Запись, сделанная три месяца спустя

Наше знакомство с внутренним миром клиентки было мимолетным, и мы лишь мельком успели взглянуть на те изменения, которые в нем происходили. Мы не можем далее подсматривать за переживаниями мисс Кэм и вы­нуждены завершить это знакомство, потому что запись, сделанная три месяца спустя после завершения терапевтического курса, последняя. Эти строки были написаны как ответ консультанту, который поинтересовался ее; со­стоянием после терапии. Рассуждения о своих нынешних интересах она продолжает следующими словами:

 

«Тем временем (поскольку вы были столь добры, что реши­ли справиться о моем самочувствии, я с удовольствием рас­скажу вам об этом) клиент продвигается вперед довольно успешно. По крайней мере мне так кажется. Но я настолько устала вести наблюдение за собственной персоной и так; уто­милась от эмоциональных встрясок и переворотов, что (едва ли смогу дать вам вразумительное и достоверное объяснение по поводу того, что со мной сейчас происходит. Я по-прежнему чувствую себя не до конца окрепшей и восстано­вившейся, как если бы новая кожа еще не успела нарасти взамен той, что была содрана. Так что я ощущаю себя в не­которой степени неопытной в том, что касается эмоций, и продолжаю оставаться подверженной приступам «несчас­тья». Но я начинаю подозревать, что отчасти испытываемые мною чувства являются не более чем последствиями про­шедшей бури, а отчасти — реакцией на тот факт, что сейчас я делаю (или предвкушаю, что скоро буду делать) такие вещи, которые я раньше не умела или не решалась делать. Мне кажется, что я жду того, что изменения непременно будут сопровождаться серией восклицаний вроде «Ага!», Так!», «Правильно!», что подтвердит мне достоверность их происхождения. Так что до последнего времени я не заме­чала каких-либо изменений, которые, должно быть, появи­лись совершенно спонтанно в связи с изменением моих ус­тановок. Я делаю успехи в отношениях со своей матерью, с которой я научилась совершенно замечательно ладить, умуд­ряясь проповедовать своего рода справедливость как по от­ношению к себе, так и по отношению к ней. Между нами не стоит больше ни чувства превосходства, ни злоупотребле­ния собственным положением, ни оскорбления. Я стала более спокойной и больше не стремлюсь рисоваться перед кем-то. Мне стало так забавно, когда я вдруг осознала, на­сколько иной была раньше. Сейчас я гораздо в большей сте­пени внимательна к окружающим меня людям, я наблюдаю за их поведением; они — другие, и они совершенно искрен­не мне интересны. Ей-богу, это просто потрясающе, разве нет? По всей видимости, есть и еще что-то, что, может быть, подвигнет вас на размышления и поможет обнаружить ка­кую-нибудь свежую мысль. Надеюсь, что не слишком ув­леклась оцениванием самой себя (дай Бог, чтобы это было именно так), а если и погрязла в этом, то не окончательно, потому что на самом деле я не сильно заинтересована в том, чтобы искать себя. Сейчас я наслаждаюсь тем, что я себя теряю. И, честно говоря, это такое облегчение — избавить­ся наконец от этой обременительной ноши».

 

Здесь мы может наблюдать несколько моментов, ко­торые очень характерны для большинства клиентов. Пер­вый из них заключается в том, что изменения в поведе­нии человека, прошедшего курс терапии, возникают са­мопроизвольно и проявляются настолько непринужден­но, что их невозможно заметить до тех пор, пока какое-либо внешнее обстоятельство не обратит на них ваше вни­мание. Второй характерный для большинства клиентов момент связан с ощущением шаткости и непостоянства ситуации, которое сопровождает личностные изменения. И последняя характеристика представляет собой весьма интересный факт, который состоит в том, что клиент-центрированная терапия с ее сосредоточенностью на «я» кли­ента в качестве результата имеет не больше самосознание, а, скорее, меньшее. То есть самосознание становится меньше, а самости — больше. Иначе говоря, самость, или «я», проявляется естественным образом в опыте, нежели когда является объектом интроспекции. Один клиент че­рез год после завершения курса терапии сказал следую­щее: «Я теперь не такой сознательный, каким привык быть... Я не сосредоточиваюсь на том, чтобы быть самим собой. Я просто самим собой являюсь».

Представляя вашему вниманию материал работы с од­ной конкретной клиенткой, мы вовсе не хотим сказать, что ее опыт является типичным. Без сомнения, в некото­ром роде он является типичным, но в той же мере уни­кальным. Несомненно, что наше понимание психотера­пии становится более основательным тогда, когда у нас появляется возможность досконально понять внутренний мир многих клиентов, проходящих терапию.

Терапевтический процесс

 

Любое терапевтическое направление имеет своей целью оказание помощи людям, которые в ней нуждаются. И в рамках любого терапевтического направления этим людям помогают. Их поведение изменяется в сторону лучшей адаптации к внешним и внутренним условиям жизни. Их личность также претерпевает изменения: теперь они кажут­ся другими самим себе и окружающим людям, которые знали их прежде. Но что же на самом деле происходит в тех случаях, когда терапия считается успешной? Посредством каких психологических процессов обеспечивается улучше­ние? Прослеживаются ли во всем этом динамическом мно­гообразии какие-либо основополагающие закономернос­ти, существуют ли некие правила, имеют ли место некото­рые отличительные особенности? Существует ли какой-нибудь достоверный, объективный и научно обоснованный путь описания этого процесса в общем виде, который распространялся бы на всех клиентов? Обсуждению этих вопросов и их решению в русле клиент-центрированной терапии посвящена данная глава.

В самом начале этого обсуждения следует заметить, что те знания, которыми мы располагаем на сегодняшний день, являются недостаточными для того, чтобы утверж­дать, будто мы знаем, какой процесс является в терапии тем главным и центральным звеном, которое обеспечи­вает ей успех. Мы поражены тем количеством разнооб­разных путей, которые образует этот процесс, и богат­ством тех смыслов, которые он приобретает в зависимос­ти от точки зрения; но вместе с тем мы прекрасно пони­маем, что окончательное описание этого процесса — задача будущих исследователей. Мы могли бы настаивать на необходимости полного и окончательного прояснения этой проблемы, снова и снова тщетно пытаясь сделать абсолютно понятным то, что пока еще совершенно не­подвластно нашему пониманию. Но в данном случае нам кажется более целесообразным представить на суд чита­теля все разнообразие существующих на сегодняшний день гипотез относительно сути процесса клиент-центрированной терапии, которые поддерживаются различны­ми исследователями этого вопроса, и те доказательства, которые они приводят в пользу своих версий. Хочется ве­рить, что уже само ознакомление с богатым спектром су­ществующих гипотез послужит расширению профессио­нального мышления читателей и станет той побудитель­ной силой, которая обеспечит дальнейшие разработки в этом направлении и формулирование более точных и со­держательных гипотез.

В целом терапию можно охарактеризовать как процесс научения. Распространению данной точки зрения способ­ствовал Моурер (136,138), а также другие исследователи (190,191,184, 185). В процессе терапии клиент познает новые грани своей личности, находит и осваивает новые способы взаимоотношений с окружающими, приобрета­ет новые способы поведения. Но необходимо уточнить, что в данном случае является объектом такого познания и почему. Это и есть тот самый вопрос, ответ на который нам хотелось бы получить. Мы не можем просто взять и распространить теорию научения, основанную на изуче­нии поведения крыс, или теорию познавательных процес­сов, базирующуюся на экспериментах с бессмысленны­ми словами, в том виде, в котором они существуют, на процесс терапии. Богатый опыт терапии может значитель­но расширить наше представление о научении и его зна­чении, так же как и известные факты из области терапии могут быть успешно дополнены полученными данными о процессе научения. Таким образом, современная психологическая наука в том состоянии, в котором она сей­час находится, ставит перед нами значительное количе­ство нерешенных вопросов, число которых во много раз превышает количество предложенных ею же готовых от­ветов относительно процессуальной и содержательной сторон таких явлений, как познание и научение, которые имеют место в психотерапии.

В сложившейся ситуации наилучшим выходом из по­ложения нам кажется обзор тех фактов, которыми мы рас­полагаем и на которые нам хотелось бы обратить свое пристальное внимание, вне зависимости от того, почер­пнуты они из клинических наблюдений или приобрете­ны в ходе научных исследований. Таким образом, пред­лагаемый материал, сгруппирован и снабжен общими за­головками, которые описывают те изменения, которые, насколько мы знаем, происходят с клиентом в ходе тера­пии или гипотетически могли бы произойти; основные этапы терапевтического процесса научения и характер­ные черты такого явления, как «продвижение» клиента в терапии. Последовательность изложения материала не имеет особенного значения, за исключением того, что данные, для подтверждения которых у нас имеются наи­более убедительные доказательства, расположены в самом начале.

Характерное изменение или

Продвижение в терапии

Последовательность предъявления материала. Одним из первых явлений терапевтического процесса, которое было подвержено изучению посредством научных методов, ста­ло продвижение, которое демонстрирует клиент с помо­щью оценки объема и содержания его речи. Было замече­но, что если в начале терапевтического курса клиенты го­ворили преимущественно о своих проблемах и своих сим­птомах, то по мере успешного продвижения вперед этот тип бесед постепенно заменялся утверждениями клиента о своих открытиях, о лучшем понимании взаимосвязи между своим прошлым и нынешним поведением, а также своими недавними поступками. Затем обычно наступает этап, на котором клиент затрагивает и обсуждает с тера­певтом те новые действия и те новые поступки, которые согласуются с его актуальным пониманием ситуации. Процесс исследования своих собственных чувств и уста­новок, связанных с проблемными зонами, направляется не только все возрастающим осознанием и пониманием самого себя, но также обсуждением в ходе консультации того изменяющегося и ориентирующегося на новые цели поведения клиента, которое имеет место в его жизни, — обсуждением, которое происходит в русле нового пони­мания ситуации. Весь этот процесс в той последователь­ности, в которой он происходит, был особенно тщатель­но разобран при описании клиент-центрированной тера­пии в одной из моих ранних работ (166).

А сейчас нам бы хотелось представить вниманию чи­тателя достаточно веские доказательства в пользу того, что наше описание справедливо. В своем исследовании, ко­торое было завершено в 1943 году, Снайдер (196,197), за­нимавшийся разработкой этого вопроса, получил очень похожие результаты; спустя шесть лет к сходным выво­дам также пришел Симан (180). Позже было обнаружено, что, по мере продвижения консультационного процесса, обсуждение круга вопросов, касающихся непосредствен­но проблемы клиента, становится все более редким явле­нием, причем по его же собственной инициативе. Выска­зывания клиента о своей проблеме звучат уже не столь часто, как это было в самом начале курса. Если принять условное деление всего процесса терапии на пять частей, можно проследить изменение этого показателя. В то вре­мя как первая часть курса даст нам результат в 52 % от общего числа высказываний клиента, то в заключитель­ной численное выражение этого параметра составит все­го лишь 29 % от общего числа. Напротив, утверждения, касающиеся сделанных открытий, пережитых инсайтов, лучшего понимания ситуации, изменившегося восприя­тия этой ситуации и нового к ней отношения, а также произошедших в связи с консультированием изменений, которые переживаются клиентом как результаты курса, звучат по мере развития терапевтического процесса все чаще и чаще. С течением времени этот показатель увели­чивается с 4 % от общего числа высказываний в начале курса до 19 % на завершающем этапе. Обсуждение каких-либо планов, которое всегда сопряжено с реорганизаци­ей поведения клиента, на протяжении долгого времени почти не затрагивается. Высказывания такого рода состав­ляют очень незначительную часть в общем массиве об­суждаемых вопросов. На протяжении трех пятых всего курса данный показатель колеблется в интервале 1—2 % от общего числа высказываний и возрастает лишь в за­вершающей его части до 5 %.

Исследование Снайдера базировалось на анализе не­скольких тысяч высказываний принадлежащих шести разным клиентам, а работа Симана — на изучении утвер­ждений десяти клиентов. В исследовании Симана было обнаружено 87 %-ное совпадение при оценке категорий, касающихся содержания бесед, которые мы только что обсудили, и 76 %-ное совпадение — при оценке катего­рий, отражающих установки клиентов, которых мы кос­немся ниже. Таким образом, направление поиска очер­чивает некий контур, достаточно надежно описывающий изучаемый процесс, или по крайней мере один из его ас­пектов. Все выявленные в результате исследования тен­денции предположительно имеют отношение к терапев­тическому успеху, так как их индекс коррелирует с рей­тингом результатов, с точки зрения консультантов. Эта корреляция является положительной и составляет 0,56.

Другим предметом изучения исследователей явился тип установки, демонстрируемой клиентом. Было заме­чено, что пока клиент находится в самом начале терапевтического пути, он склонен проявлять отрицательные эмоции и озвучивать скорее свои негативные пережива­ния, хотя уже в самом начале заметна тенденция к изме­нению в сторону положительных проявлений. Такое по­ложение вещей кажется весьма правдоподобным, вне за­висимости от того, в отношении кого (или чего) сформи­рованы эти установки, в чей адрес проявляются и выра­жаются эти чувства: негативное отношение может наблю­даться в адрес самого себя, в адрес других людей или во­обще в адрес окружения. Это не имеет в данном случае принципиального значения. Важно то, что тенденция ос­тается справедливой.

Изучением этого вопроса занимался как Снайдер, так и Симан; полученные в результате их исследований дан­ные в целом подтверждают клиническую картину, добав­ляя к ней всего один новый, но очень важный аспект: вре­мя (настоящее или прошедшее). В общих чертах результа­ты исследования свидетельствуют, что, несмотря на тот факт, что на ранних фазах терапевтического процесса пре­валирует негативный настрой, по мере продвижения впе­ред соотношение сил меняется и на передний план посте­пенно выходят позитивные установки. Но пространство исследования весьма ограничено тесными временными рамками, чтобы исследователь мог проявить достаточно чуткости и внимания к сиюминутным чувствам клиента, — к тем чувствам, которые находят свое выражение в каж­дый из моментов времени, а именно здесь выявленная тен­денция становится куда более очевидной. Даже по самым грубым и приблизительным подсчетам получается, что чув­ства, которые испытывает клиент в настоящий момент вре­мени, при условии, что этот момент приходится на первую фазу терапии, лишь на одну треть окрашены позитивно. Оставшиеся же две трети несут негативный характер. На последнем, завершающем этапе терапии картина меняет­ся с точностью до наоборот: позитивную окрашенность приобретают почти две трети испытываемых клиентом чувств, в то время как немногим более одной трети пере­живаний остаются негативно окрашенными.

Для описания изменений, которые происходят с вер­бальным материалом в процессе терапии, существуют и другие пути. Нам хотелось бы рассмотреть некоторые из них.

С клинической точки зрения кажется вполне очевид­ным, что в процессе терапии происходит продвижение от симптомов — к «я». Процесс изучения клиентом своей проблемы вращается сперва непосредственно вокруг раз­личных ее аспектов, но постепенно переключается на бо­лее общие вопросы. Что я за человек? Каковы мои насто­ящие чувства? Что я на самом деле собой представляю? Все чаще и чаще беседы с терапевтом начинают строить­ся вокруг этой тематики. Но движение происходит не только от симптомов к «я», но и от окружающей среды к «я», а также от других к «я». Сначала клиент вербально манипулирует своей ситуацией, затрачивая значительную часть своего времени на рассмотрение и обсуждение не относящихся к его «я» элементов, а также тех, которые касаются его самого. Но постепенно клиент переходит к исследованию самого себя, почти исключая все не отно­сящееся к «я». Отчасти все происходящее является заслу­гой терапевта, так как именно он фокусирует внимание клиента на его чувствах и переживаниях, на том, как он воспринимает ситуацию, как он ее оценивает — другими словами, на нем самом. Отчасти это связано с тем, что клиент начинает чувствовать, что элементы «я» — это те аспекты ситуации, которые потенциально он вполне ре­ально может контролировать. А также с тем, что клиент начинает понимать, что интегрируя и делая более ясным свой внутренний мир, в частности, свои цели и задачи, он может надеяться на успех и в том, что касается вне­шних аспектов его проблемы.

Другое изменение, которое происходит в содержании бесед с терапевтом, состоит в том, что теперь обсуждению подвергается тот материал, который ранее был недосту­пен для осознания. Таким образом, происходит продви­жение от материала, всегда доступного сознанию, к ма­териалу, обсуждение которого до начала терапевтическо­го курса было невозможным. И об этом мы еще погово­рим.

Еще одно изменение, происходящее с тем вербальным материалом, который предоставляет клиент, представля­ет собой движение от прошлого к настоящему. Но нельзя сказать, что это устойчивая закономерность. Часто уже с самых первых встреч клиент демонстрирует заинтересо­ванность своими нынешними проблемами. В целом же обсуждение любого частного конфликта или конкретных взаимоотношений, особенно если это обсуждение болез­ненно для клиента или носит угрожающий характер, он склонен начинать разговор с какого-нибудь малозначи­мого аспекта. Лишь постепенно клиент начинает смот­реть на происходящее критически и наконец приходит к решительному, хотя часто и нелицеприятному выводу о том, что все, что они обсуждают, присутствует в настоя­щем. Когда курс терапии заканчивается, мы уже имеем дело с человеком, который находится в контакте с самим собой — со своими установками, чувствами, эмоциями, целями и ценностями — в том виде, в котором все это су­ществует в настоящий момент. В процессе терапии он обнаруживает, что рассмотрение симптомов, других лю­дей, окружающей обстановки совершенно безопасно и позволяет сфокусироваться на открытии «меня здесь и сейчас».

Изменения восприятия и установок по отношению к «я». Две предыдущих главы показали, что многое из происхо­дящего в процессе терапии, может быть наилучшим об­разом объяснено с позиции конструкта «я».

В течение многих лет концепт «я» был весьма непопу­лярен в психологии и работающие в русле клиент-центрированного направления не были склонны использовать «я» в качестве объяснительного конструкта. Однако в те­рапевтическом языке произошли такие значительные пе­ремены, что на «я» обратили внимание. Один клиент чув­ствовал, что он не обладает реальным «я», другой гово­рил, что не знает, каково его настоящее «я», и тот и дру­гой чувствовали удовлетворение, когда им удавалось стать в большей степени самими собой. Клиническая практи­ка не могла пройти мимо этого.

На сегодняшний день клинические наблюдения мо­гут быть дополнены, поддержаны и усилены значитель­ным числом исследовательских работ. Так, Рейми (153, 154) была написана первая из работ в данной области (ко­торая, к сожалению, никогда не была опубликована), представляющая собой обширное теоретическое обобще­ние размышлений по поводу «я-концепции» и содержа­щая первое объективное исследование установок относи­тельно «я». За этой работой последовал и ряд других ис­следований.

Во всех этих работах центральным конструктом явля­ется «я-концепция» или «я» как объект восприятия в фе­номенальном поле. Если определение представляется по­лезным, то клинический опыт и данные исследований будут подтверждать его в этих направлениях. «Я-концеп­ция» и структура «я» могут быть представлены как кон­фигурация тех восприятий «я», которые допущены в со­знание. Это сочетание таких элементов, как восприятие собственных характеристик и способностей, восприятия и представления о «я» по отношению к другим и окружа­ющей среде; ценностные качества, которые воспринима­ются в их непосредственной связи с опытом или объекта­ми; а также цели и идеалы, которые воспринимаются как имеющие позитивную или негативную валентность. Та­кое определение появилось на свет в результате изучения данных и может изменяться по мере того, как наши ис­следования данного феномена в терапии будут продол­жаться.

А теперь, держа в голове это определение, вернемся к нашему основному вопросу: какие характерные измене­ния происходят в «я» в течение терапевтического курса? Несколько исследований, посвященных изучению этой проблемы, представляют собой, по крайней мере, началь­ный ответ на этот вопрос. Мы обнаружили, что установ­ки по отношению к «я» существенно изменяются. В тех случаях, когда нечто указывает вам, что подобное изме­нение имело место, или, другими словами, терапия была «успешной» (вне зависимости от того, какой из критери­ев положен в основу такой оценки — высказывания кли­ента, суждения консультанта или мнение постороннего специалиста), результаты проведенного вами исследова­ния должны отвечать следующим положениям.

• Появляется тенденция к увеличению количества и пропорции позитивно окрашенных высказываний о себе, позитивного отношения и позитивного вни­мания к себе (154,180,197,203,204);

• появляется тенденция к снижению количества и пропорции негативно окрашенных высказываний о себе, так же как и негативных установок в отно­шении себя (154,180,197, 203,204);

• что касается амбивалентных установок в отношении себя, в которых позитивно и негативно окрашенные переживания выражаются вместе, прослеживается тенденция к некоторому их возрастанию на протя­жении первой половины курса и затем к некоторо­му их снижению; но ни на одном из отрезков тера­певтического пути амбивалентные установки не про­являются часто и многократно (2,154,180);

• на заключительном этапе терапии позитивно окра­шенных установок больше, чем негативно окра­шенных (2,154,180,197,203,204);

• эти тенденции не проявляются совсем или прояв­ляются в меньше степени в случаях, когда терапия признана безуспешной (154,195);

• на ранних фазах терапевтического процесса отно­шение к себе часто бывает негативным, что выра­жается в эмоциональной окраске высказываний; на завершающих этапах курса терапии в речи клиента появляются либо эмоционально нейтральные объективные высказывания, либо позитивно окра­шенные объективные высказывания (203).

Существуют положения, имеющие менее обобщаю­щий характер, которые могут внести некоторые уточне­ния:

• наиболее ясная и проницательная оценка выше­описанных тенденций может быть вынесена исхо­дя из негативных или позитивных чувств по отно­шению к «я», которые переживаются как существу­ющие в данный момент. Исключение из обсужде­ния установок на прошлое может усиливать как одну, так и другую тенденцию (180);

• в каждом конкретном случае, несмотря на общие тенденции, описанные выше, от беседы к беседе могут иметь место широкие колебания в отноше­нии к «я». После медленного подъема позитивных установок может наступить резкий спад, когда на некоторое время могут возобладать негативные ус­тановки (49);

• в пределах описанных тенденций больше разнооб­разных установок по отношению к «я» имеет место на поздних стадиях терапии, чем на ранних ее эта­пах (180);

• «неуспешный» случай может характеризоваться тем, что сохраняется постоянно высокий уровень негативных чувств по отношению к «я» или посто­янно высокий уровень позитивных (154,195).

Данные касаются чувств и установок клиента по отно­шению к «я» и путей изменения этих чувств. Вероятно, более основательные изменения происходят в способах восприятия «я». К сожалению, эта сложная для изучения

научными методами проблема; исследовательских данных мало. Наиболее интересным представляется исследова­ние, проведенное Ширер (188, 189), выводы которого вкратце таковы.

Существует тенденция к «принятию "я"», которая воз­растает в процессе терапии. Принятие «я» согласно ис­пользованному определению означает, что клиент скло­нен:

• осознавать себя как личность, достойную скорее уважения, нежели осуждения;

• воспринимать свои нормы и стандарты как осно­ванные на собственном опыте, а не на желаниях или установках других;

• осознавать свои чувства, мотивы, личный и соци­альный опыт без искажения основных сенсорных данных;

• чувствовать себя комфортно, действуя исходя из вышеперечисленного.

Материал исследования, на основании которого выд­винуты данные положения, подтверждается также и дру­гими работами, большинство которых не являются столь же четкими по своей форме, поэтому данные, содержа­щиеся в них, мы объединили в нижеследующем перечне.

Из рассмотренных нами работ следует, что человек в условиях «успешной терапии» склонен:

• воспринимать свои возможности и характеристи­ки с большей объективностью и удовлетворением (174);

• воспринимать все аспекты «я» и «я»- в отношениях с большей объективностью и менее эмоционально (203);

• чувствовать себя более независимым и более спо­собным справляться с жизненными проблемами (117,174);

• осознавать себя как человека, более способного быть спонтанным и искренним (117);

• оценивать свой опыт с точки зрения своего «я», в отличие от тех, кто считает, что существует в мире, где воспринимаемые им объекты изначально обла­дают определенной ценностью (101);

• воспринимать себя в большей степени интегриро­ванным и в меньшей — расчлененным (117,174).

Как мы можем обобщить все сказанное об изменени­ях в самовосприятии? Происходящие с клиентом изме­нения можно условно разделить на три категории. 1) Он воспринимает себя более адекватной личностью, которая представляет собой безусловную ценность и заслуживает уважения и которая обладает потенциалом для того, что­бы встретиться с жизнью такой, какая она есть, и со сво­ими трудностями. 2) Клиент позволяет большему коли­честву переживаний проникать в сознание и, следователь­но, приходит к более реалистичной оценке самого себя, своих взаимоотношений с другими людьми и той среды, которая его окружает. 3) Он склонен находить обоснова­ние собственным нормам и ценностям в себе самом, осоз­навая, что «добро» и «зло», с которым он сталкивается в своем опыте или которые обнаруживает у наблюдаемого объекта, вовсе не присущи ситуации или данному объек­ту, а являются результатом их оценки на основе тех кате­горий, которые содержатся в его системе смыслов.

Эти изменения в восприятии «я» заслуживают более тщательной и детальной разработки, чем та, которой они подвергались вплоть до сегодняшнего дня. В настоящем издании была предпринята попытка дальнейшего изуче­ния данного вопроса с использованием предложенной Уильямом Стефенсоном «Q»-техники. Это позволило нам детально проанализировать концепцию самовосприятия клиента перед курсом терапии и после ее завершения, а также узнать представление клиента о своем идеальном «я» до и после терапии.

Полученные данные показали, что идеальное «я» в про­цессе терапии трансформируется. Как нам кажется, эта трансформация происходит в направлении более реали­стичного и достижимого идеала. Воспринимаемое «я» кли­ента претерпевает еще большие изменения, а именно: оно стремится приблизиться к идеальному «я», которое пред­ставляет себе клиент в настоящее время. Корреляция меж­ду «я» и идеальным «я» изначально является небольшой, но в результате терапии она растет вследствие того, что происходит сближение актуального «я» клиента с его иде­алом. Таким образом, становится очевидно, что результат терапии заключается в достижении большей конгруэнтно­сти между тем, каким человек, с его точки зрения, являет­ся, и тем, каким он бы хотел быть. «Я» клиента и те ценно­сти, которых он придерживается, уже больше не находят­ся в диссонансе. Выдвинутые нами утверждения носят предварительный характер и во многом могут быть опро­вергнуты дальнейшими разработками в этом направлении. Мы приводим здесь наши выводы для того, чтобы пока­зать, что дорога методологическим разработкам сейчас от­крыта и проблема самовосприятия клиента нуждается в более подробном изучении. Теперь стало возможным изу­чать отдельно восприятия клиентом характеристик «я», восприятия «я»-в отношениях с другими, ценностей, вок­руг которых организовано «я», а также целей и идеалов. Все эти вопросы могут изучаться не только при помощи кор­реляционного анализа сортировок самого клиента, но и с использованием рейтингов и суждений, сделанных други­ми людьми по той же самой методике «Q» - сортировки.

Клиническое описание. Попытаемся персонифициро­вать те данные, которыми мы уже обладаем в результате объективных результатов исследования. Клиент начина­ет терапевтический курс с весьма критическим отноше­нием к себе, чувствуя себя более или менее бесполезным и оценивая себя в большей степени опираясь на стандар­ты других. У него есть идеал, но этот идеал очень отличен от его настоящего «я». В эмоциональном плане преобла­дают негативные чувства по отношению к себе.

В процессе терапии он часто чувствует себя еще более озадаченным, более критично настроенным по отноше­нию к самому себе. Клиент обнаруживает, что испытыва­ет в отношении себя весьма противоречивые чувства. По мере того как он начинает исследовать эти чувства, кли­ент становится более реалистичным в восприятии себя и более способным принимать себя «таким, как есть». С развитием интереса к собственным актуальным чувствам и отношениям, он обнаруживает, что может смотреть на них объективно, а не как на основание для самообвине­ния или самовосхваления. Он просто наблюдает их в дей­ствии. Его «я», как оно есть, кажется ему вполне стоящим, как нечто такое, с чем можно жить. Этот процесс отнюдь не гладкий; на очередной беседе может обнаружиться, что оценка «я» опустилась очень низко, и он чувствует себя совершенно безнадежным и беспомощным. Тем не менее в целом он обнаруживает уже значительно меньше страха перед теми установками, которые он открывает в своем опыте; его меньше беспокоит то, как его воспринимают другие люди, и больше времени посвящает тому, чтобы разобраться, каковы же его собственные ценности. В про­цессе этих изменений клиент обретает большую спонтан­ность в своих отношениях и поведении. Он чувствует себя более реальной личностью, более целостным человеком. Он постепенно обнаруживает, что его идеал становится более достижимым и что его «я» изменяется по мере при­ближения к его идеалу. Его внутренняя жизнь становится более спокойной и свободной от напряжения. Таково кли­ническое описание изменений, происходящих с «я» в про­цессе терапии, полученное в результате объективных ис­следований.

Изменения в манере восприятия. Другая группа фено­менов, которые демонстрируют продвижение или изме­нения в терапии, целиком связана с процессом увеличе­ния дифференциации в перцептивном поле. Эти явления могут быть объединены под названием «продвижение в научении», так как научение — это по существу увеличе­ние дифференциации поля (200, р. 38). Они могут быть названы «развитием более адекватного способа мышле­ния» или «изменение в направлении более обоснованно­го рассуждения». Особенно важным моментом, касаю­щимся терапии, с этой точки зрения способ восприятия клиентом объектов в своем феноменальном поле — свои переживания, свои чувства, свое «я», других людей, окру­жающую обстановку — претерпевает изменения в сторо­ну повышения дифференциации. Это важная сторона те­рапевтического процесса, но, к сожалению, очень слабо разработанная. Исключение составляют некоторые иссле­дования по восприятию «я», уже упомянутые нами, а так­же работа Байера (21).

То, как клиент переходит с высокого уровня абстрак­ции к более дифференцированному восприятию, от ши­рокого уровня обобщения к более ограниченному, зави­сит от того более раннего опыта, который этому предше­ствовал. Клиент, который начинает курс терапии с убеж­денности в своей беспомощности и бесполезности, в про­цессе терапии приходит к осознанию того, что в какие-то моменты он действительно является бесполезным (что вполне естественно), тогда как в другое время он демон­стрирует позитивные качества, а за этим может последо­вать проявление агрессии и других негативных качеств. Он начинает ощущать себя как существо совершенно ва­риативное в своих проявлениях, не исключительно белым или совершенно черным, а интересным собранием раз­нообразных оттенков серого. Он обнаруживает (как уже было отмечено выше), что такую разнообразную и более дифференцированную личность принять значительно легче.

Или возьмем клиентку, чье выраженное в начале тера­пии отношение звучало: «Моя мать — сука!» В процессе терапии она начинает понимать, что в ней соседствуют разнообразные чувства по отношению к матери. Мать отвергала ее в детстве, но иногда была к ней очень доброже­лательна и потворствовала всем ее желаниям. Ее мать же­лает ей добра; у нее есть чувство юмора; зато у нее нет хо­рошего образования; у нее бешеный и безрассудный нрав; она очень хотела бы гордиться своей дочерью. Отноше­ния с матерью в детстве существенно отличаются от тех отношений, которые существуют в настоящем. Они не стоят на месте, они развиваются в том или ином направ­лении, поэтому всепоглощающее обобщение «Моя мать — сука, и с ней абсолютно невозможно поладить!» выгля­дит не вполне адекватным, так как совершенно не отра­жает всей суммы фактов предыдущего опыта.

Этот процесс можно наблюдать практически во всех случаях. Клиент продвигается от иррациональных обоб­щений, которые обнаруживают свою полную несостоя­тельность в том, чтобы вести его по жизни, к проверке того богатого предшествующего опыта, на котором они, соб­ственно, и основываются. На этом пути клиент убежда­ется в ложности многих своих убеждений, которые были для него неопровержимыми аксиомами, и, отказываясь от них, тем самым подготавливает почву для новых, бо­лее адекватных представлений, которые значительно луч­ше отражают реальность, в которой он существует. К кон­цу терапии клиент уже чувствует себя совершенно свобод­но среди новых ориентиров и руководств, которые он сам для себя сформулировал.

Очевидно, что этот процесс не возникает и не разви­вается сам собой. Его возникновение и развитие обеспе­чивается специальными условиями терапевтического вза­имодействия, к которым относятся: полная свобода кли­ента исследовать любой выбранный фрагмент своего фе­номенального поля и полная свобода от угрозы его «я», которая обеспечивается клиент-центрированным тера­певтом.

Читатель, вероятно, заметил, что то, о чем мы гово­рим, в основном согласуется с фундаментальными постулатами семантики (81, 98,105). Обращаясь к ее термино­логии, можно сказать, что клиент живет, ориентируясь по карте. В процессе терапии он прежде всего обнаружива­ет, что карта — это вовсе не сама территория. Вдруг выяс­няется, что та территория, которая дана ему в опыте не­посредственного переживания, сильно отличается от того, что нарисовано на карте, и что реальность гораздо богаче и сложнее схемы. Клиент также убеждается в том, что даже как модель действительности эта карта содержит серьез­ные ошибки, которые на деле оказываются существенны­ми и далеко не безобидными. Терапия предоставляет и обеспечивает ему возможность спуститься вниз с высо­кого уровня абстракции своей карты на землю и начать разведку территории своего непосредственного опыта. К тому времени, когда клиент составляет новую карту, пре­красно осознавая, что это только карта, а не непосред­ственный опыт, терапия близка к завершению.

Используя другую семантическую терминологию, ска­жем, что клиент постепенно снижает интенциальное ка­чество своих реакций — тенденцию воспринимать опыт в абсолютных и безусловных категориях; сверхгенерализа­цию; одержимость идеей или верой; неспособность за­фиксировать свои реакции во времени и пространстве; смешивать факты и оценки; полагаться скорее на идеи и отвлеченные концепции, нежели на проверку реальнос­тью — и движется по направлению к более экстенсивно­му типу реагирования. Это можно определить как тенден­цию рассматривать вещи в узких, дифференцированных категориях; осознавать пространственно-временную при­вязку фактов, руководствоваться фактами, а не концеп­циями, осознавать различные уровни абстрагирования.

Еще один путь описания сущности этой дифференци­ации — рассмотреть ее с точки зрения символизации. Че­ловеческое существо имеет дело с большей частью своего опыта посредством символов, которыми описывает его. Символы позволяют человеку свободно манипулировать элементами своего опыта, проецировать себя в новые си­туации, делать прогнозы и предсказывать развитие собы­тий. В терапевтическом процессе эти символы подверга­ются изменениям: ложные и генерализованные символы заменяются более адекватными, точными и дифференци­рованными. Так, возьмем для примера мать, которая ис­пытывает по отношению к своему ребенку разного рода негативные чувства. Все эти чувства сливаются воедино, обобщаются и предстают перед нами в виде символичес­кой формулировки: «Я раздражаюсь и злюсь на него, по­тому что он плохой». Но когда она чувствует, что ей ничто не угрожает, она имеет возможность исследовать свои пе­реживания и подыскать для них более подходящие, более точные и дифференцированные символы. Некоторые из них сохранятся в своем первоначальном виде, в то время как другие обретут новые формулировки, такие, как: «Я раздражена, потому что мне бы хотелось, чтобы его вооб­ще не было», «Я злюсь на него, потому что его появление помешало моей карьере», «Он пробуждает во мне досаду тем, что демонстрирует зрелую ответственность, которую я всегда старалась избежать». Если символы тесно соот­носятся с непосредственным актуальным переживанием, тогда выводы, сделанные на основе манипуляций этими символами, будут более обоснованы, так как будут оттал­киваться от действительности.

Мне следует уточнить, что термин «дифференциация» в том значении, в котором он используется в данном разде­ле, означает не просто восприятие мельчайших деталей феноменального поля. Этот термин означает отделение от фигуры или внесение в фигуру любого значимого эле­мента восприятия, который прежде не вычленялся как самостоятельный элемент. Так, Керан (49) в своей весьма важной работе представил нашему вниманию исчерпы­вающий анализ двадцати записанных бесед с одним и тем же клиентом. В результате проведенного анализа выясни­лось, что понимание взаимосвязей между объектами и их частями является одним из важнейших элементов тера­певтического процесса. В начале курса клиент, весьма зам­кнутый человек, по отдельности рассказал о двадцати пяти совершенно независимых друг от друга «проблемах». По мере продвижения терапевтического процесса на первый план стало выходить все больше и больше точек сопри­косновения этих казавшихся дискретными проблем и наконец стала видна их связь. Затем клиент осознал связь своей робости и замкнутости с его ощущением, что он превосходит окружающих его людей, так как природа ода­рила его больше, чем остальных. Постепенно он стал вос­принимать себя более целостным существом, чей конф­ликт и борьба вращаются вокруг некоторых базовых про­блем, с которыми он может встретиться лицом к лицу и решить их, так как теперь он выделил тот основополага­ющий элемент, на котором держалась вся конструкция и который был решающим в течение столь значительной части его жизни.

Другой аспект увеличения дифференциации этого те­рапевтического опыта может быть описан в терминах про­цесса решения задач. Карл Дункер (52) дает глубокий ана­лиз психических процессов, которые индивид задейству­ет при решении задач или математических упражнений. Это во многом похоже на то, что происходит и в терапии. Это рассмотрение одной гипотезы задругой, не обязатель­но в строгой последовательности. Это опыт переживания того, что ранее представлялось всего лишь фоном, а те­перь трансформировалось в фигуру. Здесь имеют место специфичные изменения во взаимоотношениях фигура-фон, которые Дункер описал как «независимость против фиксированности воспринимаемого объекта». Как при решении задач, так и в терапии человек воспринимает оп­ределенный элемент ситуации как нечто изначально дан­ное или фиксированное. Когда он пересматривает это и видит как нечто нефиксированное, он может испытать настоящее ага-переживание и обнаруживает, что значительно продвинулся в решении проблемы. Так, испытуе­мые Дункера вдруг понимали, что пробка, которой зак­рыт флакон чернил, отнюдь не зафиксированный объект, каковым его воспринимали, а возможный инструмент, с помощью которого можно решить поставленную задачу — удержать карандаш в нужном положении. Это расши­рение восприятия превращало неподвижный объект в объект, с которым возможна свободная манипуляция. То же происходит и с матерью, которая воспринимает свое­го ребенка плохим: придя на терапию, она выясняет, что это не неизменный аспект ситуации, а что он поддается разнообразным манипуляциям и изменению, так как представляет собой свободный, незафиксированный, из­меняемый элемент восприятия. Клиент, представлявший свою гомосексуальность неизменной частью его образа личности приходит к выводу, что это составляющая его поведения поддается изменению, поскольку фиксирова­на не больше, чем любой другой паттерн его поведения. Этот переход от видения воспринимаемых элементов за­стывшими, ригидными и несвободными к восприятию их подлежащими изменению, подвижными и свободными является одним из наиболее важных видов дифференци­ации, который находит свое место в терапии.

Движение к осознанию ранее отрицаемого опыта. Одно из наиболее характерных и важных изменений, происхо­дящих в процессе терапии, — это перенос в сознание тех переживаний и того опыта, которые до тех пор оставались неосознаваемыми. Что же происходит, когда клиент встре­чается с вытесненным материалом? Наш опыт показыва­ет, что это наилучшим образом можно описать исходя из увеличивающейся дифференциации восприятия и более адекватной символизации.

Давайте возьмем простой пример и проследим его трансформацию. Женщина, о которой пойдет речь, часто испытывала слабость и головокружение, для которых не было никаких органических причин. Это случалось в самое разное время, непредсказуемо, обычно в обществен­ных местах, приводя в замешательство ее саму и всех ок­ружающих. Она не могла найти никакого объяснения происходящему. По мере того как она разбиралась с этой ситуацией, стало понятно, что подобное происходит, ког­да это может привести в замешательство ее мужа. Но это предположение, как она выразилась, не продвинуло ее в понимании своей проблемы, потому что она любит свое­го мужа и у нее нет причины желать ему плохого. Приняв все, что высказала, она стала медленно продвигаться, на­чав с того, что если она и испытывала антагонизм по от­ношению к мужу, то это было совершенно бессознатель­но. Затем признала, что испытывала враждебные чувства к мужу несколько лет назад, когда симптомы появились впервые. Затем к ней пришло понимание того, что она до сих пор стремится его контролировать и что ее симптомы были попыткой добиться этого. Она предположила, что они также являются средством наказать себя за то, что она так поступает. В свете открывшихся ее восприятию но­вых фактов она может найти более прямой и открытый способ выражения своего неудовольствия, если почув­ствует его.

Если мы посмотрим на эту последовательность с пси­хологической точки зрения, станет ясно, что все это вре­мя она подспудно испытывала враждебные чувства по отношению к мужу. Решающий утерянный элемент — это адекватная символизация этих переживаний. Это объяс­нение связано с одним фактом, который она упомянула ранее в беседе, что она чувствовала постоянное напряже­ние и подавленность перед тем, как возникли головокру­жение и слабость. Это говорит о том, что происходила символизация. Также вполне очевидно, что основной при­чиной для возникновения феномена «вытеснения» или «отрицания опыта» является то, что адекватная символи­зация опыта, о котором идет речь, оказывается глубоко противоречащей «я»-концепции человека. Женщина, случай которой мы только что описали, в своих собственных глазах выглядела женой, которая ни за что не стала бы про­тиворечить своему мужу и не позволила бы себе питать враждебные чувства к нему. Следовательно, таким внут­ренним ощущениям должна быть дана искаженная сим­волизация или вообще никакой.

Также совершенно ясно, что освобождение «вытесне­ний» или перевод в сознание отрицаемого опыта проис­ходит не в результате их исследования клиентом или те­рапевтом. Это становится возможным, лишь когда «я»-концепция клиента достаточно изменилась, чтобы при­нять их. Изменение в «я»-концепции скорее предшеству­ет обнаружению ранее отрицаемых или вытесненных пе­реживаний, нежели следует за ним.

Что касается опыта, который не находит адекватного символического выражения, то практика показывает, что первым шагом к распознанию такого материала часто является осознание некоторых противоречий. Так женщи­на, о которой шла речь, прежде всего обнаружила расхож­дение в своих собственных словах: «Я люблю своего мужа, но тем не менее мое поведение выглядит так, как будто бы я хотела поставить его в неловкое положение». Еще один пример: «Я бы хотела сохранить свой брак, но, по­хоже, делаю все для того, чтобы его разрушить». Если об­наруживаются подобные расхождения, клиент уже не в состоянии отделаться от них. Он стремится найти причи­ну возникшего противоречия, которая только на первый взгляд кроется либо в неистинности его чувств (которые чаще всего истинны), либо в неверном его поведения.

Но несмотря на то что процесс осознания вытеснен­ных переживаний и закрепления за ними адекватных сим­волов признается несколькими терапевтическими на­правлениями одним из важнейших моментов в терапии, объективные исследования в этой области по-прежнему отсутствуют. Клиническая практика, однако, показыва­ет, что успешная терапия влечет за собой перевод в сознание, адекватную дифференциацию и точную символиза­цию того опыта и тех чувств, которые ранее противоре­чили «я»-концепции клиента.

Характерные изменения в оценочном процессе. Чем боль­ше мы слушали магнитофонные записи и изучали мате­риалы терапевтических бесед, тем очевиднее для нас ста­новилось, что терапия имеет дело с тем, что воспринима­ется как «хорошее» или «плохое», «правильное» или «не­правильное», «удовлетворительное» или «неудовлетвори­тельное». Это подразумевает систему оценок человека и изменения, которые в ней происходят. Этот аспект тера­пии уже фигурировал в нашем обсуждении. Результаты этого обсуждения скорее находятся в процессе разработ­ки, нежели носят окончательный характер.

Тем не менее нам представляется верным, что в начале терапии человек манипулирует теми оценками, которые он интроецировал из своего культурного окружения. В разговоре с терапевтом клиент опирается на эти оценки, которые либо демонстрируются открыто, либо подразу­меваются в разговоре. При помощи некоторых примеров мы попытаемся схематично представить ситуацию. В скобках мы поместили источники возникновения этих оценок.

• «Я никогда не должен ни на кого сердиться» (пото­му что мои родители и церковь считают это непра­вильным).

• «Я должна всегда быть любящей матерью» (потому что любое другое отношение к своему ребенку не­приемлемо среди представителей среднего класса, к которому я принадлежу).

• «Я должна хорошо учиться» (потому что мои роди­тели платят за обучение и полагаются на мой ус­пех).

• «Ужасно, что у меня возникают гомосексуальные побуждения» (потому что в нашей культуре это не принято).

• «Я не должна быть сексуально привлекательной» (потому что моя мать считает секс грязным и не­пристойным занятием).

• «Я должен быть полностью сексуально раскрепо­щенным» (потому что так считают мои искушен­ные в этом деле друзья).

Терапевтический процесс продвигается вперед, и кли­ент обнаруживает, что пытается жить по чужой мерке, что он не является самим собой и что подобная ситуация его все меньше и меньше удовлетворяет. Но если он отбросит эти усвоенные оценки, что же он поставит на их место? Эта ситуация порождает период замешательства и неуве­ренности и чувство незащищенности, когда нет основы для вынесения суждения о том, что хорошо и что плохо, что правильно и что неправильно.

Постепенно это замешательство заменяется понима­нием того, что основания, от которых можно отталкивать­ся при построении оценочных суждений, предоставляют­ся ему его собственным опытом и его собственными ощу­щениями. Клиент осознает, что можно ориентироваться не по тому, что говорят окружающие, а на основании соб­ственного опыта. Система ценностей не обязательно дол­жна быть навязана извне, но формируется на личном опы­те. В самом себе человек обнаруживает способность взве­шивать данные своего опыта и решать, что из этого обес­печит усиление «я». Так, предварительное исследование Кесслера (101), в котором анализируется материал трех случаев, показывает, что оценки изначально восприни­маются как привязанные к объектам и неотделимые от них. Затем этот взгляд заменяется открытием того, что оценочные суждения не обязательно должны оставаться неизменными, а вполне могут быть альтернативными и изменяемыми; и, наконец, клиент осознает, что оценки вовсе не являются изначально заданными, а производят­ся людьми и что персональные оценки могут быть изме­нены в зависимости от ситуации.

Другая концепция развивает мысль о локусе оценки. В большинстве утверждений, которые содержат или подра­зумевают оценочные суждения, может быть определен про­странственный локус источника оценки. В терапии, на ее начальных стадиях, присутствует тенденция, согласно ко­торой локус оценки находится вне субъекта. Оценка кажет­ся прерогативой родителей, культуры, друзей или консуль­танта. В последнем случае некоторые клиенты прилагают серьезные усилия, чтобы переложить на консультанта оце­ночную функцию, чтобы предоставить им руководство к действию. В клиент-центрированной терапии, однако, ха­рактерной чертой поведения консультанта является посто­янное сохранение локуса оценки у клиента. Это становит­ся очевидно из его ответов клиенту: «Вы злитесь на то, что...»; «Вы находитесь в замешательстве из-за того, что...»; «Вам кажется, что...»; «Вы чувствуете, что...»; «Вы считаете себя плохим человеком, потому что вы...». Каждый из этих ответов демонстрирует, что именно оценка ситуации кли­ентом имеет значение и что она принимается. Шаг за ша­гом клиент убеждается в том, что не просто возможно, но и полезно удерживать локус оценки внутри себя самого, так как это приносит удовлетворение и уверенность. Когда клиент усваивает этот опыт, оценки перестают быть фик­сированными или неизменными. Они становятся просто суждениями, которые выносятся индивидом и которые основаны на его личном опыте и могут изменяться, когда новый опыт предоставляет новые данные.

Так, некоторые из оценок, которые были представле­ны ранее, в свете нового опыта, полученного клиентом, могут измениться и превратиться в следующие:

• «Я вправе сердиться на человека, если я чувствую сильное раздражение, потому что это ведет к мень­шим последствиям, нежели сдерживание чувств, и делает взаимоотношения более реалистичными».

• «Я должна быть любящей матерью тогда, когда я это чувствую, но я не должна бояться других чувств, если они существуют».

• «Я должна хорошо учиться, только если это важно для меня».

Разработки данного вопроса были пополнены работой Раскина (157), которая подтвердила справедливость не­которых представленных здесь идей. Раскин исследовал степень изменения локуса оценки, которая может быть отмечена в процессе терапии. Высказывания, по его мне­нию, отражают то, в какой мере оценки и ценности кли­ента зависят от суждений и ожиданий окружающих или основаны на его личном опыте.

По результатам исследования было сделано заключение, что в процессе терапии происходит перенос локуса оцен­ки, ранее возлагаемого на других людей, в «я» клиента.

Тем не менее более важным открытием этого исследо­вания стал тот факт, что показатель локуса оценки поло­жительно коррелирует с другими показателями, получен­ными с помощью тех же данных. Так, корреляция со шка­лой самопринятия, разработанной Ширером (189), рав­няется 0,61; корреляция со шкалой установок по отноше­нию к «я» Стока (203) — 0,67; с показателем зрелости по­ведения Хоффмана (86) — 0,45.

Раскин говорит на этот счет, что «локус оценки тесно взаимодействует с другими ранее установленными кри­териями терапевтического прогресса, как то: отношения к «я», понимание и инсайт, зрелость поведения и нали­чие защит» (157, р. 41).

Эта работа допускает вывод о том, что оценочный про­цесс в течение терапии претерпевает изменения, что ха­рактеристикой этих изменений является движение кли­ента от состояния, при котором его мысли, чувства, по­ведение управляются суждениями и ожиданиями других, к состоянию, которое позволяет ему положиться на свой собственный опыт при выработке своих собственных норм и ценностей.

Характерные изменения во взаимоотношениях. Опреде­ленное число терапевтов — как клиент-центрированного направления, так и других ориентации — придерживается мнения, что наилучшим образом процесс терапии может быть описан с точки зрения изменения эмоционального взаимодействия, которое происходит между клиентом и консультантом. Они полагают, что основная часть измене­ний в восприятии, в высказываниях и в установках явля­ется лишь побочным продуктом базового эмоционально­го опыта, который приобретается в процессе взаимодей­ствия двух человеческих существ. Одним из аргументов в пользу этой точки зрения является то, что, например, в игровой терапии большинство из тех процессов, которые здесь обсуждаются, либо вообще никак не проявляются, либо проявляются в невербальной форме, и тем не менее конструктивные изменения имеют место. Что мы должны считать самым существенным в психотерапии, которая добивается успешных результатов, имея дело с ребенком, который не способен вербализовать свои переживания, у которого слабо выражена установка по отношению к «я» и отсутствует способность выражения отрицаемого опыта, который имеет лишь непосредственное и живое пережи­вание «я». Вполне естественно, что вы должны уделить мак­симальное внимание тому типу взаимоотношений, в русле которых происходят такие изменения.

Случаи из практики убеждают нас в том, что терапия может продвигаться вперед, даже несмотря на то, что внешне клиент демонстрирует очень немногие из тех эле­ментов, которые мы считаем характеризующими терапев­тический прогресс. Что бы ни происходило, это, по-ви­димому, не является результатом вербального взаимооб­мена. Конечно, возможно, что результатом мы обязаны определенному фактору, лежащему вне терапевтического процесса. Но если мы рассмотрим определенное количе­ство клинических случаев, то обнаружим, что вероятнее всего, результат обусловлен опытом взаимодействия. Как в таком случае мы можем описать терапевтический про­цесс с точки зрения взаимоотношений?

Одна из гипотез заключается в том, что клиент дви­жется от переживания себя как недостойного, неприят­ного и нелюбимого человека к осознанию того, что его принимают, уважают, любят в этих ограниченных взаи­моотношениях с терапевтом. «Любовь» обретает здесь глу­бочайший и важнейший смысл — это не что иное, как глубинное понимание и полное принятие.

Другая клиническая гипотеза может быть сформулиро­вана в несколько отличных терминах. Когда клиент испы­тывает на себе установку принятия, которую терапевт де­монстрирует по отношению к нему, он становится спосо­бен присвоить и испытывать такую же установку по отно­шению к себе. Когда он становится способным принимать, уважать и любить самого себя, он открывает способность испытывать те же чувства по отношению к другим.

Один из членов нашей команды, мистер Оливер Г. Боун, особенно близко работал с этой гипотезой. В его работе акцент делается на взаимоотношениях, в которые клиент может привнести любые свои переживания и встретиться с переживаниями терапевта. Боун придержи­вается мнения, что слово «любовь», которое легко может быть неправильно истолковано, тем не менее является наиболее пригодным, чтобы описать основной компонент терапевтических взаимоотношений.

 

Я использую этот термин с целью выразить следующее. Во-первых, как терапевт я могу позволить некоему своему силь­ному чувству или эмоции войти в терапевтические взаимоот­ношения и считаю, что, будучи обращенным от меня к клиен­ту, это чувство станет важной частью терапевтического курса.

Во-вторых, одна из базовых потребностей терапевта мо­жет быть удовлетворена легитимным способом (я бы даже сказал, что она должна быть удовлетворена, если взаимоот­ношения являются здоровыми и адекватными) в его взаи­моотношениях со своим клиентом.

И в-третьих, терапевтическая интеракция на эмоцио­нальном уровне, скорее чем интеракция на интеллектуальном, познавательном уровне, вне зависимости от ее содер­жания является эффективным элементом терапевтическо­го процесса.

Я понимаю, что это бессодержательные утверждения. На сегодняшний день мне кажется, что эти утверждения могут быть подтверждены лишь субъективным опытом. Факты, которые подтверждали или опровергали бы это, неулови­мым образом ускользают от записывающих устройств.

 

Акцент в этом подходе делается на непосредственном переживании того или иного опыта в рамках терапевти­ческих взаимоотношений. Процесс не касается воспоми­наний клиента, не исследует тех проблем, с которыми он столкнулся или его восприятий самого себя, как и того опыта, который он боится допустить в сознание. Процесс терапии рассматривается как синоним эмоционального, построенного на переживаниях взаимодействия между клиентом и терапевтом. Терапия состоит в переживании «я» в широком спектре способов эмоционально значимых взаимоотношений с терапевтом. Слова — терапевта ли или клиента — обладают минимальной значимостью по срав­нению с актуальными эмоциональными отношениями между двумя людьми.

Этот взгляд на терапию по многим параметрам расхо­дится с предыдущими описаниями. Предположения, ко­торые не явно звучат в этом определении терапии, слож­но будет подвергнуть проверке при помощи строгих тес­тов, что, впрочем, вовсе не означает полного отсутствия такой возможности. Это один из способов подтвердить происходящие в ходе терапии изменения, которые мы не можем игнорировать.

Характерные изменения в поведении. Вопрос, который скорее всего задаст человек с улицы, если заговорить с ним о психотерапии, звучит так: «А это может изменить чело­века в лучшую сторону?»; «Интересно знать, перестал ли ссориться с женой человек, прошедший терапию?», или: «Смог ли он после этого добиться высших оценок в учебе?», или: «Преуспевает ли он теперь на работе?». Это впол­не разумные вопросы, но любая попытка ответить на них объективно влечет за собой большие сложности. Хотя име­ется достаточно клинических подтверждений того, что по­ведение человека действительно часто изменяется в тече­ние или после терапии, трудно доказать, что эти измене­ния — результат терапии или что они действительно пред­ставляют собой улучшение. Улучшение для одного клиен­та может означать готовность развестись с женой, для дру­гого оно подразумевает установление более гармоничных отношений с супругой. Для одного клиента улучшение может обозначать, что он стал получать отличные оценки там, где прежде получал низкие, тогда как другой клиент может считать достижением снижение компульсивности, освобождение от навязчивого желания добиваться лучших результатов. Польза от терапии для одного человека может проявиться в стремлении к более адекватной адаптации к тем условиям, в которых он работает, в то время как для другого это будет состоять в намерении набраться храбро­сти и сменить род деятельности. С клинической точки зре­ния каждый из названных вариантов поведения может быть признаком очевидного улучшения адаптации, но, так как каждое из этих суждений, без всякого сомнения, можно назвать субъективным, вопрос о том, что следует называть улучшением, остается открытым.

Если в своих рассуждениях мы не можем опираться на понятие улучшения, как нам тогда подойти к вопросу о поведенческих изменениях, которые сопровождают тера­пию? Ряд исследований, проведенных в рамках клиент-центрированной терапии, хотя и не может дать ответа на все связанные с этим вопросы, то, по крайней мере, дает старт поиску объективных ответов. Мы будем упоминать их в определенной последовательности, согласуясь с ло­гикой развития нашего повествования. В качестве тако­вой выступает проверка извне доказательств существова­ния поведенческих изменений, ведущих к лучшей адаптации клиента. Развернутому изложению будет предше­ствовать краткое утверждение:

1) На протяжении завершающей части терапии кли­ент чаще обсуждает планы на будущее и конкретные по­веденческие шаги, которые будут им предприняты для ре­ализации своих планов, и результаты этих шагов.

Снайдер (197), Симан (180) и Стром (204) показали, что на протяжении последних двух из пяти этапов консульта­тивного процесса довольно резко возрастает количество времени, затраченного на обсуждение подобных тем (с 5 % до 12 %), однако его доля в рамках общего времени беседы никогда не превышает этих 5—12 процентов. Можно ска­зать, что эти исследования демонстрируют, что клиент пла­нирует изменить свое поведение и обсуждает способы, при помощи которых он мог бы это сделать. Однако эти дан­ные отражают лишь точку зрения клиента.

2) Если клиент-центрированная терапия оказывается успешной, то изучение всех упоминаний о нынешнем по­ведении покажет, что в течение терапевтического курса происходит трансформация относительно незрелого по­ведения клиента в относительно зрелое.

Так, Хофман (86) в своем небольшом исследовании из­влек из записей терапевтических сессий десяти клиентов все высказывания относительно их актуального поведения, а также планируемого поведения. Каждая такая реплика была напечатана на отдельной карточке и затем оценена экспертами на предмет зрелости описываемого ею пове­дения. Эксперты, оценивавшие эти высказывания, не зна­ли из какой сессии они взяты и каков был результат тера­пии. Оценочная шкала состояла всего из трех пунктов: от незрелого и безответственного поведения к зрелому пове­дению. В целом во всех десяти случаях было отмечено уве­личение зрелости поведения, вполне ощутимое, но стати­стически не значимое. Тогда эти десять случаев были раз­делены пополам — на пять более успешных и пять менее успешных. В качестве критерия деления были взяты совокупные результаты четырех других объективных методов анализа. Когда такое деление было произведено, обнару­жилось, что более успешные случаи демонстрируют стати­стически значимое увеличение зрелости поведения, тогда как в менее успешных случаях наблюдаются лишь незна­чительные изменения в поведении. Подобные результаты, похоже, подтверждают основанное на клиническом опыте предположение о том, что чем более успешными являются терапевтические сессии, тем более ощутимые изменения происходят в направлении зрелости поведения клиента.

3) Если клиент-центрированная терапия является ус­пешной, для нее характерно очевидное снижение психо­логической напряженности, проявляющееся в высказы­ваниях клиента.

В нескольких работах, посвященных изучению этого вопроса (11,99,175,228), рассматривалось соотношение тех слов, которые выражали дискомфорт и напряжен­ность, и тех, которые выражали комфорт, удовлетворение и удовольствие. В этих исследованиях последовательно фиксировалось, как вербальные свидетельства психоло­гической напряженности уменьшались количественно в течение курса терапии.

Однако вербальные показатели напряженности кли­ента в данных исследованиях отражают происходящее в рамках консультаций, тогда как их величина вне консуль­тативного пространства остается неизвестной. Также воз­никает вопрос относительно того, насколько правомер­но считать отсутствие психологической напряженности синонимом адаптации.

4) Успешная клиент-центрированная терапия харак­теризуется снижением количества защитных реакций в поведении клиента, а также большим осознанием защит­ного поведения, которое имеет место быть.

Хоган рассматривает защитную реакцию как одну из форм поведения, которая следует за осознанием угрозы структуре «я». Это определение было использовано в качестве операционального в исследовании, проведенном Хейгом (76). Это исследование, основанное на десяти слу­чаях, является комплексным, а поэтому сложным для по­нимания и не слишком четким в том, что касается резуль­татов. Много дополнительной работы предстоит сделать в этой области прежде, чем мы сможем точно определить и сформулировать, какие изменения происходят в защит­ном поведении человека. Учитывая те ограничения, ко­торые связаны с отсутствием других исследований в дан­ной области, можно утверждать, что ряд случаев, в кото­рых защитные реакции стали возникать реже (случаи, признанные наиболее успешными по другим критериям) произошли существенные изменения. Такие изменения были не характерны для ряда менее успешных случаев, в которых количество защит увеличилось.

5) В результате терапии клиент демонстрирует рост то­лерантности по отношению к фрустрации, что объектив­но измеряется физиологическими методами.

Тетфорд (213) построил свое исследование на предпо­ложении о том, что если терапия позволяет индивиду из­менить свои жизненные паттерны или, по крайней мере, снизить напряженность и тревогу, которую он испытыва­ет в связи с личными проблемами, то способ, которым он реагирует на стрессовые ситуации, что определяется из­мерениями вегетативной нервной системы, должен суще­ственным образом измениться вследствие терапии. Это была первая попытка ответить на вопрос, затрагивает ли клиент-центрированная терапия клиента настолько глу­боко, чтобы оказывать воздействие на его физиологичес­кое функционирование?

Значение этого исследования состоит в установлении того факта, что после терапии индивид способен встре­тить ситуации эмоционального стресса и фрустрации с большей толерантностью и меньшей тревогой; что это утверждение справедливо, даже если фрустрации или стресс никогда особо не принимались во внимание в процессе терапии; что повышение эффективности при встре­че с фрустрирующей ситуацией — это не поверхностный феномен, но свидетельство автономной реакции, которую индивид не может сознательно контролировать и кото­рую он совершенно не осознает. Здесь мы наблюдаем из­менение в поведении, которое является действительно существенными.

6) Достигнутый вследствие клиент-центрированной терапии поведенческий результат влияет на качество вы­полнения клиентом других жизненных задач, оптимизи­руя их решение.

Исследования (24), (13) показали, что, когда трудно­воспитуемым детям, отстающим в чтении, предоставля­ют возможность посетить ограниченное количество тера­певтических сессий клиент-центрированной терапии, дети начинают демонстрировать успехи в чтении, под­твержденные стандартизированными тестированиями.

Каким же тогда будет ответ на вопрос: подразумевает ли процесс клиент-центрированной терапии изменения в поведении человека? Объединив результаты различных исследований и основываясь на доступных на сегодняш­ний день доказательствах, мы можем сказать, что, в про­цессе клиент-центрированной терапии поведение клиен­та изменяется в следующих направлениях: оно становит­ся более взвешенным и более зрелым, повышается уро­вень саморегуляции и ответственности за свое поведение; количество защит в поведении снижается, оно начинает более твердо основываться на объективных представле­ниях о себе и о действительности; в его поведении обна­руживается меньшее число свидетельств психологической напряженности; клиент становится более приспособлен­ным к разным видам деятельности; он встречает напря­женные ситуации, связанные с неизвестностью, фрустра­цией или стрессом более спокойно, как в психологичес­ком, так и в физиологическом плане, и быстрее восста­навливается, что является следствием терапии.

Три вопроса со стороны

---

Дата добавления: 2018-05-09; просмотров: 239; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!