ГЛАВА II. СО-БЫТИЕ ЯЗЫКОВ: ГОЛОСА И СМЫСЛЫ
Голоса и смыслы. Как голос влияет на смысл.
Подрыв философского дискурса: высвечивание способа мысли как различения
Голос также как и смысл, конечно встречается в виде различных голосов и смыслов, в виде манифестаций. Но как и у смыслов, у голосов есть какой-то общий исток – и поэтому мы можем отправиться в поиски его понятия. С другой стороны, так как поле поиска озадачено соотнесенностью со временем, озадачено проблемой феноменологической точности, голос может фиксироваться подобно временной вертикали.
Соотнесение «голоса» в отношении к «смыслу» не стремится подорвать мысль, будто сводя к взгляду извне, называя ей чуждый физиологический исток: нет, это определенного рода ситуация, в которой проверяется мысль и ее попадание действительно за- рамки материального рода мысли о мире.
Это ситуация для мысли, соотнесение с на первый взгляд не-философским понятием – момент падения, создает ситуацию, в которой можно плыть только в одиночку, самому (подобно замечанию Гессе, что научится плыть можно лишь в воде). Это искусственное разграничение открывает путь соединения мысли и её самопонимание в её динамике, в «механике» ее действия. Так она научается грести, проложив путь сквозь- промелькнувшее внимание, созидающее кажимость употребленного будто ни к месту понятия «голоса».
Так как зацепиться мыслью, чтобы из неё увидеть голос: через рефлексивную форму языка? Для этого мы вводим ухо бытия (прислушивание Хайдеггера в тексте «Язык»), слышанье бытия в отличие от его виденья, при этом не утрачивая способность – узревать, открывать озарением.
|
|
|
Тогда это действительно что-то придаст философскому способу мысли: не только добавит витки содержаний, но и покажет некие новые узоры, меж которых, быть может, застреет какой-то некий новый смысл. Так становится и ясно, и тихо одновременно: голос оказывается манифестацией собственной слышимости, способностью при слышаньи резонанса смыслов, при сотрясении пространства чувств оставшегося за сознательным вниманием «мира», предстающего как внешний, ясный фон – откликом на собственную мысль – остаться при этом мыслящим, но уже как-то иначе, чем диалоговым образом[46]. Ибо диалог предполагает паузу, за которую не несут ответ, которую никто не фиксирует, ничейная, она создает место, где появляются контекстные враги текстовой свободы, указывая, что нет общего поля слышанья – двух сторон этого процесса, они еще не на самом деле включены, но каждый – находится в мирах воображаемых; и вершины субъективны, нерезонансны.
Парадокс состоит в том, что чем более включен каждый в свою субъективность как некий мир, чем глубже он вошел вглубь субъективного как входа в мир, даже поимев по дороге параметр тотального, тем более общее пле складывается на резонансах – тем лучше слышимы друг другу собеседники. Или же так: чем более выработан собственный язык, тем более диалог превращается в поле, пространство резонансных смыслов. Как у Делеза в М.Пруст и знаках: друзья еще находится каждый в своих мирах, и их резонансы – как бы происходят внутри каждого, это еще видимость обретенного времени, оно еще во многом утрачено, здесь нет такой встречи, как появляется в любви. Эта встреча – обеспечена текстами, на основе которых строятся свои миры.
|
|
|
Смыслы о музыкальном
А «текст – как орган, посредством которого мы видим»[47] может отразить зеркально звук-понятие, добавив этим новое пространство самоузнавания.
Включение же смыслов о музыкальном в поле рефлексии делает для мысли обратный ход: затакт и пробел должен быть услышан, возможно – он есть самое информативное, или же – зеркальное отражение пика сбывающегося мерцания («метафизического мгновения»[48]). Мы не должны его утратить, наоборот, нам нужно максимально к нему обратиться, на нем остановится и с ним наконец познакомится, чтобы как можно чаще его подмечать – но как друга, и не прекращать движения, не выбиваться насовсем из потокового осмысления.
|
|
|
Тишина становится слышна музыкой когда в музыке услышана та тишины, которая позволила ей стать красивой. Красота как выражение гармонии пустот и звуков есть тот ориентир, который помогает в понятии усмотреть сердцевину срединного соотношения, а также необходимые сдвиги в симметрии, минимум асимметрии, которые и делают как музыку, так и человеческую красоту, живой. Вот на такой сдвиг соблазняет музыкальное рефлексию языка, обращая на себя со стороны своего звучания: и со стороны ритма пустот, сподвигая на мысль о текстовом протекании, идущим как бы подспудно звучащей мысли. Но вот так ли это, остается еще вопрос.
Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 258; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!