Записи, сделанные после второй консультации

Эта часть отчета мисс Кэм носит название «Через три часа после оперативного вмешательства».

 

«Я чувствую себя настолько несчастной, подавленной и убо­гой, что мне страшно об этом писать. Какой в этом смысл? Из бездны, из самых заветных глубин океана, который со­крыт где-то внутри моего существа, одна за другой, в хаоти­ческом порядке выходят на поверхность и вздымаются вол­ны эмоций, дотоле скрытых во мне. Они угрожают мне, об­ступают меня, поглощают и овладевают мною. Но эмоции ли это? Что же пришло на смену тысячам противоречивых переживаний? Все эмоции, ощущения, переживания и впе­чатления, выросшие из разрозненных событий моей жиз­ни, внутренних и внешних, под влиянием определенных обстоятельств превратились в мысли и чувства, кирпичики в некой единой структуре? И неужели все это вдруг обру­шится лишь оттого, что ты возьмешь и вытащишь оттуда один-единственный ничтожно маленький? Все рухнет, и це­лостная некогда структура безвозвратно превратится в бес­форменную груду нагроможденных друг на друга осколков и камней? Или эта куча подлежит восстановлению? Все это вскоре трансформируется и образует собой новую, усовер­шенствованную форму? Сможешь ли ты выбрать для буду­щего сооружения тот или иной архитектурный стиль? Что ты предпочтешь?»

 

Любому терапевту необходимо научиться отдавать себе отчет в том, что предсказать заранее, какое воздействие та или иная консультация окажет на клиента, бывает очень трудно, порой практически невозможно и всегда совер­шенно бессмысленно для терапии. С точки зрения тера­певта, чувство отчаяния и подавленности, пробудившее­ся в клиентке благодаря терапевтической беседе, со всей своей очевидностью указывает на тот прогресс, который был сделан в ходе этого разговора. Клиентка смогла про­никнуть, погрузиться вглубь проблемы, которую она ощу­щала, и определить свое отношение к самой себе. Тера­певт не ожидал, что консультация вызовет у клиентки чув­ство катастрофической подавленности и полного упадка, равно как и не мог догадаться на следующей консульта­ции о силе испытываемых ею чувств, исходя лишь из вне­шних ее проявлений.

Конечно, не каждый клиент переживает чувство рас­пада. Тот факт, что изъятия «одного-единственного нич­тожно маленького кирпичика» достаточно для того, что­бы вся структура обвалилась, является бесспорным дока­зательством того, что она была построена на песочном фундаменте нереалистичных убеждений. Далее этому воп­росу мы уделим особое внимание и рассмотрим его под­робнее, когда будем обсуждать теорию личности.

А теперь целесообразно вернуться к мисс Кэм, кото­рая продолжает описывать свои чувства, проводя слож­ные аналогии с омутом, который внезапно пришел в вол­нение. Это сравнение она заканчивает словами:

 

«Тот факт, что терапевт обладает достаточной верой для того, чтобы смело и спокойно принять «опасные» переживания клиента — что выражается в его способности переформу­лировать их, — добавляет ли этот факт клиенту веры в буду­щий результат своей работы, которая так необходима ему для поддержания духа в процессе решительной реорганиза­ции?»

 

Здесь мы находим подтверждение мысли, которая была высказана нами ранее, о том, что клиент находит для себя возможным принять новый взгляд на самого себя и но­вый способ отношения к себе прежде всего потому, что видит, как это делает его консультант. А может быть, это просто подражание, имитация чужого поведения? Мы допускаем, что здесь возможно некоторое сходство.

Следующий отрывок исповеди мисс Кэм носит назва­ние «Шестьдесят часов спустя»:

 

«На то, чтобы написать эти полторы страницы, у меня ушло четыре часа — четыре часа погружения на дно — нет, даже не погружения на дно, а, скорее, расширения своих терри­торий, с которых были сброшены стеснявшие их оковы вся­ческих границ. Как будто ты становишься все обширней и обширней, больше, шире и глубже, расширяешься во всех направлениях. И это твое расширение неизменно сопровождается одинаковым узором из бегущих до самого горизонта (насколько это видно глазу) линий, образованных рядами отделенных друг от друга точек. И по мере того, как этот рисунок развертывается и распространяется вовне, точки отодвигаются друг от друга все дальше и дальше, до тех пор, пока эта связь не становится настолько трудно уловимой, а точечный узор настолько разреженным, что прекращает свое существование. Тогда знакомый рельеф местности сменит­ся непролазным, диким, хаотичным нагромождением не связанных друг с другом, разбросанных кусков и отдельных частей, которые когда-то, вероятно, составляли некую структуру. И тем не менее при виде всей этой картины ты испытываешь чувство невероятного расслабления, ты как бы позволяешь себе идти вперед и заходить все дальше и дальше, ослабляя свои усилия и сокращая попытки превра­тить эту беспорядочную совокупность отдельных и разроз­ненных частей в некое подобие последовательности, зако­номерной упорядоченности и целостности. Весь этот бес­порядок, ошеломляющее количество различных впечатле­ний вызывают невыносимую боль от ощущения того, что совершенно бесполезно и просто невозможно навести по­рядок в этом хаосе; и как было бы здорово дойти до крайней точки собственных страданий, до последнего мгновения са­мосознания, когда мое восприятие этого беспорядка пре­вратится в сам беспорядок, когда я растворюсь в нем и ста­ну всего лишь еще одним маленьким кусочком хаоса, со­льюсь с ним, погружаясь все глубже и глубже, опускаясь все ниже и ниже в благостное умиротворение абсолютного заб­вения и не-знания. И все-таки странно, что я думаю об об­ретении мира и спокойствия через покорение тому, что ка­жется хаосом и беспорядком. Так странно, что, когда я пред­ставляю себе это забвение, я осознаю мир и порядок, лег­кое движение, не требующее никаких усилий, среди всего этого сумбура и столпотворения вещей, которое выглядит столь хаотичным, беспорядочным и пугающим, если смот­реть на него извне. Здесь ты испытываешь настоящую радость и счастье, переживаешь чувство сопричастности, пол­ной и совершенной жизни, в которой я вечный огонь, горя­щий постоянно и неизменно и плывущий в энергично ме­няющейся среде. Все движется и меняется; все полно жиз­ни, но не так, как в калейдоскопе, когда перед тобой проно­сятся отдельные фрагменты, собранные вместе в грубом гео­метрическом узоре. Напротив, здесь нет этой безжизненной ригидности, скорее все части полны жизни, текут и перели­ваются во что-то новое, динамичное и гармонично взаимо­связанное. Почему бы и нет, раньше я понимала это непра­вильно. Узор не изменяется, но части настолько живые, от­ношения настолько важные, что они не ассоциируются у меня с чем-то застывшим и статичным. Это я — та сила, ко­торая их двигает и заставляет перетекать из одной формы в другую внутри этого изначального разнообразия форм, ко­торая смотрит на них под новым углом и с новых точек зре­ния, открывая в них все новые и новые стороны. Меняется не узор, но позиция его рассмотрения. Я отличаюсь от все­го, что меня окружает. Я стою отдельно от этого всего, хотя имею к этому самое непосредственное отношение и тесно с этим связана своими знаниями и любовью. Я двигаюсь по направлению к этому, охватываю и принимаю это, даже тог­да, когда кажется, что это оно меня охватывает и принима­ет внутрь себя. Как бы там ни было, я испытываю к этому любовь, которая является куда как более сознательной, чем любое самонаблюдение, при котором ты находишься вне того, что ты есть, и классифицируешь себя самого. Сейчас я придерживаюсь этого и буду это делать до тех пор, пока смо­гу, а потом я изменю это».

 

Этот текст достоин того чтобы его читали и перечиты­вали. Опыт мисс Кэм, на который она позволяет нам взглянуть, возможно, является настоящим опытом внут­реннего регулирования, когда человек не стремится ис­казить свои переживания, а принимает их такими, какие они есть, и двигается дальше скорее с этим опытом, чем против него, отказываясь от «управления» и «контроля» и приобретая управление и контроль. И это удивительно, что переживания, которые здесь описаны, возникли у клиентки уже после второй беседы. Мисс Кэм скорее всего не достигла того состояния, которое она описывает, но получила моментальное озарение относительно того, ка­кова может быть ее цель.

Теоретические термины, в которых мы будем далее пы­таться описать этот опыт, являются основополагающими в понимании человека, его»я» и человека во взаимоотно­шениях с другими и отражают непосредственный опыт организма. Нам кажется, что живая проза мисс Кэм есть первый шаг на пути к тому, чтобы показать, что это зна­чит. Когда человек переживает и присваивает какой-либо опыт, не чувствуя никакой необходимости отрицать или искажать его, тогда возникает настоящее ощущение сво­боды и целостности, связанное с этим опытом. И целесо­образнее обратиться к тому, что написала сама мисс Кэм, чем рассуждать об этом.

 

«Знаете, иногда кажется, что вся энергия, потраченная на то, чтобы сохранять и поддерживать некий произвольный узор целостным, уберегать его от вредоносных воздействий и распада, потрачена совершенно зря. Ты думаешь о том, что должен сам создать свой собственный орнамент; но в твоем распоряжении так много отдельных кусочков и так сложно понять, куда какой следует поставить и какое место для каждого кирпичика будет наилучшим. Иногда ты оши­баешься и помещаешь его не туда, куда нужно. Но чем боль­ше кусочков стоят не на своих местах, тем больше усилий нужно приложить, чтобы вернуть все на свои законные ме­ста, пока наконец ты совсем не выбиваешься из сил и даже этот отвратительный беспорядок начинает казаться мень­шим злом, нежели продолжение твоих мучительных попы­ток расставить все по своим местам. Потом ты вдруг пони­маешь, что если ты решишься предоставить каждый из бес­порядочно двигающихся кусочков самому себе, то все они совершенно естественным путем займут нужные места, и что настоящий живой рисунок может появиться без всякого вмешательства с твоей стороны, а вся твоя работа заключа­ется лишь в том, чтобы понять это. Следуя этому правилу, ты сам сможешь занять свое собственное место. Скажете, что вся жизнь приятна, ненавязчива и абсолютно лишена директивности, не правда ли? Просто нужно позволить сво­ему опыту донести до тебя его собственное значение и его истинный смысл. В те мгновения, когда не он говорит тебе, что он значит, а ты пытаешься навязать ему свое понимание его значения, ты получаешь в ответ такое же сопротивле­ние и такую же реакцию отторжения, какую получает кон­сультант от своего клиента, переживания которого он не­верно проинтерпретировал. В эти минуты ты воюешь сам с собой».

 

«Просто нужно позволить своему опыту донести до тебя его собственное значение и его истинный смысл», — с точки зрения автора этого высказывания, стоит нам только поглубже вглядеться в смысл этой фразы, мы пой­мем многое из того, что нам хотелось бы узнать в отноше­нии психотерапии. Какие альтернативы мы обычно име­ем в своем распоряжении? Мы пытаемся исказить реаль­ные переживания или отдельные фрагменты нашего на­стоящего опыта таким образом, чтобы они стали соответ­ствовать тем концепциям и умозаключениям, которые мы уже успели придумать для их объяснения. Я люблю свое­го ребенка, поэтому нарастающее чувство раздражения, неприязни и антипатии — это всего лишь временное заб­луждение и уклонение от правильного пути, которое воз­никло по причине того, что я очень устал. Я ненавижу сво­их родителей, поэтому я буду продолжать игнорировать существование того расположения и тепла, которое у меня возникает по отношению к ним, я просто не буду прини­мать сам факт их существования. Я ничего не боюсь, по­этому вся эта парализующая тревога, этот безымянный ужас — все это лишь случайность, которая ничего не зна­чит и о которой нужно немедленно забыть. Я никогда не ошибаюсь, следовательно, те обвинения в мой адрес, которые приходят мне в голову, принадлежат не мне само­му, а другим людям. Этот ряд бесконечен и его можно продолжить. На этих примерах мы хотели наглядно проде­монстрировать связь между зрительными, слуховыми упущениями, мышечным тонусом, сердцебиением, импульсами, исходящими от желудка, и прочими физическими проявлениями и теми частично справедливыми, а частично противоречащими действительности формули­ровками, которые всегда имеются наготове у нашего сознательного разума для объяснения происходящих событий внешнего и внутреннего мира. Можем ли мы позволить себе увидеть подлинное значение наших ощущений, просто узнать о тех реальных переживаниях, которые в действительности стоят за нашими рационализациями, ложем ли мы позволить себе признать, что ненависть — это ненависть, а любовь — это любовь, можем ли мы назвать страх своим именем, раздвинув тем самым границы своего сознательного представления о самом себе и при­своив себе те истинные смыслы, которые несет с собой наш опыт. Если бы мы смогли себе это позволить, то навечно расстались бы с тем внутренним напряжением и личностными деформациями, которые всех нас объеди­няют. Этот выход предлагает и мисс Кэм.

Некоторые спросят нас о том, не приведет ли такой отказ от искусственности и пристального контроля к пол­ной и абсолютной дезорганизации. Следующий отрывок из отчета мисс Кэм частично отвечает на этот вопрос:

 

«Когда я закончила первую запись, я пребывала в совершен­но никудышном состоянии. Я пыталась пойти еще дальше и остаться наедине со своим состоянием, но мне пришлось бросить свои записи по причине того, что у меня была на­значена встреча. А для этого мне необходимо было взять себя в руки и собраться с духом. Поначалу это было очень труд­но. Все мои движения были неестественно замедленными и лишенными энергии, внутренние запасы которой к тому времени заметно истощились. Но постепенно мне все-таки удалось сконцентрироваться на тех вещах, которые нужно было сделать, отчего вся моя активность структурировалась и приобрела направленность. Мой мозг из режима нормаль­ного функционирования переключился на режим работы в чрезвычайных ситуациях, и беспорядок отступил, сдав свои позиции. Этого весьма эффективного мобилизационного приема было достаточно для того, чтобы поддерживать меня в бодром расположении духа в течение двух суматошных и очень загруженных дней, но где-то на окраинах моего со­знания настойчиво продолжала маячить мысль о том, что необходимо вернуться к этим записям, и чем скорее, тем лучше. И сейчас, оглядываясь в прошлое, я думаю о том, что тогда мною двигало нечто большее, чем просто режим мо­билизации. По крайней мере в нем был какой-то новый эле­мент, нечто сравнительно стабильное, которое поддержи­вало меня в течение всего этого времени и продолжает под­держивать сейчас без какого бы то ни было приложения уси­лий с моей стороны. Это был новый для меня опыт, нечто не похожее на то, что было прежде. Каков бы ни был смысл всей этой полумистической чепухи, которую я написала, тем не менее она описывает реальные переживания и реальный опыт освобождения от непонятного напряжения. Но она описывает этот опыт в несколько преувеличенной форме, скорее как образ абсолютного совершенства, идеальное яв­ление, нежели как устойчивую психическую реальность. Но тем не менее у меня сложилось ощущение того, что я опи­сываю действительные факты, поэтому, вероятно, точнее и ближе к истине будет сказать, что реорганизация личности в какой-то момент может проходить совершенно безупреч­но; но я настолько привыкла управлять своими пережива­ниями и организовывать свой опыт определенным образом при том, что каждая секунда приносит с собой все новую и новую информацию, что естественное совершенство иска­жается моментально. Я уже начинаю ощущать, хотя и ис­ключительно благодаря контрасту, некоторый беспорядок и легкое беспокойство, похожее на предчувствие вероятно­го возвращения к хаосу, смятению и боли. Вероятно, в тера­пии, как и в жизни, приходится снова и снова проходить через это смятение, чтобы на мгновение почувствовать со­вершенство; эти моменты со временем достигаются со все возрастающей быстротой и легкостью, длятся все дольше и дольше, пока наконец эта восприимчивость не становит­ся окончательной. Каждый раз ты сталкиваешься с пугаю­щим фактом дезорганизации, который на самом деле ве­дет не к деструкции, а к новому витку спокойствия и на­слаждения жизнью, к очередному этапу уверенности в себе. Периоды дезорганизации становятся все короче и короче, просто потому, что ты научаешься принимать свой опыт таким, какой он есть, и у тебя больше не возникает абсо­лютно никакого желания искажать свои собственные пе­реживания, превращая их в искусственный защитный по­кров. И когда твое восприятие полностью очищается, все сведения и данные, которые к тебе поступают, принима­ются тобой и занимают соответствующие и вполне закон­ные места в твоей внутренней организации; тебе станет не­интересно аккумулировать раздражение, накапливать ино­родный и чуждый твоему естеству материал, впихивая его туда, где ему совсем не место, прекращая обращать вни­мание на всяческий узор, порождая напряжение, плодя конфликты и всяческие трения».

 

Этот отрывок поразителен тем, что он был написан уже после второй консультации и описывает глубоко интим­ные переживания того, что несет с собой терапия. Автор этой книги был также знаком и с другими клиентами, которым удавалось постигнуть основной смысл терапии после первой, второй или третьей встречи, несмотря на то, что полная реорганизация не была достигнута. Если такого рода прозрения являются общим местом в опыте клиентов, то это в некоторой степени может объяснить, почему клиенты возвращаются к беседам, несмотря на то, что им приходится испытывать боль и страдания:

 

«Как произошла эта реорганизация, я точно не знаю. Тем не менее в ней была некоторая закономерность, на которой основывалась последовательность происходящих событий и в которой может быть скрыт ключ к разгадке. Сначала был ужасный беспорядок, растерянность. Затем возникла по­требность сдвинуть с места мои дела. Когда она возникла, я оставила беспорядок в том виде, в котором он и пребывал. Для меня это было слишком, и думать о том, как бы сделать нечто такое, что способно восстановить прежний порядок, было бесполезно. Так что я сосредоточилась на делах, тре­бующих решения. Выглядело это так, как будто бы я повер­нулась спиной к хаосу, который самостоятельно и вполне успешно структурировался, и образованная в результате структура оказалась намного лучше той, которую я смогла бы построить умышленно. На самом деле это выглядит так, будто мне следует быть благодарной обстоятельствам, ко­торые потребовали моего внимания. Иначе я, вероятно, дол­жна была бы самостоятельно пытаться поместить все это в определенные границы. Большинству людей, проходящих курс терапии, приходится возвращаться обратно к привыч­ной рутине повседневной жизни, выйдя из кабинета тера­певта. И вероятно, это изменение фокуса — одна из самых живых составляющих терапии. Нам так нравится думать, что все важные вещи происходят под бдительным наблюдени­ем нашего всевидящего ока».

 

Так или иначе, здесь уместно вспомнить точку зрения Ангъяла о том, что сознание человека часто «склонно узур­пировать власть над личностью в целом, претендуя таким образом на то, для чего оно не приспособлено» (9, р. 118). По крайней мере, становится очевидно, что определен­ная организация личности, как удачный удар в гольфе, не всегда достигается при помощи сознательной концен­трации на стратегии достижения цели:

 

«В последние несколько дней, я снова и снова мысленно воз­вращаюсь к нашей беседе, и странные мысли и прозрения вдруг вспыхивают в моей голове. Иногда они вполне понятны мне и продолжают оставаться в сознании достаточно долго, так что у меня хватает времени, чтобы их обдумать и проложить на их основе некое подобие колеи для будущих размышлений. Но потом вдруг совершенно неожиданно они исчезают, и я уже не в состоянии даже вспомнить, о чем они были и в чем была их суть. В ванной, например, они сохра­няются лучше, и мне любопытно, уж не потому ли это про­исходит, что там я лишена ручки и бумаги, так что они впол­не свободны и независимы, и им не угрожает быть пойман­ными и подвергнуться объективации. Я знаю, они раство­ряются как по волшебству, как только я начинаю подумы­вать о том, чтобы их записать».

 

Как во время, так и после беседы с терапевтом многие клиенты испытывают нечто похожее. Доказательством силы и действенности нашей социальной и психической организации, если кто-то, конечно, нуждается в этих до­казательствах, является то упорство, с которым каждый из нас пытается уберечь себя от встречи с теми установ­ками и переживаниями, которые отрицаются и недоступ­ны осознанию, так как несут в себе некий травмирующий и пугающий материал. Одна клиентка, вся жизнь кото­рой строилась на основе отрицания большей части при­обретенного ею опыта, продемонстрировала невероятную настойчивость и энергию в борьбе за саму себя. Своими собственными силами она смогла осознать те грани ее личного опыта, о существовании которых она ранее не по­дозревала, но которые оказались наполнены для нее глу­боким внутренним смыслом. Она нашла в себе мужество, чтобы начать обсуждать это в разговорах со своим кон­сультантом. Если вдруг в середине разговора случалось такое, что она совершенно забывала то, о чем она только что говорила, клиентка боролась сама с собой столько времени, сколько ей было необходимо, пока нужный ма­териал вновь не появлялся на поверхности ее сознания, или переводила разговор на какую-нибудь близкую тему, непосредственно связанную с обсуждаемым вопросом.

Так продолжалось до тех пор, пока ей не удавалось ухва­тить утерянные части ее собственного опыта, уверенно и решительно взглянуть на них и присвоить то, что ей так сильно хотелось принять, но что она так настойчиво все это время отрицала, мечтая отрицать и дальше[5].

А теперь вернемся к тем переживаниям, которые воз­никли у мисс Кэм во время и после ее второй беседы с консультантом и о которых она пишет в своем отчете.

 

«Начав свой рассказ с конца, проскочив середину, я нако­нец-то добралась до того, с чего все это началось — непос­редственно до самого разговора с консультантом.

Когда я пришла на консультацию, я находилась в состоя­нии испуга, который частично состоял из опасения, частич­но — из надежды и частично — из смущения и замешатель­ства. Мое опасение заключалось в том, что я боялась, что ничего не произойдет, что я никогда не смогу найти выхода из этого подземелья, выхода к тому прекрасному миру сво­боды, который вдруг вспыхнул передо мной на короткое мгновение на нашей прошлой беседе. Надеялась я на то, что все-таки смогу найти выход и обрести этот мир, а скорее, даже на то, что вы сможете найти его за меня и для меня, предло­жив мне тот волшебный ключик, с помощью которого мож­но открыть тюремную дверь и вызволить меня из заточения. Смущение происходило из того факта, что мне хотелось, что­бы вы думали обо мне хорошо и у вас сложилось благоприят­ное впечатление обо мне. А вместо этого мне пришлось про­демонстрировать свою глупость и неадекватность, причем ни единого шанса показать свою компетентность, сдержанность и способность к саморегуляции у меня не было!

...После того как первоначальная нервозность исчезла, все мое внимание сосредоточилось на возможности повто­рения того опыта, который я испытала на нашей первой кон­сультации, а именно: ощущения какого-то щелчка, после которого стала возможной целостность моего восприятия... Я пыталась вспомнить любые эпизоды из моей автобиогра­фии для того, чтобы посмотреть на свои собственные эмо­циональные реакции. И не правда ли, это смешно? Насколь­ко я помню, вспоминаемые мной эпизоды в достаточной мере отражали реальность прошедшего времени, но были мало эмоциональны. Но, несмотря на это, у меня были силь­ные эмоциональные реакции, и я их очень хорошо осозна­вала. Я помню их, но мне всегда казалось, что они были про­сто случайностью, чем-то, с чем можно было справиться. И когда я говорила о недавних событиях, я чувствовала нечто такое, что не относилось к делу. То, что я ощущала по пово­ду произошедшего было неадекватно самим событиям. Это было так, как если бы часть моего собственного опыта была для меня недоступна. Так или иначе, но это уже грабеж, ко­торый заключается в том, что я должна чувствовать мень­ше, чем у меня есть на самом деле. Обрезание какое-то!

В любом случае я заставила эти вещи всплыть на повер­хность, подвергла их публичному освещению, прояснила, в чем их смысл, но ничего не произошло, по крайней мере ничего такого, чего бы я ожидала. Конечно, вы ухватили смысл того, что я сказала, изображение в зеркале было по-прежнему весьма правдоподобным, но это потеряло для меня свою новизну, все это было каким-то плоским и мерт­вым по сравнению с тем видом, который открывался из ва­шего окна. По мере того как время уходило, во мне появи­лись и стали нарастать страшное замешательство и некото­рая безнадежность. Я мечтала о повторении того опыта так сильно, что, когда этого не произошло, фокус моих жела­ний изменился: от стремления к освобождению он сместил­ся на стремление к обычному контакту с вами — не важно, какому. Периодически я в надежде посматривала на вас, рассчитывая, что если нечто не может появиться при помощи слов, то оно может обрести форму при помощи взгляда. Вскоре я поняла, что на самом деле смотрю на вас, желая получить подтверждение справедливости своих слов. Мо­жет быть, вы и могли бы смотреть на меня с симпатией, так, как если бы я вам нравилась, или что-нибудь в этом роде, но этого также не произошло. Вы продолжали смотреть на меня мягко, спокойно и дружелюбно, смотреть открытым взглядом и в некотором смысле с готовностью. Готовнос­тью к чему? С готовностью принять все, что я уже сказала и еще скажу? С готовностью посмотреть на все это, не заме­чая никаких преград, но в то же время и не связывая себя никакими эмоциональными узами? Но если вы способны смотреть на все это таким ясным взглядом, то, может быть, и я могу? Я говорю не о том, что мои переживания были настолько далеки от вас, что никак вас не задевали и не дей­ствовали на вас. Они не могли быть для вас отдаленными, потому что, как мне казалось, вы понимали их достаточно хорошо. И еще вы были очень человечным, поэтому со мной это и произошло, как, впрочем, это могло бы произойти с кем угодно, кого бы вы приняли. Мне кажется, мы все это осознаем; и я думаю, что мы отказываемся принимать опыт других людей и их переживания потому, что если мы их при­мем, то вместе с этим нам также придется принять и воз­можность того, что то же самое может случиться и с нами. Через понимание и принятие меня, вы также приняли и ве­роятность того, что это могло бы произойти с любым чело­веком (и с вами, в том числе), но, несмотря на такую перс­пективу, вы продолжали смотреть на все происходящее с невозмутимым спокойствием. Это, в свою очередь, откры­вает интересные возможности для меня, но в данный мо­мент я слишком озадачена, чтобы быть достаточно уверен­ной в этом, поэтому мне необходимо одобрение и подтвер­ждение правильности хода моих мыслей. Мне хочется по­ложить свою голову к вам на плечо и расплакаться. Может быть, вы бы обняли меня, погладили по плечу и сказали бы:

«Ну-ну, полно, все хорошо, не стоит плакать!» И тогда бы я почувствовала облегчение, утешилась и могла бы наконец прекратить это бесконечное сражение. Это было бы здоро­во, так удобно и приятно, но, с другой стороны, мне кажет­ся, что это могло бы испортить что-то. Это сделало бы жизнь проще и интереснее, но что-то я бы все-таки потеряла. Что именно, я не знаю. Но это что-то настолько драгоценное, может быть, это что-то самое лучшее во мне, что после от­каза от этого всю оставшуюся жизнь меня бы преследовало ощущение потери. Сочувствие может успокоить меня и дать мне возможность вернуться к действию, к сражению с но­вой силой, но оно никогда не оказывало мне непосредствен­ной помощи в разрешении моих затруднений. На некото­рое время это создает иллюзию того, что вся окружающая тебя обстановка, другие люди и обстоятельства сами изме­нились так, чтобы мне не пришлось ничего делать. Но эта иллюзия моментально растворяется, как только я начинаю действовать. Так что по большому счету сочувствие не ра­ботает, и я прихожу к выводу, что нужно делать что-то для того, чтобы это сражение давалось тебе проще.

Когда я пришла к вам, в моей голове было два сообра­жения: первое заключалось в том, что я надеялась, что смо­гу быть свободна в своем поведении и проявлениях, но так как у меня было недостаточно опыта в этом деле, я сомне­валась в том, что смогу это сделать. А второе касалось того, что в прошлом сочувствие давало мне некоторое облегче­ние, я в этом уверена, поэтому в крайнем случае я всегда могу к нему прибегнуть. Но я все еще продолжаю надеяться на то, что вы сделаете что-нибудь для того, чтобы это сра­жение обошлось для меня как можно меньшими жертвами, а я тем временем могла бы пребывать в полной пассивнос­ти. С тех пор как эта проблема не разрешилась сама собой, у меня появилось основательное сомнение в собственных способностях и возможностях, поэтому если вы будете мне сочувствовать, то тем самым лишний раз убедите меня в моих наихудших подозрениях...

Но пока вы не подпитываете моих сомнений, а, наобо­рот, поддерживаете во мне надежду. Я не благодарю за это, потому что внутри меня это звучит не как колокольный звон, а как что-то более спокойное, что дает мне силы продол­жать, рассчитывая только на себя. Но меня все еще продол­жает привлекать возможность более личного контакта с вами, но так как я в себе не уверена, то пока приберегаю эту возможность. Я знаю о терапии достаточно, чтобы осозна­вать, как далеко меня это может завести, но, даже несмотря на это, я не выкину эту идею из своей головы. Приятно, что я могу свободно выражать свои мысли, и любопытно видеть, что внутри меня есть много всего, что мне хотелось бы вы­разить, — значительно больше, чем я могла бы предполо­жить. И я чувствую удовлетворение от того, что продолжаю брести своим путем перед лицом всех трудностей, а терапия продолжает оставаться атмосферой защищенности и безо­пасности».

 

Два момента в этом отрывке заслуживают коммента­рия. Здесь мы видим все предпосылки того, что другие терапевты назвали бы позитивным переносом. (См. гла­ву 5, в которой приводится более подробные и основа­тельные рассуждения по этому поводу.) Но в данном слу­чае сама клиентка осознает, что возможность трансферентных взаимоотношений — это, без всяких сомнений, цель второго плана. Другие клиенты переживают это несколь­ко иначе, что станет видно в следующей главе.

Другим интересным моментом является то, что она поддерживает ту теорию о роли терапевта, которая была изложена нами ранее. То, что клиент видит другого чело­века, своего терапевта, который скорее принимает, неже­ли отвергает его опыт, в частности, когда представляет, что такое же может случиться и с ним, упрощает процесс при­нятия этого опыта клиентом.

 

---

Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 177; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!