Глава 9. Об амодааьности смысла 7 страница

Но можно рассуждать и иначе. Свобода себя не гарантирует. Будучи свободным, человек, вопреки этому, не свободен избавиться от всего нежелательного и быть причиной желаемых событий по собственной воле. Желания иметь красивую мысль в своем созна­нии, испытать катарсис, полюбить другого человека, написать сти­хи, имеющие хоть какие-либо художественные достоинства и т. д., являются, конечно же, желаниями свободного человека. Но надо заметить: свободно само желание, в то время, когда его исполне­ние, в некотором смысле, не зависит от свободной воли человека. Ведь от того, что я себе скажу: «Я желаю в данный момент испы­тать сильное чувство к другому человеку», — не зависит соверше­ние события. События нашей психобиографии являются дискрет­ными точками на жизненном пути. Мы свободны в движении к этим точкам, но не в момент нахождения в них. События инсайта, творческого экстаза, любви, ненависти, безрассудных и героичес­ких поступков могут случиться, а могут и нет, независимо от того, свободно ли наше желание относительно них.

Что же делать психологии со свободой?

Кроме описанных примеров можно было бы выделить и дру­гие формы аномалий сознания, например: эффект контрастных иллюзий при действии установки, парадокс негативных эмоций (феномен получения удовольствия от негативных переживаний), амбивалентность чувств, этические парадоксы, парадокс «мно­жественности — единственности» «Я» (парадокс единомножия «Я»), логические аномалии, парадоксы вербального общения (проблема осмысления значений и означивания смыслов), фе­номен дежа вю, психотерапевтические аномалии (например, «па­радоксальная интенция» В. Франкла) и т. д.

Глава 5

ПРОБЛЕМА ОПРЕДЕЛЕНИЯ ЕДИНИЦЫ

АНАЛИЗА ПСИХИЧЕСКОГО В КОНТЕКСТЕ

ИСТОРИИ ПСИХОЛОГИИ

Историю развития психологии вполне оправданно представ­лять себе как непрерывный процесс поиска первичных единиц анализа психического. Любая психологическая система взглядов, претендуя на роль научной теории, в явном или латентном виде включает в себя в качестве базового постулата положение о нере­дуцируемой, элементарной психической реальности. Такая реаль­ность выступает не просто как предмет психологического анали­за, а именно как единица такого анализа. Следует подчеркнуть, что независимо от того, каким содержанием наполняют предмет­ную область психологии, в «потоке сознания» исследователей всегда можно уловить стремление к обнаружению первичных, неразложимых путем дальнейшего анализа, своего рода атомар­ных психических составляющих. Как справедливо указывают Н. Д. Гордеева и В. П. Зинченко, «осознанное выделение едини­цы анализа — признак методологической зрелости того или ино­го направления в науке, начало систематического построения теории» (Гордеева Н.Д., Зинченко В. П., 1982. С. 5). Несмотря на то, что далеко не всегда происходит осознание методологической значимости выбора единицы анализа, проблема определения исходных, неразложимых психических образований так или иначе возникала в каждом направлении психологической науки. Соответственно, от того, как решалась эта проблема, зависели не только контуры той или иной теории, но, во многом, этим опре­делялся и сам предмет психологии. Развитие научной психоло­гической мысли порой в течение десятилетий было обусловлено тем, что принималось в качестве основополагающего системо­образующего психического образования. Можно даже утверж­дать, что разрешающая способность научной теории задается по-

Глава 5. Проблема определения единицы анализа психического

61

 

ниманием природы «первоначала» психического. Представления о природе внутреннего мира человека, степени его когнитивной сложности и о познавательных ресурсах сознания производны от того, что мы закладываем в основу анализа феномена человечес­кой психики. В связи с этим, методологическим следствием обо­снованного выбора того или иного психического образования в качестве целостной единицы анализа является объяснение всего многообразия форм психической активности человека исходя из базового аксиоматического положения, фиксирующего выбор той или иной психической реальности в статусе элементарной нераз­ложимой единичной целостности. Еще С. Л. Рубинштейн указы­вал: «для того чтобы понять многообразные психические явле­ния в их существенных внутренних взаимосвязях, нужно прежде всего найти ту "клеточку" или "ячейку", в которой можно вскрыть зачатки всех элементов психологии в их единстве» (Рубин­штейн С. Л., 1946. С. 173). Методологическое значение пробле­мы определения единицы анализа трудно переоценить. И дума-ется что от того как будет поставлена и решена эта важнейшая для психологии проблема, зависит дальнейшее развитие научно-психологической мысли в XXI веке.

В разное время на роль доминанты психического претендова­ли: «ощущения», «образы», «акты сознания», «реакция», «реф­лекс», «фигуро-фоновые отношения», «ассоциация», «стимул — реакция», «установка», «действие» или «живое движение», «схе­ма», «переживание», «значащее переживание» и т. д. Каждая пси­хологическая школа стремилась найти свою уникальную «клеточ­ку» психического. Интересен и тот факт, что противоречия между различными теоретическими системами наиболее ярко обнару­живаются именно при обсуждении характера единицы анализа (Гордеева Н.Д., Зинченко В. П., 1982. С. 5). Несмотря на много­численные варианты решения, проблема выделения единицы анализа психики и по сей день является исключительно важной. Невозможность решить эту важнейшую методологическую зада­чу в течение двадцатого столетия никоим образом не делает бес­смысленным процесс дальнейшего поиска. Сами по себе попыт­ки найти приемлемые решения проблемы при любом исходе способствуют приращению научного знания, стимулируют ход идеогенеза. Развитие представлений относительно единицы ана­лиза обогащает науку новыми экспериментальными и теорети­ческими данными, помогая лучше понять многообразие прояв-

62

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

лений психики. Здесь достаточно вспомнить, что, вопреки наро­чито ограниченному пониманию единицы анализа, в рамках гештальт-подхода было открыто множество закономерностей в области психологии зрительного восприятия. Пониманию дея­тельной природы психического способствовали разработки пред­ставителей американского функционализма. Бихевиоризм пока­зал характер обусловленности поведения человека физическим и социальным окружением. А психоанализ расширил наши знания о психике, предложив описание природы и механизмов бессоз­нательных процессов.

Все известные в психологии теории претендовали на понима­ние существа человеческой психики в ее характерных, определяю­щих именно как человеческую, чертах; хотя выбранные единицы анализа далеко не всегда давали возможность экстраполировать полученные экспериментальные результаты, выявленные законо­мерности, обнаруженные факты наблюдения и т. д., на всю фено­менологию психического. Но, несмотря на то что выбирались еди­ницы анализа, не отражающие характер всего психического целого, в силу чего нарушался важный методологический принцип, кото­рый можно назвать принципом «разрешающей способности еди­ницы анализа», достижения различных направлений психологии, имевших порой радикально отличные парадигмы, нельзя ставить под сомнение.

Произвольность выбора исследовательских установок неиз­бежна для научного познания, так как научная деятельность не является обезличенной, это всегда деятельность, реализуемая субъектом познания, то есть живым участником научного твор­чества. Поэтому построение любой теории есть осуществление собственных индивидуальных представлений, убеждений, веро-ваний ученого; а сама теория определяется первоначальным, исходным выбором оснований анализа изучаемого феномена. В силу этого ни одна психологическая концепция, сколь универсальна бы она ни была, не может быть безгрешной. Другое дело, насколько удачно делается выбор.

Вторым важным обстоятельством, дающим право быть уверен­ным в том, что научная психология застрахована от длительной стагнации, является, наверное, ясное для всех понимание того, что теоретическая модель всегда огрубляет репрезентируемую реальность. За рамками теории всегда остается что-то, что не может быть формализовано в рамках одной теории, имеющей

Глава 5. Проблема определения единицы анализа психического                   63

свой понятийный аппарат. По меткому выражению Аллахвердо-ва, психология как самостоятельная наука находится в состоя­нии перманентного кризиса (Аллахвердов В. М., 1993. С. 104). Го­ворить о том, что психология переживает перманентный кризис, стало своего рода чуть ли не проявлением интеллектуального вку­са. Вот, например, пишет В. М. Розин: «...Психологическая наука и отчасти практика переживают перманентный кризис... Необ­ходимы усилия для переориентации психологической мысли, а это., предполагает критическое отношение к истории и сегод­няшним тенденциям развития предмета психологии» (Розин В. М., 1994. С. 3). Надо признать, что научная психология в нынешнем ее состоянии представляет собой «многоквартирный дом с очень шатким фундаментом» (Агафонов А. Ю., 1999. С. 108). До сих пор не утихают споры относительно того, чем, собственно, является психология: искусством, самостийной сферой знания или же на­укой. А если наукой, то какой: естественной или гуманитарной?

B. М. Аллахвердов убежден, что психология может и должна стро­
иться по образцу великих естественных наук, а Розин настаивает
на обратном, полагая, что «замысел построить психологию по
образцу естественной науки не удался» (Розин В. М., 1994. С. 53)
и психологию следует считать гуманитарной дисциплиной. По
сей день актуально звучат слова Л. С. Выготского, сказанные бо­
лее семидесяти лет назад: «Построение единой психологии на
почве старых психологических допущений невозможно. Самый
фундамент психологии должен быть перестроен» (Выгот­
ский Л. С., 1960. С. 481). Но вопреки тому, что по указанным выше
причинам психология никогда не сможет выйти из кризисного
состояния, научные поиски не обесцениваются, а, скорее, напро­
тив, стимулируются требованием согласования огромного мас­
сива эмпирических данных и интеграции различных теоретичес­
ких подходов. Колоссальный объем экспериментального
материала, множество локальных теоретических подходов дела­
ет нецелесообразным дальнейшую дифференциацию психологи­
ческого знания. «Дефицит теоретического единства становится
все очевиднее...» — отмечает Л. М.Веккер (Веккер Л.М., 1998.

C. 16). В настоящее время, как никогда отчетливо, обнаружива­
ется необходимость разработки общепсихологической теории,
способной объединить имеющиеся фрагменты знания в единую
картину психической жизни человека. Парадоксальность нынеш­
него положения в современной психологии состоит в том, что,

64

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

с одной стороны, все больше и больше осознается важность по­строения синтетической теории, способной нести в себе такой объяснительный потенциал, который позволил бы концептуаль­но соединить положения различных теорий, с другой стороны, создание такой теории не может быть освобождено от субъекти­визма, от авторских пристрастий ее создателя. Показательно, что даже в отдельных областях психологии царит идеологическая ра­зобщенность. Так, например, А. В. Либин, выражая сожаление относительно рассогласованности позиций, которые в настоящее время определяют состояние дифференциальной психологии, заметил: «...все большее значение приобретает на современном этапе концентрация усилий исследовательской мысли на пути концептуальной интеграции сложившихся к настоящему време­ни подходов» (Либин А. В., 1999. С. 19). Хотя это для большинства ученых является очевидным, «несокрушимая сила субъективных авторских предпочтений» не позволяет сколь-либо существенно продвинуться на пути возможной интеграции.

Как уже было сказано, важнейшие положения теории выво­димы из базовых представлений (в некотором смысле априорных) о единице анализа психического. Любая психологическая теория, моделируя психическую реальность, не может быть абстрагиро­вана от анализа того базового элемента теоретической конструк­ции, который является в составе самой теории формализацией знания о фундаментальном, базальном, определяющем специфи­ку психического, начале. Логика теоретического построения, реконструирующая логику психической деятельности, отталки­ваясь от определения единицы анализа психического, с необхо­димостью должна разворачиваться в направлении понимания ма­териала, структуры и функций психического, независимо от того, что признается за единицу анализа. Из истории психологии хо­рошо известно, что за единицу анализа принимались или элемен­ты психического опыта, и тогда анализ психической деятельно­сти (а чаще всего речь шла о сознательном опыте) рассматривался в своем содержательном аспекте, или же в качестве определяю­щей феноменологию психического выступала структура, способ организации психических элементов. В этом случае описание и анализ проводился с позиций организации психического содер­жания, то есть акцентировался формальный аспект. Или же при­рода психического выводилась из имманентно присущей психи­ке активности, и тогда продукты психической деятельности

Глава 5. Проблема определения единицы анализа психического

65

 

расценивались как эффекты реализованных функций. В последнем случае критериальным атрибутом человеческой психики считалась акция, акт, или, в широком смысле слова, действие, вне реализа­ции которого психическая жизнь невозможна. При этом психи­ческая организация описывалась со своей функциональной сто­роны. За всю историю психологии единица анализа не выступала в содержательно-структурно-функциональном триединстве. То есть единица анализа никогда не рассматривалась одновременно и как материал, из которого строится психический процесс, и как элементарная психическая форма, и как элементарная функция И, надо отметить, что это не свидетельство однобокости подходов, а, в первую очередь, проявление тех методологических ограниче­ний, которые делают принципиально невозможным видеть за еди­ницей анализа материал, структуру и функцию одновременно.

Исторические корни проблемы определения единицы анали­за психики, несомненно, следует искать в недрах структурной школы психологии. И не только потому, что работы В. Вундта способствовали оформлению психологии в самостоятельную на­учную дисциплину, но, в первую очередь, по причине понима­ния представителями интроспекционизма специфики предмета психологии и, в связи с этим, методов экспериментального ис­следования. Согласно Вундту, предметом психологической науки, которую он не вполне адекватно собственным идеологическим воззрениям назвал «физиологической психологией», должен стать «непосредственный опыт». То есть начальным пунктом научного психологического анализа является элементарный состав созна­ния. Поскольку представители структурализма отождествляли психику с сознанием, элементы сознания провозглашались ис­ходной единицей анализа психического. Единственным пригод­ным для этих целей методом изучения был признан интроспек­тивный анализ. Несмотря на то что в экспериментах, проводимых в Институте экспериментальной психологии в Лейпциге, исполь­зовались процедуры, заимствованные из экспериментальной практики физиологии, Вундт, а в дальнейшем и Титченер, счита­ли, что кроме самонаблюдения никакой другой метод не может быть использован в психологии, так как «непосредственный опыт» открыт только носителю сознания и только в том случае, если он не зависит от мнения самого испытуемого во время инт­роспективного эксперимента. В противном случае, если испыту­емый сообщает о своем переживании или восприятии или же

3 А. Агафонов

66

Часть I. Методология научно-психологического исследования сознания

выносит суждение о содержании сознания, то речь может идти только об опосредованном опыте, то есть о том знании, которое является следствием накопления полученной в ходе жизни ин­формации. Но не такое знание, по мнению пионера эксперимен­тальной психологии, должно стать предметом изучения. Из чего на самом деле состоит сознание? — вот ключевой вопрос, на ко­торый должна ответить психология. На основании такого подхо­да к определению базовой задачи психологической науки, Вундт определил три важнейших исследовательских цели:

1) описание основных элементарных составляющих сознания,

2) определение характера связей между элементами сознания
(установление способа организации элементов в структуре непос­
редственного опыта),

3) установление принципов, согласно которым определяется
этот способ организации или, иначе говоря, раскрытие механиз­
мов, обеспечивающих соединение элементов.

То, что «внутренняя перцепция» не позволяет обнаружить ато­марный состав сознания, стало понятным уже во времена суще­ствования вундтовской лаборатории экспериментальной психо­логии. Протоколы интроспективных экспериментов были полны противоречий, с трудом могли быть согласованы между собой, что, в свою очередь, делало невозможным стандартизацию резуль­татов. Маловероятно, что Вундт именно на основе эксперимен­тальных исследований пришел к заключению о том, что ощуще­ния и чувства являются исходным материалом сознания. Скорее всего, такой вывод явился результатом его отвлеченных рассуж­дений, а в интроспективных отчетах он пытался найти подтверж­дение своей позиции. Видя за ощущениями и чувствами простей­шие компоненты сознания, первичные образующие опыта, Вундт полагал, что ощущения и чувства не просто присутствуют в поле сознания в каждый момент времени, но и являются взаимоотне­сенными. Так, каждому ощущению соответствует определенное чувство. В подходе Вундта к анализу состава сознания явственно обнажилось противоречие, которое не могло быть разрешено в силу базовых посылок интроспекционизма. Суть этого противо­речия состояла в том, что, с одной стороны, психология была призвана выявить элементы сознания в рафинированном виде, с другой стороны, сами эти элементы в «непосредственном опы­те» не существуют изолированно, обособленно друг от друга. Бла­годаря «творческому синтезу», элементы сознания организова-

.Глава 5. Проблема определения единицы анализа психического

67

 

ны в сложное целое, имеющее свое качество. «Характеристики любого сложного психического явления не сводятся к сумме ха­рактеристик, его составляющих» (Вундт В., 1896). Таким обра­зом, непосредственный опыт сознания не может быть описан на языке свойств ощущений (интенсивность, длительность, модаль­ность) и чувств («удовольствие-неудовольствие», «напряжение-расслабление», «возбуждение—успокоение»), так как наличное содержание сознания представляет собой синтез, интеграцию этих элементов, а не их механическое сочетание. В концепции Вундта механизмом организации опыта служит воля — ничем не детерминированная способность человека, отвечающая за уста­новление взаимосвязей между элементами. Посредством «твор­ческого синтеза» воля соединяет элементы в сложно структури­рованную целостность, которая атрибутируется иначе, чем элементы этого целого. Хотя испытуемому в эксперименте имен­но эта целостность содержания сознания и открывалась, он дол­жен был сообщать исключительно о свойствах самих элементов, которые иначе как в составе целого не даны.

Рассматривая в качестве основной задачи психологии изуче­ние атомарного состава сознания с помощью расчленения в ходе интроспективного анализа непосредственного опыта, Вундт не считал возможным изучение таких форм психической деятель­ности, как память, мышление, воля, будучи уверенным, что изу­чать эти процессы с помощью самонаблюдения не представляет­ся возможным.

---

Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 198; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!