 ус. Хряшевка; в’других случаях один из покойников таких пар или вторая половина погребённого могла подвешиваться на столбах и т. п. и остаться невыявленной археологами), особым почитанием отдельных частей покойникам захоронением их в различных местах с целью обеспечения страны плодородием и проч. Такие представления отразилисьвприведенной выше легенде об атамане Сирко [874, с. 114— 119], а также в бьпуюших доныне обычаях [854, с. 36.206.280и др.]. Этим можно объяснить отдельные захоронения черепов [931, с. 103—106], кистей и ступней [324, с. 46] и др.

В этой связи особого внимания заслуживает позднее катакомбное п. 13 к. 37—1 Балабинского могильника на Нижнем Дону, где комплекс мастера-стрелодела сопровождали 7 зубов взрослого человека, уложенные на отбойник, а также 2 ребра с отломанными концами (для извлечения костного мозга?), положенные на полу X- образно и частично перекрытые выпрямителем древков стрел [731, с. 164—166]. Это погребение тоже можносопоставить с образом Вишвакармана—‘Творца всего’, который представлялся то плотником, то ваятелем, то кузнецом. Он один из учредителей космогонических жертвоприношений, в качестве которых приносит самого себя (уподобляясь Пуруше) или же землю (возможно, рёбрз) и небо (зубы, количество которых сопоставимо с числом зодиакальных созвездий благоприятного полугодия); в жертвоприношениях ему помогают «Семь Мудрецов» [670, с. 400—402]:

Именно его восприняли как Первый Зародыш,

Где сошлись вместе все боги.

Вы не сможете найти того, кто породил эти (существа). —

(Нечто) иное возникает между вами.

Скрытые туманом и шепотом.

Бродят исполнители гимнов, уносяшие жизнь.

[РВ Х.82.6-7]

В последней строке исследователи усматривают полемику автора гимна «с теми жрецами, которые приносят богам кровавые жертвы, но не видят пути к высшему божеству» [670, с. 403]. Однако при сопоставлении гимна с вышеуказанным п. 13 и подобным ему можно предположить не полемику, а сакральные вместилища преисполненных «туманом и шепотом» катакомб и т. п.

Рассмоіреввсевозможныесочетанияжертвоприношений различных частсйскелетов с черепами следуетсновавозвратиться кпоследним, чтобы лучше понять представления о прижизненной и посмертной судьбе человека. Речь идёт о деформированных, трепанированных, татуированных и раскрашенных черепах, а также о лицевых накладках или масках.

Первые появились ешё в среднестоговское время и стали характерны для восточного, волго-донского ареала ямной и последующих культур [10, с. 190; 151, с. 525; 154, с. 285]; в Степном Поднепровье их почти нет [388, с. 81]. Особенно распространился данный обычай в катакомбное время. Так, в выборке из 81 черепа из бассейнаСеверского Донца53 (65,4%) оказались преднамеренно деформированными, - очевидно, ещё в детском возрасте [939, с. 17—20,23]; в некоторых могильниках этой области деформированных черепов 80—100% [940, с. 108—109]. В срубное время такой обычай особенно широко практиковался в андроновской культуре [236].

Территориальногораздошире распространился обычай прижизненной и посмертной трепанации черепов. Археологи различают трепанации лечебные и му мифихашюнные [646]. Первые, по мнению С. И. Круп [388, с. 78—79], производились чаще всего для того, чтобы извлечь обломки кости из полученных в схватках проломов. В ямной культуре травмированных и трепанированных черепов около 3% от общего количества антропологически исследованных захоронений, в катакомбной — более 10%. На 16 из 18 таких черепов катакомбного времени обнаружены следы заживания.

Известны также более сложные случаи трепанации и т. п. Так, по заключению судмедэкспертапрофессораО. С. Литвака, продолговатое отверстие на черепе изпоздне- ямного л. 4 к. 1 уст. Суворовской наСтавропольшине [539] было выполнено «путём протирания с заглаживанием краёв, что напоминает начало злжиахения костной ткани» Существенно, что «хирургическое вмешательство трудно утверждать, так какпод этим местом [на темени] нвличествует система кровеносных сосудов, которые неминуемо были повреждены в условиях примитивной операции, и кровоизлияние привело бы к гибели человека». Однако не исключено, что такие операции преследовали отнюдь не лечебные цели, а производились для психических и экстрасенсорных деформаций [657]. Это предположение подтверждается материалами к. 36 долины Гзнджа-чай (у г. Ханлар АзССР). Черепа трёх погребённых оказались глубоко клеймены раскаленным металлом. Позаключению медика Н. С. Тер-Арѵтюнова это вызывало кровоизлияние, но по крайней мере в одном случае привело не к смерти, а к хронической эпилепсии и общему уродству, что могло использоваться обшиной эпохи поздней бронзы в «религиозно-обрядовой жизни». Человек, умерший в возрасте около 25 лет. был изувечен «в сравнительно молоаом возрасте, благодаря чему, вероятно, приостановился рост и он превратился в какое-то уродливое существо, череп которого более похож на череп молодой обезьяны, чем на череп человека» [ 180, с. 115]. Подобные черепа, хотя и без видимых следов хирургического воздействия, были у принесенных в жертву мужчин 30—50 лет из п. 16 к. 3 у с. Новое [964, с. 28] и п. 14 к. 12 у с. Кайры [967], относяшиехся к той же эпохе, но расположенных в междуречьи Утлюка и Днепра.

Вопрос о преднамеренной психико-экстрасенсорной деформации у ариев и их современников нуждается в специальном медицинском изучении, тем более, что изучение современных шаманов показывает (вопреки мнению Н. С. Тер-Арутюнова и др.) исключительное здоровье этих служителей первобытных культов [866, с.

122—123]. А пока попытаемся осветить данный вопрос на основании имеющихся в нашем распоряжении археологаческих и мифологических фактов.

По наблюдениям Е. А. Шепель, в катакомбной культуре Северского Донца, где обычай деформирования черепов был особенно развит, большое количество женщин достигало почтенного возраста. 47% из них (против 1,4% впогребениях бездеформации черепа) снабжались бронзовыми изделиями, в то время как в мужских захоронениях с деформированными черепами «количество бронзовых украшений уменьшается». Женские же (и детские) поіребенияс деформацией черепа преимушественноснабжались жаровнями. Отсюда можно делать вывод не только «об определённом социальном равенстве мужчин и женщин» [940, с. 109], но также об особой близости женщин к культу огня (включая металлургию), сопряжённому с деформацией голов. Совокупность этих моментов в какой-то мере отвечаетиндоарийским представлениям о ‘Золотом (огненном) зародыше* и сотворении Матери-Земли и Неба-Ошаизполовинокего скорлупы [ 1019, с. 154; др.]. Ясно, что женщины с яйиеподобно деформированными головами наиболее отвечали такому мифологическому образу. Подобные обожествления людей —с детства, независимо от их социального происхождения — хорошо известны этнографам [854, с. 92-107].

Не исключено, что один из моментов соответствующей обрядности представлен на шітаннийской печатисосценой жертвоприношения [219, рис. 22:6]. Здесь изображены головы животных и сосуды, но центральное место занимают убийства двух людей. Жертвоприношение одного из них напоминает военную схватку: жрец в высоком остроконечном уборе пронзает поверженного на землю копьём. Второй же — аскет с подчёркнутыми на рисунке рёбрами и скрещенными на груди руками—ожидает своей участи на жертвеннике с символом трёхпламенного Агни; над ним стоит жрец с явно деформированной головой, держащий в руке тупоконечный жертвенный нож. Жертвоприношения обрамлены двумя женскими фигурами (остальные 9 персонажей — мужские). Одна из них, сбрасывающая одежды, дохурритская Ишхара (Ужхара) или арийская Ушас — возлюбленная дочь Праджапати, вылупливающегося из ‘Золотого зародыша’ [804].

В соответствии с рассмотренной сценой, появление обычая деформации голов и связи их с жертвоприношениями обнаруживается в кавказском регионе и прилегающих к нему областях. Древнейшие свидетельства — скульптурная головка из докуро- аракеского поселения Арухло [411, с. 163], выделенная поперечной бороздой черепная коробка которой напоминает «легкую кольцевую деформацию в области бреты и по лобному краю теменных костей» постмариупольскогоп. 7 к. 12 у с. Быково в Нижнем Поволжье [154, с. 285]. Немалое значение имеет то обстоятельство, что в западные области Восточной Европы этот обычай распространился по лесостепям и почти не затронул Степное Поднепровье. Можно согласитьсяс Е. А. Шепель. что данное обстоятельство отразило, по-видимому, «сильное идеологическое противостояние всредний и поздний периоды катакомбных культур между племенами Доко-Волжского и Днепровскогостепного регионов» [940, с. 110]. Следует только добавить: деформации череповвпервомиз названных регионов противостояло распространение погребальных масок во втором.

Перейдём теперь кмифологическим соответствиям трепанашонным отверстиям. Среди них наиболее выражен «третий глаз», расположенный между бровями и при «открывании» его (судя по практике тибетских лам [657]) позволяющий видеть биополевую ауру человека. В усатовской и др. культурах его наносили краской [249], соответствующие же трепанации мне неизвестны. Не исключено, чтос «третьимглазом» связывали отверстие в шейном отделе черепа. Такое предположение подтверждается моделировкой довольно многочисленных антропоморфных стел.

Большинство таких стел сконцентрировано в низовьях Дуная, однако они известны также в Поднепровье и Закавказье. У идолов из поселения Мецамор в Араратской долине [858, рис. 137—141], курганау Керносовки [391, рис. 1:2,3:1] и к. 1—йуПлачидола [1097, фиг.З] углублений на затылке по паре, и их можно считать обращёнными назад глазами. Ясно, что они направлены также в прошлое и потусторонний мир. Нельзя не обратить пристального внимания на сходство такого оформления стел (и трепанированных черепов?) с почитавшимся в Риме ед ва ли ни наравне с Юпитером двуликим Янусом ( ‘Ярким’ Дианусом, подобным вместе с женскимсвоим двойпникомтреч. Диане [854, с. 162—164] и, вероятно, слав. Дивии [681, с. 374]). Исследуя истоки этого божества, Дж.Дж. Фрэзер пришёл к выводу о его хтонизме и связи с луной (что характеризует и Керносовского идола (рис. 22), позвоночник и рёбра которого представлены мировым древом с 28 ветвями лунного календаря [975, с. 95]). Сохранявшийся в Риме обычай ставить статуи Януса у главного входа-выхода сопоставим с размещением стел возле могил или над ними—у входа в потусторонний мир; палка и ключ в руках Януса были, возможно, реминисценцией посоха, топора и др. атрибутов антропоморфных стел бронзового века.

Главным же в предыстории Януса была его связь с омелой, произраставшей в дубовых рошах. Считалось, что она воплощает жизнь всей округи, появляясь на деревьях вследствие молний. Омела широко, но очень бережно использовалась в различных обрядах, в том числе для изготовления обезболивающих и вызывающих ясновидение снадобий: «само пламя солнца рассматривалось какэманация омелы» [854, с. 659 и др.]. Эней, согласно Вергилию, опускаясь в загробное царство взял с собою ветку этого чудодейственного растения и с его помощью совершил типично шаманское, на мойвзглял, путешествие [854, с. 660]. Сквозь мрачный лес егосопроводили два голубя (символы смерта у ариев; их парность находит соответствие как в РВ 1.164.20, так и в экстазно-пренатальных видениях [294, с. 112—146], приведя к мерцающей во тьме Золотой ветви; затем герой попал на заболоченный берег извилисто-змиеподобного Стикса, и лодочник Харон, подчиняясь омеле, перевёз его через реку смерти. Соответствующие подобным мифам реалии вплоть до средневековья сохранялись в Скандинавии. В роше нал прекрасным фьордом Согне стоял храм со статуями многих богов, среди которых оеобо почитался Бальдер. Он был сыном одноглазого Одина, а убил его слепой старей: брошенная им ветка омелы навылет пронзила неуязвимого до этого героя [854. с. 568—569].

Культ Одина, точно как и Януса, содержал манипуляции с головами; в мифах об этом отразился, по-видимому, и обычай трепанаций. Саятилише на Капитолии было заложено над местом находки человеческой головы [220, с. 129]. Статуи Юпитера и Януса (Термина) стояли в одном храме, но только над головой второго в кровле пробит был проём, «чтоб ничто, іфоме звёзд, ему не было видно» [Овидий. Фасты2.671]. Один изобрёл письменность и песнопения,—принеся, подобно Пуруше, себя в жертву себе самому: «девять долгих ночей» провисевна дереве вниз головой, пронзённый копьём. Ж. Дюмезильсправедливоусматриваетвэтом«почти сибирский шаманизм»,свидетельство жреческой инициации [220, с. 142—143]. Засвой дарясновиденияОдин заплатил глазом, отдав его в залог владельцу мудрости Мимиру, чью голову, в свою очередь, «Од ин брал с собой... и она рассказывала ему многие вести из других миров, а иногда он вызывал мертвецов из-под земли», причём не всех, а выборочно [Снорри. Сага об Инглингах.]. Специалисты обнаруживают в образе Одина сочетание черт верховного владыки потустороннего мира Варуны и Рудры, основным подвигом которого было сшибание голови проч. старших богов. Вэтимологии имён Одина и егоокруженияпрослеживается родство с Валой индоиранцев [220, с. [43—[45; 264], что открывает возможность привлечь для объяснения шаманских особенностей бога мотивоввекрывания Валы как *'Волос” и «дверей разума» или души [297, с. 75]. Последнее воплотилось в индийском обычае пробивать черепа умерших покойников с целью облегчения душе переселения к Брахме [598, с. 2іб]. Ни подобного ли происхождения хотя бы часть «посмертных трепанаций» и «боевых травм» из подкурганных захоронений арийской прародины?

Вопрос о вскрытии черепов будет углублен при рассмотрении масок. А здесь подытожим: обычай трепанации и т. п. голов нашёл отражение в различных проявлениях духовной культуры, обнаруживая при этом связьс жреческой инициацией, стремлением к обретению экстрасенсорных качесіви облегчению выхода души из тела.

Помимо трепанации такую связь обнаруживают, хотя, очевидно, и в меньшей степени, обычаи раскраски голов и наложения масок.

Наиболее ранний в Азово-Черноморских степях раскрашенный череп принадлежал мужскому скелету из «семейного» п. 9 новоданиловского типа Григориопольского кургана [715, с. 52—55]. Раскраске охрой были подвергнуты области глаз, носа, атакже полоска вдоль темени (пробор в волосах?).

Древнейшие массовые данные о прижизненной (и посмертной) раскраске голов относятся к усатовской позднетрипольской культуре. Такие случаи удалось проследить «в захоронениях мужчин, где смертельными травмами головы повреждён рисунок рукописи, фрагменты которой в виде пятен прослеживаются на осксиіках костей, проникших в момент ранения в полость черепной коробки» [249, с. 32]. При этом наличие череловс зажившими ранами склоняет к выводу, чтомыимеем дело со следами сражений. Они, впрочем, могли быть не только боевыми, ной ритуальными. Так, семь смертельных ударов обушками топоров или молотами на черепе мужчины из п. 5—III у с. Маяки были оценены исследователями поначалу каксвидетельствоегопринадлежности к воинами и гибели в одной из «групповых боевых схваток» [249, с. 29—30, 37—38], однако после реставрации женского черепа из этого же парного захоронения след подобного улара был обнаружен и здесь, что «наводит на мысль о жертвоприношении» супругов [606, с. 80].

Наиболее характерным было окрашивание бровей и лба — в виде окружностей и треугольников [249. с. 25—30. рис. [—4]. Такие знаки можно трактовать как указание каст (что сохраняется в Индии) и, вместе с тем, как символы птицы с яйцом и/или светилом, а также лоном над ней. Эти изображения подтверждают ранее сделанные выводы о семантическом схождении представлений о голове — яйце — рождении. Лицевые, теменные и затылочные кости мужчин и мальчиков раскрашивались, кроме того, различными полосами, что позволилоК.В. Зиньковскому и В. Г. Петренкосделать вывод о том, что такая раскраска наносилась на выбритые головы и проборы.

Раскраска черепов в погребениях ямной культуры изучена хуже. Подобно усатовским, окрашивались подбородки и брови [949, с. 59—60], а в п. 14 кургана у с. ПопилънаяБерездаскогор-на Николаевской области (гдесконцешрирована основная масса раскрашенных череповямной культуры [844, с. 236]) прослежена раскраска «охрой в виде прямоугольника, охватывающего лобную и лицевую стороны'черепа» [552, с. 60]. Более характерны очелья в виде полос с различными дополнениями. В п. 2 и п.

7 к. 1 у Мапозахарьино они сопровождались серповидными пятнами подглазницами [330, с. 6,9], а в- п. 3 к. 7 у Григорьевки — между широкой и двумя узкими полосами двумя цветами охры было изображено 6 каплевидных знаков [330, с. 15], символизировавших, вероятно, месяцы благоприятного полугодия и зёрна. Наиболее выразительна «раскраска в виде широкой ленты, заполненной чередующимися» красными и чёрными квадратиками на черепе мужчины из позднеямного п. 4 к. 3—II у с. Ояинковка (Орельско-Самарское междуречье). Погребённый сопровождался каменным топором и ожерельем из клыков и молоточковидной булавки, а также безынвентарными женщиной и ребёнком [324, с. 15]. Можно полагать, что орнамент символизировал «возделанное поле» или плодородие в том значении, которое было указано выше в схождении ‘мозга’ и ‘семени’, ‘разума’ и ‘урожая. Это пред положение подтверждается тем обстоятельством, чтои данное, и все остальные приведенные выше погребения ямной культуры с раскрашенными черепами были мужские. Следует также обратить вниманиенасхождениевышерассмоіренныхочелийсобычаемдеформирования голов, что было показано примером моделировки головки из Арухло [411т с. [63].


Дата добавления: 2018-09-20; просмотров: 176; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!