Основные проблемы социологии религии 56 страница

462

Правда, не в повседневности как таковой, а в методически рацио­нализированной повседневной деятельности на службе бога. Рацио­нально поднятая до призвания она стала подтверждением избран­ности к спасению. Секты религиозных виртуозов Запада создали ферменты для методической рационализации жизненного поведе­ния, в том числе хозяйственной деятельности, а не средства для освобождения от бессмысленности мирской жизни, к которому стремились общины верующих в Азии. Между этими двумя полю­сами существовали самые разнообразные переходы и комбинации. Ибо религии, подобно людям, были не искусственно созданными вымыслами; они были историческими образованиями, а не чисто логическими или психологическими конструкциями, лишенными внутренних противоречий. В них часто содержались сочетания мотивов, каждый из которых при последовательном осуществле­нии вступал в противоречие с другими. «Последовательность» была здесь исключением, а не правилом. К тому же пути к спасению и даруемые ими блага также не были психологически однозначны. В обращении к богу раннехристианского монаха или квакера был значительный оттенок созерцательности; однако все содержание их религиозности в целом, прежде всего вера в надмирного бога-творца и характер их уверенности в милости божьей, побуждали их к деятельности. С другой стороны, деятельность была свойст­венна и буддийскому монаху, только она была лишена всякой свя­зи с мирской рационализацией, будучи ориентирована на осво­бождение от «колеса» перерождений. Аналогом сектантов и дру­гих братств средневекового Запада, способствовавших проникно­вению религии в повседневную жизнь, может служить ислам с его еще более универсальными братствами; и типичный для религии слой был в обоих одинаков — низший слой горожан, в частности ремесленники; но дух этих религий был совершенно различным. По своим внешним признакам многочисленные индуистские об-щины могут казаться такими же «сектами», как секты Запада, од­нако характер спасения и средства его достижения радикально про­тивоположны. Этими примерами мы здесь ограничимся. Из них невозможно создать иерархический ряд типов, каждый из которых служил бы по отношению к предыдущему новой «ступенью». Все они — исторические индивидуумы2, чрезвычайно сложные по свое-

2 Исторический индивидуум — понятие Баденской школы (Виндельбаид. Риккерт), связанное с идеографическим (индивидуализирующим) методом, применяемым в науке о культуре. Согласно этому методу исторические явления, «соотнесенные с ценностью», изучаются в их индивидуальной особенности (в отличие от наук о природе, где с помощью генерализирующего метода изучаются °6щие закономерности).

463

му характеру, и составляют в своей совокупности лишь часть воз­можных комбинаций, которые можно было бы мысленно создать из многочисленных присущих им свойств.

Следовательно, речь здесь идет отнюдь не о систематической «типологии» религий, но и не о чисто историческом исследова­нии. «Типологична» данная работа постольку, поскольку в ней рассматривается то, что типически важно в исторической реаль­ности этих различных религий для связи с противоположностями экономического этноса. Автор не предполагает дать законченную характеристику рассматриваемых религий; цель состоит в том, что­бы подчеркнуть те их черты, которые присущи одним религиям и находятся в противоречии с другими и одновременно важны для устанавливаемых здесь взаимосвязей...

Но и важные для хозяйственной этики черты религий интере­суют нас с определенной точки зрения, а именно по их отноше­нию к экономическому рационализму, причем, поскольку и это понятие неоднозначно, к экономическому рационализму того типа, который стал господствовать на Западе с XVI и XVII в. в качестве компонента укоренившейся там буржуазной рационализации жиз­ни. Следует еще раз напомнить, что «рационализм» может быть очень различен по своему характеру в зависимости от того, имеет­ся ли в виду все большее теоретическое овладение реальностью посредством все более точных абстрактных понятий или рациона­лизации в смысле методического достижения определенной прак­тической цели путем все более точного исчисления адекватных для этого средств. Это совершенно разные вещи, несмотря на то, что в конечном счете они связаны друг с другом. Рационализация жизненного поведения, с которой мы здесь имеем дело, может принимать самые различные формы. Конфуцианство по отсутст­вию всякой метафизики и обычных проявлений религиозности настолько рационально, что находится на границе того, что вооб­ще еще может именоваться «религиозной этикой», и настолько трезво в смысле отказа от всех неутилитарных мерок, как ни одна другая этическая система, кроме разве что системы И. Бентама. Вместе с тем оно резко отличается от всех видов практического рационализма Запада, несмотря на ряд действительных и мнимых аналогий. «Рационален» в смысле веры в некий значимый «канон» был высший художественный идеал Возрождения, рационалистично по своему отказу от всех уз традиции и вере в силу naluralis ratio (естественного разума — лат.) и мировоззрение этого периода, несмотря на ряд элементов платонизирующей мистики. В совер­шенно ином смысле «рациональными» по своей «планомерности» были методы умерщвления плоти, магической аскезы или созер-

464

цания в их наиболее последовательных формах, таких, как йога и манипуляции позднего буддизма. «Рациональны» — отчасти в том же смысле формальной методики, отчасти по своему отделению нормативно «значимого» от эмпирически данного — вообще все виды практической этики, ориентированные на незыблемую цель спасения. Именно этот тип рационализации интересует нас здесь... Для понимания этих процессов рационализации необходимо отказаться от «историчности», т.е. изобразить этику отдельных религий более единой в ее систематичности, чем она действитель­но могла когда-либо быть в процессе своего развития. Оставлены в стороне и противоположности внутри отдельных религий с тем, чтобы дать важные с этой точки зрения черты в большей логичес­кой завершенности, чем они когда-либо существовали. Такое уп­рощение можно было бы считать исторически «неверным», если бы оно производилось произвольно. Однако этого автор стремил­ся избежать. В каждой данной религии подчеркивались те свойст­ва, которые были решающими для формирования практического жизненного поведения ее последователей и отличали ее от других. И, наконец, несколько замечаний для пояснения терминоло­гических особенностей изложения.

Религиозные объединения и сообщества на стадии своего пол­ного развития относятся к союзам господства: они являются иеро-кратическими союзами, т.е. такими, власть которых основана на монополии дарования спасения или отказа в нем. Все господству­ющие власти, светские и религиозные, политические и неполити­ческие, можно рассматривать как варианты нескольких чистых типов, конструируемых соответственно той основе легитимности, на которую притязает власть. Союзы наших дней, прежде всего политические, относятся к типу «легального» господства. Распо­ряжения обладателя власти основаны не на личном авторитете, а на безличной норме, и самый факт их является в свою очередь следованием норме, а не свободой произвола, снисхождением или привилегией... «Компетенция», ограниченная область возможных объектов, на которые распространяются распоряжения, составля­ет сферу законной власти... То же происходит в современном прак­тическом союзе — в церкви. Священник обладает определенной «компетенцией», установленной правилами. Это относится и к главе Церкви: в настоящее время «непогрешимость» — понятие компе­тенции, по своему смыслу отличное от того, что было прежде (еще в понтификат Иннокентия III). Разделение «служебной» сферы и сферы «частной» здесь такое же, как у любого чиновника. Юриди­ческое «отделение» чиновника от средств управления (в натураль­ной или денежной форме) в сфере политических и иерократичес-

465

ких союзов проведено совершенно так же, как «отделение» рабо­чего от средств производства в капиталистическом хозяйстве. В своем полном развитии это явление специфически современно. В прошлом источники легитимного господства были иными; остат­ки их, впрочем, постоянно встречаются и теперь. Мы остановим­ся на их терминологическом значении.

1. «Под «харизмой» в данном изложении понимаются внепов-седнввные качества человека (независимо от того, действительные они, мнимые или предположительные). Под харизматическим ав­торитетом, следовательно, — господство (внешнего или внутрен­него характера) над людьми, которые подчиняются ему вследст­вие веры в наличие этих качеств у определенного лица. К подоб­ному типу обладателей харизмы относятся: колдун, пророк, пред­водитель на охоте, в походах за военной добычей, вождь, так на­зываемый властелин «цезаристского» типа, при известных обстоя­тельствах — глава партии. Легитимность их власти основана на вере в необычное, в свойства, превосходящие обычные, присущие людям качества, на ранней стадии воспринимаемые как сверхъес­тественные. Другими словами, на вере в откровение или в героя, источником авторитета которого служит «подтверждение» его ха­ризматических качеств чудесами, победами и другими удачами — благополучием тех, кто ему подчиняется; как только эта способ­ность не подтверждается и обладатель харизмы оказывается ли­шен своей магической силы или бога, вера в него и основанный на этой вере авторитет исчезают или колеблются. Господство осу­ществляется не на основе общих традиций или рациональных норм, но — в принципе — в соответствии с конкретным откровением, и в этом смысле оно иррационально. Оно «революционно» в том смысле, что совершенно не связано с установлениями: «Написа­но — но я говорю вам!..»

2. Традиционализмом в данной работе называется установка на повседневно привычное и веру в него как в непререкаемую норму поведения, а традиционным авторитетом — господство, основан­ное на том, что действительно или предположительно существо­вало всегда. Наиболее значительным видом господства, основан­ном на традиционалистском авторитете, является патриархальная власть: отца семейства, мужа, старшего в семье или роде — над членами семьи или рода, господина или патрона — над крепост­ными — зависимыми, вольноотпущенниками, хозяина — над слу­гами, князя — над должностными лицами, министериалами, вас­салами, властителя — над «подданными». Патриархальному (и пат­римониальному как его разновидности) господству свойственно, что наряду с системой непреложных, священных норм, наруше-

466

ние которых влечет за собой дурные магические или религиозные последствия, действуют свободный произвол и милость господи­на, в принципе чисто «личного» характера и поэтому «иррацио­нальные».

3. Харизматическая власть и власть традиционалистская (пат­риархальная) охватывают в прошлом наиболее существенные от­ношения господства—подчинения. «Новое» право может привнес­ти в сферу установленного традицией лишь обладатель харизмы; оно утверждается прорицаниями пророков или предписаниями военных вождей. Откровение и меч, выходя за рамки повседнев­ности, вводили новые отношения. Однако, совершив свое предна­значение, оба они попадали под власть повседневности. После смер­ти пророка или военного предводителя возникал вопрос о преем­нике. Решение этого вопроса приводило к возникновению правил. С этого начинается процесс традиционализации господства. И что, может быть, еще более важно — с организацией господства ок­ружающие харизматического властителя люди также попадали под власть повседневности: его ученики, апостолы, последователи ста­новятся священниками, вассалами, прежде всего — должностны­ми лицами. Община, первоначально существовавшая на дарения, подаяния, военную добычу, превращается в группу помощников господина, пользующихся определенными доходами и основываю­щих свою законную власть на предоставленных им лене, аренде, должности. Получивший определенную должность человек, как правило, обретал вместе с ней и право на нее. Он владеет средст­вами управления, подобно тому, как ремесленник владеет средст­вами производства. Из своих доходов он оплачивает издержки уп­равления или отдает господину только часть доходов, оставляя остальное себе. В ряде случаев должность может стать наследст­венной и отчуждаемой подобно любой другой собственности. В сословном патримониализме развитие достигло этой стадии, от­правляясь от харизматической или патриархальной власти посред­ством апроприации прав господства.

Однако на этом процесс останавливается редко. Повсюду идет борьба политических и иерократических властителей с узурпатора­ми прав господства. В зависимости от того, обладает ли правитель достаточным количеством зависящих от него и связанных с ним общим интересом чиновников и действенными средствами управ­ления, борьба решается в его пользу или в пользу обладающих сословными привилегиями. Исторически характер слоя должност­ных лиц, на которых правитель опирался в своей борьбе с сосло­виями, был весьма различен; в Азии и на Западе в раннем средне­вековье это были клирики, в Передней Азии — рабы и клиенты, в

467

Риме — отчасти вольноотпущенники, в Китае — образованные интеллектуалы и, наконец, на Западе в новое время (как в церкви, так и в политических союзах) — юристы. Победа правительствен­ной власти и экспроприация обладателей частных прав если не всегда обеспечивала действительное проведение рационализации управления, то во всяком случае предоставляла возможность для этого. Однако происходило это в самой различной степени и в различном смысле. Прежде всего следует различать материальную рационализацию отправления правосудия патримониальным влас­тителем, стремящимся осчастливить своих подданных в утилитар­ном и социально-этическом отношении, подобно тому, как это делает глава семьи, от формальной рационализации, проводимой образованными юристами посредством установления общих для всех «государственных подданных» правовых норм. Как ни размы­ты границы между той и другой (например, в Вавилоне, в Сили­ции при Штауфенах, в Англии при Стюартах, во Франции в прав­ление Бурбонов), разница, безусловно, существует. И возникнове­ние современного западного «государства», как и западных цер­квей, было в значительной степени делом юристов.

С победой формалистического юридического рационализма на Западе наряду с прежними видами господства появился тип ле­гального господства, основной, хотя и не единственной разновид­ностью которого было и есть бюрократическое господство. Решаю­щим признаком его является то, что подчинение теперь основано не на преданности харизматической личности пророку или герою или освященной традицией личности властителя, но на лишен­ном личного характера объективном «служебном долге», который, как и право на власть, определен посредством рационально уста­новленных норм (законов, предписаний, правил) таким образом, что легитимность господства находит свое выражение в легальнос­ти общих, целенаправленно продуманных, корректно сформули­рованных и обнародованных правил...

Данная типология и принятая здесь терминология отнюдь не претендуют на то, чтобы быть единственно возможными, и тем более на то, чтобы все эмпирические виды господства полностью соответствовали тому или иному «чистому» типу. Напротив, по­давляющее большинство их представляет собой комбинацию не­скольких типов или переходное состояние между ними... Таким образом, принятая здесь терминология рассматривается только как средство создать определенные опорные точки для понятийной ориентации в исследовании бесконечного многообразия истори­ческих явлений.

Раздел пятый РЕЛИГИЯ И КУЛЬТУРА

1. СВЯЩЕННЫЕ ОБЪЕКТЫ КАК СИМВОЛЫ

Э. Дюркгейм*

...Коллективные представления очень часто наделяют вещи, к которым они относятся, качествами, которые вовсе не существу­ют в такой форме или в такой степени. Из самого обыкновенного объекта они могут сделать могущественное священное существо.

Хотя силы, которые были созданы таким образом, чисто иде­альны, они действуют так, как если бы были реальными; они де­терминируют поведение человека с той же степенью необходи­мости и физического принуждения, что и реальные объекты. Аран-да1, который соприкасался со своей чурингой, чувствует себя бо­лее сильным; он действительно сильнее. Если он съел мясо жи­вотного, пусть совершенно здорового, но запретного для него, он будет чувствовать себя больным и может от этого умереть. Конеч­но, солдат, который погибает, защищая свое знамя, жертвует со­бой не во имя куска ткани. Все это происходит потому, что со­циальное мышление в результате заключенного в нем императив­ного авторитета имеет силу, которой индивидуальное мышление никогда не может обладать; эта сила, которую социальное мыш­ление имеет над нашей индивидуальной мыслью, может заста­вить нас видеть вещи в угодном ему свете; в зависимости от об­стоятельств оно нечто добавляет реальности или из нее дедуци­рует. Есть, таким образом, в сущем такая часть его, к которой почти буквально применима формула идеализма: это социальное Царство. Здесь больше, чем где бы то ни было, идея есть реаль-

* Durkheim E. Elementary Forms of the Religions Life. Glencoe, 1954. P. 228-229/ Пер. В.И. Гараджи.

1 Название одного из племен австралийских аборигенов.

469

ность. Конечно, и в этом случае идеализм не является истиной без поправок. Мы никогда не можем избежать дуализма нашей при­роды и полностью освободиться от физической необходимости: чтобы выразить самим себе наши собственные идеи; необходимо, как это было показано выше, чтобы мы привязывали их к опре­деленным вещам, которые их символизируют. Однако здесь эта часть дела сведена к минимуму. Объект, служащий опорой идеи, есть нечто несущественное в сравнении с идеальной суперструк­турой, за пределами которой она исчезает, и таким образом в суперструктуре сам по себе объект есть ничто. Это то, что мы находим и воспринимаем как нечто псевдобредовое на дне мно­гих коллективных представлений: но оно является лишь формой этого эссенциального идеализма. Не следует называть это бре­дом, такая объективация идей основывается не на природе мате­риальных вещей, в которые они себя размещают, но на природе общества.

Мы можем теперь понять, каким образом тотемические прин­ципы, и вообще все религиозные силы, обретают существование вне объекта, в котором они пребывают. Это происходит потому, что идея о них никоим образом не возникает из восприятия не­посредственно этих вещей нашими чувствами или разумом. Ре­лигиозные силы суть только представления, инспирируемые груп­пой у ее членов, но проектируемые вовне сознанием, их воспри­нимающим, и объективируемые. Будучи объективированными, они привязываются к какому-то объекту, фиксируются в этом объек­те, который становится священным; дело в том, что эту функцию могут выполнять любые объекты. В принципе, не существует та­ких, которые были бы по своей природе предназначены для это­го, так что при этом бы исключались все остальные; и нет ника­ких других, следовательно, для которых это с необходимостью было бы невозможно2. Все зависит от обстоятельств, в силу кото­рых представления, создающие религиозные идеи, устанавливают и выражают себя здесь или там, в этом месте или в каком-то другом. Поэтому священный характер, которым наделяется ка­кой-то объект, не является чем-то таким, что ему самому внут­ренне присуще: он им наделяется. Мир религиозных вещей не образует особого аспекта эмпирически данной природы; он над­строен над ним.

2. РОЛЬ ГАДАНИЯ В СОЦИАЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ

В- ТэРНвР*                         ; '  ''Ш>.и

У.'.РШ!

Постоянная действенность ритуальных символов

Если сравнить, то обнаружатся замечательные сходства между символами, используемыми в ритуале во всех районах Африки юж­нее Сахары, несмотря на различия в космополитических тонкостях.

Одни и те же идеи, аналогии и способы ассоциации лежат в основе формирования символа и обращения с ним — от реки Се­негал до мыса Доброй Надежды. Одни и те же представления о силах господствуют в королевствах и пастушеских племенах.

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 58; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!