Методы качественного социологического исследования 9 страница



На мой взгляд, наиболее адекватным этой задаче было использование метода нарративного интервью в рамках стратегии «дна» и «элиты»: именно нарративное интервью с его способностью «схватывания » процессуальности жизни информантов даетисследователю возможность понять, какие именно черты индивидуального опыта детства, юности, зрелости представляют собой те или иные капиталы личности, способные «работать» на успешность адаптации. В соответствии с логикой исследовательской стратегии «дна» и «элиты» [56], в наших исследованиях 1999 и 2003 гг. изучались полярные по уровню адаптированности и успешности группы: успешных адаптантов и неуспешных дезадаптантов [48].

Формирование групп происходило достаточно сложно[49]. Особенно трудным был подбор неуспешных дезадаптантов [50]. Наиболее интересна в научном и практическом плане была как раз та сравнительно молодая часть этой типологической группы, которая, обладая определенными социальными и психофизиологическими ресурсами, тем не менее не использует их для «вписывания» в меняющуюся социально-экономическую реальность. В то же время именно эти люди, как правило, осознающие свою неуспешность, с трудом соглашались на интервью.

Обработка данных интервью в двух исследованиях: 1999 и 2003 гг. производилась с помощью grounded theory, которая как способ обработки вобрала в себя основные положенияgrounded theory как исследовательской стратегии. Я уже говорила, что логика этого типа исследования предполагает, что анализ полученной информации направляет и определяет логику ее дальнейшего сбора и анализа. В нашем случае процедура обработки готовых текстов нарративов была уподоблена этой исследовательской стратегии, когда каждый последующий текст нарратива рассматривается в контексте тех кодов и категорий, которые выделены исследователем в тексте предыдущего интервью. Главная цель здесь – найти те «эмпирически насыщенные» категории [57, с.29] которые верны для ряда случаев. Правда, для этого необходимо было прежде осуществить открытое и осевое кодирование каждого из последующих интервью[51].

Следует подчеркнуть, что в наших исследованиях использовалась процедура детального кодирования, как, на мой взгляд, наиболее эффективная для построения теоретических обобщений, в отличие от поверхностного подхода, «где данные достаточно бегло просматриваются и на основе этого производится импрессионистский (на основе воображения) кластер категорий» [57, С.27][52].

По итогам обработки в исследовании 1999 года нами были выделены три группы условий, определяющих включенность в адаптационный процесс и его успешность-неуспешность: социальные, собственно личностные и индивидуально-психоло­ги­чес­кие [58, с.51–57]. Основная задача исследования 2003 г. состояла в том, чтобы подтвердить (или опровергнуть) основные моменты полученной в 1999 году мини-концепции, а также, может быть, развить ее, дополнив теми элементами, которые ранее не были выявлены.

Исследования показали, что одним из наиболее значимых социальных условий, обусловливающих как включенность в адаптационный процесс, так и его успешность, выступает уровень и качество образования. По данным интервью практически все успешные адаптанты имеют высокий уровень образования (вуз, кандидатские степени) и, главное, хорошо учились в школе и институте. И, наоборот: «Я в школе был типичным троечником» или: «Ну, учиться я не хотела, родители заставляли» – типичные самохарактеристики неуспешных дезадаптантов. Высокая значимость образования высока даже для тех немногих успешных адаптантов в нашей выборке, кто по тем или иным причинамне получил высшего образования:«Жалею больше всего, ну…наверное о том, что не доучилась. Вот сейчас чувствую, что не хватает образования. Я вообще за высшее образование» (женщ., 42 года, предприниматель, исслед. 2003 г.). Конечно, это не означает, что высшее образование и успешность обучения автоматически гарантируют успешность адаптационного процесса. Выявленный факт говорит, на мой взгляд, лишь о том, что уровень образования и, главное, его качество выступают важнейшими составляющими ресурсного капитала личности, давая определенные преимущества тем, кто ими владеет. При этом важен, конечно, не столько сам факт наличия диплома об образовании, сколько уровень развития способностей, умения и готовности учиться, осваивать новое, уровень интеллектуальной трудоспособности, уровень знаний, наконец, – словом, развитие тех ресурсных составляющих личности, которые достигаются качественным образованием. Неслучайно средиуспешных адаптантов очень высока познавательная активность: готовность учиться и переучиваться[53]. Соответствие профиля базового образования профессии, по которой работают люди, успешно «встроившиеся» в новые социально-экономические условия, не имеет значения, как показал анализ: половина из них достигла успеха в своей профессии, другая половина – в чужой, существенно отличающейся от базовой. Сам по себе факт осознания опрошенными людьми этой связи (образование – определенная экономическаяуспешность)[54] свидетельствует о повышении престижа образования в российском обществе на рубеже ХХ–ХХI веков, что является, несомненно, положительной тенденцией: известно, что в первые годы реформирования (конец 80-х – начало 90-х годов) отмечалось его резкое падение [59]; [60].

Устойчивость и разнообразие социальных связей как важнейшее социальное условие включенности индивидов в адаптационный процесс, выявленные в исследовании 1999 года, не нашел буквального подтверждения в исследовании 2003 года. В исследовании 1999 года было установлено, что успешные адаптанты обладают большим количеством социальных связей, в то время как у неуспешных адаптантов объем этих связей очень мал. Последнее наше исследование уточнило эту картину: и для группы успешных адаптантов и для полярной группы характерны разнообразные социальные связи с родственниками, друзьями, одноклассниками, однокашниками. Вместе с тем, использование этих связей принципиально различно: успешные адаптанты пользуются ими для дела (открытие фирм, взятие средств в кредит, поиск новой работы, источник необходимой информации, консультации и т. д.), в то время как в полярной группе – преимущественно в качестве источника материальной помощи, обеспечивающей элементарное выживание.

Еще одна социальная составляющая: наличие социального опыта в юности, связанного с востребованностью организаторских качеств, а также с реализацией потребности в состязательности, самоутверждении себя на фоне других, с формированием достижительноймотивации, была выявлена и в первом, и во втором исследовании: большинство успешных адаптантов в юности серьезно занималось спортом или работало в комсомоле, занимая определенную позицию в управленческой иерархии[55].

Полностью подтвердился и сделанный в исследовании 1999 года вывод о том, что прошлый адаптивный опыт в различных организациях, накопленный еще до начала кардинальных преобразований, является мощным катализатором адаптированности. Действительно, в группах успешных адаптантов и в том и другом исследованиях в большей степени представлены те, кто неоднократно менял работу, и вынужденные приспосабливаться к разным коллективам, осваивая и усваивая их требования и нормы, тем самым наращивали свой адаптационный потенциал. В группе неуспешных дезадаптантов напротив – одно-единствен­ное пред­приятие, а порой и одно-единственное рабочее место: «у нас в цехе, наверное, весь костяк-выросли с цехом, то есть пришел пацаном после ПТУ, и здесь всю жизнь» (женщ. 50 лет, рабочая, исслед. 2003 г.). Здесь даже тех, кто переходит из цеха в цех, называют «летунами»: «… ну, не в этом цехе, так в другом, вот они летуны есть такие».

Наиболее значимым элементом группы личностных факторов, поданным исследования 1999 года и 2003 г., оказался характер ценностных ориентаций. Деньги, материальное благополучие выступают значимой ценностью в двух анализируемых группах, хотя имеются и принципиальные различия. Для успешных адаптантов деньги, материальный достаток (богатство) выступают важной жизненной целью, фактически определяя выбор жизненной стратегии. Для меньшей части успешных адаптантов деньги – только средство удовлетворения постоянно растущих потребительских запросов, способ «хорошо жить»: «Я никогда не думала, что мне придется этим заниматься. Потом начали появлятья деньги, и я начала копить на квартиру,… покупала мебель, обои, люстры, сантехнику… Наконец, купила квартиру моей дочке …» (женщ., коммерсант, 41 год, исслед. 2003 гг). Для большей части успешных адаптантов материальный достаток – еще и средство самоутверждения, мерило жизненного успеха, к которому стремятся, которого добиваются. Деньги обеспечивают определенный общественныйстатус, уважение окружающих: «когда у тебя есть деньги, ты чувствуешь себя хорошо, а когда нет… то идешь по улице, как чмо…и кажется, что все об этом знают»,(женщ., коммерсант, 39 лет, исслед. 2003г.).

В сознании этой группы существует четкая связь между собственными усилиями и вознаграждением за труд. При этом для части из них деньги как вознаграждение за трудсуществуют только в контексте соответствующего (или несоответствующего) их вкладу, их профессиональной компетентности в целом. Это осознание себя как «стоящих дорого» очень характерно для наемных работников,занимающих высокие позиции в организациях и составляющих часть группы успешных адаптантов. Именно такое определение себя,как показывают исследования, во многом толкает их на поиск новой работы, где их труд и квалификация будут оценены, по их мнению, подостоинству. Деньги здесь – важнейшее условие самостоятельности, уверенности в себе.

В полярной группе деньги не наделяются столькими смысломи, не выступают значимой жизненной целью и оцениваются лишь по шкале «много-мало» с акцентом на их нехватку, недостаток. Здесь материальный достаток – лишь средство выживания, способ обеспечить себе хоть какой-то сносный уровень жизни: «только и сводишь концы с концами… Сильно мы не шикуем, питаемся… Мясо не покупаем, масло покупаем с получки, с аванса по 200 грамм. Вот на бутербродики сливочного. Вещи мы уже давно, я имею в виду, крупные, не покупали… Меняемся на работе, кто из чего уже вырос – идет обмен вещами…» (женщ., медсестра, 42 г., иссл. 2003 года).

В первой группе (это показали оба исследования) очень высока ценность работы, в то время как другие ценности: семья, счастливая супружеская жизнь, здоровье, общение и прочее – резко уходят на второй и третий планы. Именно работа выступает для этой группы важнейшей сферой человеческой жизни, дающей не только средства к существованию, но и возможность удовлетворения широкого спектра потребностей: в общении, в самоутверждении себя на фоне других, в реализации своих способностей, знаний, квалификации[56]. Огромная значимость работы в жизни успешных адаптантов характерна в равной степени для мужчин и женщин[57]. В противоположной группе неуспешных дезадаптантов иная система ценностей. Здесь на первый план выходят ценности семьи, забота о семейном благополучии, воспитании детей. Люди, особенно женщины, сознательно отказываются от дополнительной или более выгодной в материальном плане работы ради «удобной», позволяющей сочетать производствнные и семейные роли.

Анализ нарративов позволил сделать и своеобразное открытие: выделить специфическую группу, которая по типообразующим призна кам относится к группе неуспешных дезадаптантов, но по характеру ценностных ориентаций резко отличается от нее: для нее работа, как и для успешных адаптантов занимает приоритетное место в структуре ценностных ориентаций. Вместе с тем спектр смыслов, связанных с работой, в этой подгруппе профессионалов (назову их так) совершенно иной. Работа для них важна прежде всего как сфера приложения своих знаний, соответствующих способностей и умений. Здесь очень высока включенность в профессию. Работа, конкретный труд значимы, прежде всего, процессом, содержательной стороной трудовой деятельности. В то же время значимость материального достатка, богатства как жизненной цели и как меры вложенного труда здесь достаточно низка. Фактически труд в ценностном сознании этой социальной группы «не привязан» к высокой или просто соответствующей оплате труда. Планка притязаний в области удовлетворения материальных благ, по данным исследования, здесь достаточно низка. В то же время только в этой группе обнаружен еще один смысл работы – общественна я значимость, ее общественая полезность. Для «профессионалов» в отличие от другой подгруппы неуспешных дезадаптантов характерно не столько отсутствие личностных ресурсов, необходимых для адаптации, сколько нежелание, а в ряде случаев и сознательный отказ от адаптационных стратегий, потенциально способных улучшить их материальное положение. Любимое дело, его общественная полезность оказываются значимее материального успеха.

Анализ жизненных историй показал особую значимость ценности свободы, независимости, самостоятельности в группе «успешных». Попадая по жизни в разные коллективы и в определенной мере адаптируясь в них, большинство людей этой группы, тем не менее, не растворялись в них, умели противостоять и давлению руководителей, и прессингу коллектива. Неслучайно критерием хорошей работы, приносящей удовлетворение в этой группе, выступает отсутствие мелочного контроля, возможность самому принимать решения и отвечать за них. В полярной группе эти ценности практически отсутствуют.

Наиболее значимым из индивидуально-психологических характеристик, как показал анализ нарративов в двух исследованиях, оказалось свойство, которое можно назвать открытостью новому. Большая часть успешных адаптантов – люди, готовые к риску. Они, как правило, тяготятся рутиной, стандартностью ситуаций, готовы начинать «с нуля», «шагнуть в бездну». В то же время в полярной группе наблюдается тяготение к «нормальности», понимаемой как следование традициям, раз и навсегда заведенным нормам. Заметное место среди индивидуально-психоло­ги­ческих факторов успешности, по данным исследования, занимает оптимизм, умение найти положительные моменты (компенсаторы) даже в неблагоприятной ситуации. Для успешных адаптантов характерны воля, решимость, умение постоять за себя, практически отсутствующие вгруппе неуспешных дезадаптантов[58].

В исследовании 2003 года была выявлена еще одна индивидуально-психологическая черта успешных адаптантов, практически не обнаруженная в полярной групе: трудолюбие, привычка к труду, видимо, связанная, с ранней включенностью в посильные трудовые отношения (практически с 14 лет) абсолютного большинства этой группы.

В целом, использование grounded theory в качестве стратегии анализа данных нарративных интервью позволило не только описать три указанных выше группы условий включенности в адаптивный процесс и его успешности, но и проанализировать характер связи между ними. В частности, анализ показал, что характер ценностных ориентаций и, прежде всего, место работы, конкретные ее смыслы «канализируют» все другие социальные и индивидуально-личностные характеристики, направляя их в определенное русло, тем самым создавая (или не создавая) благоприятную личностную почву для успешного «вписывания» в меняющуюся социально-экономическую реальность. Так, развитость достижительных мотивов, высокая планка притязаний приносит успех лишь в том случае, когда сочетается с работой как важнейшей ценностью и потому в работе прежде всего реализуется. В противном случае, достижительная мотивация, реализуясь в других жизненно важных сферах (семье, досуге, учебе, потреблении), как правило, не приводит к экономическому успеху. То же самое происходит и с другими индивидуально-личностными характеристиками: только сочетание решительности, оптимизма, трудоспособности, открытости новому с определенной иерархией ценностных ориентаций, ведущее место в которой принадлежит работе, является важнейшим условием и включенности в адаптационный процесс, и его успешности.

3. Опыт последовательного сочетания
качественной и количественной методологий для анализа представленности смыслов
свободы в индивидуальном сознании жителей области

Индивидуальная свобода в контексте социальной адаптации. Ранее я ужеговорила об одном из основных элементов нашего методологического подхода – выделении интегральной адаптированности как своего рода итогового результата «вписывания» индивидов в различные «секторы» постсоветского социального пространства. Этот теоретический конструкт в наших исследованиях эмпирически интерпретировался через показатель «социальное самочувствие», который в свою очередь также был сложным социальным признаком и операционализировался через ряд простых[59]. Социальное самочувствие в этом контексте выступает обобщенным определением индивидом своей социальной ситуации, своебразной индивидуальной результативностью кардинальных общественных преобразований[60]. Анализ социального самочувствия населения Самарской области, проведенный нами, и прежде всего выделение значительной социальной группы с «плохим» и «средним» (так себе) социальным самочувствием[61], так же, как и целый ряд других социологических исследований, фиксирующих неприятие реформ значительной частью населения страны [61]; [62]; [63] (правда, в последние годы эта часть несколько сокращается) позволил, выдвинуть гипотезу, объясняющую такую ситуацию.

На мой взгляд, в самом общем виде она может быть сформулирована как несоответствие потребностей и запросов значительных социальных групп населения страны целям реформировани я общественных отношений в нашей стране, а также конкретной практике их реализации. Понятно, что такая постановка вопроса – предельно широкая, здесь возможный полигон для огромного числа эмпирических исследований, предметы которых могли бы «высвечивать» разные грани этой проблемы. Одна из них, ставшая отправной точкой автономного исследования, осуществленного в 2001 г., а также исследования 2003 г. в рамках мониторинга (точнее той его части, которая касалась анализа свободы), – это несоответствие смыслов свободы в индивидуальном сознаниии россиян – «жертв рисков» и «производителей рисков», в терминологии О. Яницкого [64, с.54], если под риском здесь понимать кардинальное преобразование общественных отношений «сверху» в современной России.

В самом деле, стержневым смыслом, основополагающей идеей осуществляемых в современной России преобразований было провозглашено обретение людьми, как казалось, витально необходимой Свободы, переход к «более свободному и процветающему обществу», где было бы больше возможностей для развития личности по законам ее собственной жизнедеятельности». При этом свобода человека соответственно и закладывалась в основных нормативных документах страны, и понималась прежде всего как западная, либерально - демократическая свобода: экономическая и политическая. Вместе с тем, я полагаю, что существует разрыв между значениями либерально-демокра­ти­ческой модели свободы, которая была «дана» народу, и теми ее типическими смыслами, которые характерны для массового сознания россиян. Кроме того, я полагаю, что существует разрыв между свободой как одной из главных целей преобразования общественных отношений и реальной ее значимостью в ценностном сознании россиян. Предположительно именно это несоответствие (наряду, конечно, с другими) продуцирует неприятие частью нашего населения «эпохи реформ», окрашивая ее восприятие в мрачные, а порой и трагические тона.

Такой фокус исследовательского интереса обусловил и постановку соответствующих исследовательских вопросов: каковы рефлексивные смыслы свободы, их представленность в сознании различных социальных групп российского общества? Каково место свободы в системе ценностных ориентаций людей? Стало ли с точки зрения россиян российское общество более свободным? Что сегодня выступает ограничителями свободы? Чувствуют ли себя наши сограждане свободными или нет, и почему это происходит?

К сожалению, размеры книги не позволяют в полной мере представить аналитическую информацию, соответствующую всем этим исследовательским вопросам, тем более, что часть их достаточно подробно описана в статье по итогам исследования [65, с.17–25]. В то же время на первом, самом важном, на мо й взгляд, остановлюсь подробнее. Итак,наше исследование с точки зрения логики его организации представляло собой последовательное сочетание качественного (2001 г.) и классического (2003 г.)этапов. Цель качественного этапа состоялав описании спектра типичных смыслов свободы, представленных в индивидуальном сознаниии жителей Самарской области. Цель классического этапа – анализ уровня представленности этих смыслов всоциальных группах населения области.

Качественный этап исследования. Выбор качественной методологии на первом этапе исследования обусловлен прагматическими соображениями и прежде всего – отсутствием теоретической концепции, которая бы описывала смыслы свободы в переходном российском обществе, их структуру, типологию. Следует сказать также, что в российской социологии практически нет и серьезных попыток эмпирически изучить эту ценность – исключение составляет лишь работа М. Шабановой [66], с ее акцентом на «неправовой свободе» как одном из распространенных смыслов свободы в трансформирующемся российском обществе и работа А.Б. Фенько, где свобода рассматривается как ключевой культурный символ, как «архетип», содержание которого определяется «коллективным бессознательным» того или иного народа [67, с.33–45].

На этом этапе исследования (2001 г.) для описания спектра личностных смыслов свободы были использованы две процедуры: методика неоконченного предложения как вариант проективной техники (анкетный опрос) [68] и глубинное интервью. В рамках методики неоконченных предложений информантам предлагалось закончить ряд следующих предложений: «Свобода для меня – это…», «Свободным человеком я называю…», «Я не могу назвать свободным человеком того…», «Важнее всего для свободного человека…», «Свободные люди делятся на …». Глубинное интервью включало в себя ряд открытых вопросов, играющих дополнительную, уточняющую роль[62]. На этом качественном этапе было опрошено 60 человек: три группы по 20 человек каждая, отобранные методом целевого отбора[63].

В целом, все многообразие смыслов, полученных на этом этапе исследования, было сгруппировано в четыре смысловых блока:

1. Социально неограниченные смыслы свободы. В этот смысловой блок вошли элементы, содержащие смыслы свободы, которые, во-первых, предполагают отсутствие ограничений, а во-вторых, преимущественно личностно ориентированны. К этому блоку относятся следующие группы смыслов:

· Свобода как беспрепятственная реализация своей воли, как возможность действовать, поступать по своему усмотрению, без каких-либо препятствий: «захотел–сделал», «могу делать, все, что хочу, считаю нужным», «могу поступать, как хочется, даже вопреки законам».

· Свобода как политическая свобода: свобода слова, печати, собраний, совести, выбора т. д.

· Свобода как независимость. Сюда включены смыслы, предполагающие отсутствие любых ограничений, зависимостей: свобода – это «отсутствие ограничений», «независимость от людей и обстоятельств», «когда тебя не ставят в определенные рамки», «никому ничего не должен»; свободный человек – тот, «для кого не играет роль мнение окружающих», «ему не перед кем отчитываться», «не подчиняется чужим идеям», «обладает умением отстаивать свою свободу».

· Свобода как самостоятельность. Здесь под свободой понимается способность действовать по собственной инициативе, на основе собственных сил: «возможность самому принимать решение», «самому делать выбор»; свободный человек – «сам себе голова», «может разобраться в своей жизни, самостоятельно решить свои проблемы».

· Свобода как самореализация. В этом элементе собраны обоснования, раскрывающие смысл свободы через возможность «реализовать свои способности, желания, мечты», «жить в полную силу», «проявлять свою уникальность».

· Свобода сознательная. Смыслы, включенные в данную группу, предполагают рационализм, контроль и ответственность за свои собственные поступки. Поведение свободного человека здесь тесно связывается со «степенью осознания социальных структур, схемы своей жизни». Свободный человек здесь «не машинально живет, как белка в колесе»; он тот, «кто контролирует свои действия и несет полную ответственность перед самим собой», «может логично объяснить свои решения», «полностью владеет собой». Несвободный человек «не может обуздать свои капризы, прихоти», «находится в плену своих желаний».

· Свобода «внутренняя». В этот элемент включены смыслы свободы прежде всего как субъективного ее переживания. Свобода здесь – это «благость души», «легкость», «счастье», «чувство раскрепощенности», «жизнерадостность», «блаженство». По мне­нию тех, кто наделяет свободу этим смыслом, в свободе «главноевнутреннее самоощущение, иначе нет кайфа», «чтоб душа раскрывалась».

· Свобода как «реализм». Свобода в этой группе смыслов выступает «как честность перед самим собой», «способность правильно оценить свои возможности», «неприримость к недостаткам в себе и других» «принятие своих недостатков», «понимание неиллюзорности своей свободы».

· Свобода как «сила». Здесь описывается образ свободного человека как того, кто обладает «силой воли», «характера», «он уверен в себе», «не имеет страха перед завтрашним днем», «не испуган жизнью», «не падает духом под ударами судьбы», «борется за свою свободу».

· Свобода как произвол. Характеризует отрицательное отношение к «безграничной» свободе. Свобода здесь выступает как «беспредел», как «вседозволенность», «безответственность», «беззаконие», «халатность».

2. Социально ограниченные смыслы свободы. В этот блок вошли элементы, включающие в личностно ориентированные смыслы свободы те или иные ограничения, препятствия человеческому усмотрению, поведению, выбору. В качестве таких ограничений выступают:

· Интересы, свобода другого: «свобода – это возможность делать то, что хочешь, не ущемляя и не принося при этом вреда другим», «свободный человек соблюдает право других на такую же свободу», «уважает свободу другого», «отличается терпимостью к другой точке зрения», «живет сам и дает жить другим».

· Этические рамки: свобода «включает моральные принципы», «мораль, нравственность, принципы входят в сущность человека», свобода – это «незапачканная совесть», «это весь мир, захотеласделала, но в пределах разумного», «моральная устойчивость».

· Нормы закона: свобода – это «возможность делать все, что не запрещено законом», «необходимость следовать в своем поведении законам государства», «нарушитель закона – не свободный, а социально опасный человек».

3. Социетальная свобода. В этот блок были отнесены социальные характеристики свободы, элементы, описывающие социальные условия его существования:

· Свобода как порядок. Сюда были причисленны смыслы, характеризующие свободу как упорядоченный социум, где каждый занимается и отвечает за свое собственное дело: свобода, «ч тобы кто-то за что-то отвечал», «с ейчас каждый делает, что хочет и никто ни за что не отвечает», «лучше пусть будет порядок, но не свобода», «к свободе стремились, к огда делали общее дело, а сейчас каждый себе и в стране бардак, балаган».

· Свобода как независимость от государства (государственного произвола). Свобода – это «возможность прийти в любое место и любому начальству сказать всю правду», «отсутствие государственного вмешательства в мою жизнь», «в нашем госуда рстве невозможна свобода – везде одни лагеря, начиная с пионерских», «зависим от вышестоящих. Хотя должно быть наоборот…, выбираем на свою голову».

· Свобода как правообеспеченность, правовая защищенность. «Россия – не свободная страна, у нас ущемляют права человека», «для обеспечения свободы нужны законы», «п рописанные в законодательстве права не должны ущемляться».

· Свобода «формально-правовая». Описывает свободу через ее формализацию, законодательное закрепление: «я свободен – у меня теперь много прав», «теперь я стал более свободным, но более бедным», «ушли запреты, теперь демократия – все разрешено».

· Свобода как отсутствие физической, насильственной связанности человека, непосредственного принуждения по отношению к нему: «с вобода, свобода, когда не сидишь в тюрьме», «не рабство», «воля» и т.д.

· Прочие характеристики социальной свободы: равенство («равные условия для всех», «равные для всех законы от президента до уборщицы», «ликвидация разделения людей по расе, национальности»), нужность, причастность обществу и государству, наличие реализуемых, поддерживаемых в обществе моральных ценностей, культуры, стабильность, мир, адекватная оценка своих способностей (со стороны общества, государства).


Дата добавления: 2016-01-03; просмотров: 19; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!