В России и Казахстане 5 страница



Первое пришествие большевизма

В декабре 1917 г. и в начале января 1918 г. расползание леворадикальной власти ревкомов, повсеместно подкрепленных вооруженными матросами, приводит к росту их столкновений с мусуль-

майскими частями (в основном с конными, получившими в народе наименование «эскадронцы»). Убийства, грабежи, насилие матросов и примкнувшей к ним черни произвели тяжелое впечатление на современников и свидетелей, которые в тот момент с ужасом вглядывались в мрачные очертания будущего. «Вместо творческой созидательной работы у нас растет и множится анархия, всюду дикий разгул разъяренной толпы, разбои, грабежи, самосуды, расстрелы, всюду хаос и разрушение, идет братоубийственная война, улицы городов залиты кровью уничтожающих друг друга людей, всюду безумие и ужас. И кто знает, когда кончится эта сатанинская пляска. Дошли ли мы до той последней черты, переход которой знаменует собой перелом в сторону отрезвления и сознательного отношения масс к судьбам страны? Или нам суждено пережить еще большее развитие ужасов анархии?» 2'

В этой ситуации с первых чисел января начались непосредственные военные столкновения между татарскими частями и их союзниками из офицерского корпуса и антибольшевистских партий, с одной стороны, и матросами Черноморского флота в союзе с разномастными отрядами вооруженных люмпенов, а то и просто бандитов — с другой. Боевые корабли распоряжениями Центрофлота были направлены в Ялту, Керчь, Алушту и Евпаторию и огнем своих орудий оказали поддержку высаженным десантам. Особенно яростная схватка разгорелась в Ялте, борьба за которую шла с 9 по 15 января. В ходе боев там погибло около 200 человек. 16 января эскадронцы и русские офицеры были вынуждены оставить город, где немедленно начались расстрелы и грабежи.

Еще 13 января, практически без сопротивления, матросские отряды и красногвардейцы захватили Симферополь. Крымскотатарская Директория прекратила свою деятельность, Джафер Сейда-мет, один из наиболее последовательных борцов с большевизмом, бежал в Константинополь. Потеряв в открытых боях с пробольше-вистскими силами по всему Крыму несколько сотен человек убитыми и ранеными, татарские воинские части вместе с решившимися на продолжение борьбы русскими офицерами и солдатами укрылись в горах, куда власть ревкомов не могла дотянуться. В Симферополе 14 января расклеили запоздалое воззвание, призывающее татарских

трудящихся и солдат к совместной борьбе против угнетателей любых национальностей. Но, как ярко и образно пишет очевидец событий, «умеренный» большевик из Евпатории В. Елагин, «...татарские эскадронцы уходили в свои степи и горы, не читая воззваний, написанных на непонятном им русском языке — уходили, полные горечи и ненависти к победителям-большевикам» ".

Этой горечи и ненависти предстояло еще расти в течение ближайших лет. Вехами в такой мрачной динамике стали сначала татарские погромы с грабежами, убийствами и сожжением десятков домов и усадеб (преимущественно на южном берегу и по большей части руками местных греков), затем убийство в тюрьме (23 февраля) Челебиджихана Челебиева. Пароксизмы ненависти особенно усилились накануне и в ходе свержения большевистской власти совместными усилиями крымских татар и немецких оккупационных войск в апреле того же 1918 г. — бесконечной чередой пошли убийства любых пробольшевистских и просоветских деятелей и их помощников (включая знаменитый расстрел лидеров советской Тавриды во главе с А. И. Слуцким под Алуштой 24 апреля) и расстрелы восставших татар матросами при активной поддержке крымских греков.

Весь краткий период первого пришествия советской (очень условно говоря!) власти в Крым (середина января — конец апреля 1918 г.) можно было бы в нашей статье не анализировать, поскольку отнюдь не национальные проблемы стали содержанием этих кровавых, бестолковых и крайне мучительных для жизни обычных людей месяцев. Тем более что весьма детальный анализ социальных и политических хитросплетений в так называемой Социалистической Советской Республике Тавриде уже дан в превосходной монографии братьев Зарубиных 23. Однако некоторые моменты зимы—весны 1918 г. стоит вспомнить. 28—30 января состоялся Чрезвычайный съезд советов и ревкомов, официально заявивший о роспуске Курултая. 7—10 марта Таврический губернский съезд советов, земельных и революционных комитетов избрал большевистско-левоэсеровский ЦИК и СНК, где нашлось место комиссариату по делам национальностей, хотя национальный вопрос за ненадобностью на съезде даже не обсуждался (видимо, в связи с грядущей победой мировой

революции), поскольку, как заявил председатель Н. И. Пахомов, «...национальным вопросам места быть не может» 24.

Крутые реформы новой власти, беспрерывные реквизиции и просто грабежи не могли не задеть крымских татар, еще не остывших от прямых вооруженных столкновений в январе. Источники дружно свидетельствуют, что пробольшевистская власть практически не распространялась на сельские районы компактного проживания татар. Не доверяя татарам и чувствуя их враждебность, новые «хозяева жизни» опасались использовать их во властных структурах, что еще больше усиливало отчуждение. Нужен был только внешний толчок, чтобы это отчуждение превратилось в открытую борьбу. Таким толчком стало появление в Крыму германских оккупационных войск. 19 апреля они почти без сопротивления взяли Перекоп и покатились на юг. Немедленно по всему Крыму начали возникать очаги восстаний против большевиков, причем для крымских татар это движение обрело зримые черты народной войны, которая была активно поддержана белым офицерством. Трудно согласиться с В. А. Оболенским, который считал восстание делом рук немецкого командования 25. Слишком много ненависти вызывала у большинства населения эта кровавая и некомпетентная власть. Татарское восстание разворачивалось на глазах у Оболенского, и те факты, которые он приводит в своих мемуарах, весомо опровергают его собственный «немецкий» тезис. Достаточно вспомнить одни только списки, по которым восставшие истребляли и большевиков, и всех тех, кто был связан с советской властью 26.

Что же касается непосредственных причин вооруженного выступления татар, то среди них была одна — и важнейшая: отрезанные от советской России, крымские советско-ревкомовско-больше-вистские вожди не располагали достаточной военной силой, чтобы противостоять внешним и внутренним угрозам. Чего стоит признание самого председателя СНК Тавриды А. И. Слуцкого на собрании делегатов береговых и судовых частей в Севастополе (17 апреля): «...Красная Армия превратилась в банду мародеров» 27.

Чтобы бороться с татарскими повстанцами, у моряков и красногвардейцев сил хватало, но противостоять германской армии они

не смогли. К началу мая весь полуостров оказался под первой немецкой оккупацией, которая, правда, была в несколько раз короче второй (1941—1944 гг.).

Мираж власти в немецком контексте

Падение советской Тавриды под ударами немецких войск и татарских повстанцев открывало радужные перспективы перед Курултаем. Устоявшееся в советской и даже постсоветской историографии скептически-насмешливое отношение к попыткам восстановления крымскотатарской государственности отражает довольно типичное переосмысление событий постфактум. Жизнь, как правило, предлагает несколько вариантов, но реализовавшийся (далеко не всегда оптимальный!) обладает особой убедительностью для потомков.

Чтобы понять политику лидеров Курултая в те судьбоносные годы, необходимо представить себе, какой виделась внутри- и внешнеполитическая ситуация в Крыму и в России самим крымским татарам. Они ощущали себя победителями кровожадных и бездарных советско-ревкомовских вождей и ненавистной матросни. Правда, победа подпиралась немецкими штыками, но подобное обстоятельство было бы унизительно для русских, а для татар совсем наоборот: помощь крупной европейской державы, врага России и союзника Турции, стала просто находкой для лидеров национального движения. Их стратегические планы можно понять только в контексте гибели российской империи, казавшейся тогда очевидной. Великая держава распалась на дурно управляемые и враждующие между собой территории с различной социальной и этнической ориентацией. В глазах татарских лидеров великая Россия не просто умерла, но была дважды публично унижена (сначала большевистским переворотом 25 октября, а затем — Брестским миром). После изгнания первого большевистского правительства и на фоне бесконечно конфликтующих политических партий русские, как государствообразующий народ, утратили немалую часть своего

авторитета. В этой ситуации рост автономистских и сепаратистских настроений в Курултае был неизбежен, а иллюзорность таких намерений выявилась далеко не сразу.

Попытки Курултая опираться на внешние силы — Украину, Турцию и прежде всего Германию — не могут осуждаться или высмеиваться по этическим и любым другим основаниям. Всякое национальное движение вправе искать себе союзников (к проблеме коллаборационизма мы еще вернемся), и стремление к независимости вряд ли можно подвергнуть осуждению. Другой вопрос — анализ оптимальности действий руководителей национальных движений, который невозможен без учета итогового результата.

Итак, к началу мая 1918 г. немецкие войска в нарушение Брест-Литовского мирного договора захватили весь Крым. С 30 мая командующий оккупационными войсками генерал Кош ввел на полуострове военное положение, назвал в своем приказе жителей Крыма туземцами и обязал их неукоснительно следовать только законам Германии, а также распоряжениям немецких военачальников. Не стоит и говорить, что с первых шагов по крымской земле оккупанты запустили механизм выкачки продовольствия и иных ресурсов в Германию. Вместе с тем на полуострове, несколько месяцев изнемогавшем от разбоев, убийств, грабежей и конфискаций, воцарился мир и порядок. Дисциплинированные (в тот период) немецкие солдаты наводили этот порядок железной рукой, не останавливаясь перед расстрелом преступников.

О том, что кайзеровская Германия планировала обосноваться на юге России всерьез и надолго, свидетельствовало появление на оккупированных территориях имперского министра земледелия и колоний генерала фон Линдеквиста. Военное поражение России и Брестский мир неожиданно открыли Германии потрясающие перспективы на Востоке. Берлин начал готовиться к долговременной эксплуатации громадных территорий, еще не подозревая о близком крахе не только на фронтах, но и в тылу империи.

Генерал Линдеквист развернул бурную деятельность среди представителей немецких общин, надеясь активно их использовать в управлении покоренным краем. Однако эти замыслы не нашли широкой поддержки у осторожных колонистов, и оккупационные

власти решили активнее разыгрывать крымскотатарскую карту. Именно май—июнь стали временем интенсивных попыток правого крыла Курултая во главе с Дж. Сейдаметом возглавить крымскую власть. Собственно, эта деятельность началась сразу же после захвата немцами Симферополя. Временное бюро Курултая во главе с А. X. Хильми немедленно начало переговоры с оккупационными властями, а 10 мая их продолжил Курултай, причем глава немецкой военной администрации генерал Кош лично присутствовал на заседании (вместе с будущим премьером М. А. Сулькевичем).

Уже 16 мая Курултай с полным одобрением выслушал программное выступление Джафера Сейдамета, сделавшего вполне разумную ставку на ту силу, которая ему казалась наиболее перспективной. Проанализировав политическую ситуацию в Крыму, докладчик, в частности, заявил: «...есть одна великая личность, олицетворяющая собою Германию, великий гений германского народа. Этот гений, охвативший всю высокую германскую культуру и необычайно ее возвысивший, есть никто иной, как глава Великой Германии, император Вильгельм, борец величайшей силы и мощи. Этот гений в то же время никогда не был врагом права и справедливости... Интересы Германии не только не противоречат, а, быть может, даже совпадают с интересами самостоятельного Крыма» :8.

Еще существенней для нашей темы был принятый на Курултае 19 мая Закон о власти, первый параграф которого гласил: «Крымскотатарский парламент объявляет себя временно Крымским государственным парламентом и берет на себя инициативу организации краевой власти и краевого правительства» 29. В тот же день Курултай единогласно избрал Дж. Сейдамета премьер-министром, вручив ему специальный ярлык (реанимация золотоордынских традиций?).

Период «ликования и аплодисментов» на Курултае быстро завершился. Прогерманский, сепаратистский и узконационалистический дух его заседаний в первой половине мая резко восстановил против татар все остальные политические силы Крыма. Умножились разногласия и среди курултаевцев. В результате столь ярко загоревшаяся звезда Сейдамета стала гаснуть: ему не удалось сформировать правительство, и германское командование потеряло к нему интерес.

5 июня 1918 г. Курултай позволил себе уйти на летние каникулы, и в тот же день генерал Кош, остро нуждавшийся в создании гражданских институтов власти, поручил формирование правительства генерал-лейтенанту российской армии М. А. Сулькевичу (уроженец Литвы, по происхождению татарин, кадровый военный, завершивший службу в начале 1918 г. на посту командующего 1 -м Мусульманским корпусом).

На наш взгляд, с этого момента идеи восстановления крымскотатарской государственности, и ранее имевшие не слишком много шансов на практическую реализацию, стали уходить в небытие. Национальный состав правительства Сулькевича автоматически сужал зону влияния Курултая, ибо единственным протатарским членом кабинета стал министр иностранных дел (Дж.Сейдамет). Два литовских татарина (премьер М. А. Сулькевич и министр юстиции А. М. Ахматович), не знавшие ни слова по-крымскотатарски, предпочитали занимать нейтральные или прорусские позиции. Остальные члены кабинета были или немцами (Т. Рапп и В. Нал-бандов)30. или русскими. Общая политическая линия правительства Сулькевича была весьма уравновешенной и более чем искусной, учитывая агрессивность сил воздействия: немцы-оккупанты, гетманская Украина, советская Россия, Курултай, разношерстный, но оппозиционный блок сторонников восстановления «единой и неделимой».

На период правления Сулькевича пришелся тот решительный ход крымскотатарских националистов, который окончательно поссорил их с нетатарским населением и заложил «идеологические» основы будущих советских репрессий. Мы имеем в виду известную Декларацию так называемого Крымскотатарского национального совета, подписанную А. Хильми и А. С. Айвазовым21 июля и тайно переданную правительству Германии 31. Официальные лица в Германии оставили послание без ответа (прямое свидетельство политического просчета авторов!), но когда этот текст был опубликован в Крыму 32, это вызвало бурю протестов, причем и в Курултае тоже.

Обширный текст документа содержал весьма тенденциозный исторический очерк и анализ тогдашнего социально-экономического и политического положения. Обосновывая право татар на гегемо-

нию в Крыму исторической традицией и численным преобладанием (приводились заведомо ложные данные о 60 % татар в населении полуострова), авторы сформулировали следующие основные пункты программы действий: «...1) преобразование Крыма в независимое нейтральное ханство, опираясь на германскую и турецкую политику; 2) достижение признания независимого крымского ханства у Германии, ее союзников и в нейтральных странах до заключения всеобщего мира; 3) образование татарского правительства в Крыму с целью совершенного освобождения Крыма от господства и политического влияния русских... 5) обеспечение образования татарского войска для хранения порядка в стране; 6) право на возвращение в Крым проживающих в Добрудже и Турции крымских эмигрантов и их материальное обеспечение» 33.

Германофильство и сепаратистские устремления правого крыла Курултая получили активную поддержку со стороны части немецких колонистов. В среде последних не было единства — даже оккупация полуострова кайзеровской армией не убедила большинство немцев отказаться от позиции нейтралитета в политике (и это несмотря на конфискации и грабежи времен первого большевистского правления). Но группа крупных землевладельцев инициировала создание самостоятельной организации под названием «Центральный комитет союза немцев в Крыму», которую возглавил триумвират в лице Ф. Штолля, А. Неффа и Э. Штейнвальда. Узнав о намеченном официальном визите Дж. Сейдамета и В.Татищева (министр финансов, промышленности, торговли и труда) в Берлин, эта организация передала министру иностранных дел краевого правительства Дж. Сейдамету послание, где от лица всего немецкого населения (не имея на то никакого права!) заявила о своей «...солидарности с татарами в отношении вопроса об отделении полуострова от Вели-короссии и Украины и образования из него особой государственной единицы». На пост гаранта независимости Крыма в этом послании предлагалась, естественно, кандидатура Германии 34. Но необходимо подчеркнуть, что это была позиция меньшинства в немецкой общине. Видимо, не только тайные переговоры А. С.Айвазова (эмиссара Сейдамета) в Стамбуле и содержание татарской «Декларации», но и закулисные переговоры правых деятелей немецкой общи-

ны привели к тому, что немецкая группа в правительстве Сулькеви-ча (Рапп и Налбандов) подала в отставку в знак протеста.

Политика активного сотрудничества крымских татар с немецкими оккупантами в период первого захвата Крыма Германией обязывает поставить вопрос о коллаборационизме 35. Поскольку Россия находилась в состоянии войны с Германией, а все жители Крыма были гражданами России, любое сотрудничество с немецкими оккупантами можно квалифицировать как коллаборационизм. Однако не все так просто. Во-первых — политическая и нравственная природа захватчика. Войска кайзера и вермахт Гитлера по многим параметрам резко отличались друг от друга и преследовали разные цели. Главное же в том, что гитлеровская власть и армия запятнали себя чудовищными преступлениями против человечества. Следовательно, сотрудничество с фашистской Германией гарантировало соучастие (прямое или косвенное) в преступной деятельности.

Иная картина наблюдалась в первую мировую войну на территории России. Значительная, порой подавляющая часть населения видела в германцах освободителей от кровавого хаоса большевизма. Особая роль выпадала немецким оккупантам в регионах, где имел место национальный гнет и национальные движения. Лидеры этих движений полагали, что у них появился реальный шанс, используя плоды военных побед Германии, решить проблемы независимости. В уже упоминавшейся статье И. Гилязова говорится только о периоде второй мировой войны, но ряд его соображений вполне применим к Крыму 1917—1918 гг.: «...в некоторых странах, особенно многонациональных, отдельные политические круги и личности считали национальный вопрос нерешенным или решенным несправедливо. В их понимании развитие военных событий давало известный шанс для реализации национальных проблем. Особую привлекательность в некоторых случаях приобретала иллюзорная перспектива возрождения или создания национальной государственности...» Зб. Другой вопрос, что в принципе нелепы любые обвинения в адрес крымских татар по поводу коллаборационизма в 1918 г., поскольку их попытки решать свои национальные задачи не сопровождались целенаправленными и массовыми преступ-

лениями против других народов Крыма (случаи греческих и русских погромов в апреле 1918 г. носили исключительный характер). К тому же нельзя забывать, что глубочайший раскол, который произошел в российском обществе в результате октябрьского переворота 1917 г., и кровавая диктатура большевиков вынудили даже истинных русских патриотов стать коллаборантами 37.

Как стремительно могут меняться народные симпатии! Еще в конце 1914 г. крымские татары распевали песню, написанную по следам заметного события — отправки из Бахчисарая на германский фронт эскадрона конного Ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полка:

Наше оружие мы отточили,

Чтобы стать против Германии.

Молитесь, братья,

О пролитии крови врага!

...Смело идем

Драться с Германией!

Если Господь мой даст здоровья,

Мы мир прославим!

(Перевод с крымскотатарского А. Н. Самойловича) 3(|.

Спустя три года ситуация круто переменилась. В апреле—сентябре 1918 г. большая часть крымскотатарских политических деятелей уже связала свои надежды на восстановление государственности с кайзеровской Германией. Они определенно недооценили корыстность немецких политиков, которые и не думали считаться с национальными устремлениями татар. Заметим, что и спустя два с небольшим десятилетия фашистский рейх вел с ними лицемерную игру, ни в малейшей степени не намереваясь способствовать созданию самостоятельного государства. И все же после 1918 г. немцы остались в памяти крымских татар освободителями от большевиков.

Нежные чувства к уходящим из Крыма немецким оккупантам татарская печать не стала скрывать даже в день появления флота Антанты, о чем свидетельствует выразительный пассаж в статье

под названием «К прибытию англо-французов»: «История татарского национального движения золотыми буквами печатает на своих страницах и с чувством глубокой признательности и благодарности отметит поистине дружественное благожелательное отношение творца величайшей в мире культуры, германского народа, к маленькому и слабому в настоящем, но славному в прошлом крымскотатарскому народу» 39.

Добрые воспоминания несомненно поспособствовали тому активному сотрудничеству с оккупантами, которое имело место в 1941—1944 гг. Нельзя не учитывать, что к 1941 году большинство участников и свидетелей драматических событий 1917—1920 гг. находились во вполне дееспособном возрасте (с поправкой на гибель в сталинских чистках или пребывание в заключении нескольких тысяч лучших представителей крымскотатарского народа).

Какую же оценку дать политике Джафера Сейдамета, предпринявшего столь рискованные шаги в Стамбуле (секретная миссия А. С. Айвазова) и в Берлине (тайная передача германскому МИДу Декларации Крымскотатарского национального совета)? Несомненно, это была авантюра, обреченная на провал, но логику такой политики понять можно: влияние и слава постепенно уплывали из рук Сейдамета лично и Курултая в целом. Все, на что можно было рассчитывать под властью немцев и доброжелательного к татарам Сулькевича — это культурно-национальная автономия и поддержка на уровне краевого правительства деятельности Директории при Курултае 40. Но масштаб желаний радикальных националистов был гораздо больше, а разумно выправить дисбаланс между желаемым и возможным им не удалось.

Проявляя вполне искреннюю заботу о соблюдении интересов крымскотатарского народа, премьер М. А. Сулькевич считал своим первейшим долгом защищать самостоятельность Крыма от растущей агрессивности независимой Украины. Даже находясь под прессом немецкой оккупации, Киев делал многократные попытки аннексии полуострова, но получал каждый раз отпор из Симферополя (впрочем, и Берлин не поддержал территориальные аппетиты Украины). Интересным документом в истории этого противостояния стал черновой вариант декларации правительства Сулькевича

от 18 июня 1918 г.: «Ввиду настойчивых посягательств Украины поглотить Крым, ничем с ней органически и исторически не связанный, Крымское краевое правительство ставит своей первой задачей как сохранение самостоятельности полуострова до решения международного положения его на мирной конференции, так и восстановление нарушенных законности и порядка» 41.

Ухудшение положения Германии на фронтах и в тылу привело к постепенному ослаблению оккупационного режима в Крыму. Одновременно росло влияние белого движения, контакты с которым все активнее поддерживали кадеты и представители иных партий. Череда политических кризисов и связанных с ними отставок с сентября начала разрушать первое краевое правительство, пока 14 ноября германское командование не лишило его полномочий. С 15 ноября 1918 г. пришло к власти второе краевое правительство во главе с С. С. Крымом.

Крушение надежд. Некоторые итоги

С этим правительством, постепенно растерявшим властные полномочия под давлением и лидеров и рядовых участников белого движения, у крымских татар было слишком мало общего. К тому же полуостров все больше терял либерально-демократические достижения 1917 г., а в условиях чрезвычайщины всегда ущемляются права не только личности, но и народов. Так, в течение 1918 г. родились и умерли надежды как радикальных, так и умеренных крымскотатарских националистов на восстановление государственности. Во всяком случае — на базе демократии, а следовательно, социального и национального мира на полуострове. Мощный либерально-демократический потенциал крымскотатарской конституции 1917 г. открывал перспективы общекрымского политического прогресса. Недаром известный политический деятель Крыма либерал Д.С.Па-сманик с таким воодушевлением писал в первых числах января 1918 г.: «...веками угнетенные татары дали чудный урок государственной мудрости русским гражданам, бывшим до революции

единственными носителями русской государственности... Все нетатарские жители Крыма, которым дороги порядок и законность, равная для всех свобода и социальная справедливость, спокойное развитие экономических и духовных сил края, должны всеми силами поддержать стремление татар к государственному строительству... Поддерживая его, мы спасем Крым, а косвенно и всю Россию, от анархии и разложения»42.

Но реализовался совсем иной сценарий, и в крымскотатарском национальном движении под влиянием ряда внутренних и внешних факторов взял верх радикальный национализм, весьма далекий от идеалов первой конституции. На этом пути союзники нетатарского происхождения немедленно стали противниками Курултая и его правых вождей. Более чем показателен немедленный ответ курул-таевцам того же Даниила Пасманика на знаменитую речь Д.Сейда-мета 16 мая 1918 г. (мы уже о ней писали): «Вы не научились ценить действительную свободу, равную для всех, а под влиянием ваших неумных вожаков вы увлеклись жаждой власти, вас научили не нуждаться в братстве, а стремиться к господству, к диктатуре. Отсюда все зло! Жизнь, построенная на ненависти и беспощадной борьбе, заканчивается неизбежно деспотизмом и реакцией, будь то слева или справа» 43. Упрек, брошенный Д. Пасмаником татарским националистам, универсален: в любой многонациональной стране сползание от общедемократических ценностей к узконациональным чревато политическим поражением.

История любит парадоксы. Большевики, злейшие враги татар в 1917—1918 гг., стали той политической силой, которая подвела их к кормилу государственной власти. Сначала, в мае—июне 1919 г., в виде активного участия во Временном Рабоче-крестьянском правительстве недолговечной Крымской Советской Социалистической Республики, где они получили пять министерских портфелей из двенадцати. А после изгнания Врангеля на полуострове возникла ленин-ско-сталинская модель крымскотатарской государственности — Крымская АССР, давшая коренному народу доселе невиданные права и привилегии. Однако он оказался в железных рамках такой «демократии», что трагического развития событий вряд ли удалось бы избежать. Правда, масштабы трагедии могли быть скромнее,

но некоторые обстоятельства второй немецкой оккупации в сочетании с цепкой памятью Иосифа Сталина на важнейшие эпизоды национального движения крымских татар предрешили наихудший вариант — депортацию 1944 г. Впрочем, в 1918—1919 гг. вряд ли были политические деятели, понимавшие, семена каких трагедий падают в землю и Крыма и всей России.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Возгрин В. Е. Исторические судьбы крымских татар. М., 1992. С. 164.

2 Щербань Н. Переселение крымских татар // Русский вестник. 1860. Т. XXX, № 11 — 12 (цит. по: Забвению не подлежит. Казань, 1992. С. 37.)

3 См.: Озенбашлы А. Роль царского правительства в эмиграции крымских татар // Крым. 1926, №2. С. 143—146 (см. факсимильное воспроизведение в книге: Озенбашлы Амет Сеит Абдулла-оглу. Къырым Фаджиасы. Симферополь, 1997. С. 52—55).

4 Усенко П. Г. Демократическая печать России о правительственной политике выселения крымских татар (середина XIX в.) // Материалы научно-практической конференции «Проблемы политической истории Крыма: итоги и перспективы», Симферополь, 24—25 мая 1996. С. 84.

5 Там же. С. 86.

6 Русская старина. Т. LXXV11I. Июнь 1893 г. СПб. Эдуард Иванович Тотлебен (1818—1884)— видный русский военный деятель, один из главных руководителей обороны Севастополя в Крымской войне 1853—1856 гг. После 1879 г. занимал крупные административные посты.

7 Етшчний довщник. Етшчш меншини в Украпп. Ки5в, 1996. С. 126.

8 Гаспринский И. Русское мусульманство // Россия и Восток. Казань, 1993. С. 27. ' См.: Оболенский В. А. Крым в 1917—1920-е гг. // Крымский архив, 1994, № 1.

С. 61.

10 Там же. С. 62.

" Елагин В. Националистические иллюзии крымских татар в революционные годы // Забвению не подлежит. Казань, 1992. С. 74—75.

12 Там же. С. 77.

13 Голос татар, 1917, 2 сентября (цит. по: Елагин В. Националистические иллюзии... С. 80).

14 Южные ведомости. 1917. 27 октября (цит. по: Елагин В. Националистические иллюзии... С. 94).

15 Присоединяюсь к позиции С. М. Исхакова, который показал ошибочность кочевавшей от одной статьи к другой формулировки «министр иностранных дел» при полном отсутствии какого-либо органа, занимавшегося внешней политикой (см.: Первая конституция крымскотатарского народа (1917 г.) // Отечественная история, 1999, № 2. С. 112).


Дата добавления: 2016-01-06; просмотров: 11; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!