Запись, сделанная после четвертой консультации

Консультант мисс Кэм пришел к выводу, что его кли­ентка во время четвертой консультации открыла для себя что-то важное и вплотную подошла к осознанию неко­торых аспектов собственного поведения. Тем не менее он даже не мог предположить, каким сильным будет воз­буждение и восторг, которые сопровождали эти пережи­вания:

 

«Ей-богу, я чувствую себя просто замечательно! Счастливой, просто пылающей от счастья и в то же время расслаблен­ной. Это настоящее расслабление каждого сосудика. Даже кожа стала гладкой и нежной. Из-за того, что произошло! Не нужно углубляться в анализ всего происходящего, а со­средоточиться только на самых простых вопросах челове­ческого бытия и взаимоотношений между людьми. Эти про­блемы мне известны давно, и они настолько заношены и перештопаны всеми этими тщательными разбирательства­ми, что теперь уже сложно разобрать, что они на самом деле означают...

(Следующим утром.)

Мне становится все сложнее и сложнее писать эти отчеты, потому что то, что случается со мной, становится все более тонким и неуловимым и происходит все более равномерно и постепенно. Промежутки между событиями сокращают­ся, так что уже сложно отделить один эпизод от другого, рав­но как и понять со всей определенностью и ясностью, что же внутри меня происходит. Более того, все, что происхо­дит, лишено четкости, потому что это глубоко личный опыт, который тем не менее имеет свои результаты. Они заключа­ются в том, что мои силы все больше связываются по мере того, как действие продолжается, и я углубляюсь в этот про­цесс настолько, что необходимо прилагать колоссальные усилия, чтобы наблюдать за ним и регистрировать измене­ния. Чем дальше, тем сложнее становится это делать. Все внутри меня противится тому, чтобы я это анализировала, так что я сильно склоняюсь к тому, чтобы оставить себя в покое и просто-напросто наслаждаться результатами, если мне этого хочется, и не замечать их, если наслаждаться ими уже надоело. Так или иначе, но даже сам консультацион­ный процесс уже, похоже, борется с любого рода интрос­пекцией и поглощенностью самим собой. Конечно, все воп­росы, некоторые размышления и инсайты возникают в про­межутках между консультациями. Замечательно, что я уже не озадачиваюсь ими, а просто полностью в них погружаюсь. Они привлекают внимание не больше, чем любые вне­шние события окружающего мира. Они приспособились появляться в те минуты, когда ты бываешь чем-то занят, и моментально исчезать, как только ты обращаешь на них вни­мание, пытаясь ухватить их покрепче для более вниматель­ного рассмотрения».

 

В этом фрагменте присутствует один замечательный факт. На консультациях клиентка концентрирует все свое внимание на себе, причем так, как никогда ранее. И тем не менее она не считает, что поглощена в это время со­бой. Этот момент заслуживает особого внимания, пото­му что терапия — это не переживание себя, равно как и не опыт, связанный с собой. Так что заинтересованность на­шего интеллекта в интроспекции отходит на второй план по сравнению с другим, непосредственным опытом.

Мисс Кэм ссылается на то, что озарения посещают ее в неподходящие для этого моменты, когда ее внимание отвлечено. Среди клиентов это достаточно распростра­ненный опыт. Многие отмечают, что важнейшие откро­вения приходят чаще всего в те моменты, когда их мень­ше всего ждут, и неожиданно сваливаются «как снег на голову». Все это лишний раз подтверждает силу действия тех процессов, которые однажды были запущены.

Мисс Кэм также говорит еще об одном характерном для многих клиентов опыте, — опыте движения вперед, опыте прогресса, когда осознание некоторых аспектов собственных переживаний теряет свою пугающую силу, а сами переживания делаются менее болезненными. Это является доказательством в пользу того, что нет никакой необходимости в постоянном упоминании этого матери­ала в беседах с консультантом, так как отношение самого клиента к нему постепенно меняется.

 

«Я продолжаю чувствовать себя расслабленной, довольной и заинтересованной всем, что происходит в этой жизни. Прошлой ночью я вдруг поняла одну из самых необычай­ных вещей! Во вторник вечером, то есть перед нашей встречей, я вдруг подумала об одном инциденте, который слу­чился, когда я была ребенком. Из всех детских воспомина­ний это, пожалуй, единственное происшествие, которое мне удалось запомнить. Это была ссора между моими родителя­ми, в которой моя мать согнула ручку у моего любимого зер­кальца, которое мне подарили на Рождество и которое мне очень нравилось. Я тогда очень перепугалась, что она мо­жет окончательно ее отломать. Именно так все и произош­ло: она ее сломала. Мне было тогда лет пять или шесть, но я помню все подробности той сцены, свидетельницей кото­рой я тогда была (кроме, разве что слов) — взгляды, инто­нации, расположение предметов и действующих лиц. По­этому вплоть до самого четверга я и подумать не могла об этом случае, не испытывая при этом этой страшной детс­кой агонии и этого ужаса бессилия, как если бы это про­изошло со мной только вчера. А вчера, когда я опять об этом подумала, каждый кирпичик, из которого состояло мое чув­ство, растворился, а вся ситуация предстала передо мной как нечто такое, что случилась со мной в прошлом, случилась только один раз и больше никогда не повторится. Правда, потом на смену одной боли пришла другая, связанная с вос­поминаниями о взаимоотношениях между моими родите­лями. Я взглянула на них и вдруг поняла, что они тоже ста­ли историей, — давней историей моего прошлого. Более того, оказалось, что сейчас я легко могу вспомнить нормаль­ные, обычные ситуации из своего прошлого, в отношении которых до того у меня наблюдалась полнейшая амнезия. И это прояснило для меня одну вещь, которая беспокоила меня в процессе наших бесед. Предполагалось, что я стра­даю от каких-то отрицаемых мною убеждений или пережи­ваний (это все, конечно же, только ярлыки, но тем не ме­нее!), но я не могу найти ни одного. Таких чувств, которые я не могла бы допустить в сознание, очень мало. Я люблю и одновременно ненавижу своих родителей, но я всегда знала об этом и всегда это принимала. И так далее и тому подоб­ное. Этот список можно продолжать бесконечно. Я также всегда, насколько я себя вообще могу вспомнить, призна­вала право других людей жить так, как они сами считают нужным, я даже распространила это право на саму себя, так что я всегда соглашалась с тем, что мои родители имеют пра­во разрушать свою собственную семью. Я признавала это даже тогда, когда мне приходилось от этого страдать. Я по­нимала, что у них никогда не было намерения умышленно причинять мне боль, и, если они и делали мне больно, это было случайным следствием того, как развивались их взаи­моотношения. Моя боль была лишь побочным результатом схватки моих родителей. Я помню, как однажды оказалась рядом с ними в самый разгар их ссоры, когда в своих напад­ках они старались как можно сильнее ранить друг друга и не как не могли остановиться. Мне было их жалко. Единствен­ный момент во всей этой истории, который я отказывалась осознавать и принимать, заключался в том, что, хотя они и знали, что обижают и ранят меня, они не хотели оскорблять мои чувства. Я же считала, что они этого как раз хотели. Я так чувствовала, и поэтому мне было жаль еще и себя. Не­смотря на то что в некоторой степени я и понимала все, что происходит, у меня не хватало на это терпения, поэтому зна­чительную долю происходящего я все-таки отрицала».

 

Человеку, немного сведущему в психологии, может ка­заться, что он не отрицает своих чувств и установок, толь­ко потому, что он принял те, которые обычно отрицаются другими людьми. Но очевидно, что если мы сталкиваем­ся с внутренним напряжением или недостаточной интег­рацией, то понимаем: они всегда обязаны своим суще­ствованием тому, что какие-то убеждения или пережива­ния, присущие человеку, не допускаются в сознание.

Далее мисс Кэм рассматривает другое убеждение, ко­торое она поддерживала, но не чувствовала своим: «Это было просто убеждение, но оно не было до конца моим». Она продолжает:

«В результате... те вещи, которые поддерживали во мне ува­жение к самой себе, также перестали быть моими, отчего моя самоценность сильно упала в моих собственных глазах. Она стала практически невесомой. Ни в чем я не могла убе­дить себя иначе, кроме как доказательством от противного. Скажи кто-нибудь про меня что-то нелицеприятное, я тут же соглашалась, причем всей душой. Но если кто-то пытал­ся сказать мне что-нибудь приятное, как я готова была ча­сами убеждать человека в том, как сильно он на мой счет ошибается, описывая это во всех подробностях. И это не было ложью; я действительно чувствовала себя страшно не­уютно, принимая комплименты, знаки внимания, выраже­ния признательности и уважения любого рода — все, что говорило о высокой оценке меня другим человеком. Мне казалось, что это несправедливо».

 

Этот отрывок является ярчайшим примером того упор­ства, с которым человек придерживается какого-либо представления о себе, вокруг которого организуется весь его опыт, и той устойчивости и ригидности, которыми это представление обладает. Человеку бывает очень сложно принять тот опыт, который мог бы расширить это пред­ставление о себе, точно так же, как и тот, который мог бы его сузить, поэтому оба типа переживаний продолжают оставаться несовместимыми с той картиной представле­ний о себе, которую мы всячески оберегаем и поддержи­ваем, и, следовательно, отрицаются.

Описание консультации с позиции клиента содержит в себе новые и важные элементы для понимания данной проблемы:

 

«На этот раз я жаждала прийти на консультацию еще силь­нее, чем прежде. Я очень хотела разобраться с несколькими вещами. А это просто сводит тебя с ума, когда эти вещи вдруг исчезают в тот самый момент, когда ты уже собираешься про них рассказать. В эти минуты твой мозг напоминает черную дыру, в которой нет ничего, за что можно было бы ухватить­ся; и смысл всего происходящего сводится не к тому, чтобы силой вынудить какую-нибудь мысль появиться из этой пу­стоты. И речь не о том, чтобы искусственно ее вырастить, но чтобы позволить себе покориться этой пустоте и ждать, пока что-нибудь не возникло само собой.

Моя застенчивость по отношению к вам исчезла, я вас больше не стесняюсь. Я уже не боюсь вашего мнения обо мне, и те жалкие остатки, которые сохранились от былой моей застенчивости, теперь меня даже забавляют. Я не бо­юсь вашего мнения обо мне, хотя прекрасно понимаю и от­даю себе отчет в том, что оно у вас есть. И оно мне очень интересно. Мне бы искренне хотелось его услышать. Я ду­маю, что оно бы ни в коем случае не нарушило моего ду­шевного спокойствия. Мне всегда было интересно, что вы скажете обо мне, и сейчас я готова даже отложить на время то, что собиралась сказать, затем, чтобы услышать (на са­мом деле услышать) вас. В этот раз вы сказали много раз­ных вещей, которые тронули меня так глубоко (потому что они значили значительно больше, чем я выражала), что мне оказалось трудно понять, что они и были тем, что я сама имела в виду. Вы были абсолютно правы, несмотря на то, что опередили меня в моих собственных размышлениях, и мне было очень интересно вас слушать. Это скорее стиму­лировало меня продолжать работу, нежели пугало или зас­тавляло отступать. Но, ей-богу, один раз мне все-таки стало не по себе. Почти что в самом начале разговора я сказала о том, что чувствую себя значительно лучше, чем большин­ство людей, а вы перефразировали это так, что это стало зву­чать как явное проявление моего самодовольства. Вы были правы, и впоследствии я это осознала, но к этому времени я была уже далеко от этого и продолжала стремительно дви­гаться прямо в противоположном направлении. По поводу другого вопроса вы сказали что-то относительно взаимоот­ношений, чего я так и не смогла понять. Несмотря на это, у меня почему-то возникло ощущение, что так или иначе, но сказанное вами абсолютно справедливо, и я просто согла­силась с этим высказыванием, проигнорировав свое непо­нимание, и продолжила дальше. И судя по результатам, наша беседа одержала ошеломительную победу, а все ваши ремарки помогали мне двигаться в нужном направлении, как раз в том, в котором я и пыталась продвигаться. Хотя, может быть, при прослушивании записи нашей беседы у кого-то и сложится впечатление, что это великолепная демонстрация того, как консультанты знакомят клиентов со своими соб­ственными представлениями и оценками происходящего и направляют их движение. Но если я спрошу вас: «Прости­те, не подскажете, в каком направлении я сейчас двигаюсь?» и вы ответите: «На север», то я не вижу оснований для того, чтобы утверждать, будто вы толкаете меня в этом направле­нии. Хотя в данном случае это очень трудно доказать. Мно­гие из ваших реплик достигли своей цели, хотя я при этом испытала легкое потрясение. В частности, это были репли­ки относительно постоянно повторяющейся темы «ярлы­ков» и темы «конформности». Но все эти потрясения были достаточно приятными, потому что они стали для меня не­ким разрешением окончательно разделаться со всяким при­творством. Я мечтала от него избавиться, но я просто не могла себе этого представить, так что вы поддержали меня в осуществлении моей мечты. Но опять-таки, если посмот­реть на это со стороны, вероятно, можно с легкостью обви­нить вас в навязывании собственных представлений и оце­нок».

 

Интересно, что ответы консультанта в данном случае воспринимались клиенткой в несколько иной форме, чем прежде: ей казалось, что они значат больше того, о чем говорила она сама, простираются глубже и шире того смысла, который был в ее словах, хотя и следуют в том же направлении. Сам же консультант воспринимал ситуацию совсем иначе. С его точки зрения, реплики, произнесен­ные им на этой встрече, ничем не отличались от тех слов, которые он произносил раньше, и были просто отраже­нием тех представлений и чувств, которые выражала кли­ентка. По его мнению, вся разница заключалась лишь в том, что на этот раз клиентка по-настоящему разведыва­ла ту территорию, которая была ей неизвестна, а ее утверждения носили характер тех высказываний, которые дру­гими клиентами относятся к разряду «Я сам с трудом по­нял, что сказал». Когда такого рода утверждения, кото­рые находятся на границе осознания, берутся и просто переформулируются, восприятие их становится более чет­ким и точным, отчего клиенту кажется, что он пережива­ет совсем новый опыт. Ему требуется еще какое-то время для того, чтобы осмыслить услышанное и глубже проник­нуть в тот смысл, которым он сам и наделил эти слова. Иногда это пугает, и от этого хочется убежать. Наиболь­ший интерес для нас представляет то восприятие своего опыта клиентом, которое ближе всего находится к объек­тивной реальности, а следовательно, может пролить свет на дальнейшее течение терапевтического процесса. Для этого полезно бывает сравнить то, как клиент восприни­мает ситуацию взаимодействия, с тем, как воспринимает ее консультант, а также с записью этой ситуации, отобра­жающей все их реакции, которые имели место в действи­тельности:

 

«Сейчас вы в значительно большей степени стали выглядеть просто как человек, а не один из тех, кто принадлежит к раз­ряду «консультантов». Мне казалось, что в последней нашей беседе вы говорили от имени всего себя, а не только той ча­сти, которая является консультантом. Конечно, я прекрас­но понимаю, что в основном это было вызвано тем, что я пустила вас внутрь, но мне интересно, насколько вы сами чувствуете себя свободнее. Ощущаете ли вы, что стали в большей степени самим собой? Сейчас, когда вы смеетесь, это звучит скорее как дружеский смех, который теперь уже не пугает и не поражает меня, как это произошло на одной из предыдущих консультаций. Сейчас, напротив, мне это очень нравится. Он помогает мне чувствовать себя живой, способной, компетентной и готовой продолжать свои по­иски. В конце концов, если мы можем смеяться на одними и теми же шутками, если я способна понять и поддержать эту игру, может быть, я настолько же состоятельна, как и вы, может быть, я вполне способный человек? На самом деле, когда мы оба настолько глубоко проникаем в значение того, что говорит другой человек, разве это не есть нормальный, дружеских взаимообмен?»

 

Терапевт согласился, что на этой и последующих кон­сультациях он был в большей степени самим собой, чем ранее. В течение этих бесед он чувствовал себя целостной личностью, а не только терапевтом. На начальных сесси­ях, когда выражаются лишь поверхностные установки и убеждения, усилия терапевта могут быть вовлечены в про­цесс понимания клиента не полностью, а отражение этих установок имеет больше шансов оказаться просто техни­ческим приемом, нежели целостным проявлением лич­ности консультанта. Но по мере того как консультирова­ние все больше и больше углубляется в мир туманных и отчасти бессвязных идей и убеждений, а клиент начинает исследовать местность, которая ранее ему была неизвес­тна, консультант полностью вовлекается в процесс, по­могая клиенту не споткнуться на этом трудном пути. Его усилия полностью направлены на то, чтобы понять внут­реннюю систему координат клиента, а внимание самого клиента концентрируется на попытке осуществления внутриличностной цели. Таким образом, в этом процессе не остается места никаким взятым извне, искусственно привнесенным техникам. Это становится просто попыт­кой консультанта сражаться рядом со своим клиентом: попыткой взглянуть вместе с ним на причины, стоящие за его поведением, которые он сам осознает лишь отчас­ти; попыткой бороться вместе с ним с теми его чувства­ми, которые вдруг всплывают на поверхности сознания, а потом также неожиданно ускользают, бороться за воз­можность их удержать. Вполне возможно, что простая идея «точного отражения переживаний клиента» не бу­дет больше удовлетворять потребностям ситуации, и кон­сультант изберет другой путь. Вместо того чтобы служить для клиента зеркалом, он предпочтет стать ему компаньоном, каким был в его недавних поисках. Временами кон­сультант может быть рядом со своим клиентом, времена­ми он может идти впереди, а временами в своем понима­нии происходящего и вовсе плестись где-то сзади. Даже такие незначительные отклонения от курса играют дос­таточно большую роль, поскольку консультант преиму­щественно провозглашает: «Я стараюсь следовать точь-в-точь рядом с тобой на этом пугающем пути твоих иска­ний». Такую же точку зрения поддерживает и мисс Кэм, которая продолжает описывать свой опыт:

 

«В нашем разговоре вы высказали несколько мыслей, кото­рые имели несколько другое значение, чем то, которое имела в виду я. Но это меня не только не напугало, а, напротив, очень взбодрило. Мне было приятно обнаружить, что не­точное понимание не является какой-то не поддающейся изменениям данностью и что все можно исправить; что я могу скорректировать сказанную вами фразу таким образом, чтобы она в большей степени соответствовала тому, что я чувствую, и вы поймете и примете это исправление. Необя­зательно, чтобы все было безукоризненно ясным, идеально точным и совершенно понятным на протяжении всей бесе­ды. Нет никакой необходимости, открывая рот, бояться вся­кий раз, что могу сказать что-нибудь, что, будет не вполне понятно и достойно критики. Нет никакой необходимости подбирать слова с такой тщательностью, что заканчивая выражать какую-либо мысль, понимаешь, что сделал ее ме­нее понятной, чем если бы высказал ее с помощью первых пришедших в голову слов».

 

Этот отрывок является ответом на вопрос: «Не явля­ется ли клиент-центрированная терапия на самом деле директивной по той причине, что консультант избира­тельно относится к высказываниям клиента, отвечает не на все его реплики и таким образом незаметно руководит им, подводя его к обсуждению определенной проблема­тики и направляя на решение определенных задач?» Как отмечено в этом отчете, если базовая установка консультанта заключается в том, чтобы следовать за клиентом, клиент не только чувствует это, но и с готовностью кор­ректирует консультанта, когда тот выбивается из колеи, делая это вполне свободно.

 

«Ближе к концу нашей беседы, когда я сильно разогналась и набрала порядочную скорость, я стала чувствовать себя просто замечательно. Вы были для меня более реальным и нужным, чем когда-либо прежде. В каком-то смысле вы были совершенно необходимы мне для того, чтобы я смог­ла пережить это счастье. В вашем обществе я в большей сте­пени чувствовала себя собой, нежели я чувствую это в пол­ном одиночестве. Но это не зависимость, особенно если понимать ее в унизительном смысле этого слова, это, ско­рее можно было бы назвать «свободой от зависимости». Если искренне считать, что рыба зависит от воды, то с не мень­шей уверенностью можно утверждать, что я зависима от об­щества и взаимоотношений с другими людьми, которые нужны мне для поддержания жизни, развития и свободы передвижения. И, ей-богу, это же и есть повторение того самого, восхитительного опыта, который я испытала на пер­вой консультации; это просто выглядит по-другому, да и то только на первый взгляд! Это выглядит иначе потому, что этот опыт с точки зрения испытанных эмоций скорее ров­ный и продолжительный по времени, нежели глубоко удив­ляющий и поражающий, но мимолетный, как тот, что я пе­режила в предыдущий раз. Это что-то такое, с чем я скорее сливалась, нежели что-то, во что я погрузилась. Но весь воп­рос в том, что это такое? Можно сказать, что это какое-то тесное духовное общение, некая взаимная и обоюдная связь, какая-то общность переживаний, пусть даже и ограничен­ная. Мне никогда не приходилось объяснять этого, поэто­му мне сложно выразить словами, что это такое. Теперь у меня пропало навязчивое желание посетить ваш дом. Сей­час я у себя дома и чувствую себя вполне комфортно, но вы для меня всегда желанный гость, которому здесь будут рады. Я с удовольствием проведу вас по всему дому, хотя, конечно, в некоторых комнатах у меня совсем неубрано. Но, в кон­це концов, я ведь только недавно сюда въехала. Когда я здесь окончательно устроюсь, все будет выглядеть намного луч­ше».

 

Как предполагает здесь мисс Кэм, взаимодействие самости одного человека с самостью другого вполне мо­жет быть положено в основу не только терапии, но и та­ких глубоких социальных переживаний, как дружба, а так­же в основу развития межличностного общения. Другая грань терапевтического взаимодействия великолепно описана в ее фразе «Сейчас я у себя дома и чувствую себя вполне комфортно, но вы для меня всегда желанный гость, которому здесь будут рады».

Мысль о колебаниях в настроении клиента и его от­ношении к миру, которые происходят, когда клиент до­бирается до своей истинной сути, отлично изложена в следующем отрывке:

 

«Я опять начинаю чувствовать некоторое отдаление; я не могу найти ничего, чем бы мне хотелось заняться, я ни на чем не могу остановиться. Все, что произойдет со мной зав­тра, произойдет на благо, я в этом не сомневаюсь и не бес­покоюсь, что это обернется иллюзией. А может быть, оста­лось еще что-нибудь, что я не распознала и не открыла? Тог­да, как я думала, что у меня нет никаких забот в этом мире? У меня такое чувство, что на меня вот-вот что-то обрушит­ся, а может быть, я просто подхватила простуду и заболе­ваю? А может быть, осталось еще что-нибудь, что я не рас­познала и не открыла?»

 

Мы имеем дело с одним крайне интересным фактом (дальше он будет рассмотрен мисс Кэм подробнее), суть которого в том, что с тех пор, как человек однажды осоз­нал и принял какие-либо из множества отрицаемых им установок, начинают всплывать и другие. Вероятно, это можно объяснить следующим образом. Переживания ис­кажаются и отрицаются потому, что их принятие может разрушить целостность существующего «я». В обстановке безопасности, которая складывается в терапевтичес­ком взаимодействии, несмотря на то, что осознание, при­нятие осознанного материала и реорганизация личности остаются по-прежнему болезненными, желание избавить­ся от напряжения и чувства внутреннего дискомфорта, которые этим вызваны, превосходит страх пережить боль. Следовательно, чтобы обеспечить возможность такого из­бавления, должно появиться стремление осознать весь материал, который вызывает напряжение, вне зависимо­сти от того, как глубоко он отрицается. Отрывок, кото­рый приводится ниже, описывает ощущение первого бес­покойства и тревоги, которое предшествует появлению первого открытия.

 

«Я позвонила своей матери. Как это обычно бывает, она под­робно рассказала мне обо всем, что мне следует и чего не следует делать, и, как всегда, я почувствовала себя раздоса­дованной, озадаченной и безнадежно расстроенной, а сей­час я заболела. Почему это должно было произойти именно теперь, когда я с нетерпением жду следующей консульта­ции и того момента, когда начнется мой отпуск?.. О, Боже, я думала, что эта проблема (с матерью) была уже у меня в руках, что я ее уже почти решила, а теперь — пожалуйста! — все начинается снова. Неужели мне никогда не удастся из­бавиться от этого, неужели моя мама будет вечно подвязы­вать слюнявчики и заставлять держаться за ее юбку? К чему все это — я так сильно стараюсь и все равно не могу решить это раз и навсегда».

 

---

Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 290; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!