Наталья Нечунаева, Мерле Таммела, Елена Трахтман 5 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 54 из 94Следующая ⇒

При создании образов Эраста и Тадеуша и Карамзин, и Крашевский используют характерные для дворянских сентименталистов художественные средства. Хотя оба автора и показывают превосходство героинь-крестьянок над героями-дворянами, однако, изображая дворян , они стараются смягчить их вину, как-то их оправдать: Эраст бросает Лизу так как проиграл в карты свое состояние и поэтому вынужден жениться на богатой; Тадеуш оставляет Уляну под давлением своего друга, поддавшись его уговорам поехать отдохнуть, и будучи уверенным, что оставляет ее на несколько дней.

Социально-этический конфликт повестей определяет и их стилистические особенности. В повести Карамзина уже во вступлении намечаются ведущие тематические линии. Сначала дается панорама Москвы. «Стоя на... горе, – пишет Карамзин,- видишь на правой стороне почти всю Москву, сию ужасную громаду домов и церквей, которая представляется глазам в образе величественного амфитеатра...» [Карамзин Н.М. 1980:531]. Так начинается тема Эраста и того мира, к которому он принадлежит. Далее следует тема Лизы: «На другой стороне реки видна дубовая роща, подле которой пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи... поют простые унылые песни... Наивная и немного грустная пастораль» [Карамзин Н.М. 1980:531]. Крашевский начинает повесть с темы Уляны, с описания полесской деревушки: «Уж если есть край тихий и мирный, – повествует он, – так это наше Полесье. Там, где через деревушку не проходит почтовый либо торговый тракт, кроме обычных картин деревенской жизни да отголосков, которые являются как бы ее дыханием, ничего не услышишь и не увидишь. Все свитки одинаково серы, все платки одинаково белы, и сосны одинаково зелены, и хаты все низкие и неказистые, и всегда тот же самый густой черный дым... В такой вот атмосфере густого смоляного дыма... живет обычно полещук» [Крашевский Ю.И. 1956: 17, 18]. Иначе представлена тема Тадеуша: «... насколько легче, вольнее дышится у озера.., – пишет Крашевский. На холме перед тобой – помещичий дом, который венком окружили глядящие в воду тополя, тут же амбары, гумна, скирды и стога сена. Сквозь деревья видны и голубятня, и колодезный журавль, и... ветряная мельница...» [Крашевский Ю.И. 1956:19]. Во всем виден достаток, безмятежность, умиротворенность.

Одной из центральных проблем просветительской философии, лежащей в основе сентиментализма, является проблема эмоциональной реакции человека на внешний мир. В соответствии с законами природы человек стремится к удовольствиям и избегает страданий. Эта мысль, по мнению просветителей, объясняла борьбу каждого за свое благополучие, оправдывала его эгоизм, признавала его право на самозащиту. Не случайно в «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищев признает справедливым возмущение крепостных крестьян своим положением. В главе «Зайцево», ставшей художественной параллелью этим рассуждениям, крестьяне, защищаясь от гнева помещика, всей деревней убивают обидчика. Эта проблема находит отражение и в повести «Уляна». Муж Уляны Оксен, защищая свои права и поруганную честь, поджигает дом Тадеуша, решив спалить ненавистное панское гнездо. Этот эпизод отличает повесть Крашевского от повести Карамзина, но не выходит за рамки русского сентиментализма.

О связи с русским сентиментализмом, а именно с главой «Путешествия из Петербурга в Москву» «Городня», говорит, как нам кажется, повесть Крашевского «Остап Бондарчук», оцененная литературной критикой как талантливое антикрепостническое произведение. Повесть стала своеобразной художественной иллюстрацией полемики Крашевского с идеями Г.Жевуского и М.Грабовского, писателей, утверждавших в своих произведениях естественность социального неравенства и врожденное преимущество «благородного сословия». Крашевский противопоставляет им идею внесословной ценности человека, лежащую, как известно, в основе просветительской идеологии. По его мнению, из крестьянина может выйти шляхтич, а из шляхтича и пана существо неполноценное и неблагородное. Эта идея лежит в основе его повести «Остап Бондарчук» и ранее созданной А.Радищевым главе «Путешествия» «Городня», которая считалась одной из «криминальных и «бунтовских» глав вместе с главами «Зайцево», «Медное» и «Тверь». Именно эти главы признаны идейным и эмоциональным центром тяжести книги Радищева и не случайно, что именно они вызвали наибольшее возмущение у императрицы Екатерины, определив судьбу и автора и его книги. Несмотря на запрет, интерес к «Путешествию» Радищева был необычайно велик. Д.Д.Благой констатировал, что «... некоторые купцы платили по 25 рублей в час (сумма по тому времени громадная) только за возможность его прочтения. С «Путешествия» начали делаться списки. Сведения о нем и отдельные выдержки проникли в западноевропейскую прессу» [Благой Д.Д. 1953:485]. Побывав на Западе, где русская литература пользовалась большой популярностью, Крашевский стал активно пропагандировать переводы из русской литературы на польский язык. Не исключено, что на Западе он мог познакомиться и с «Путешествием» Радищева.

В центре «Городни» рассказ о трагической судьбе крепостного юноши. Добросердечный старый барин дал сыну своего крепостного дядьки воспитание наравне с собственным сыном. Вместе с молодым помещиком крепостного отправляют за границу продолжать образование, которое он успешно завершил. После окончания курса молодые люди возвращаются домой. Старого барина они, к сожалению, не застают в живых - он умер, не успев дать вольную своему воспитаннику. С этого момента начинаются страдания крепостного-интеллигента. Молодой помещик, легкомысленный и слабохарактерный, женится на знатной и надменной особе, которая превращает жизнь бывшего товарища своего мужа в цепь унижений, издевательств и истязаний. «Лучше бы мне было возрасти в невежестве, – говорит несчастный, – не думав никогда, что есмь человек, всем другим равный» [Радищев А.Н. 1988:97] Солдатская жизнь, по сравнению с жизнью в усадьбе, кажется ему раем и он с радостью идет в рекруты.

Аналогична сюжетная основа повести Крашевского «Остап Бондарчук». По счастливой случайности и доброте барыни крестьянский мальчик-сирота вместе с племянником графа получает прекрасное воспитание и образование за границей. Вернувшись на родину после окончания Берлинского университета, Остап попадает в положение раба. Барыня, его заступница, умерла, а в глазах ее мужа, графа, «Остап-холоп, мужик, а мужик всегда останется мужиком, грубияном, если не чем-нибудь еще хуже» [Крашевский Ю.И.1956:187]. Счастливый случай оборачивается для Остапа подлинной жизненной драмой. Духовное богатство ставит его выше дворянской среды, но по положению он – презренный холоп. Его жалоба на судьбу звучит сродни словам героя Радищева: «Братьям моим по крови чужды мои мысли, а те, кто мне братья по духу, оттолкнут меня, так как я для них что-то низшее, чем человек...» [Крашевский Ю.И. 1956:165]. После свободной жизни в Европе такая жизнь для него невыносима. Остап оставляет всех, кто ему дорог, и становится лекарем-отшельником.

В этой повести Крашевский близок и дворянским сентименталистам. Жестокому графу он противопоставляет дворян с прогрессивными убеждениями, приобретенными под влиянием образования и демократических идей. Это племянник графа Альфред и его дочь Михалина. Альфреду принадлежит важная для повести мысль о том, что «можно родиться аристократом и можно стать им, мысль, нашедшая отражение в главе «Городня» «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева.

Проведенное исследование подтверждает мысль о высокой значимости русского сентиментализма не только для русской литературы, но и для других славянских литератур, в частности, польской литературы.

ЛИТЕРАТУРА

1. Благой Д.Д. 1953. История русской литературы XYIII века. Москва: Просвещение. 226, 485

2. Карамзин Н.М. 1980. Письма русского путешественника. Повести. Москва: Правда. 536, 531

3. Крашевский Ю.И. 1956. Повести. Москва: Художественная литература. 21, 187, 165

4. Липатов А. 1968. Юзеф Игнаций Крашевский. История польской литературы. Том первый. Москва: Наука. 386, 402

5. Орлов П.А. 1977. Русский сентиментализм. Москва: МГУ. 5, 210

6. Осетров Е. 1989. Три жизни Карамзина. Москва: Московский рабочий. 112

7. Радищев А.Н. 1988. Избранное. Москва: Правда. 97

8. Цыбенко Е.З. 1971. Польский социальный роман 40-70-х годов XIX века. Москва: МГУ. 65

9. Krzyzanowski J. 1979. Kraszewski i powiesc romantyczna. Dzieje literatury polskiej. Warszawa: Panstwowe Wydawnictwo Naukowe. 337

10. Zyga A. 1965. Kraszewski wobec literatury rosyjskiej. Slavia Orientalis, № 1. Warszawa.45

RUSSIAN SENTIMENTALISM AND JOZEF KRASHEWSKY'S PEASANT TALES

The article is dedicated to the idea of the influence of the main representatives of Russian sentimentalism – N. Karamzin and N. Radishchev on the best rural style literary works (“Uliana” and “Ostap Bondarchuk”) written by Polish writer J. Krashewski.

The comparative analysis of Krashewski’s “Uliana” (1843) and Karamzin’s “Poor Liza” (1792) and “Ostap Bondarchuk” (1847) with the chapter “Gorodnia” from Radishchev’s “Trip from Petersburg to Moscow” (1800) allowed the author to distinguish: 1) a close connection between the poetics of Krashevski’s works and Russian sentimentalism; 2) their similarity in style and idea; 3) a similarity pf the plots and central characters.

Русистика и современность.
13-я Международная научная конференция. Сборник научных статей, с. 348-352. ISBN 978-9984-47-044-3

Рига: Балтийская международная академия, 2011.

вклад филологических исследований в становление
и развитие культурологической компаративистики

Александр Павильч

Минский государственный лингвистический университет, Беларусь

pavilch @ tut . by

Классическая парадигма компаративных исследований культуры складывалась благодаря лингвистическим поискам, этнографическим и историко-археологическим открытиям, опыту европейского просветительства, трансцендентальной философии и западной социальной и культурной антропологии. Филологические исследования закрепили продуктивность использования текстологического подхода в изучении и научной интерпретации историко-культурных и этнокультурных феноменов, способствовали формированию системы фундаментальных компаративных знаний о культуре.

Систематическое использование сравнительного метода в филологических исследованиях обусловило утверждение компаративной парадигмы в языкознании и становление сравнительно-исторического языкознания как основы лингвистической науки. Сравнительно-исторический метод как разновидность компаративного метода включает в себя совокупность приемов и процедур, позволяющих прослеживать эволюцию культурных форм и моделировать архетипы культуры. Сравнительно-исторический метод является универсальным методом научных исследований в компаративистике и помогает определить общее и специфическое в изучении историко-культурных феноменов. Он позволяет обосновать наличие и причину сходств и аналогий в сопоставляемых объектах культуры. Первоначально этот метод использовался преимущественно в исследовании эволюции языков, религий, фольклорного и литературного творчества, а впоследствии стал активно распространяться во многих других сферах гуманитарного и социального знания. Сравнительно-исторический метод помогает реконструировать исходное и промежуточное содержание культурных объектов, позволяет проследить характер их изменений на разных исторических этапах развития и выступает в качестве ведущего в сравнительно-культурологических исследованиях.

Традиционным проблемным направлением сравнительно-исторического языкознания является воссоздание праязыковых моделей отдельных семей и групп, позволяющее на основе языковых единиц и их элементов осуществлять реконструкцию разных историко-культурных состояний, моделировать архетипы культуры, прослеживать процессы этногенеза народов и интерпретировать древнейшие периоды развития этнической культуры. Следовательно, результаты лингвистической реконструкции пополняют источниковедческую базу других гуманитарных отраслей. На основе сравнительно-исторического метода в лингвистической компаративистике утвердились такие оригинальные исследовательские приемы, как, например, словообразовательный и этимологический анализ. Они выступают в качестве важных вспомогательных исследовательских инструментов в разных отраслях гуманитарного знания. По определению Э. Сепира, «одним из наиболее полезных методов определения возраста слова является анализ его формы, т.е. определение того, состоит ли слово из более простых элементов, так что его значение складывается из значений этих элементов, или представляет собой простую неразложимую форму» [Сепир Э. 2001:539].

Исследования В. Гумбольдта, заложившие теоретико-методологические основы сравнительного изучения языков, обосновывают прикладную значимость лингвистических поисков в осмыслении и решении социокультурных проблем. В. Гумбольдт обосновал преимущества сравнительного метода в постижении чужой культуры и осознании уникальности собственного социокультурного бытия («О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития», «Об изучении языков, или план систематической энциклопедии всех языков»). Его научный проект «сравнительной антропологии» («План сравнительной антропологии»), впервые изложенный В. Гумбольдтом в переписке с И. В. Гёте, предполагал
в первую очередь изучение «характеров наций и эпох», определение степени и содержания их различий, разработку критериев сравнения и философских оснований для их оценки [Гумбольдт В. 1985:319–324]. Автор считал, что осмысление контрастных сторон культуры наций, связанных тесными взаимными отношениями, позволяет их лучше понять [Гумбольдт В. 1985:319]. Значимость исследовательских поисков сравнительной антропологии как «ветви философско-практического человековедения» В. Гумбольдт видел в том, что «обширные знания своеобразия характеров позволяют правильнее их оценивать и находить оптимальные методы обращения с ними» [Гумбольдт В. 1985:325]. По убеждению философа, сравнительная антропология способна обеспечить развитие фундаментального знания, которое облегчит понимание ментальности народов, обеспечит эффективность межкультурного взаимодействия, научит «уважать свои и чужие системы морали и культуры», поможет организации делового общения, позволит «усвоить определенные приемы искусства управления» [Гумбольдт В. 1985:321–323].

Впоследствии идеи В. Гумбольдта были развиты Э. Сепиром и закреплены постулированием тезиса о том, что содержание языка неразрывно связано с социокультурным окружением. Э. Сепир подчеркивал, что физическая среда, охватывающая географические особенности страны, природные ресурсы, флору, фауну, отражается в языке только через социальную среду, которая включает в себя такие факторы духовного развития человека, как религия, мораль, общественно-политическая деятельность и искусство [Сепир Э. 2001:271]. Он писал, что язык в своей лексике более или менее точно отражает культуру, которую он обслуживает, а история языка и история культуры развивается параллельно. Отсюда следует, что язык – это проекция социокультурной действительности, а поэтому его исследование не может ограничиваться собственно лингвистическими методами.

На основе методологического опыта сравнительно-исторического языкознания представителями разных школ и научных традиций осуществлялась реконструкция мифотворчества, изучались процессы его трансформации в фольклорные и литературные сюжеты, моделировались архетипы культуры. Первичность компаративного подхода в методологии исследований являлась отличительной особенностью мифологической школы, представители которой придавали большое значение комплексному привлечению и взаимодополнению лингвистического, фольклорного и мифологического материала, на основе которого с помощью языковых единиц и элементов устного народного творчества осуществляли реконструкцию мифологических сюжетов и языческих представлений (Я. и В. Гримм, М. Мюллер, А. Кун, А. Афанасьев, Ф. Буслаев, А. Потебня и др.).

Профессор Оксфордского университета М. Мюллер в сравнительном изучении религии и мифотворчества активно использовал исследовательскую методику, разработанную на основе научного опыта сравнительно-исторического языкознания. Теоретическим обобщением его исследований стала работа «Религия как предмет сравнительного изучения». М. Мюллер высоко оценил значимость результатов сравнительно-исторического языкознания, способствующих расширению эмпирической базы частных гуманитарных исследований и получению объективных заключений. Сопоставление и этимологический анализ языкового материала позволяют осуществлять реконструкцию разных историко-культурных состояний, моделировать архетипы культуры, прослеживать процессы этногенеза народов и интерпретировать древнейшие периоды развития этнических и религиозных традиций.

В своей работе «Сравнительная мифология» М. Мюллер показал, что процесс эволюции и историко-культурной динамики языка как формы культуры отражает духовное содержание творчества и духовную атмосферу времени. «Происхождение языка, образование корней, постепенное определение значения слов, систематическая выработка грамматических форм, весь этот процесс, который мы еще можем проследить под поверхностью нашего слова, свидетельствует, что в человеке искони жила и действовала разумная душа» [Мюллер М. 2002:112]. Развивая идеи взаимной детерминированности языка и социокультурной среды, впервые сформулированные В. фон Гумбольдтом, М. Мюллер рассматривал язык в качестве формы проекции социокультурной действительности, способа отражения степени образования, хозяйственного уклада и быта народа, являющегося носителем данного языка. Перефразировав афоризм, касающийся языка, он, по сути, сформулировал цель сравнительного изучения религий: Кто знает одну только религию, тот не знает ни одной. М. Мюллер был убежден, что филологические знания, в особенности, касающиеся древних языков, представляют первостепенную значимость для историков, теологов и философов. Выводы и заключения, базирующиеся на текстологическом анализе, позволяют исследователю проникнуть в глубинную сущность религий, проследить их генезис и дальнейшую эволюцию.

Практическую значимость сравнительных исследований в лингвистике высоко оценил известный русский философ Н.Я. Данилевский. Не будучи филологом, в своей известной работе «Россия и Европа» он сформулировал прикладные задачи сравнительного изучения языков и определил возможности использования полученных результатов в практике коммуникации. Он отмечал, что «сравнительная филология могла бы служить основанием для сравнительной психологии племен, если бы кто успел прочесть в различии грамматических форм различия в психологических процессах и в воззрениях на мир, от которых первые получили свое начало» [Данилевский Н.Я. 2001:472].

Существенный вклад в формирование теоретико-методологических основ культурологической компаративистики внес опыт структурализма как совокупности научных подходов к пониманию сущности культуры. Метод структурного анализа возник в лингвистике и впервые был применен Ф. де Соссюром с целью изучения языка как иерархической знаковой системы («Курс общей лингвистики»). Позднее опыт структурной лингвистики ученые стали использовать в исследовании фольклора, мифологии, религии, литературы и искусства, благодаря чему утвердилось представление о неограниченности сферы применения структурного анализа (Р. Барт). Структуралисты рассматривали любое социокультурное явление в качестве целостного образования, обладающего собственной структурой. Структура охватывает способ упорядочения отдельных элементов системы, находящихся между собой в устойчивых отношениях и реализующихся в культурных текстах. По определению К. Леви-Строса, «структура есть некая система, состоящая из таких элементов, что изменение одного из этих элементов влечет за собой изменение всех других» [Леви-Строс К. 2001:288]. Поскольку знак считается главным смыслообразующим элементом системы, то культуру можно интерпретировать как совокупность множества отдельных знаковых систем и культурных текстов. Структурный подход к анализу культурных явлений направлен на конструирование культурных реалий путем изучения отношений между отдельными структурными компонентами.

Дата добавления: 2021-04-07; просмотров: 68; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 49 50 51 52 535455 56 57 58 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!