Свобода как обладание благами 2 страница



Отец мой был очень уважаемым человеком в нашем городе, его восстановили в партии во время хрущевской оттепели, и на меня как-то тоже падал этот отсвет. Всегда говорили, что вот это вот дочка Семена Борисовича. Ну, в школе я училась хорошо, особенно любила литературу, конечно, и в общем-то росла таким гуманитарным человеком. Вот…

В школе я была, можно сказать активисткой Я была многие годы, ну несколько лет в старших классах секретарем комсомольской организации школы. Мне вообще-то занятие это очень нравилось, потому что мы сами все организовывали, у нас была полная самостоятельность. Тогда и слов таких не знали «школьное самоуправление», но самостоятельность была реальная. Директор школы, наш, Степан Федорович Лопотиев, видимо, был замечательным педагогом потому что… Военный бывший, который прошел всю войну, пришел после войны с одной рукой. Он был очень уважаемым человеком, ну и одновременно давал такую большую самостоятельность. Эта самостоятельность нас всех, конечно, очень устраивала и вдохновляла.

Кроме того, параллельно я в музыкальной школе училась и баскетболом занималась, даже выступала за сборную нашего городка, ездили в столицу нашей Туркмении. То есть фактически вот такая бурная активность, я бы сейчас сказала, была у меня. Ну, видимо, это было возможно, потому что всем в семье, всю женскую работу, всю работу по сохранению теплого дома, где есть, что поесть, где чисто и прибрано, конечно, взяла на себя мама, которая работала все время, а вечерами еше успевала это делать, отец ей практически ничем не помогал, после тюрьмы он был очень слабым, работал, правда, но, в основном, сидел в кресле и читал книги.

После окончания школы я, конечно, мечтала о филологическом факультете, но… отец мне сказал после очередной поездки в Москву, он очень любил ездить в Москву, и к своим друзьям ходить, которых у него оставалось там много, вот… ему сказали, что поступить на филологический факультет Московского университета с моим параграфом, так называемым пятым пунктом в общем-то невозможно Ну… как-то я ему поверила, хотя, может быть, и зря поверила, думаю сейчас…

Но во всяком случае вот так вот волею судьбы что ли я оказалась в Куйбышеве, у меня здесь были родственники и оказалась поступавшей в Политехнический институт. Понятно, что я совершенно не знала, что такое техника, совсем не представляла себе, что такое электротехнический факультет, куда поступала, толком в общем ничего не знала. Но с другой стороны, технические вузы тогда привлекали массу людей, основной поток выпускников шел туда, ну и, видимо, я, захваченная этим потоком, тоже там оказалась. Я…, я помню, что мне хотелось как-то доказать, что я вот смогу. Математика для меня всегда была сложным предметом, хотя училась я в школе хорошо, и если по гуманитарным предметам все было легко, интересно и замечательно, то про математику я этого сказать не могу.

Но вот все-таки… вот такой момент был при поступлении, что… я должна доказать всем в этом моем маленьком городке, что вот я, можно сказать, первая ученица школы, смогу поступить в такой тяжелый вуз. Потому что технические вузы собирали тогда огромное количество людей, там были огромные конкурсы, и вот я хотела доказать. Сегодня я понимаю, что это, наверное, глупо… доказывать что-то… таким образом. Но тогда мне это глупым не казалось, тем более, что я понимала, что тот путь, к которому у меня лежала душа – это литература, филология, этот путь для меня был закрыт, мне как-то это отец очень точно сказал (вздох).

Ну …училась в Политехническом я хорошо, любимые предметы у меня были история, язык, философия, то есть гуманитарные предметы. Сразу же у нас в институте, на мое счастье, был организован так называемый дискуссионный клуб, его организовал тогда приехавший из Свердловска молодой преподаватель философии Евгений Фомич Молевич [70]. Этот клуб собирал тогда массу людей, массу молодых людей со всего города. Ну, наверное сегодня можно сказать, что это было явление для Самарской жизни, для Куйбышевской жизни, явление, потому что это было, может быть, единственное место, где можно было говорить о том, что думаешь, как-то поспорить, и вообше говорить живым языком, не формальным языком идеологии и пропаганды, а вот… можно было сомневаться в том, в чем… нельзя было сомневаться. И вот там все-таки как-то сомневались. Евгений Фомич зачастую, в большей степени вел сам эти дискуссии и не подавлял сразу своим авторитетом, своими знаниями, а как-то умел стать в позу незнающего, рассуждающего и тем самым давал возможность говорить всякую, я думаю и абракадабру в том числе, но во всяком случае возможность говорить все, что думаешь – это, конечно, было замечательно. Поэтому вот эти вот заседания нашего клуба, где студенты, те, кто не могли вместиться в этот зал огромный, конференц-зал, висели на окнах, на сцене сидели и так далее, все туда рвались.

Ну…, студенческие года пролетели очень быстро, тем более, что главным моим местом был, конечно, дискуссионный клуб, а вот предметы, тяжелые предметы, которые у нас были, они как-то шли само собой. Я, конечно, их сдавала, училась я хорошо, и кончила хорошо институт, но все-таки это не было моим делом, я это поняла еще на втором курсе, но надо было получать какое-то образование. Я даже представить себе не могла, как я вернусь в свой маленький город без образования без всякого, тем более родители мои были уже немолодыми людьми, и я не могла подвести их ожидания, надо было как-то рассчитывать на себя самое, и (вздох), одно время отцу не давали работу, мы жили еле-еле, все начинали с нуля, с самых простых и банальных вещей, и поэтому я не могла себе позволить так вот бросить институт без надежды, что я поступлю куда-то и получу все-таки высшее образование (вздох).

Так вот, закончив политехнический институт, я по распределению поехала в Свердловск, выбрала я этот город специально для того, чтобы поступить на факультет… я все-таки хотела осуществить свою давнюю мечту и поступить на филологический факультет. Я таки поступила на филологический факультет Свердловского госуниверситета, очень хорошо сдала экзамены, но поступила на зоочное отделение, скрыла, что у меня уже есть одно высшее образование, как-то мне удалось с документами все сделать, вот, и… вот эти первые годы, точнее первый год, что я там училась, мне все это страшно нравилось, это вообще было просто счастье. Хотя организация, в которую я попала, Уральский пректный институт, УралТЭП назывался, был очень хорошая, народ, люди вокруг были совершенно замечательные, мне там все очень нравилось, кроме дела, которым я занималась. Ну…, жила я там в общежитии, работала, но все время думала, что мне нужно окончить филологический факультет.

Потом так сложилось, что я вышла замуж, вернулась опять в Куйбышев, вышла замуж за парня, с которым училась в одной группе, и тут опять устроилась работать в проектный институт, и не любила все это и продолжала учиться заочно и писать всякие безумные работы по латинскому языку, но даже эти безумные работы все равно были мне очень интересны. Потом вдруг, такое вот есть везение, счастье, бог знает что, я встретила на улице Евгения Фомича Молевича, который мне сказал, что он организовывает социологическую лабораторию, он не знает, что это такое, но что-то очень интересное, и он предлагает мне перейти.

Тут же я с удовольствием бросила свой проектный институт, и пришла в социологическую лабораторию, которую он организовал при кафедре философии Политехнического же опять института. Я вернулась в свой родной институт, но уже в другом качестве, то есть я уже была младший научный сотрудник этой лаборатории. Ну, многие годы наша лаборатория работала на свой страх и риск, работала на предприятиях, вообще-то это целый отдельный разговор, как мы работали, у нас не было помещения, мы заключали договора, работали преимущественно на больших заводах, сами самостоятельно изучали первые книжки по социологии, то есть это было самостоятельное какое-то келейное что-ли обучение науке, которой в общем-то еще нет.Никто не знал, что это такое, но уже были востребованы социологические исследования, востребованы, конечно прежде всего парткомами заводов, руководством, вот…. Ну, многие годы я работала в составе этой лаборатории, но, если вернуться ближе к главной теме, о которой я хочу говорить, то понятно, что работа в социологической лаборатории никаких особых материальных благ не приносила.

Жили мы материально всегда довольно тяжело, у меня родился сын, потом спустя некоторое время дочь и понятно, что с двумя детьми жить было очень трудно. Муж мой работал на железной дороге, работал инженером и тоже не мог получать достаточно много. Поэтому жили мы всегда тяжело материально, всегда в долг, благо были родственники, которые всегда были готовы помочь. Вот эта вот жизнь в долг как-то вот осталась у меня главным ощущением советского периода. Практически не было ни одной крупной вещи, самой такой элементарной, которую бы я купила сразу, потому что все-таки это было довольно тяжело. Ну и я даже помню, что когда сын мой заканчивал школу, то у нас не было возможности купить ему новый костюм на выпускной вечер. И…. Это меня очень угнетало, я почти целый месяц ходила под этим впечатлением, что я не могу купить мальчику на выпускной вечер новый костюм, а потом все-таки плюнула на все, заняла денег и мы все-таки купили ему костюм. То есть фактически тяжелая такая достаточно материальная жизнь у людей, имеющих высшее образование.

Могла ли я подработать в то время, раз уж все-таки главная тема моего разговора это вторичная занятость? На самом деле, конечно, могла, но не очень серьезно и не очень существенно. В советское время для того, чтобы подработать нужно было во-первых иметь разрешение от отдела кадров и руководитель должен был быть обязательно в курсе того, что ты где-то работаешь, и как бы санкция начальника все-таки должна была быть. Где мы подрабатывали? Подрабатывали, конечно, очень мало, но там… подработка была в основном связана с…, накрепко как бы была связана с таким чувством как …, с таким ощущением, что тебе доверили эту работу, тебя приглашают на эту работу и тебе ее доверили. Ну это прежде всего обучение так называемого партхозактива, у нас был Дом политпросвещения, там учили партийных работников всякого уровня, обучали всяким вещам, в том числе и социологии. И поэтому работа в качестве преподавателя в Университете марксизма-ленинизма и на всевозможных курсах по повышению квалификации партийных работников рассматривалось… как вообще такое большое доверие партии.

Я, конечно, никогда не была членом партии, видимо, не подходила ни по каким параметрам, да и не стремилась к этому, и никто меня туда не приглашал. Ну… и просто так вступить в партию было невозможно, хотя идеологически я была воспитана отцом-большевиком, конечно, который верил в идеалы коммунистические, который даже в тюрьме оставался им верным, этим идеалам, вышел из тюрьмы таким ленинцем непоколебленным. Он, конечно, ненавидел Сталина и все страшное с ним связанное, но именно так как отклонение от правильной ленинской линии… фактически.

И приглашение в этот Университет рассматривалось, конечно, как вот такое вот доверие и… мне там было очень интересно работать. Люди взрослые, достаточно умные, и вопросы задавали всегда такие, какие-то … не такие банальные, в общем-то проблематичные вопросы. И потом социология была чем-то таким диковинным, новым, им было это очень интересно, особенно за плечами у меня уже был опыт исследований и я рассказывала о нем.. Помню, что все это было вечером, возвращались поздно ночью, но все таки ощущения, что это тяжелый труд вот такой…, что это вторая работа, все-таки этого не было, потому что вот это вот ощущение, что тебе доверили такую ответственную работу, все таки жило. И деньги, по-моему, там платили какие-то ерундовые. Но ясно, что не всех приглашали, и тебе это доверили. Вот это ощущение …вот такой вот гордости, ну… оно как-то спасало, хотя я помню, что иногда бывало очень поздно ночью как-то страшно возвращаться. Были период, когда в городе обострялась криминальная ситуация, и ночами возвращение через весь город было не самым легким и не самым таким…. неопасным занятием, что ли.

Ну уже в последние годы перед перестройкой я уже тоже немножечко подрабатывала в техникуме, в техникуме для взрослых. Наше руководство как-то к этому относилось спокойно, дало разрешение, понятно, что это не было в паре с Университетом, было или-или, но Университет был вечерами и только пару месяцев в году, вот. Но был еще техникум. В техникуме тоже были взрослые люди, которым вдруг понадобилась социология, и мне с ними тоже было очень интересно работать, и люди были очень такие … восприимчивые, им так это нравилось, потому что … вот сейчас анализируя, я думаю, что впервые будущим мастерам, то есть технарям все-таки, да? показали возможность раскрытия каких-то социальных резервов, что есть еще, оказывается, в организациях люди, которые что-то могут думать, что-то могут хотеть или не хотеть, и, которых можно как-то замотивировать, оказывается, что кроме техники, технологии и машин существуют еще и люди. Мне кажется, они обнаружили людей на производстве и были такими… очень такими благодарными слушателями. Я работала там всего один или два года, и мы в общем прекрасно занимались с ними. Деньги тоже были какие-то маленькие, но вот сама обстановка, и сами отношения, та… восприимчивость, то отношение к преподавателю, которое там было среди этих взрослых людей, я в общем-то редко потом встречала, до сих пор редко встречаю.

Ну, (вздох), когда началась перестройка, появилась реальная возможность подработки и можно сказать, что вот материально подработка все-таки стала для нас каким-то подспорьем, и… эта возможность появилась сразу и одновременно можно было работать в нескольких местах. И я, конечно, с головой просто буквально ушла в это. Могу ли я сказать, что все-таки деньги были главным моментом? Да, деньги были важны, потому что…, потому что мы…, моя семья жила достаточно тяжело материально, но все-таки вот, я думаю, что… мне… льстило, что не я сама искала работу, не я вот так обзванивала кого-то там, а нет ли у вас работы, а что меня приглашали. Вот этот факт приглашения меня я очень хорошо помню. Вот так было с Гуманитарной Академией, где ко мне подошел заведующий кафедрой, сказал, что мы слышали, что вот вы интересно читаете социологию, не могли бы вы у нас прочитать, у нас новое заведение и мы подбираем лучших. Вот эта вот сама идея, что тебя выбирают из многих возможных, мне, конечно, очень нравилась. Было такое ощущение, что это не просто вот такая двужильная или пятижильная работа, но еще и работа, которая дает удовлетворение.

Ну, фактически так было со многими моими работами, куда меня приглашали. Никогда я сама не искала ничего, не пробивалась, не предлагала сама. Как-то к счастью, я от этого была уволена, потому что я это делать не очень-то могу. Ну и еще одним вариантом, почему я соглашалась, был тот момент, что я все-таки не имея базового образования такого философского или социологического. собственно говоря вообще в стране не было тогда социологического образования, я конечно, знала социологию какими-то урывками, какими-то, как я говорю, хвостами. Тем более, что я знала только эмпирическую социологию, совершенно была теоретически не подкована.

И поэтому, когда меня приглашали читать социологию, то мне волей-неволей надо было готовиться и как-то шире посмотреть на то, что в исследовании изучала. Я в общем-то с удовольствием согласилась, я говорю о Гуманитарной Академии, потому что думала, все равно как-то вот надо немножечко больше знать, чем ты знаешь сегодня и сейчас, чем просто методы и эмпирическое исследование. Поэтому вот, м…м.., взявшись читать социологию для неспециалистов, для там юристов, для… психологов, для экономистов, я фактически окунулась в новые для меня темы. Оказалось, что это на самом деле очень интересно и… мне казалось, что я даже какими вот другими глазами смотрю на то, чем, я собственно, реально занимаюсь. Вот (вздох).

Надо сказать, что в конце 80-х у нас (мы уже тогда работали в госуниверситете) открывается социологический факультет, и меня приглашают работать в качестве…, ну как бы основывать факультет, в качестве декана, хотя эта должность так не называлась, но я была фактически деканом этого факультета. Понятно, что работы навалилось очень много, вот…, но… и… очень много организационной работы, но и … это все-таки не удерживало меня от возможности подработок. И поэтому в начале 90-х я работала одновременно в нескольких местах. На самом деле было какое-то упоение от работы. Вот сейчас я вспоминаю этот период и… вот иначе как упоением это назвать нельзя. Это было какое-то комплексное упоение. И оттого, что ты подрабатываешь, конечно, и от того, что можешь позволить себе купить то, что раньше никак не мог позволить, и от того, что ты востребован, и от того, что к тебе везде хорошо относятся и как-то где-то кофем напоят, где-то чаем, что ты как специалист, как профессионал нужен и растешь одновременно.

Вот это вот ощущение востребованности – все-таки очень важное. И главное было, что тебя приглашают…. Уже потом, постепенно (м… м) я начинала осуществлять такой вот отбор, постепенно, вначале отбора не было. Вот такая всеядность. Приглашают – иди, приглашают – иди. Еще, еще, еще. Приглашают – иди. И что самое интересное, вот…,, все-таки я вспоминаю сейчас это, все-таки… усталости вот такой не было, ну была эта усталость, ну как это говорят, приятная усталость. Приятная усталость оттого, что ты нужен, оттого, что получается, оттого, что это интересно, оттого, что ты читаешь хорошие книжки, интересно рассказываешь, оттого, что тебе смотрят в глаза и… потом говорят: «спасибо», а студенты очень часто говорят «спасибо». То есть вот это мне нравилось очень сильно, хотя и деньги, конечно, нельзя отрицать. И… я только могу сказать, что даже в 1995 году я была в Англии, у нас начиналось исследование с Каледонийским университетом, и фактически у меня не было даже фотоаппарата, хотя должна была бы иметь – все-таки первая поездка в капиталистическую, как мы говорили раньше, страну, должна как-то запечатлеться где-то.

Но, я… в те годы я …мне… даже невозможно было купить фотоаппарат, но постепенно к середине 90-х, особенно в 96 году, 97-ом вот эта вот работа на нескольких фронтах приносила и материальный достаток. Я купила кинокамеру, дети начали снимать все, даже отличный фильм дочь сделала, да и сама я снимала, и второй раз в 97-ом году я уже ездила в Англию с кинокамерой, фотоаппаратом. То есть вещи, которые я раньше не разрешала себе, не могла себе позволить, у меня появились. Но все-таки, вот главное,… главное, мне кажется все-таки было не это, а вот упоение от бесчисленных…, от своей востребованности и от того, что это очень интересно. Ну, постепенно, … да была вот, такая интересная ситуация, что везде встречаешься с одними и теми же людьми. Придешь в Гуманитарную академию – одни и те же люди, университетские коллеги, ходят как бы по кругу. Мы уже смеялись, что мы вообще встречаемся, малознакомые люди, работающие на разных факультетах, встречаемся в одних и тех же местах, вот в этих … в этих других, чужих организациях. То есть можно сказать, что возник, образовался круг людей, я имею в виду преподавателей, конечно, круг людей, которые оказались востребованными вот в этих новых коммерческих вузах, которые открывались бесконечно. Это были одни и те же люди. Можно сказать, что это были достаточно известные, уважаемые в нашем университете люди, потому что мы прекрасно знаем, что есть регалии, есть статусы, а есть реальный, подлинный авторитет среди коллег, среди студентов.

Постепенно все-таки приходило осознание, что есть некоторые вузы, где работать просто неприлично. Потому, что так все плохо устроено, так все плохо сделано, что работать там значит как-то ронять себя. То есть постепенно складывались такие четкие я бы сказала такие претензии, что ли, запросы и понимание, где можно работать, а где нельзя. В итоге я оставила практически несколько вузов в нашем городе, потому, что понимала, что работать там невозможно. Работать там, то есть унижать себя, хотя деньги они платили такие же, как другие вузы. То есть постепенно проходила такая вот селекция, такой вот отбор, когда ты выбираешь фактически, чтобы было все-таки приятно работать. Потому, что, мне кажется, долго заставлять себя, мучиться, ну, я, по крайней мере, не могу. Мне это очень тяжело заставлять себя, как на каторгу, идти на работу.

Ну о чем сегодня можно еще рассказать, что входит в круг этой вторичной занятости? Как относились к семье к этому? Конечно, в семье к этому относились очень плохо или, я бы сказала так, противоречиво. С одной стороны понятно, что деньги, которые я приносила в семью, были нужны, и это было хорошо. Но с другой стороны, конечно, эта вечная заняость, эта вот дерганность, и, честно говоря, все это я смогла выдержать только потому, что часть домашней работы взяла на себя моя мама. Но иногда и она уже уставала и говорила мне: «Ну что ж ты, как мужик- то работаешь! Это мужское занятие, вот столько работать». Но… со стороны мужа, конечно, тоже было полное неудовольствие. Причем это была такая странная вещь: «Перестань работать, хватит себя мучить», хотя я многократно говорила, что я себя не мучаю, мне это интересно, но в глазах мужа это была только дикая нагрузка, переезды в течение одного дня с одного конца города в другой, такое изматывание, то есть у него только эта сторона как бы делалась… главной и он считал, что я себя изматываю, трачу, не отдыхаю, вот. Но при этом, когда я говорила: «Как же мы жить –то будем, ведь тебе нельзя с твоей работой подработать, ведь на твоей работе, где от и до работаешь, это сделать просто невозможно», он говорил: «И так проживем. Жили же мы, и так проживем».

Но в том то и дело, что так как раньше жили, я жить не хотела, мне уже… понравился вот вкус… таких многих вещей, без которых как-то я уже не могла представить себе свое существование. Конечно, это не были какие-то супердорогие вещи, это в общем-то были нормальные вещи, но даже эти нормальные вещи мы не могли себе раньше позволить. Да и кроме того, дело даже и не только в деньгах, а в том, что мне это в общем-то нравилось. Конечно, не могу сказать, и что это была только эйфория, конечно, были моменты усталости, особенно, когда в течение одного дня нужно было разорваться и успеть на заседание кафедры университета и быть на заседании кафедры другого института, бывали такие совпадения, и на автобусах ты уже принципиально не успеваешь, и надо хватать машину, и ехать и успеть, конечно,…. была вот такая напряженка. Но…я как-то считала, что это нормально. Я вообще всю жизнь много работаю и считаю, что это вообще-то нормальная жизнь. Для меня вот такая жизнь была не в тягость, мне она нравилась.

Еще одним средством, с помощью которого я утверждала свое право работать в нескольких местах, был пример других. На самом деле у нас в лаборатории, у нас на факультете практически многие так работают, если не сказать все. То есть все пытались как-то вот работать в нескольких местах, выбирали эти места, крутились, ну… и вот как-то… это и считалось нормальная жизнь. То есть я просто не могла себе представить, как работать несколько раз в неделю, придти отчитать свои лекции и... потом что делать? Параллельно с преподаванием, конечно, шли еще и исследования. Это – отдельный разговор... Но кроме исследований еще была организация массовых опросов. Тогда многие московские фирмы, которые занимаются маркетинговыми исследованиями, только начинали становиться. И я включилась в работу с ними, там по старым каналам меня нашли, и я выступала как организатор поля. Это сейчас может показаться странным, что все-таки доцент, кандидат наук, занималась такой организаторской работой, то есть брала бланки интервью, подбирала интервьюеров, их инструктировала, потом собирала, проверяла интервью и поездом их отправляла, Но для меня в этом вообще говоря не было ничего зазорного. Во-первых, потому, что опять это был новый опыт. Слово «маркетинговое исследование» было тогда совершенно новым для нас, мы даже толком не понимали, что это такое. Вот и поэтому исследование потребителей было интересно само по себе, хотя роль у меня была здесь достаточно примитивная. Вот… Но я помню, что у меня преподавателя методологии и методов исследования, вот ощущения такой какой-то второсортности в общем-то не было. Я с удовольствием ездила в Москву, в эту фирму, с удовольствием участвовала во всевозможных таких вот треннингах, где меня учили, как проводить фокус-группу, или еще чему-нибудь, то есть меня обучали тому, с чем я никогда раньше не сталкивалась. В этом смысле это тоже было очень здорово. То есть… (длинная пауза).

Я бы сказала, что это была такая вот жизнь,… тот период жизни можно было бы назвать жизнью взахлеб. Мне нравилось жить, мне нравилось в десяти местах работать, мне даже нравилось везде бывать почти одновременно -там заседания, здесь заседания, вот этот темп жизни меня устраивал, он меня не напрягал. Ну, может, помоложе была. Мне казалось, что это и есть жизнь, потому, что я никогда не любила тихую, спокойную, размеренную, как-то так получалось, что всегда…, что всегда я была в гуще событий, в центре какой-то организации чего-нибудь, всегда организовывала что-то сама, поэтому вот эта жизнь, жизнь такая взахлеб меня как- то вот вполне устраивала.

Но здесь… надо сказать, может быть, возникает вопрос, как к этому относились на главной работе, не мешала ли моя такая множественная занятость главной работе. Ну, это вопрос достаточно противоречивый. С одной стороны, существовало раньше и до сих пор существует такое негласное отношение со стороны начальства, что все-таки это… ну, не очень хорошо. Конечно, никто сейчас не препятствует, и нет никаких оснований для препятствий, но тем не менее вот это все-таки чувствуется. Ах, вы и там, ах вы и здесь, то есть некоторое…, некоторое негативное отношение, видимо идущее еще от советских времен, существует. Все-таки в головах руководителей сидит такое убеждение, что человек не может в нескольких местах работать хорошо. И, если в нескольких местах, то обязательно страдает главная работа. И это означает, что были какие-то такие фигуры умолчания, все руководители знают, что вы работаете в нескольких местах, но делают вид, что этого не знают, или по крайней мере это не подчеркивают, потому что все понимают, что на одни наши… такие вот… университетские, институтские зарплаты доцента в общем-то обеспечить достойную жизнь сегодня невозможно, сегодня и никогда не было возможно.

Можно спросить себя, а все-таки… качество работы действительно ли было равным, были какие-то предпочтения? Ну…, я могу сказать, что …, все-таки я не могу сказать, что одно было за счет другого. Я просто думаю, что если ты хочешь, чтобы тебя держали в другом месте и относились к тебе хорошо, то… волей-неволей ты стараешься ориентироваться на стандарты, которые существуют в этой организации, а поскольку я в итоге-то стала работать в хороших организациях и до сих пор работаю, вот, то понятно, что я ориентируюсь на достаточно высокие стандарты. А стандарты высокие, потому что все руководители Академии, например, это выходцы из нашего университета, посему эти стандарты внедряются и в Академии. Поэтому я не могу сказать, что одно происходит за счет другого, сказать этого не могу, но…, возможно,…. возможно в самые трудные дни, в самых трудных напряженных ситуациях, видимо, все-таки это возникает. Потому что иногда периодами усталость все-таки накапливается. И когда она накапливается, то начинаешь себя долго – долго жалеть и говорить: «Господи, да сколько же можно, надо уже успокоиться, но это скорее такие минутные…, минутные слабости, потому что вот по большому счету мне это нравится и… я… не испытываю особого напряжения. Сегодня у меня нет таких многих работ, круг этих учреждений гораздо меньше, хотя эпизодически возникают то какие-то Школы, то курсы повышения квалификации, я и сейчас в общем-то не испытываю такого очень большого напряжения.

Сегодня существует такое расхожее мнение, что… вот… занятость множественная, она уменьшает время общения с семьей. Ну, может быть, это и так. Но у меня это все-таки не происходило. Более того, я даже думаю, что дети вырастают в такой вот семье …тоже какими-то другими. Ну…дочь моя не социолог, училась на юридическом, но принимала участие во множестве опросов, помогала мне, когда я сотрудничала с маркетинговыми фирмами, помогала мне …проверять, контролировать качество анкет, как-то вовлекалась, ну и сама опрашивала, ей надо было подработать, и чтоб она просто видела, я делала это сознательно, чтоб она видела, как это происходит. Через социологию она расширяла круг общения, и я даже думаю, что может у меня такая уникальная ситуация, когда ей вот это общение с социологией помогло в своей нынешней профессии. Она окончила юридический факультет, но работает как консультант по подбору персонала. И вот эти навыки, которые она получила, участвуя в моих вот этих вот исследованиях, оказались ей в итоге полезными. Я помню, как она опрашивала людей в рамках исследования, которое я проводила совместно с чешскими исследователями,… исследования, связанного с адаптацией бывшей партийной номенклатуры к меняющейся реальности. И когда она опрашивала бывших партийных функционеров, ездила в нашу область, в другой город, то приехала в общем-то с восторженными глазами: как интересно, как это все здорово, люди рассказывают о себе, какие разные люди, то есть фактически она погружалась в жизнь других людей, совершенно другую жизнь, которую она не видела, не знала, будучи благополучной студенткой благополучного университета. А тут она попадала… не только в этом исследовании, разумеется, в различные слои, и этот опыт был тоже ей полезен, это был опыт для нее. То есть я могу сказать, что применительно к себе вот такого отрицательного воздействия моя вторичная занятость не произвела, а может быть, даже наоборот. Она утвердила меня в своем каком-то профессионализме, востребованности, и я даже думаю, … что она помогала мне очень, потому что… ну… у каждого, наверное, возникают периоды вот такого… периоды задавания вопросов себе: на том месте ты или не на том, тем ты занимаешься или нет, может, вообще этим надо перестать заниматься. И вот моя множественная занятость меня как-то поддерживала и подбадривала в этом, не говоря о том, конечно, что она еще и деньги приносила, которые тоже были совершенно немаловажны.


Дата добавления: 2016-01-03; просмотров: 11; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!