Записи, сделанные после второй консультации
Эта часть отчета мисс Кэм носит название «Через три часа после оперативного вмешательства».
«Я чувствую себя настолько несчастной, подавленной и убогой, что мне страшно об этом писать. Какой в этом смысл? Из бездны, из самых заветных глубин океана, который сокрыт где-то внутри моего существа, одна за другой, в хаотическом порядке выходят на поверхность и вздымаются волны эмоций, дотоле скрытых во мне. Они угрожают мне, обступают меня, поглощают и овладевают мною. Но эмоции ли это? Что же пришло на смену тысячам противоречивых переживаний? Все эмоции, ощущения, переживания и впечатления, выросшие из разрозненных событий моей жизни, внутренних и внешних, под влиянием определенных обстоятельств превратились в мысли и чувства, кирпичики в некой единой структуре? И неужели все это вдруг обрушится лишь оттого, что ты возьмешь и вытащишь оттуда один-единственный ничтожно маленький? Все рухнет, и целостная некогда структура безвозвратно превратится в бесформенную груду нагроможденных друг на друга осколков и камней? Или эта куча подлежит восстановлению? Все это вскоре трансформируется и образует собой новую, усовершенствованную форму? Сможешь ли ты выбрать для будущего сооружения тот или иной архитектурный стиль? Что ты предпочтешь?»
Любому терапевту необходимо научиться отдавать себе отчет в том, что предсказать заранее, какое воздействие та или иная консультация окажет на клиента, бывает очень трудно, порой практически невозможно и всегда совершенно бессмысленно для терапии. С точки зрения терапевта, чувство отчаяния и подавленности, пробудившееся в клиентке благодаря терапевтической беседе, со всей своей очевидностью указывает на тот прогресс, который был сделан в ходе этого разговора. Клиентка смогла проникнуть, погрузиться вглубь проблемы, которую она ощущала, и определить свое отношение к самой себе. Терапевт не ожидал, что консультация вызовет у клиентки чувство катастрофической подавленности и полного упадка, равно как и не мог догадаться на следующей консультации о силе испытываемых ею чувств, исходя лишь из внешних ее проявлений.
|
|
Конечно, не каждый клиент переживает чувство распада. Тот факт, что изъятия «одного-единственного ничтожно маленького кирпичика» достаточно для того, чтобы вся структура обвалилась, является бесспорным доказательством того, что она была построена на песочном фундаменте нереалистичных убеждений. Далее этому вопросу мы уделим особое внимание и рассмотрим его подробнее, когда будем обсуждать теорию личности.
А теперь целесообразно вернуться к мисс Кэм, которая продолжает описывать свои чувства, проводя сложные аналогии с омутом, который внезапно пришел в волнение. Это сравнение она заканчивает словами:
|
|
«Тот факт, что терапевт обладает достаточной верой для того, чтобы смело и спокойно принять «опасные» переживания клиента — что выражается в его способности переформулировать их, — добавляет ли этот факт клиенту веры в будущий результат своей работы, которая так необходима ему для поддержания духа в процессе решительной реорганизации?»
Здесь мы находим подтверждение мысли, которая была высказана нами ранее, о том, что клиент находит для себя возможным принять новый взгляд на самого себя и новый способ отношения к себе прежде всего потому, что видит, как это делает его консультант. А может быть, это просто подражание, имитация чужого поведения? Мы допускаем, что здесь возможно некоторое сходство.
Следующий отрывок исповеди мисс Кэм носит название «Шестьдесят часов спустя»:
«На то, чтобы написать эти полторы страницы, у меня ушло четыре часа — четыре часа погружения на дно — нет, даже не погружения на дно, а, скорее, расширения своих территорий, с которых были сброшены стеснявшие их оковы всяческих границ. Как будто ты становишься все обширней и обширней, больше, шире и глубже, расширяешься во всех направлениях. И это твое расширение неизменно сопровождается одинаковым узором из бегущих до самого горизонта (насколько это видно глазу) линий, образованных рядами отделенных друг от друга точек. И по мере того, как этот рисунок развертывается и распространяется вовне, точки отодвигаются друг от друга все дальше и дальше, до тех пор, пока эта связь не становится настолько трудно уловимой, а точечный узор настолько разреженным, что прекращает свое существование. Тогда знакомый рельеф местности сменится непролазным, диким, хаотичным нагромождением не связанных друг с другом, разбросанных кусков и отдельных частей, которые когда-то, вероятно, составляли некую структуру. И тем не менее при виде всей этой картины ты испытываешь чувство невероятного расслабления, ты как бы позволяешь себе идти вперед и заходить все дальше и дальше, ослабляя свои усилия и сокращая попытки превратить эту беспорядочную совокупность отдельных и разрозненных частей в некое подобие последовательности, закономерной упорядоченности и целостности. Весь этот беспорядок, ошеломляющее количество различных впечатлений вызывают невыносимую боль от ощущения того, что совершенно бесполезно и просто невозможно навести порядок в этом хаосе; и как было бы здорово дойти до крайней точки собственных страданий, до последнего мгновения самосознания, когда мое восприятие этого беспорядка превратится в сам беспорядок, когда я растворюсь в нем и стану всего лишь еще одним маленьким кусочком хаоса, сольюсь с ним, погружаясь все глубже и глубже, опускаясь все ниже и ниже в благостное умиротворение абсолютного забвения и не-знания. И все-таки странно, что я думаю об обретении мира и спокойствия через покорение тому, что кажется хаосом и беспорядком. Так странно, что, когда я представляю себе это забвение, я осознаю мир и порядок, легкое движение, не требующее никаких усилий, среди всего этого сумбура и столпотворения вещей, которое выглядит столь хаотичным, беспорядочным и пугающим, если смотреть на него извне. Здесь ты испытываешь настоящую радость и счастье, переживаешь чувство сопричастности, полной и совершенной жизни, в которой я вечный огонь, горящий постоянно и неизменно и плывущий в энергично меняющейся среде. Все движется и меняется; все полно жизни, но не так, как в калейдоскопе, когда перед тобой проносятся отдельные фрагменты, собранные вместе в грубом геометрическом узоре. Напротив, здесь нет этой безжизненной ригидности, скорее все части полны жизни, текут и переливаются во что-то новое, динамичное и гармонично взаимосвязанное. Почему бы и нет, раньше я понимала это неправильно. Узор не изменяется, но части настолько живые, отношения настолько важные, что они не ассоциируются у меня с чем-то застывшим и статичным. Это я — та сила, которая их двигает и заставляет перетекать из одной формы в другую внутри этого изначального разнообразия форм, которая смотрит на них под новым углом и с новых точек зрения, открывая в них все новые и новые стороны. Меняется не узор, но позиция его рассмотрения. Я отличаюсь от всего, что меня окружает. Я стою отдельно от этого всего, хотя имею к этому самое непосредственное отношение и тесно с этим связана своими знаниями и любовью. Я двигаюсь по направлению к этому, охватываю и принимаю это, даже тогда, когда кажется, что это оно меня охватывает и принимает внутрь себя. Как бы там ни было, я испытываю к этому любовь, которая является куда как более сознательной, чем любое самонаблюдение, при котором ты находишься вне того, что ты есть, и классифицируешь себя самого. Сейчас я придерживаюсь этого и буду это делать до тех пор, пока смогу, а потом я изменю это».
|
|
|
|
Этот текст достоин того чтобы его читали и перечитывали. Опыт мисс Кэм, на который она позволяет нам взглянуть, возможно, является настоящим опытом внутреннего регулирования, когда человек не стремится исказить свои переживания, а принимает их такими, какие они есть, и двигается дальше скорее с этим опытом, чем против него, отказываясь от «управления» и «контроля» и приобретая управление и контроль. И это удивительно, что переживания, которые здесь описаны, возникли у клиентки уже после второй беседы. Мисс Кэм скорее всего не достигла того состояния, которое она описывает, но получила моментальное озарение относительно того, какова может быть ее цель.
Теоретические термины, в которых мы будем далее пытаться описать этот опыт, являются основополагающими в понимании человека, его»я» и человека во взаимоотношениях с другими и отражают непосредственный опыт организма. Нам кажется, что живая проза мисс Кэм есть первый шаг на пути к тому, чтобы показать, что это значит. Когда человек переживает и присваивает какой-либо опыт, не чувствуя никакой необходимости отрицать или искажать его, тогда возникает настоящее ощущение свободы и целостности, связанное с этим опытом. И целесообразнее обратиться к тому, что написала сама мисс Кэм, чем рассуждать об этом.
«Знаете, иногда кажется, что вся энергия, потраченная на то, чтобы сохранять и поддерживать некий произвольный узор целостным, уберегать его от вредоносных воздействий и распада, потрачена совершенно зря. Ты думаешь о том, что должен сам создать свой собственный орнамент; но в твоем распоряжении так много отдельных кусочков и так сложно понять, куда какой следует поставить и какое место для каждого кирпичика будет наилучшим. Иногда ты ошибаешься и помещаешь его не туда, куда нужно. Но чем больше кусочков стоят не на своих местах, тем больше усилий нужно приложить, чтобы вернуть все на свои законные места, пока наконец ты совсем не выбиваешься из сил и даже этот отвратительный беспорядок начинает казаться меньшим злом, нежели продолжение твоих мучительных попыток расставить все по своим местам. Потом ты вдруг понимаешь, что если ты решишься предоставить каждый из беспорядочно двигающихся кусочков самому себе, то все они совершенно естественным путем займут нужные места, и что настоящий живой рисунок может появиться без всякого вмешательства с твоей стороны, а вся твоя работа заключается лишь в том, чтобы понять это. Следуя этому правилу, ты сам сможешь занять свое собственное место. Скажете, что вся жизнь приятна, ненавязчива и абсолютно лишена директивности, не правда ли? Просто нужно позволить своему опыту донести до тебя его собственное значение и его истинный смысл. В те мгновения, когда не он говорит тебе, что он значит, а ты пытаешься навязать ему свое понимание его значения, ты получаешь в ответ такое же сопротивление и такую же реакцию отторжения, какую получает консультант от своего клиента, переживания которого он неверно проинтерпретировал. В эти минуты ты воюешь сам с собой».
«Просто нужно позволить своему опыту донести до тебя его собственное значение и его истинный смысл», — с точки зрения автора этого высказывания, стоит нам только поглубже вглядеться в смысл этой фразы, мы поймем многое из того, что нам хотелось бы узнать в отношении психотерапии. Какие альтернативы мы обычно имеем в своем распоряжении? Мы пытаемся исказить реальные переживания или отдельные фрагменты нашего настоящего опыта таким образом, чтобы они стали соответствовать тем концепциям и умозаключениям, которые мы уже успели придумать для их объяснения. Я люблю своего ребенка, поэтому нарастающее чувство раздражения, неприязни и антипатии — это всего лишь временное заблуждение и уклонение от правильного пути, которое возникло по причине того, что я очень устал. Я ненавижу своих родителей, поэтому я буду продолжать игнорировать существование того расположения и тепла, которое у меня возникает по отношению к ним, я просто не буду принимать сам факт их существования. Я ничего не боюсь, поэтому вся эта парализующая тревога, этот безымянный ужас — все это лишь случайность, которая ничего не значит и о которой нужно немедленно забыть. Я никогда не ошибаюсь, следовательно, те обвинения в мой адрес, которые приходят мне в голову, принадлежат не мне самому, а другим людям. Этот ряд бесконечен и его можно продолжить. На этих примерах мы хотели наглядно продемонстрировать связь между зрительными, слуховыми упущениями, мышечным тонусом, сердцебиением, импульсами, исходящими от желудка, и прочими физическими проявлениями и теми частично справедливыми, а частично противоречащими действительности формулировками, которые всегда имеются наготове у нашего сознательного разума для объяснения происходящих событий внешнего и внутреннего мира. Можем ли мы позволить себе увидеть подлинное значение наших ощущений, просто узнать о тех реальных переживаниях, которые в действительности стоят за нашими рационализациями, ложем ли мы позволить себе признать, что ненависть — это ненависть, а любовь — это любовь, можем ли мы назвать страх своим именем, раздвинув тем самым границы своего сознательного представления о самом себе и присвоив себе те истинные смыслы, которые несет с собой наш опыт. Если бы мы смогли себе это позволить, то навечно расстались бы с тем внутренним напряжением и личностными деформациями, которые всех нас объединяют. Этот выход предлагает и мисс Кэм.
Некоторые спросят нас о том, не приведет ли такой отказ от искусственности и пристального контроля к полной и абсолютной дезорганизации. Следующий отрывок из отчета мисс Кэм частично отвечает на этот вопрос:
«Когда я закончила первую запись, я пребывала в совершенно никудышном состоянии. Я пыталась пойти еще дальше и остаться наедине со своим состоянием, но мне пришлось бросить свои записи по причине того, что у меня была назначена встреча. А для этого мне необходимо было взять себя в руки и собраться с духом. Поначалу это было очень трудно. Все мои движения были неестественно замедленными и лишенными энергии, внутренние запасы которой к тому времени заметно истощились. Но постепенно мне все-таки удалось сконцентрироваться на тех вещах, которые нужно было сделать, отчего вся моя активность структурировалась и приобрела направленность. Мой мозг из режима нормального функционирования переключился на режим работы в чрезвычайных ситуациях, и беспорядок отступил, сдав свои позиции. Этого весьма эффективного мобилизационного приема было достаточно для того, чтобы поддерживать меня в бодром расположении духа в течение двух суматошных и очень загруженных дней, но где-то на окраинах моего сознания настойчиво продолжала маячить мысль о том, что необходимо вернуться к этим записям, и чем скорее, тем лучше. И сейчас, оглядываясь в прошлое, я думаю о том, что тогда мною двигало нечто большее, чем просто режим мобилизации. По крайней мере в нем был какой-то новый элемент, нечто сравнительно стабильное, которое поддерживало меня в течение всего этого времени и продолжает поддерживать сейчас без какого бы то ни было приложения усилий с моей стороны. Это был новый для меня опыт, нечто не похожее на то, что было прежде. Каков бы ни был смысл всей этой полумистической чепухи, которую я написала, тем не менее она описывает реальные переживания и реальный опыт освобождения от непонятного напряжения. Но она описывает этот опыт в несколько преувеличенной форме, скорее как образ абсолютного совершенства, идеальное явление, нежели как устойчивую психическую реальность. Но тем не менее у меня сложилось ощущение того, что я описываю действительные факты, поэтому, вероятно, точнее и ближе к истине будет сказать, что реорганизация личности в какой-то момент может проходить совершенно безупречно; но я настолько привыкла управлять своими переживаниями и организовывать свой опыт определенным образом при том, что каждая секунда приносит с собой все новую и новую информацию, что естественное совершенство искажается моментально. Я уже начинаю ощущать, хотя и исключительно благодаря контрасту, некоторый беспорядок и легкое беспокойство, похожее на предчувствие вероятного возвращения к хаосу, смятению и боли. Вероятно, в терапии, как и в жизни, приходится снова и снова проходить через это смятение, чтобы на мгновение почувствовать совершенство; эти моменты со временем достигаются со все возрастающей быстротой и легкостью, длятся все дольше и дольше, пока наконец эта восприимчивость не становится окончательной. Каждый раз ты сталкиваешься с пугающим фактом дезорганизации, который на самом деле ведет не к деструкции, а к новому витку спокойствия и наслаждения жизнью, к очередному этапу уверенности в себе. Периоды дезорганизации становятся все короче и короче, просто потому, что ты научаешься принимать свой опыт таким, какой он есть, и у тебя больше не возникает абсолютно никакого желания искажать свои собственные переживания, превращая их в искусственный защитный покров. И когда твое восприятие полностью очищается, все сведения и данные, которые к тебе поступают, принимаются тобой и занимают соответствующие и вполне законные места в твоей внутренней организации; тебе станет неинтересно аккумулировать раздражение, накапливать инородный и чуждый твоему естеству материал, впихивая его туда, где ему совсем не место, прекращая обращать внимание на всяческий узор, порождая напряжение, плодя конфликты и всяческие трения».
Этот отрывок поразителен тем, что он был написан уже после второй консультации и описывает глубоко интимные переживания того, что несет с собой терапия. Автор этой книги был также знаком и с другими клиентами, которым удавалось постигнуть основной смысл терапии после первой, второй или третьей встречи, несмотря на то, что полная реорганизация не была достигнута. Если такого рода прозрения являются общим местом в опыте клиентов, то это в некоторой степени может объяснить, почему клиенты возвращаются к беседам, несмотря на то, что им приходится испытывать боль и страдания:
«Как произошла эта реорганизация, я точно не знаю. Тем не менее в ней была некоторая закономерность, на которой основывалась последовательность происходящих событий и в которой может быть скрыт ключ к разгадке. Сначала был ужасный беспорядок, растерянность. Затем возникла потребность сдвинуть с места мои дела. Когда она возникла, я оставила беспорядок в том виде, в котором он и пребывал. Для меня это было слишком, и думать о том, как бы сделать нечто такое, что способно восстановить прежний порядок, было бесполезно. Так что я сосредоточилась на делах, требующих решения. Выглядело это так, как будто бы я повернулась спиной к хаосу, который самостоятельно и вполне успешно структурировался, и образованная в результате структура оказалась намного лучше той, которую я смогла бы построить умышленно. На самом деле это выглядит так, будто мне следует быть благодарной обстоятельствам, которые потребовали моего внимания. Иначе я, вероятно, должна была бы самостоятельно пытаться поместить все это в определенные границы. Большинству людей, проходящих курс терапии, приходится возвращаться обратно к привычной рутине повседневной жизни, выйдя из кабинета терапевта. И вероятно, это изменение фокуса — одна из самых живых составляющих терапии. Нам так нравится думать, что все важные вещи происходят под бдительным наблюдением нашего всевидящего ока».
Так или иначе, здесь уместно вспомнить точку зрения Ангъяла о том, что сознание человека часто «склонно узурпировать власть над личностью в целом, претендуя таким образом на то, для чего оно не приспособлено» (9, р. 118). По крайней мере, становится очевидно, что определенная организация личности, как удачный удар в гольфе, не всегда достигается при помощи сознательной концентрации на стратегии достижения цели:
«В последние несколько дней, я снова и снова мысленно возвращаюсь к нашей беседе, и странные мысли и прозрения вдруг вспыхивают в моей голове. Иногда они вполне понятны мне и продолжают оставаться в сознании достаточно долго, так что у меня хватает времени, чтобы их обдумать и проложить на их основе некое подобие колеи для будущих размышлений. Но потом вдруг совершенно неожиданно они исчезают, и я уже не в состоянии даже вспомнить, о чем они были и в чем была их суть. В ванной, например, они сохраняются лучше, и мне любопытно, уж не потому ли это происходит, что там я лишена ручки и бумаги, так что они вполне свободны и независимы, и им не угрожает быть пойманными и подвергнуться объективации. Я знаю, они растворяются как по волшебству, как только я начинаю подумывать о том, чтобы их записать».
Как во время, так и после беседы с терапевтом многие клиенты испытывают нечто похожее. Доказательством силы и действенности нашей социальной и психической организации, если кто-то, конечно, нуждается в этих доказательствах, является то упорство, с которым каждый из нас пытается уберечь себя от встречи с теми установками и переживаниями, которые отрицаются и недоступны осознанию, так как несут в себе некий травмирующий и пугающий материал. Одна клиентка, вся жизнь которой строилась на основе отрицания большей части приобретенного ею опыта, продемонстрировала невероятную настойчивость и энергию в борьбе за саму себя. Своими собственными силами она смогла осознать те грани ее личного опыта, о существовании которых она ранее не подозревала, но которые оказались наполнены для нее глубоким внутренним смыслом. Она нашла в себе мужество, чтобы начать обсуждать это в разговорах со своим консультантом. Если вдруг в середине разговора случалось такое, что она совершенно забывала то, о чем она только что говорила, клиентка боролась сама с собой столько времени, сколько ей было необходимо, пока нужный материал вновь не появлялся на поверхности ее сознания, или переводила разговор на какую-нибудь близкую тему, непосредственно связанную с обсуждаемым вопросом.
Так продолжалось до тех пор, пока ей не удавалось ухватить утерянные части ее собственного опыта, уверенно и решительно взглянуть на них и присвоить то, что ей так сильно хотелось принять, но что она так настойчиво все это время отрицала, мечтая отрицать и дальше[5].
А теперь вернемся к тем переживаниям, которые возникли у мисс Кэм во время и после ее второй беседы с консультантом и о которых она пишет в своем отчете.
«Начав свой рассказ с конца, проскочив середину, я наконец-то добралась до того, с чего все это началось — непосредственно до самого разговора с консультантом.
Когда я пришла на консультацию, я находилась в состоянии испуга, который частично состоял из опасения, частично — из надежды и частично — из смущения и замешательства. Мое опасение заключалось в том, что я боялась, что ничего не произойдет, что я никогда не смогу найти выхода из этого подземелья, выхода к тому прекрасному миру свободы, который вдруг вспыхнул передо мной на короткое мгновение на нашей прошлой беседе. Надеялась я на то, что все-таки смогу найти выход и обрести этот мир, а скорее, даже на то, что вы сможете найти его за меня и для меня, предложив мне тот волшебный ключик, с помощью которого можно открыть тюремную дверь и вызволить меня из заточения. Смущение происходило из того факта, что мне хотелось, чтобы вы думали обо мне хорошо и у вас сложилось благоприятное впечатление обо мне. А вместо этого мне пришлось продемонстрировать свою глупость и неадекватность, причем ни единого шанса показать свою компетентность, сдержанность и способность к саморегуляции у меня не было!
...После того как первоначальная нервозность исчезла, все мое внимание сосредоточилось на возможности повторения того опыта, который я испытала на нашей первой консультации, а именно: ощущения какого-то щелчка, после которого стала возможной целостность моего восприятия... Я пыталась вспомнить любые эпизоды из моей автобиографии для того, чтобы посмотреть на свои собственные эмоциональные реакции. И не правда ли, это смешно? Насколько я помню, вспоминаемые мной эпизоды в достаточной мере отражали реальность прошедшего времени, но были мало эмоциональны. Но, несмотря на это, у меня были сильные эмоциональные реакции, и я их очень хорошо осознавала. Я помню их, но мне всегда казалось, что они были просто случайностью, чем-то, с чем можно было справиться. И когда я говорила о недавних событиях, я чувствовала нечто такое, что не относилось к делу. То, что я ощущала по поводу произошедшего было неадекватно самим событиям. Это было так, как если бы часть моего собственного опыта была для меня недоступна. Так или иначе, но это уже грабеж, который заключается в том, что я должна чувствовать меньше, чем у меня есть на самом деле. Обрезание какое-то!
В любом случае я заставила эти вещи всплыть на поверхность, подвергла их публичному освещению, прояснила, в чем их смысл, но ничего не произошло, по крайней мере ничего такого, чего бы я ожидала. Конечно, вы ухватили смысл того, что я сказала, изображение в зеркале было по-прежнему весьма правдоподобным, но это потеряло для меня свою новизну, все это было каким-то плоским и мертвым по сравнению с тем видом, который открывался из вашего окна. По мере того как время уходило, во мне появились и стали нарастать страшное замешательство и некоторая безнадежность. Я мечтала о повторении того опыта так сильно, что, когда этого не произошло, фокус моих желаний изменился: от стремления к освобождению он сместился на стремление к обычному контакту с вами — не важно, какому. Периодически я в надежде посматривала на вас, рассчитывая, что если нечто не может появиться при помощи слов, то оно может обрести форму при помощи взгляда. Вскоре я поняла, что на самом деле смотрю на вас, желая получить подтверждение справедливости своих слов. Может быть, вы и могли бы смотреть на меня с симпатией, так, как если бы я вам нравилась, или что-нибудь в этом роде, но этого также не произошло. Вы продолжали смотреть на меня мягко, спокойно и дружелюбно, смотреть открытым взглядом и в некотором смысле с готовностью. Готовностью к чему? С готовностью принять все, что я уже сказала и еще скажу? С готовностью посмотреть на все это, не замечая никаких преград, но в то же время и не связывая себя никакими эмоциональными узами? Но если вы способны смотреть на все это таким ясным взглядом, то, может быть, и я могу? Я говорю не о том, что мои переживания были настолько далеки от вас, что никак вас не задевали и не действовали на вас. Они не могли быть для вас отдаленными, потому что, как мне казалось, вы понимали их достаточно хорошо. И еще вы были очень человечным, поэтому со мной это и произошло, как, впрочем, это могло бы произойти с кем угодно, кого бы вы приняли. Мне кажется, мы все это осознаем; и я думаю, что мы отказываемся принимать опыт других людей и их переживания потому, что если мы их примем, то вместе с этим нам также придется принять и возможность того, что то же самое может случиться и с нами. Через понимание и принятие меня, вы также приняли и вероятность того, что это могло бы произойти с любым человеком (и с вами, в том числе), но, несмотря на такую перспективу, вы продолжали смотреть на все происходящее с невозмутимым спокойствием. Это, в свою очередь, открывает интересные возможности для меня, но в данный момент я слишком озадачена, чтобы быть достаточно уверенной в этом, поэтому мне необходимо одобрение и подтверждение правильности хода моих мыслей. Мне хочется положить свою голову к вам на плечо и расплакаться. Может быть, вы бы обняли меня, погладили по плечу и сказали бы:
«Ну-ну, полно, все хорошо, не стоит плакать!» И тогда бы я почувствовала облегчение, утешилась и могла бы наконец прекратить это бесконечное сражение. Это было бы здорово, так удобно и приятно, но, с другой стороны, мне кажется, что это могло бы испортить что-то. Это сделало бы жизнь проще и интереснее, но что-то я бы все-таки потеряла. Что именно, я не знаю. Но это что-то настолько драгоценное, может быть, это что-то самое лучшее во мне, что после отказа от этого всю оставшуюся жизнь меня бы преследовало ощущение потери. Сочувствие может успокоить меня и дать мне возможность вернуться к действию, к сражению с новой силой, но оно никогда не оказывало мне непосредственной помощи в разрешении моих затруднений. На некоторое время это создает иллюзию того, что вся окружающая тебя обстановка, другие люди и обстоятельства сами изменились так, чтобы мне не пришлось ничего делать. Но эта иллюзия моментально растворяется, как только я начинаю действовать. Так что по большому счету сочувствие не работает, и я прихожу к выводу, что нужно делать что-то для того, чтобы это сражение давалось тебе проще.
Когда я пришла к вам, в моей голове было два соображения: первое заключалось в том, что я надеялась, что смогу быть свободна в своем поведении и проявлениях, но так как у меня было недостаточно опыта в этом деле, я сомневалась в том, что смогу это сделать. А второе касалось того, что в прошлом сочувствие давало мне некоторое облегчение, я в этом уверена, поэтому в крайнем случае я всегда могу к нему прибегнуть. Но я все еще продолжаю надеяться на то, что вы сделаете что-нибудь для того, чтобы это сражение обошлось для меня как можно меньшими жертвами, а я тем временем могла бы пребывать в полной пассивности. С тех пор как эта проблема не разрешилась сама собой, у меня появилось основательное сомнение в собственных способностях и возможностях, поэтому если вы будете мне сочувствовать, то тем самым лишний раз убедите меня в моих наихудших подозрениях...
Но пока вы не подпитываете моих сомнений, а, наоборот, поддерживаете во мне надежду. Я не благодарю за это, потому что внутри меня это звучит не как колокольный звон, а как что-то более спокойное, что дает мне силы продолжать, рассчитывая только на себя. Но меня все еще продолжает привлекать возможность более личного контакта с вами, но так как я в себе не уверена, то пока приберегаю эту возможность. Я знаю о терапии достаточно, чтобы осознавать, как далеко меня это может завести, но, даже несмотря на это, я не выкину эту идею из своей головы. Приятно, что я могу свободно выражать свои мысли, и любопытно видеть, что внутри меня есть много всего, что мне хотелось бы выразить, — значительно больше, чем я могла бы предположить. И я чувствую удовлетворение от того, что продолжаю брести своим путем перед лицом всех трудностей, а терапия продолжает оставаться атмосферой защищенности и безопасности».
Два момента в этом отрывке заслуживают комментария. Здесь мы видим все предпосылки того, что другие терапевты назвали бы позитивным переносом. (См. главу 5, в которой приводится более подробные и основательные рассуждения по этому поводу.) Но в данном случае сама клиентка осознает, что возможность трансферентных взаимоотношений — это, без всяких сомнений, цель второго плана. Другие клиенты переживают это несколько иначе, что станет видно в следующей главе.
Другим интересным моментом является то, что она поддерживает ту теорию о роли терапевта, которая была изложена нами ранее. То, что клиент видит другого человека, своего терапевта, который скорее принимает, нежели отвергает его опыт, в частности, когда представляет, что такое же может случиться и с ним, упрощает процесс принятия этого опыта клиентом.
Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 177; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!