Основные проблемы социологии религии 57 страница



Являются ли эти наборы сходных символов единицами слож­ных порядков или обломками некогда распространенных единств, символы остаются чрезвычайно живучими, а темы, которые они выражают и воплощают, — крепко укоренившимися. Возможно, это происходит потому, что они возникли внутри того экологи­ческого и социального опыта, который до сих пор господствует во многих регионах континента. Поскольку они так живучи и по­скольку происходит постоянный приток и отток людей между де­ревней и городом, то неудивительно, что большая доля образнос­ти в произведениях современных африканских романистов и в риторике политических деятелей заимствована из ритуальной сим­волики, в которой она черпает силу для контролирования и на­правления эмоций.

Гадание и его символика .        ,

\                                               .                                                                                                                                          .    ,  •                      -.

Чтобы адекватно объяснить значение ритуальных символов, следует вначале учесть те виды обстоятельств, которые порождают ритуальные исполнения, поскольку эти обстоятельства, по всей вероятности, решают, какой из ритуалов будет исполняться, а цели ритуала во многом определяют значение используемых в нем сим­волов... Я ограничусь здесь лишь кратким резюме о роли гадания в социальном процессе с тем, чтобы отделить его символику от сим­волики ритуалов жизненных переломов и бедствий.

У гадания есть определенная близость с правовым процессом, поскольку оно жизненно связано с обычаями и интересами людей в сложных социальных ситуациях. Но оно также подготавливает почву для более жесткой стандартизации процессов восстанови-

1 Даже экскременты имеют религиозный характер.

* Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983.

470

47]

тельного ритуала. Именно эта медиативная функция определяет познавательные свойства его символики, а также ее гибкость. Клиф­форд Герц утверждает, что «социологические и культурные про­цессы должны рассматриваться на равных — ни один из них не является простым отражением, зеркальным образом другого». Та­кой подход подразумевает аналитическое различие между куль­турными и социологическими аспектами человеческой жизни, ко­торые следует рассматривать как независимые переменные, но вза­имозависимые факторы: «Разделенные лишь концептуально, куль­тура и социальная структура затем обнаруживают способность к многочисленным способам интеграции друг с другом, из которых простой изоморфный способ — лишь предельный случай, возмож­ный только в тех обществах, которые были стабильны на протяже­нии столь долгого периода, что становится возможной тесная при­тирка социальных и культурных аспектов». По Герцу, культура — это «текстура значений, в понятиях которой человеческие сущест­ва истолковывают свой опыт и направляют свои действия». Соци­альная структура, по его мнению, — это форма, которую прини­мает действие, актуально существующая сеть социальных отноше­ний. Я согласен с этой формулировкой, учитывающей социальное действие как в его значении для тех, кто это действие совершает, так и в его участии в функционировании некоторой социальной системы<...>. Эти два порядка неидентичны, и, как говорит Герц, определенная форма, которую принимает один из них, не предоп­ределяет непосредственно форму другого»: между ними может быть несоответствие, даже напряжение в определенных ситуациях, в особенности в тех, которые характеризуются быстрыми социаль­ными переменами. Гадание и восстановительный ритуал — ста­дии единого процесса, который в первую очередь чувствителен к переменам, особенно к обрывам в сети существующих социаль­ных отношений. Поскольку они «по природе» так близко связаны с микроисторией современных групп и личностей, их следует тео­ретически рассматривать в тесном единстве. С другой стороны, ритуал жизненных переломов меньше реагирует на непосредст­венные социальные требования и давление, поскольку он сцеп­лен с жизненными циклами индивидов и, стало быть, при твор­ческом подходе антрополог имеет полное право начинать с ана­лиза культурной структуры этих обрядов. У последней есть много общего с социальной структурой, но это — общее с теми социаль­ными упорядоченностями, которые глубоко укоренены в обычае, а не с теми, которые являются продуктом временного столкнове­ния экономических и политических интересов<...>. Определяя под­ходящее место и время для проведения обрядов жизненных пере-

472

томов, никогда не прибегают к гаданию. И наоборот — всем риту-там бедствия предшествует обращение к гаданию, хотя бы фор­мальное, и именно в гадательном процессе выходят наружу ссоры, соперничества и столкновения между людьми. Мы в нашем ана-тизе последуем за ндембу, отдавая право первенства символике и троцедурам гадания.

Среди ндембу гадальщик рассматривает свою задачу как прак-1ческую задачу выявления причин несчастья или смерти. Эти тричины почти всегда «мистичны» и «неэмпиричны» по своему арактеру, хотя в них замешаны человеческие желания, стремле-1ия и чувства. Гадальщики раскрывают то, что произошло, а не предсказывают будущие события. В противоположность предска­зателям у южных банту они редко прорицают или ворожат. Кроме того, они не начинают процесса гадания, а ждут, пока клиенты не обратятся к ним за консультацией. Способы гадания рассматрива­ются как инструменты обнаружения лжи и раскрытия истины, хотя, поскольку этими инструментами пользуются люди, которым свой­ственно ошибаться, их вердикты не всегда принимаются без со­мнений. Дело в том, что, по верованиям, ведуны обладают чрезвы­чайной способностью вводить в обман, и даже великие гадальщи­ки укрепляют себя специальными магическими средствами, чтобы противостоять хитростям и иллюзиям, насылаемым тайными ан­тагонистами гадальщиков с целью провести их. Одно из таких средств применяется на первой стадии консультации. На расстоя­нии полумили от деревни гадальщики в буше расчищают площад­ку. В землю забивают два столба, а третий кладут на них, в резуль­тате чего образуется подобие ворот. Сверху кладут три подушечки, похожие на те, что носят женщины на голове, подкладывая под тяжелую поклажу. Эти подушечки делаются из особого вида травы под названием kaswamang'wadyi. Этимологически это слово про­исходит от ka-swama (прятать) и ng'wadyi (франколин с голой шеей) — птица типа куропатки (ценимая как пища), которая лю­бит прятаться в этой длинной тонкой траве. В охотничьих культах эту траву используют как символ желаемой невидимости охотни­ка, когда он подкрадывается к дичи. Здесь она символизирует по­пытки ведуна скрыть от гадальщика жизненные силы.

Я перевожу текст, полученный мною от гадальщика и объяс­няющий значение подушечки: «Подушечка — знак для гадальщи­ка, чтобы он ничего не забывал, потому что он должен обо всем знать. Ведун или колдун может прибегнуть к магическому средст­ву, чтобы обмануть гадальщика или что-нибудь скрыть от него. Подушечка — магическое средство, чтобы помешать этому, по­скольку она поддерживает бдительность гадальщика, служит ему

473

напоминанием. Трава в ней скручена, подобно попыткам ведуна ввести в заблуждение. Под рамой из трех балок должны пройти клиенты гадальщика, которые невольно могли стать прибежищем для колдовских сил.

Тема, господствующая в ритуале ндембу, — «вынесение на свет того, что сокрыто или неведомо». У этой вариации есть особый смысл: «выявление обмана и тайной злобы». Основная тема «об­наружения скрытого» присутствует во всех культах, предназначен­ных для излечения людей, которых «духи предков» поразили бо­лезнями, расстройствами воспроизводящей сферы или невезени­ем на охоте. Исцеление — прежде всего процесс того, что ндембу называют «сделать известным и видимым», хотя и в символичес­ком облачении; неизвестное и невидимое — агенты бедствия. Ис­целения можно достичь разными способами. Один из них состоит в упоминании имени «духа» («тени») в молитве и заклинании. По верованиям, дух гневается, если его забывают, — и не только сама жертва, но и многие другие родственники. Дух поражает своего живущего родственника, иногда — нанося удар его личным спо­собностям, иногда — его способностям как представителя родовой группы. Если же, однако, предка упоминают и, стало быть, о нем вспоминает много людей, он перестает навлекать бедствия и впредь будет благоволить к своей жертве, которая становится как бы жи­вым памятником ему.

Когда гадальщик сталкивается с ведовством, он пытается вы­явить тайное коварство и злоумышление, чтобы установить лич­ность и мотивы колдунов и ведунов. Цель во многом определяет символику гадания. Оставляя в стороне личную проницательность гадальщика, символы, которыми он пользуется, демонстрируют, что именно ндембу считают стереотипами предательского и зло­козненного поведения. У ндембу есть много типов гадания. Здесь меня занимает лишь один, поскольку он наиболее ярко проявляет стереотипизацию скрытой злобы, как и ряд других свойств симво­лики гадания. Ндембу называют это «гаданием, посредством встря­хивания или подбрасывания (предметов в корзине)». У гадальщи­ка в круглой корзине с крышкой находится около двадцати—трид­цати предметов разных форм, размеров и цветов. Во время гада­ния он кладет эти предметы в круглую открытую корзину... Эти предметы встряхиваются и подбрасываются, так что они образуют кучу в дальнем краю корзины. Гадальщик исследует три или четы­ре верхних предмета — по отдельности, в сочетании и по их отно­сительному месту (высоте) в куче. Прежде чем начать подбрасыва­ние он задает своему аппарату (корзине) вопрос. Затем он трижды совершает подбрасывание, после каждого раза перекладывая не-

474

сколько верхних предметов в низ кучи, прежде чем начать новое подбрасывание. После третьего подбрасывания он задает своим консультантам вопрос, который был задан ему самому, как ут­верждают ндембу, посредством расположения предметов в корзи­не. Если один и тот же предмет три раза подряд оказывается на­верху, то одно из его различных значений признается несомнен­ной частью ответа, который ищет гадальщик. Если определенная комбинация, определенным образом составленная, повторяется трижды, то гадальщик располагает уже большей частью искомого ответа. Личное искусство гадальщика заключается в том, каким образом он приспосабливает свое общее истолкование предметов к данным обстоятельствам. Потому что он обычно имеет дело с груп­пой родственников, которые желают установить, какой именно пре­док, колдун или ведун навлекает болезнь или несчастье на их ро­дича. Ндембу полагают, что колдуны или ведуны могут находиться в самой этой группе. В действительности, как это хорошо извест­но гадальщику, группа часто состоит из соперничающих фракций, одна из которых может извлечь выгоду из смерти больного, если он обладает хорошей должностью или состоянием. Гадальщик дол­жен предусмотрительно оценить соотношение сил между сопер­ничающими фракциями и присутствующими на судебном разби­рательстве. Если это не удавалось и он выносил непопулярный приговор, то ему самому начинала угрожать опасность.

Сама веятельная корзина символизирует отсеивание правды от лжи. Полагают, что гадальщик одержим духом гадальщика-пред­ка, в определенном проявлении известном как Kayong'a. О нем говорят также, как о «человекоубийце», поскольку в результате прорицательского решения могут быть умерщвлены люди. Этот дух Kayong'a заставляет гадальщика дрожать и тем самым трясти корзину. Прежде чем стать гадальщиком, неофит должен быть по­ражен этих духом, который вызывает у него прерывистое, как у астматика, дыхание и заставляет сильно дрожать, когда его обмы­вают магическими снадобьями. Новичка лечит культовая группа во главе со знаменитым гадальщиком. Многие из символов ритуа­ла (посвящения) обозначают «проницательность», «остроту», ко­торую должен выказать гадальщик. Это, например, иглы и бри­твы, которые вкалывают в сердце жертвенного петуха или козла. Говорят, что когда прорицатель дрожит и тяжело дышит, он ощу­щает уколы иглы, которая сама по себе символизирует дух Kayong'a, в своих сердце и печени. После того, как его вылечивают, гадаль-Щик-новичок поступает в ученики к признанному гадальщику, который разъясняет ему значение предметов в корзине. Признан­ный гадальщик подбадривает новичка, понуждая гадать самосто-

475

ятельно, критически анализирует его действия и передает ему часть собственного снаряжения. У меня есть сведения о двадцати вось­ми гадательных предметах, символах, которые охватывают в пол­ном объеме их значений всю печальную историю несчастья, утра­ты и смерти в жизни ндембу, а также низкие, себялюбивые, мсти­тельные мотивы, вызывающие, по верованиям, эти бедствия.

Гадальщик осознает, что прежде всего он действует не от своего собственного имени, а от имени своего общества. Во время гада­ния физиологические стимулы, возбуждаемые барабанным боем и пением, использование архаических вопросно-ответных формул и сосредоточение, которого требует гадательная техника, — все это уводит гадальщика от его собственного «я» и усиливает его интуи­тивное сознание: это человек призвания. Он также соизмеряет свое поведение с идеалами. Как мы видели, символы, которыми он манипулирует, частично обязаны своим значением высокой оцен­ке таких качеств как откровенность, честность и правдивость. Одна из его общепризнанных целей — сделать известным и понятным в сознании индембу то, что неизвестно и непонятно. Его задача от­тесняется предположением, что, пока люди не откроют «перед взо­ром общественности» свою затаенную злобу и ненависть, это чув­ство будет терзать и отравлять жизнь группы. Тени (духи умер­ших) поражают живущих несчастьями, чтобы, пока не поздно, обратить на эти скрытые силы пристальное внимание выведенных из равновесия членов групп. Тогда гадальщик может рекомендо­вать обратиться к культовой ассоциации для исполнения ритуала, который не только излечит данного пациента, но и восстановит равновесие в группе. Однако там, где враждебность приобрела глу­бокий и разъедающий характер, она ассоциируется с летальной силой ведовства. Злобный человек сам по себе становится соци­альной язвой. В этом случае нет нужды пытаться исцелить себя­любивого и завистливого колдуна или ведуна. Он должен быть изгнан, вырван с корнем из группы, чего бы это ни стоило тем его родственникам, которые любят его и зависят от него. Я рад, что по крайней мере некоторые гадальщики убеждены, будто они выпол­няют гражданский долг без страха и без пристрастности. Это се­рьезнейшая ответственность — быть одержимым тенью Kayong'a и стать гадальщиком, поскольку с этих пор человек принадлежит себе не полностью. Он принадлежит обществу, причем обществу в целом, а не той или иной из его подгрупп.

Система значений собственного ритуального символа вытека­ет из неких глубоких и универсальных человеческих нужд и по­буждений и в то же время из универсальной человеческой нормы, котролирующей эти побуждения. С другой стороны, гадательный

476

символ помогает гадальщику решить, что верно и что — неверно, установить невиновность или вину в ситуациях несчастья и про­писать широко известные средства лечения. Его роль — где-то между ролями судьи и ритуального эксперта. Однако в то время как судья доискивается сознательных мотивов, гадальщик зачас­тую пытается обнаружить бессознательные импульсы антисоци­ального поведения. Для этого он столько же пользуется интуи­цией, сколько разумом. Он «нащупывает» стрессы и болевые точ­ки в отношениях, используя свои конфигурации символических предметов, помогающих ему сосредоточиться на выяснении труд­ностей в конфигурациях реальных людей и отношений. Как он, так и эти люди руководствуются аксиоматическими нормами об­щества ндембу. Таким образом, символы, которыми он пользует­ся, не просто экономные средства для целей референции, т.е. «зна­ки», но они обладают также определенными «подсознательными» качествами собственно ритуальных символов. С их помощью он может сказать, например, что тень «навлекла болезнь на свою внуч­ку, поскольку люди такой-то деревни плохо живут друг с другом», или что «человек убил своего брата посредством колдовства, так как хотел стать главой семьи». С их помощью он может предпи­сать меры лечебного ритуала. Однако он не может поставить эм­пирическим причинам социального «раздора» иной диагноз, кро­ме болезни и смерти. Социальные значения и контроль гадальщи­ка ограничены супрасознательными социальными и нравственны­ми силами, а также бессознательными биофизическими силами. И тем не менее гадальные символы столько же близки к «знакам», сколько к юнговским символам, чреватым неизвестным значением.

Гадание как фаза в социальном процессе

Гадание — это фаза в социальном процессе, которая начинает­ся смертью или болезнью человека, или нарушениями в воспроиз­водящей сфере, или же неудачей на охоте. Неофициальное или официальное обсуждение в среде родственников или локальной группе жертвы приводит к решению проконсультироваться с га­дальщиком. Такая консультация, или сеанс, на котором присутст­вуют родственники жертвы и/или соседи, — центральный эпизод. За ним следует лечебное действие согласно вердикту гадальщика, которое может состоять из уничтожения или изгнания колдуна/ ведуна или из исполнения культовыми специалистами ритуала для Умилостивления или экзорцизма особых проявлений «тени», или из применения знахарем или лекарем снадобий по предписанию гадальщика.

477

Смерть, болезнь и неудача обычно приписываются напряжен-ностям, возникающим в локальных родственных группах и выра­жающимся либо в личной злобе, подкрепленной мистической си­лой колдовства или ведовства, либо в верованиях в карательные действия духов предков. Гадальщик пытается вытянуть из своих клиентов ответы, которые предоставили бы ему ключи к текущим напряженностям в их родственных группах. Таким образом, гада­ние становится формой социального анализа, в ходе которого скры­тые конфликты проявляются так, что их можно преодолеть по­средством традиционных и институализированных процедур. В свете этой функции гадания как механизма социального восста­новления следует рассматривать и символику гадания, и социаль­ную композицию его консультативных собраний, и процедуры его дознаний.

Мы всегда должны помнить, что стандарты, с которыми соот­носятся социальная гармония и дисгармония, принадлежат куль­туре ндембу, а не западным общественным наукам. Они принад­лежат обществу, которое, обладая лишь рудиментарной техникой и ограниченными эмпирическими знаниями и возможностями, соответственно обладает низким уровнем контроля над матери­альной средой. Это общество, в высшей степени уязвимое для сти­хийных бедствий — болезней, детской смертности и периодичес­кого голода. Кроме того, его этическими критериями являются критерии общины, состоящей из небольших групп близких родст­венников, объединенных общим местом жительства. Поскольку родство обязывает к совместному проживанию и предоставляет права передачи должности и наследования имущества, то основ­ные проблемы общества ндембу заключаются в поддержании доб­рых отношений между родственниками и в сглаживании конку­ренции и соперничества между ними. Кроме того, поскольку люди несовместимых характеров и темпераментов зачастую обречены на ежедневное общение нормами родства, обязывающими их уважать и поддерживать друг друга, то развивающейся между ними враж­дебности запрещено прямое выражение. Затаенная злоба, по мне­нию ндембу, разгорается и растет. В понятии культуры ндембу эта злоба ассоциируется с мистической силой колдовства/ведовства. Сами ндембу считают зависть, злобу, высокомерие, гневливость, жадность и склонность к воровству причинами разлада в жизни группы. Тем не менее подобные симптомы нарушения человечес­кой природы вытекают из специфической социальной структуры. В своих попытках сгладить пагубные последствия этих «смертных грехов» в социальной жизни ндембу приводят в действие институ-ализированные механизмы восстановления, специально предна-


Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 49; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!