Сократовское манифистирование, мысль



Возникает ситуация запуска, где считывается тип ритмики – речения типа «мысль», где пробелы осмысления пропущены через образ пустот, благодаря которым мысль вообще смогла осуществится – но точки зрения в эти пропасти как бы не недо-падают, мысль же начинается с проявления на фоне этого паданья, и не пытается изобразить, что она борется, отрицает падение.

С чего начинается работа, труд мышления – в чем специфичность процесса, когда мысль трудится? С некоей проблемы, недо-статка, недо-знания, с существования пустот. Однако мысль, именуя свою проблему, оседает в двойственности (на фоне минимума оседлости, статики для противления, движения меж притяжения оседания и движение вперед номада[36]).

Сократ, как говорит Романенко Ю., запускал вращение мысли в нужную стороны. Мысль – это вращение, но что такое вращение в какую-либо сторону?

Что такое правильное вращение: есть правильное вращение – и неправильное, как отпадение в тело (в какое-то имение ввиду), импульс и вращение Сократа, который осуществлял перенастройку вращения (Романенко) – вращение в обратном направлении, против потока времени, подобно вращению небесных тел.

Хайдеггер видит через язык как отражение мышления, что истина являет себя как нечто раскрывающее свою сокрытость. Но что это за материя, какова ее ткань?

Но истина не совсем пустота, ничтойность светлого поля виденья – она есть свет и белое, укутывающее все явления мира, белой ладонью, как создания и детей, полное красоты. Она выходит из двойственности и рождается в мир. Она есть усилие, собранное в один прямой жест. Любое эмоциональное блуждание голоса мыслящего (что заметно через ритм письма), пусть очень хорошо впутывающего в ход своей мысли, не несет истины, его информация сомнительна – и самое опасное, это поддаться на эту долю, стать одним из «клана» мыслителей: решится на философствования ментально, но не по существу: вместе с телесностью, перводанностью, повседневностью.

Истина – связь напрямую, с единственным, когда весь мир – его порождение. Это умение сказать нет завуалированной ложности, прикрытой показной благостью, разумностью – тому, что забирает силу и мощь жизни (об этом Ницше Ф.). И это считывается через интонацию – и речи, и текста, текст также может быть болен, и заражать мысль, поэтому, возможно, читать современные тексты менее безопасно, поскольку не прошел еще здоровый отсев времен, так, чтобы больное было смыто навсегда.

 

 

Афоризм как двойное дно мысли

Афоризм затронут здесь лишь вскользь – но он напрашивается в поиске столкновения философии и поэзии как языков.

Афористический способ речения, во-первых, может быть услышан из любого человеческого мира, ибо он, подобно мифу, призывает к собственному толкованию, взывает к задержке потокового скольжения между будущих и прошлых событий, идей. Но афоризм не приблизителен: он точечно меток и ритмически выдержан. Можно даже сказать, что он является вершиной поэтически-мысленного столкновения: афоризм имеет концептуальное подспорье – он внутренне включен в языковую ситуацию отсутствия лишнего.

В афоризме, во-вторых, ритм текста автора задает структуру связи между состоянием и содержанием, ритм-пунктир построения явлен как привносящий дополнительный смысл.

В-третьих, соединяется метод вершин с точной формулировкой смысла – это когда высказывание вдруг стало моментом. Афоризм не позволяет в метафору превратить себя, соединяя, сохраняя двойственность.

Афоризм – это та двойственность, которая в литературе строится между внутренней линией мысли и окружающей меняющейся картиной происходящего. Или та же двойственность, что даёт задержать мерцание* в поэтической строке, двойственность еще не явленного предмета, находящегося между бытием и непроявленностью.

Но также это двойственность философского смысла: веры в миры, открывающие определенность смысла, некое новое содержание – и понимание сотворенности и творимости границ, меж которых ловится реальность, творческой силы глаголов, от которых нельзя отвернуться, ибо они насильно задают реальность – нельзя отвернуться никоем образом, только разве что создав иной язык, чтобы их не понимать*.

Намек в произведении искусства, требующий расшифровки, оставляющий в этом состоянии необходимости продвинуть мысль – это также суть структуры афоризма.

Можно сказать, что афоризм – первое, минимальное произведение искусства через слово. И правда, мы встречаем у Делеза, что правильно созданное произведение искусства – запускающее творческий процесс мышления. Через что? Через поле языка, который пытается что-то донести из одного мира – в мир другой.

 


Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 271; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!