Страсть и лучи проекции: слово
Тексту сложнее всего сделаться настоящим, он слишком честен по отношению к природе сознания, так прозрачен сам для себя – так близок его творчеству сам механизм создания! И тем более глубока страсть, готовая вызвать текст к вопиющей ноте, буквально извергнутой из бездн настоящего. Страсть вырвать текст из поверхности языковой закодированности, настоять же до конца на прилагающейся к словам пучине. Пробудить мышцы прорвавшегося к наслаждению голоса.
Язык говорит нами, говорит Хайдеггером, в чем же отличие? Как вырваться из запрограммированности, прописанности кодом слов? Коды логики языка. А какого, собственно, языка? С чем различен автоматизм, когда язык вдруг, наверняка, высвобожден?
В чем истинное возбуждение голоса, разговора, где спрятаны тона, которые хочется интонировать бесконечно? Где энергия, пульсирующая через текст? У усилия, у аккуратности, дошедшей до мощи страстного, полного смеха – не проекциями экзальтаций, рассеивающих материю, но смеха, ставшего огненной водой, или водным звучанием пламени, предавшим эфемерность, ментального внутритеоретического трепыхания – с земным камнем на шее, с грузом парадигмальной структуры ответственности перед социальным институтом, лишенным всякого истинного удовольствия, первозданного плодородия – заменившая плоды на продуктивности – которые больше сходны с культивирования болезней, не порождающих новых детей, чем с пробиванием родников. Чтобы слишком не улетать – и оттого серьезное донельзя, лишившее себя табуированием всякой страсти, [оно] должно ещё само её себе позволить!
|
|
|
Борьбой же сей заниматься не будем. Любая борьба уже вписана в голоса всеобщей, поддерживающей минимум сознательности, структуры, в гвал и шум поверхности вод первоначального хаоса-океана, поэтому этим путем можно лишь кричать в те же моменты, когда волна бьет в максимальной громкости (переживая лишенное самозамыкание подбрасывание вверх, будто на гребне), и никогда не попасть так в затакт. Затакт требует полного цикла.
Ритм мысли слышен в музыке, музыка показывает динамику, ритмику, энергию в чистом времени, музыка – изучение потоков, способов самодвижителя существовать.
Ритм мысли строится из самозамкнутости цикла, содержащего в себе все этапы волны, включая ее дыхание-тишину, молчание (паузу). Такта, затакта и импровизации, идущей против и между сильных потоков общей воды-океана, общего ритма. Как же можно различить цикл движения сути через текст?
Философская методология в языке
И первые шаги выражения
«Нет специальных слов для истины»[34].
Пояснение термина – возникает как маркирование слова линейностью, однозначностью, которая и может в хаосе слов указать нечто прямо, словно шокировав словесное естество посредничества. Однако, вне состояния истинности, это попадание может быть экзистенциально неточным. Свободный же текст находит стабильный критерий истины не в логике и ментальном обосновании, а в себе, что в телесном регистре связано также с неким нахождением точки своего голоса – а не голосов, идущих сквозь, использующих моё тело для собственного проявления. Используют – это значит, они не входят в контакт с телесными свойствами и потребностями естественной чистоты говорения, которая игнорирует игру языка и тела в резонансе с гармонией, здоровьем тела. Разница здесь лишь в примененной сознательности и внимательности в согласии с обретенной у природности ученостью, практическим общением с телом, когда идет поиск слаженности собственного существа, в том числе, и даже в первую очередь, в ситуации активного мышления. Иногда ее именуют проблемой экологии мысли[35].
|
|
|
Ограничения, меж которых ловится мысль, не обязательно воспринимать через терминологическую определенность (как терминологическое насилие). Тот критерий научности, который ищется как способ высказать более тонкую, конкретную мысль – вырабатывает особую методику (утончает способы понимания, осознающий аппарат). Но если применить ее внешним образом, то от этого страдает язык – он чрезмерно ментализируется, оттого напрягает оставшуюся в связи с природой реальность – именно в этом ошибочном ходу только и возможно выстроить ментальный мир, который может не влиять на остальную действительность мыслителя – лишь изредка просачиваясь через густую повседневность, где он пребывает в двойственности.
|
|
|
Состояние двойственности – лишь переходность момента, часть момента. Переходность – не есть «всё» мыслительной жизни (есть еще инструменты), но лишь тот ее регистр, который дает черпать новые проблемы, переходить на более утонченные уровни мыслительного процесса понимания. Однако, понимание – это свет, озаряющий состояние проблематичности, это новая ясность, это сцепка с той частью мира, которая творит регистр реального, неприкосновенного момента, о котором невозможно выразиться. Тишь, молчание – это наполнение, это вуаль, благодаря которой возможно эстетическое переживание бытия, это тот минимум, который создает человеческое восприятие. Язык лишь дробит, показывает фрагментарную красоту мира, его творимую переменную часть, но он появляется как предмет мысли, которая уже существует, имеет твердую опору на незыблемые основания – и с этой позиции может выжить, мысли даже становится интересно – обнаружить себя в раздробленной фрагментарности, она чувствует наступление приключения и авантюры. Этот жест – из истины, из ее сбывшейся, молчаливой полноты. Это мир, который предстает как стихия перемен, как ассоциативные параллели мышления, сами из логики позволяющие себе выйти на открытое поле спонтанных смысло-явлений, полагающие человека в мир, который предназначен уже только для философски оснащенной, инструментально оснащенной игры, как у Хейзенги Й. или Витгенштейна Л.
|
|
|
Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 236; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!