Основные проблемы социологии религии 64 страница

526

альность для первобытного человека. Религиозная мифология также более сложна и разнообразна, в большей степени проникнута твор­чеством. Обычно религиозные мифы сосредоточены вокруг раз­личных догматов и развивают их содержание в космогонических и героических повествованиях, в описаниях деяний богов и полубо­гов. Магическая мифология, как правило, выступает в виде беско­нечно повторяющихся рассказов о сверхобычных достижениях пер­вобытных людей.

Магия, как особое искусство достижения конкретных целей, в одной из своих форм однажды входит в культурный арсенал чело­века и затем непосредственно передается от поколения к поколе­нию. С самого начала она является искусством, которым овладе­вают немногие специалисты, и первая профессия в истории чело­вечества — это профессия колдуна и чародея. Религия же в самых своих первоначальных формах выступает как всеобщее дело пер­вобытных людей, каждый из которых принимает в ней активное и равное участие. Каждый член племени проходит через обряд по­священия (инициации) и впоследствии сам посвящает других. Каждый член племени скорбит и рыдает, когда умирает его соро­дич, участвует в погребении и чтит память усопшего, а когда при­дет его час, он точно так же будет оплакан и помянут. У каждого человека есть свой дух, и после смерти каждый сам становится духом. Единственная существующая в рамках религии специали­зация — так называемый первобытный спиритический медиу­мизм — это не профессия, а выражение личного дарования. Еще одно различие между магией и религией — это игра черного и белого в чародействе, тогда как религия на своих первобытных стадиях не слишком интересуется противоположностью между добром и злом, благотворными и зловредными силами. Здесь опять-таки важен практический характер магии, направленной на непо­средственные и измеримые результаты, тогда как первобытная ре­лигия обращена к роковым, неотвратимым событиям и сверхъес­тественным силам и существам (хотя, главным образом, в мораль­ном аспекте) и потому не касается проблем, связанных с челове­ческим воздействием на окружающий мир. Афоризм о том, что страх впервые создал богов во вселенной, совершенно неверен в свете антропологии.

Чтобы понять различия между религией и магией и ясно пред­ставить отношения в треугольном созвездии магии, религии и науки, надо по крайней мере вкратце обозначить культурную функцию каждой из них. Функция первобытного знания и его ценность уже обсуждалась выше, и она достаточно проста. Знание окружающего мира дает человеку возможность использовать природные силы;

527

первобытная наука дает людям огромное преимущество по срав­нению с другими живыми существами, продвигает их намного даль­ше всех прочих тварей по пути эволюции. Чтобы понять функцию религии и ее ценность в сознании первобытного человека, необ­ходимо тщательно изучить множество туземных верований и куль­тов. Мы уже показали раньше, что религиозная вера придает ус­тойчивость, оформляет и усиливает все ценностно-значимые мен­тальные установки, такие, как уважение к традиции, гармоничес­кое мироощущение, личностная доблесть и уверенность в борьбе с житейскими невзгодами, мужество перед лицом смерти и т.д. Эта вера, поддерживаемая и оформляемая в культе и церемониях, об­ладает огромным жизненным значением и раскрывает первобыт­ному человеку истину в самом широком, практически важном смысле слова. Какова культурная функция магии? Как мы уже говорили, все инстинктивные и эмоциональные способности че­ловека, все его практические действия могут заводить в такие ту­пиковые ситуации, когда дают осечку всего его знания, обнаружи­вают свою ограниченность силы разума, не помогают хитрость и наблюдательность. Силы, на которые человек опирается в повсе­дневной жизни, оставляют его в критический момент. Природа человека отвечает на это спонтанным взрывом, высвобождающим рудиментарные формы поведения и дремлющую веру в их эф­фективность. Магия основывается на этой вере, преобразует ее в стандартизированный ритуал, обретающий непрерывную тради­ционную форму. Таким образом магия дает человеку ряд готовых ритуальных актов и стандартных верований, оформленных опре­деленной практической и ментальной техникой. Тем самым как бы воздвигается мост через те пропасти, которые возникают перед человеком на пути к его важнейшим целям, преодолевается опас­ный кризис. Это позволяет человеку не терять присутствия духа при решении самых трудных жизненных задач; сохранять самооб­ладание и целостность личности, когда подступает приступ злобы, пароксизм ненависти, безысходность отчаяния и страха. Функция магии заключается в ритуализации человеческого оптимизма, в поддержании веры в победу надежды над отчаянием. В магии че­ловек находит подтверждение того, что уверенность в своих силах, стойкость в испытаниях, оптимизм одерживают верх над колеба­ниями, сомнениями и пессимизмом.

Бросая взгляд с высот нынешней, далеко ушедшей от перво­бытных людей, развитой цивилизации, нетрудно видеть грубость и несостоятельность магии. Но нам не следует забывать, что без ее помощи первобытный человек не смог бы справляться с трудней­шими проблемами своей жизни и не мог бы продвинуться к более

528

высоким стадиям культурного развития. Отсюда ясна универсальная распространенность магии в первобытных обществах и исключи­тельность ее могущества. Отсюда понятно неизменное присутст­вие магии в любой значимой деятельности первобытных людей.

Магия должна быть понята нами в ее неразрывной связи с ве­личественной безрассудностью надежды, которая всегда была луч­шей школой человеческого характера.

...Миф это составная часть общей системы верований тузем­цев. Отношения между людьми и духами определяются тесно свя­занными друг с другом мифическими повествованиями, религиоз­ными верованиями и чувствами. В этой системе миф — это как бы основание непрерывной перспективы, в которой повседневные заботы, печали и тревоги людей обретают осмысленность движе­ния к некой общей цели. Проходя свой путь, человек направляет­ся обшей верой, личным опытом и памятью прошлых поколений, хранящей следы тех времен, когда происходили события, ставшие толчком для возникновения мифа.

Анализ фактов и содержание мифов, в том числе пересказан­ных здесь, позволяют сделать вывод о всеохватной и последова­тельной системе верований у первобытных людей. Было бы на­прасно искать эту систему только во внешних, доступных прямо­му наблюдению слоях туземного фольклора. Этой системе соот­ветствует определенная культурная реальность, в которой все част­ные формы туземных верований, переживаний и предчувствий, относящихся к смерти и жизни духов после смерти людей, сплета­ются в некую грандиозную органическую целостность. Мифичес­кие повествования сцепляются друг с другом, их идеи пересекают­ся, и туземцы постоянно находят параллели и внутренние связи между ними. Миф, вера и переживание, связанные с миром духов и надприродных существ, — это составные элементы единого це­лого. То, что соединяет эти элементы, — это непреходящее жела­ние иметь общение с нижним миром, обиталищем духов. Мифи­ческие рассказы только придают важнейшим моментам туземных верований явную форму. Их сюжеты, иногда довольно сложные, всегда повествуют о чем-то неприятном, о какой-то потере или утрате: о том, как люди утратили способность возвращать себе молодость, как колдовство вызывает болезнь или смерть, как духи покинули мир людей и как все же налажена хотя бы частичная связь с ними.

Бросается в глаза, что мифы этого цикла более драматичны, связь между ними более последовательна, хотя и более сложна, чем мифы о началах бытия. Не останавливаясь на этом моменте, я скажу только, что здесь, может быть, дело в более глубоком ме-

34-527

529

тафизическом смысле и более сильном чувстве, которые связаны с проблемами человеческой судьбы, по сравнению с проблемами социального плана.

Как бы то ни было, мы видим, что миф, как часть духовности туземцев, не может объясняться только познавательными факто­рами, как бы ни было велико их значение. Важнейшую роль в мифе играют его эмоциональная сторона и практический смысл. То, о чем повествует миф, глубочайшим образом волнует туземца. Так, миф, повествующий о возникновении праздника миламала, определяет характер церемоний и табу, связанных с периодичес­ким возвращением духов. Само это повествование туземцу совер­шенно понятно и не требует никаких «объяснений», поэтому миф даже в малой степени не претендует на такую роль. Его функция иная: он призван смягчить то эмоциональное напряжение, какое испытывает человеческая душа, предчувствующая свою неизбеж­ную и неумолимую судьбу. Во-первых, миф придает этому пред­чувствию вполне ясную и ощутимую форму. Во-вторых, он сводит таинственную и леденящую душу идею до уровня привычной по­вседневной реальности. Оказывается, что вожделенная способность возвращать молодость, спасающая от дряхлости и старения, была утеряна людьми всего лишь из-за пустякового случая, который мог бы быть предотвращен даже ребенком или женщиной. Смерть на­всегда разлучающая близких и любящих людей, — это нечто та­кое, что может произойти от небольшой ссоры или неосторожнос­ти с горячей похлебкой. Опасная болезнь наступает из-за случай­ной встречи человека, собаки и краба. Ошибки, провинности и случайности обретают огромное значение, а роль судьбы, фатума, неизбежности низводится до масштаба человеческой промашки.

Чтобы понять это, следует еще раз напомнить, что чувства, испытываемые туземцем по отношению к смерти, то ли своей соб­ственной, то ли смерти своих любимых и близких, отнюдь не вполне определяются его верованиями и мифами. Сильный страх перед смертью, острое желание избежать ее, глубокое горе от утраты близ­ких и родных — все это глубоко противоречит оптимизму веры в легкое достижение загробной жизни, которой пронизаны тузем­ные обычаи, идеи и ритуалы. Когда человеку грозит гибель или когда смерть входит в его дом, дает трещину самая бездумная вера. В долгих беседах с некоторыми тяжело больными туземцами, осо­бенно с моим чахоточным другом Багидоу, я ощущал всегда одну и ту же, быть может, неявно или примитивно выраженную, но несомненно меланхолическую печаль об уходящей жизни и ее ра­достях, тот же ужас перед неизбежным концом, ту же надежду, что этот конец может быть отсрочен, пусть даже ненадолго. Но я ощу-

530

шал также, что души этих людей согревались надеждой, идущей от их веры. Живое повествование мифа заслоняло перед ними гото­вую разверзнуться бездну.

Мифы магии

Теперь я позволю себе подробнее остановиться на другом типе мифических повествований: на тех мифах, которые связаны с ма­гией. Магия, с какой стороны ее ни возьми, — это наиболее важ­ный и самый таинственный аспект практического отношения пер­вобытных людей к реальности. С проблемами магии связаны са­мые сильные и противоречивые интересы антропологов. В севе­ро-западной Меланезии роль магии настолько велика, что ее не может не заметить даже самый поверхностный наблюдатель. Од­нако ее проявления не вполне ясны на первый взгляд. Хотя бук­вально вся практическая жизнь туземцев проникнута магией, со стороны может показаться, что в ряде очень важных сфер дея­тельности ее нет.

Например, ни один туземец не вскопает грядку багата или таро, не произнеся магических заклинаний, но в то же время выращи­вание кокосов, бананов, манго или хлебного дерева обходится без всяких магических обрядов. Рыбная ловля, имеющая подчиненное значение по сравнению с земледелием, только в некоторых своих формах связана с магией. Это главным образом ловля акул, рыбы кал ала и то'улам. Но столь же важные, хотя более легкие и доступ­ные, способы рыбной ловли при помощи растительных ядов вовсе не сопровождаются магическими ритуалами. При постройке ка­ноэ, в деле, связанном со значительными техническими труднос­тями, рискованном и требующем высокой организации труда, ма­гический ритуал очень сложен, неразрывно связан с этим процес­сом и считается абсолютно необходимым. Но постройка хижин, технически не менее сложная, чем сооружение каноэ, но не так зависящая от случайности, не подверженная такому риску и опас­ностям, не требующая столь значительной кооперации труда, не сопровождается никакими магическими обрядами. Резьба по де­реву, имеющая промышленный смысл, которой обучаются с мало­летства и которой заняты в некоторых деревнях чуть ли не все жители, не сопровождается магией, зато художественная скульп­тура из эбенового дерева или железного дерева, которой занима­ются только люди, обладающие незаурядными техническими и ху­дожественными способностями, обладает соответствующими ма­гическими обрядами, считающимися главным источником мастер­ства или вдохновения. Торговля, кула, церемониальная форма об-

531

34»

мена товарами имеет свой магический ритуал; однако другие, бо­лее мелкие формы меновой торговли, имеющие чисто коммерчес­кий характер, не связаны ни с какими магическими обрядами. Война и любовь, болезни, стихия ветра, погода, судьба — все это. по мнению туземцев, полностью зависит от магических сил.

Уже из этого беглого обзора вырисовывается важное для нас обобщение, которое послужит некоторой отправной точкой. Ма­гия имеет место там, где человек встречается с неопределеннос­тью и случайностью, а также там, где возникает крайнее эмоцио­нальное напряжение между надеждой достичь цели и опасением, что эта надежда может не сбыться. Там, где цели деятельности определены, достижимы и хорошо контролируются рациональны­ми методами и технологией, мы не находим магию. Зато она на­лицо-там, где очевидны элементы риска и опасности. Магии нет, когда полная уверенность в безопасности мероприятия делает из­лишним любое предугадывание хода событий. Здесь срабатывает психологический фактор. Но магия выполняет и другую, не менее важную, социальную функцию. Мне уже приходилось писать о том, что магия выступает как действенный фактор организации труда и придания ему системного характера. Она также выступает как сила, позволяющая осуществлять практические замыслы. Поэ­тому культурно-интегративная функция магии состоит в устране­нии тех препятствий и несоответствий, которые неизбежно воз­никают в тех сферах практики, имеющих большую социальную значимость, где человек не в состоянии полностью контролиро­вать ход событий. Магия поддерживает в человеке уверенность в успехе его действий, без которой ему не удалось бы достигать сво­их целей; в магии человек черпает духовные и практические ре­сурсы тогда, когда он не может положиться на обычные средства, имеющиеся в его распоряжении. Магия вселяет в него веру, без которой он не мог бы решать жизненно важные задачи, укрепляет его дух и позволяет собраться с силами в тех обстоятельствах, ког­да ему грозит отчаяние и страх, когда он охвачен ужасом или не­навистью, подавлен любовной неудачей или бессильной яростью. Магия имеет нечто общее с наукой в том смысле, что она всег­да направлена к определенной цели, порождаемой биологической и духовной природой человека. Искусство магии всегда подчине­но практическим целям; как и любое другое искусство или ремес­ло, она обладает некоторой концептуальной основой и принципа­ми, система которых определяет способ достижения целей. Поэ­тому магия и наука имеют ряд сходств, и вслед за сэром Джейм­сом Фрэзером мы могли бы с определенным основанием назвать магию «псевдонаукой». 532

Присмотримся ближе к тому, что представляет собой искусст­во магии. Какова бы ни была конкретная форма магии, она всегда содержит три важнейших элемента. В магическом действе нали­чествуют произносимые или распеваемые заклинания, ритуал или церемония и тот человек, который официально обладает правом совершать обряд и произносить заклинания. Таким образом, при анализе магии следует различать формулу заклинания, обряд и личность самого мага. Сразу отмечу, что в той области Мелане­зии, где я вел свои исследования, самым важным элементом ма­гии является заклинание. Для туземца владеть магией — значит знать заклинание; в любом колдовском обряде весь ритуал стро­ится вокруг многократного повторения заклинания. Что касается самого ритуала и личности мага, то эти элементы имеют услов­ный характер и важны только как соответствующая форма для произнесения заклинаний. Это важно с точки зрения обсуждае­мой нами темы, поскольку магическое заклинание обнаруживает свою связь с традиционными учениями и в еще большей степе­ни—с мифологией.

Исследуя различные формы магии, мы почти всегда обнару­живаем некоторые повествования, в которых описываются и объ­ясняются истоки существования тех или иных магических обрядов и заклинаний. В них рассказывается, как, когда и где данная фор­мула стала принадлежать какому-то конкретному человеку или какой- то общине, как она передавалась или наследовалась. Но не следует видеть в таких повествованиях «историю магии». Магия не имеет «начала», она не создается и не выдумывается. Магия про­сто была с самого начала, она существовала всегда как существен­нейшее условие всех тех событий, вещей и процессов, которые составляют сферу жизненных интересов человека и неподвластны его рациональным усилиям. Заклинание, обряд и цель, ради кото­рой они совершаются, сосуществуют в одном и том же времени человеческого бытия.

Таким образом, сущность магии состоит в ее традиционной целостности. Без малейших искажений и изменений она переда­стся от поколения к поколению, от первобытных людей к совре­менным исполнителям обрядов — и только так она сохраняет свою эффективность. Поэтому магия нуждается в своеобразной родо­словной, так сказать, в паспорте для путешествия во времени. Как миф придает магическому обряду ценность и значимость, соеди­няемые с верой в его действенность, лучше всего показать на кон­кретном примере.

Как мы знаем, меланезийцы придают большое значение люб-УИ и сексу. Подобно другим народам, населяющим острова Юж-

533

ных морей, они допускают большую свободу и легкость поведе­ния в половых отношениях, особенно до брака. Однако супружес­кая измена является наказуемым проступком, и связи внутри одно­го тотемического клана строго запрещены. Самым большим пре­ступлением в глазах туземцев является любая форма инцеста. Одна мысль о противозаконной связи между братом и сестрой приво­дит их в ужас и отвращение. Брат и сестра, соединяемые самыми тесными узами родства в этом матриархальном обществе, не мо­гут даже свободно общаться между собой, никогда не должны шутить или улыбаться друг другу. Любой намек на одного из них в присутствии другого считается очень дурным тоном. Однако вне клана свобода половых отношений довольно значительна, и лю­бовь облекается во множество заманчивых и привлекательных форм.

Привлекательность пола и сила любовного влечения, считают туземцы, берут начало в любовной магии. В основе последней ле­жит драма, некогда случившаяся в далеком прошлом. О ней рас­сказывает трагический миф об инцесте между братом и сестрой. Вот его краткое содержание.

В одной деревне в хижине своей матери жили брат с сестрой. Однажды юная девушка случайно вдохнула запах сильнодейству­ющего любовного напитка, приготовленного ее братом, чтобы при­влечь расположение другой женщины. Обезумев от страсти, она увлекла своего родного брата на пустынный берег моря и там со­блазнила его. Охваченные раскаянием, терзаемые муками совести, любовники перестали пить и есть и умерли рядом в одной пещере. Там, где лежали их тела, проросла ароматная трава, сок которой теперь смешивают с другими настоями и применяют в обрядах любовной магии.

Без преувеличения можно сказать, что магические мифы еще в большей степени, чем иные виды туземной мифологии, служат социальным притязанием людей. На их основе создается ритуал, укрепляется вера в чудодейственность магии, закрепляются тради­ционные образцы социального поведения.

Раскрытие этой культотворческой функции магического мифа полностью подтверждает блестящую теорию о происхождении влас­ти и монархии, развитую сэром Джеймсом Фрэзером в первых главах его «Золотой ветви». Согласно сэру Джеймсу, истоки соци­альной власти следует, главным образом, искать в магии. Показав, как эффективность магии зависит от местных традиций, социаль­ной принадлежности и прямого наследования, мы теперь можем проследить другую связь причин и следствий между традицией, магией и властью.

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 73; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!