Основные проблемы социологии религии 63 страница

Человек во власти бессильной ярости или ослепляющей не-

518

нависти сжимает кулаки и наносит воображаемые удары своим врагам, выкрикивает проклятия, слова гнева и злобы. Влюблен­ный, страстно вожделеющий к недоступной или не расположен­ной к нему красавице, видит ее в своем воображении, взывает к ней, умоляет и требует ее благосклонности, ощущая себя ее из­бранником, прижимает ее к своей груди в своих мечтах. Раздоса­дованный неудачей охотник или рыбак видит в своем воображе­нии добычу, трепещущую в сетях, или животное, пронзенное ко­пьем; он повторяет их названия, пытается выразить словами свою мечту о великолепном улове, жестами и мимикой изображает по­явление того, чего так горячо желает. Заблудившийся ночью в лесу или джунглях человек охвачен суеверным ужасом, видит во­круг себя преследующих его демонов и обращается к ним, пыта­ясь отразить их нападение, напугать или бежать от них в страхе, или уподобиться животному, которое спасается от преследова­ния, притворяясь мертвым.

Подобные реакции на заполняющие душу страсти и неотступ­ные желания — естественный ответ человеческого существа, попа­дающего в такого рода ситуации. В их основе лежит общий психо­физиологический механизм. Они возбуждают то, что можно было бы назвать продолженным выражением эмоций в действии и сло-«е: угрожающие жесты и проклятия выносят наружу бессильную ярость, недоступная, но страстно желаемая цель выступает спон-ганньш образом, когда практическое действие заходит в тупик, жесты влюбленного обнаруживают не нашедшую выхода нежность и т.д. Все эти действия и выражения чувств позволяют человеку как бы воссоздать желаемые результаты в своем сознании, открыть выход своей страсти, жестами или словами приблизить к себе то, что было бы иначе недостижимо.

Но что происходит в интеллекте, когда эмоции бурно выплес­киваются в словах и поступках, какие убеждения формируются при этом? Прежде всего сознание формирует ясный образ желае-мой.цели, ненавистного врага, злого духа. Этот образ обретает спе­цифическую эмоциональную окраску, которая индуцирует актив­ную установку сознания по отношению к этому образу. Если страсть достигает некой критической точки, когда человек утрачивает кон­троль над собой, ранее сдерживаемое психофизиологическое на­пряжение разряжается потоком слов и безрассудным поведением. Но и этот бурный взрыв продолжает направляться образом цели. Это поддерживает мотивирующую силу реакции, определенным образом организует и ориентирует слова и действия. Поэтому за­мещающая деятельность, в которой страсть находит свой выход из-под обломков бессилия, субъективно обладает всей ценностью

519

действия реального, которое осуществилось бы, если бы не воз­никли непреодолимые препятствия.

Когда наступает разрядка, которой способствуют слова и жес­ты, навязчивые видения угасают, желаемая цель кажется прибли­зившейся или даже достигнутой — человек вновь обретает равно­весие, опять ощущает гармонию жизни. И у него возникает убеж­дение, что проклятия и жесты ярости поразили врага, что любов­ная мольба и нежные объятия не остались без ответа, что затра­ченные усилия не могли не оказать положительного влияния на предмет желания. Испытав страх, заставивший его бежать или бить­ся насмерть с воображаемым врагом, и почувствовав затем облег­чение, человек полагает, что именно его поведение спасло от опас­ности. Сильное эмоциональное переживание, нашедшее выход в потоке слов, образов и действий, оставляет после себя глубокое убеждение в своей реальности, в том, что практически значимое и положительное достижение осуществилось благодаря открывшей­ся человеку некой таинственной силе. Возникает уверенность в том, что эта сила, дающая человеку власть обладания, физическую или духовную, приходит к нему откуда-то извне, и первобытный человек, как, впрочем, всякий легковерный и неразвитый субъект во все времена, полагает, будто именно его спонтанные действия и внутренняя вера в их эффективность стали причиной раскрытия этих внешних и, несомненно, безличных источников силы.

Если сопоставить такие спонтанные действия и речевые акты, вызванные перехлестывающей через край страстью или неудовле­творенным желанием, с магическим ритуалом, формулами кол­довских заклинаний и применяемыми в магических представле­ниях предметами, закрепленными традицией, то бросающееся в глаза сходство позволяет заключить, что они тесно связаны и за­висимы друг от друга. Магические ритуалы, большая часть маги­ческих формул и принципов, колдовские приемы — все это восхо­дит к бурным переживаниям, испытанным людьми в труднейших ситуациях их практической жизни, в безвыходных тупиках, в по­пытках найти бреши в стене, воздвигаемой несовершенством их культуры, разрешить противоречие между могучими жизненными соблазнами и грозными опасностями подстерегающей судьбы. Я думаю, что именно здесь мы находим не просто один из факторов, но самый главный исток магической веры.

Поэтому в большинстве магических ритуалов присутствуют со­ответствующие им спонтанные формы выражения эмоций или во­ображаемого достижения желанной цели. Большинству магичес­ких колдовских представлений с их традиционным набором за­клинаний, приказаний и метаформ соответствует импровизируе-

520

I

мый поток слов, проклятий, мольб, описаний неисполненных же­ланий и обращений к темным силам. Каждому верованию в эф­фективность магии соответствует одна из иллюзий субъективного переживания, мимолетнего в душе цивилизованного рационалис­та, хотя в ней и никогда полностью не отсутствующего, но облада­ющего огромной убедительной силой для простого человека в любой культуре, не говоря уже о первобытном дикаре.

Мы видим, что основания магических верований и практики не взяты из воздуха, а берут истоки во множестве переживаний, которыми наполнена жизнь, в опыте, из которого человек черпает уверенность в своей способности достигать поставленных целей. Теперь спросим: как соотносятся между собой надежды, порож­даемые такого рода опытом, и их реальное осуществление? Перво­бытному человеку безмерные претензии магии могли казаться осу­ществимыми, но как объяснить, что они столь долго оставались неразвенчанными?

В поисках ответа вспомним, во-первых, тот хорошо извест­ный факт, что в человеческой памяти положительные случаи об­ладают гораздо большей убедительной силой, чем отрицательные. Один успех легко перевешивает множество неудач. Поэтому те жизненные ситуации, в которых магические ритуалы приносят успех, своей значимостью полностью вытесняют все случаи, ког­да желаемая цель не была достигнута. Но есть и другие факторы, способствующие уверенности в реальном могуществе магии. Мы уже видели, что магический ритуал берет начало в определенном опыте человека. Тот человек, который впервые осознал этот опыт, создал на его основе формулу заклинания, ставшую ядром маги­ческого ритуала, сумел передать ее соплеменникам, чтобы, закре­пившись в их памяти, ритуал вошел в традицию и стал предметом веры, — несомненно должен был быть гением. Те люди, которые восприняли этот магический ритуал и овладели им, всегда разви­вали и совершенствовали его — хотя сами полагали, что лишь следуют традиции, — несомненно обладали огромным интеллек­том, духовной энергией и предприимчивостью. Легко предполо­жить, что люди, обладающие такими качествами, чаше других добивались успеха, за что бы они ни брались. И действительно, наблюдения показывают, что в туземных обществах магия и вы­дающиеся личные качества всегда присутствуют рядом. Неудиви­тельно, что обладание магическим искусством чаще всего совпа­дает с удачливостью, с умелыми руками, смелым сердцем и силь­ным духом. Стоит ли сомневаться, что в глазах первобытных лю­дей именно магия выглядела причиной успеха, сопутствующего их действиям?

521

Личный авторитет мага и его значение для усиления веры в магию лежат в основе интересного явления, того, что можно на­звать ходячими мифами о магии. Вокруг каждого известного мага существует ореол, складывающийся из рассказов о чудесной силе его проклятий, о совершенных им убийствах с помощью магии, об охотничьих и военных трофеях, о любовных викториях. В каждом туземном обществе такие истории образуют стержень верований в магию. Питаясь энергией эмоциональных переживаний, знакомых каждому человеку по его собственному опыту, молва о магических чудесах, расходясь широкими волнами, делает невозможными лю­бые сомнения или скептические придирки. Каждый знаменитый маг, помимо своей причастности к традиции и помимо связи со своими предшественниками, опирается еще и на собственную славу как на гарант чудотворства.

Поэтому миф — это не мертвое наследие прошлых веков, су­ществующее в культуре только как некое развлекательное повест­вование. Это живая сила, постоянно вызывающая все новые явле­ния, окружающая магию все новыми доказательствами ее могу­щества. Магия движется в славе прошлой традиции, но она всегда окружена атмосферой постоянно самовозрождающегося мифа. Поток мифических преданий о прошлом постоянно сливается с повествованиями, образующими фольклор данного племени. Ма­гия оказывается мостом между золотым веком первобытного ис­кусства и его сегодняшней чудотворной силой. Поэтому ее фор­мулы пронизаны мистическими аллюзиями, произнесение кото­рых как бы воскрешает силы прошлого и перебрасывает их в на­стоящее.

Все это позволяет увидеть роль и значение мифологии в новом свете. Миф — это не собрание первобытных представлений о на­чалах всего сущего, имеющих чисто философскую подоплеку. Он также не является итогом созерцания природы или некоторого рода символическим обобщением ее законов. Миф выступает как исто­рически образовавшееся суждение о некотором событии, само су­ществование которого однажды и навсегда свидетельствовало в пользу какого-либо магического действия. Иногда миф оказыва­ется не чем иным, как фиксацией магического таинства, ведущего начало от того, первого человека, кому это таинство раскрылось в некотором знаменательном происшествии. Чаще миф просто по­вествует, каким образом некоторая магическая тайна открылась какому-то роду, племени или семейному клану. Но в любом слу­чае миф является гарантией тайны, ее родословной, хартией ее прав на сознание людей. Мы уже говорили, что миф есть естест­венный результат человеческой веры в то, что любая власть долж-

522

на обнаруживать себя, выступать как действующая сила, которую можно использовать, если в нее верить. У каждой веры есть своя мифология, ибо нет веры без чудес, а миф главным образом про­сто пересказывает некое первоначальное чудо, совершившееся бла­годаря магии.

Наконец, надо отметить, что миф может быть связан не толь­ко с магией, но и с любой формой социальной силы или социаль­ных притязаний на власть. К мифу всегда прибегают для обосно­вания неких особых привилегий или обязанностей, вопиющих со­циальных неравенств, различных ранговых отличий высокого или низкого уровня. Религиозная вера и сила религиозных убеждений также восходит к мифологическим повествованиям. Но религиоз­ный миф — это скорее некая, явно выраженная догма, например повествование о сотворении мира или о характере того или иного божества, иногда имеющее литературную форму. Социальный миф, особенно в первобытных культурах, как правило, переплетается с легендами о происхождении магической силы. Без преувеличе­ния можно сказать, что наиболее типичная и самая развитая ми­фология в первобытных обществах — это мифология магии. Функ­ция мифа состоит не в том, чтобы объяснять, а в том, чтобы под­тверждать, не удовлетворять любопытство, но придавать уверен­ность в силе, не плести байки, а связывать между собой смыслы различных верований, относя их к непрерывно текущему потоку событий. Глубокая связь между мифом и культом, прагматичес­кая функция мифа, заключающаяся в усилении веры, так долго игнорировалась этиологическими и экспланативистскими теория­ми мифа, что нам следует несколько подробнее остановиться на этом вопросе.                                                       , - s

• •                                        •,'.&.

5. Магия и наука

Нам потребовалось сделать некоторое отступление на тему ми­фологии, поскольку мы установили, что миф порождается реаль­ным или воображаемым успехом колдовства. Но что сказать о его неудачах? При всей своей значимости, которой магия обязана глу­бокой вере и спонтанности ритуала, воплощающего жгучие жела­ния и страстные чувства, со всей силой, какую дает ей личный авторитет, социальная власть и успех как самого мага, так и участ­ника магических ритуалов. — магия все же не гарантирована от неудач и провалов, и мы серьезно недооценили бы интеллект, логику и опыт дикарей, если бы предположили, что они будто бы не осознают этого или не могут извлечь из этого необходимые Уроки.

523

Прежде всего надо напомнить, что магия ограничена строгими условиями своей эффективности: точное воспроизведение колдов­ской формулы, безукоризненное совершенство ритуала, безукос-нительное соблюдение табу и церемоний обряда, обязательных для мага. Если хотя бы одно из двух условий не выполняется, магия обречена на неудачу. Но даже если магический ритуал исполняет­ся самым совершенным образом, он все же может не дать желае­мого результата. Дело в том, что на каждую магию может быть и контрмагия. Если, как мы уже показали, магия призвана соеди­нить неутолимость человеческих желаний со своенравной игрой случая, то понятно, что каждое желание, как позитивное, так и негативное, может и даже должно иметь соответствующую магию. Жизнь такова, что во всех своих социальных и бытовых устремле­ниях, во всех попытках заслужить благосклонность фортуны и поймать за хвост птицу счастья человек не может не считаться с соперничеством, завистью и злобой себе подобных существ. Уда­ча, обладание, даже здоровье — все это познается в сравнении. Если ваш сосед имеет больше скота, больше женщин, больше влас­ти, вы ощущаете неудовлетворенность тем, что имеете, и даже са­мим собой. Такова природа человека: часто его желания не мень­ше удовлетворяются тем, что ему удалось помешать другому, чем своим собственным успехом. Этой социально обусловленной игре желаний и контржеланий, амбиций и злобы, успеха и зависти со­ответствует игра магии и контрмагии или белой и черной магии.

В Меланезии, где я занимался прежде всего этой проблемой, у туземцев не существует ни единого магического действия, которое не сопровождалось бы твердой уверенностью в том, что существу­ет и противодействие, которое, если окажется сильнее, может пол­ностью свести на нет усилия мага. В некоторых видах магий, на­пример в целительной магии, формулы заклинания и контрзакли­нания всегда соседствуют друг с другом. Чародей, обучаясь техни­ке магического ритуала, посредством которого он вызывает бо­лезнь, одновременно обучается формуле и обряду, которые могут полностью аннулировать действие его злой магии. В любовной магии не только существует вера в то, что сердце возлюбленной отзовется на более сильное из двух направленных к нему заклина­ний, но считается также, что с помощью заклинания можно изме­нить уже сложившуюся любовную привязанность, например за­ставить жену разлюбить мужа. Трудно сказать, имеет ли место по­добная двойственность магии во всем мире так же, как и на Троб-риандских островах, но несомненно, что двойственность сил, чер­ных и белых, положительных и отрицательных, наблюдается по­всеместно. Поэтому неудача магии может быть отнесена за счет

524

ошибки памяти, небрежности обряда, нарушения табу и, наконец, что не менее важно, неудача может быть объяснена тем, что кто-то другой совершил какой-то контрмагический обряд.

Теперь мы можем более полно охарактеризовать отношения между магией и наукой... Магия сродни науке в том смысле, что та и другая направлены к определенным целям, тесно связанным с человеческой природой, потребностями и стремлениями людей. Магическое искусство направлено на достижение практических целей. Как и другие искусства и практические занятия, она подчи­нена ряду принципов, которые, складываясь в определенную сис­тему, диктуют тот способ действий, какой считается наиболее эф­фективным. Такие системы принципов обнаруживаются при ана­лизе магических обрядов, колдовских заклинаний и предметов, составляющих арсенал мага. Магия, как и наука, обладает собст­венным техническим оформлением. Как и в других искусствах, человек, прибегающий к магии, способен из-за ошибки погубить весь свой замысел, но может и исправить свою ошибку. Другое дело, что в магии количественное равенство черного и белого име­ет гораздо большее значение, результаты колдовства уничтожимы в большей степени, чем это возможно в каком бы то ни было практическом искусстве или ремесле. Таким образом, между ма­гией и наукой имеются некоторые сходства и мы вправе, вслед за Джеймсом Фрэзером, назвать магию псевдонаукой.

Нетрудно понять, в чем состоит ложность этой псевдонауки. Настоящая наука, даже в ее зачаточных формах, в каких она нахо­дит свое выражение в примитивных знаниях первобытных людей, базируется на повседневном универсальном опыте человеческой жизни, на тех победах, которые человек одерживает над природой в борьбе за свое существование и безопасность, на наблюдении, результаты которых находят рациональное оформление. Магия основывается на специфическом опыте особых эмоциональных состояний, в которых человек наблюдает не природу, а самого себя, в которых истина постигается не разумом, а раскрывается в игре чувств, охватывающих человека. Наука стоит на убеждении в уни­версальной значимости опыта, практических усилий и разума; магия — на вере в то, что человеческая надежда не может не сбыть­ся, желание — не исполниться. В теории познания центральное место отводится логике, в теории магии — ассоциации идей под воздействием желаний. Исследования показывают, что рациональ­ное и магическое знания относятся к разным культурным тради­циям, к различным социальным условиям и типам деятельности, и эти различия ясно осознавались людьми первобытных обществ. Рациональное знание доступно непосвященным, магическое —

525

входит в область сакрального, овладение им требует посвящения в таинства обряда и выполнения табу.

6. Магия и религия

Как магия, так и религия возникают в ситуациях эмоциональ­ного стресса: житейский кризис, крушение важнейших замыслов, смерть и посвящение в таинства своего племени, несчастная лю­бовь или неутоленная ненависть. Как магия, так и религия указы­вают выходы из таких ситуаций и жизненных тупиков, когда дей­ствительность не позволяет человеку найти иной путь, кроме об­ращения к вере, ритуалу, сфере сверхъестественного. В религии эта сфера наполняется духами и душами, провидением, сверхъес­тественными покровителями рода и провозвестниками его тайн; в магии — первобытной верой в силу волшебства магического за­клинания. И магия, и религия прямо опираются на мифологичес­кую традицию, на атмосферу чудесного ожидания раскрытия своей чудотворной силы. И магия, и религия окружены системой обря­дов и табу, которая отличает их действия, от того, как ведут себя непосвященные.

Что же отличает магию от религии? Начнем с наиболее опре­деленного и бросающегося в глаза различия: в сакральной сфере магия выступает как некое практическое искусство, служащее для выполнения действий, каждое из которых является средством до­стижения определенной цели; религия — как система таких дей­ствий, выполнение которых само по себе есть некоторая цель. По­пытаемся проследить это различие на более глубоких уровнях. Практическое искусство магии обладает определенной и приме­няемой в строгих границах техники исполнения: колдовские за­клинания, ритуал и личные способности исполнителя образуют постоянное триединство. Религия во всем многообразии ее аспек­тов и целей не имеет столь простой техники; ее единство не сво­дится ни к системе формальных действий, ни даже к универсаль­ности ее идейного содержания, оно скорее заключается в выпол­няемой функции и в ценностном значении веры и ритуала. Веро­вания, свойственные магии, в соответствии с ее практической на­правленностью крайне просты. Это всегда вера во власть человека достигать желаемой цели с помощью колдовства и ритуала. В то же время в религии мы наблюдаем значительную сложность и многообразие сверхъестественного мира как объекта: пантеон ду­хов и демонов, благотворные силы тотема, духи — хранители рода и племени, души праотцов, картины будущей загробной жизни — все это и многое другое создает вторую, сверхъестественную ре-

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 52; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!