Основные проблемы социологии религии 51 страница

Относительно различных путей разделения магии и религии я приведу еще лишь одно суждение. Согласно профессору Мали­новскому, обряд, является магическим, если «он имеет определен­ную практическую цель, которая известна всем его практикую­щим и о которой можно легко узнать у любого местного инфор­манта, тогда как религиозный обряд, если он является просто

422

экспрессивным и не имеет цели, содержит не представление о пос­ледующем завершении, но заключает конец в себе самом. Труд­ность применения этого критерия связана с неопределенностью того, что означает «определенная практическая цель». Если речь идет о том, чтобы избежать неудачи как результата рассыпанной соли, то практическая цель представляется не очень определенно. Стремление нравиться Богу во всех наших действиях и таким об­разом избежать пребывания в Чистилище является, возможно, до­статочно определенным, но профессор Малиновский может не признать его практическим. Что могли бы мы сказать относитель­но стремления полинезийцев избежать болезни и возможной смер­ти, которое, по их разумению, может осуществиться при условии, что они не будут дотрагиваться до вождей, трупов и новорожден­ных младенцев?

Полагая, что здесь мы имеем дело с отсутствием согласия в дефинициях магии и религии и сущности различий между ними, и полагая, что во многих случаях отнесение нами конкретных обря­дов к магическим или религиозным зависит от того, какую из пред­ложенных дефиниций мы избираем, можно заключить следующее: логически оправдан на нынешней стадии развития антропологи­ческого знания подход, состоящий в том, чтобы избегать, насколько это возможно, употребления терминов в постановке вопросов, пока относительно этих терминов не достигнуто общее согласие. Ко­нечно, предложенные Дюркгеймом, Фрэзером и Малиновским дис-тинкции могут представлять теоретический интерес даже в том случае, если их трудно применять в качестве универсальных. Ко­нечно, существует, следовательно, необходимость в систематичес­кой классификации обрядов, но удовлетворительная классифика­ция должна быть достаточно сложной и простая дихотомия между магией и религией не может продвинуть нас достаточно далеко.

Другое различие, которое мы осуществляем в области ритуаль­ных запретов в нашем собственном обществе, — это различие между священным и нечистым. К определенным вещам должно отно­ситься с уважением потому, что они являются священными, к дру­гим — потому что они являются нечистыми. Однако, как уже по­казали Робертсон Смит и сэр Джеймс Фрэзер, существует много обществ, в которых это различение совершенно неизвестно. Поли­незийцы, например, не рассматривают вождя или храм как свя­щенное, а труп — как нечистое. Они все это рассматривают как опасные вещи. Один пример, относящийся к Гавайям, чтобы про­иллюстрировать это фундаментальное тождество святости и не­чистоты. Там, в прежние времена, если обычный человек совер­шал инцест со своей сестрой, он становился капу (гавайская фор-

423

ма табу). Его присутствие было крайне опасным для всей общины, и так как он не мог очиститься, он должен был быть убит. Но если вождь высокого ранга, который в силу своего ранга был, конечно, священным (капу), женился на своей сестре, то он становился еще более священным. Высшая святость или неприкасаемость призна­валась за вождем, рожденным от брата и сестры, которые в свою очередь были детьми брата и сестры. Святость такого вождя и не­чистота индивида, приговоренного за инцест к смерти, имеют один и тот же источник и представляют собой одно и то же. Они обо­значаются одним и тем же словом — капу.

Изучая более простые общества, мы должны тщательно избе­гать _ это очень существенно — того, чтобы думать о его идеях и поведении в терминах наших собственных идей о святости и не­чистоте. Так как многие сталкиваются с этой трудностью, жела­тельно иметь термины, которые мы могли бы использовать, не допуская такой многозначности. Дюркгейм и другие использовали слово «сакральный» как термин, включающий оба значения — свя­щенного и нечистого. Это легче сделать во французском языке, чем в английском, и это имеет некоторое оправдание в том, что латинское слово sacer применялось к священным вещам, таким, как боги, а также отвратительным вещам, например к преступни­ку. Но здесь выявляется тенденция к тому, чтобы отождествить сакральное со священным. Я думаю, достичь ясности помогло бы использование таких терминов, которые охватывали бы широкий круг явлений, но не имели бы нежелательных дополнительных значений. Я рискну предложить термин «ритуальные ценности».

Все — личность, материальная вещь, место, слово или имя, случай или событие, день недели или время года — все, что явля­ется объектом ритуального запрета или табу, может быть признано имеющим ритуальную ценность. Так, в Полинезии вождь, трупы и новорожденные младенцы имеют ритуальную ценность. Для не­которых людей в Англии соль имеет ритуальную ценность. Для христиан воскресные дни и божественная пятница имеют риту­альную ценность, а для иудеев — все субботы и День искупления. Ритуальные ценности, экспонированные в поведении, приспосаб­ливались к соответствующим объектам или случаям. Ритуальные ценности проявляются'не только в негативных, но и в позитивных ритуалах, будучи связаны как с объектами, на которые направле­ны позитивные обряды, так и с объектами, словами или местами, используемыми в обрядах. Большой класс позитивных обрядов, таких как обряды посвящения или освящения, имеет целью вло­жение в объект ритуальной ценности. Можно отметить, что в об­щем все, что имеет ценность в позитивном ритуале, является так-

424

I

же ценностью в определенного рода запретительных ритуалах или, по крайней мере, в ритуалах почитания.

Слово «ценность», как я его использую, всегда отсылает к от­ношению между субъектом и объектом. Это может быть отноше­ние двоякое: либо объект представляет ценность для субъекта, либо субъект имеет в объекте какую-то заинтереснованность, объект представляет собой для него определенный интерес. Мы можем использовать этот термин, имея в виду любой акт в поведении по отношению к объекту. Это отношение проявляется в поведении и определяет его. Слова «интерес» и «ценность» представляют собой удобные сокращения, с помощью которых мы можем описать ре­альность, состоящую из актов поведения, и фактически сущест­вующие отношения между субъектами и объектами, в которых эти акты имеются. Если Джек любит Юлию, то Юлия для Джека име­ет ценность любимого объекта и по отношению к Юлии Джек имеет легко определяемый интерес. Если я голоден, то проявляю интерес к пище и хорошая еда представляет для меня непосред­ственную ценность, которую она не имеет в другое время. Моя зубная боль имеет для меня ценность, которую она не представля­ет в другое время. Зубная боль представляет для меня ценность как нечто, к чему я имею интерес, когда спешу как можно быстрее от нее избавиться.

Социальную систему можно представить себе и изучать как систему ценностей. Общество состоит из определенного числа индивидов, связанных между собой сетью социальных отношений. Социальное отношение существует между двумя или большим числом персон, и в нем осуществляется некоторая гармонизация их индивидуальных интересов посредством их конвергенции или ограничения и регулирования дивергентных интересов. Интерес — это всегда индивидуальный интерес. Два индивида могут иметь сходные интересы. Сходные интересы сами по себе не конституи­руют социальное отношение: две собаки могут иметь сходный ин­терес к одной и той же кости, и результатом может быть то, что собаки перегрызутся. Но общество не может существовать, не имея основы для надежного измерения сходства интересов его членов. Если это выразить в терминах ценности, то можно сказать, что первым необходимым условием существования общества является согласие индивидуальных членов в каком-то измерении ценнос­тей, которое они признают.

Каждое конкретное общество характеризуется определенным набором ценностей: моральных, эстетических, экономических и т.д. В простом обществе существует значительная степень согла­сия между членами в их оценках, хотя согласие, конечно, никогда

425

не является абсолютным. В сложном современном обществе мы обнаруживаем гораздо больше несогласия, если мы рассматрива­ем общество как целое, однако среди членов групп или классов, в обществе существующих, мы можем найти большую степень со­гласия.

Поскольку определенная степень согласия относительно цен­ностей, сходство интересов являются предпосылкой социальной системы, социальные отношения сложнее этих последних. Они предполагают существование общих интересов и социальных цен­ностей. Если две или большее число персон имеют общий интерес к одному и тому же объекту и осознают общность своего интереса, то социальное отношение установлено. Оно создает на какой-то момент или на продолжительный период ассоциацию, и об объек­те можно сказать, что он имеет социальную ценность. Для мужчи­ны и его жены рождение ребенка, сам ребенок и его благополучие и счастье или его смерть составляют объект общего интереса, ко­торый связывает их воедино, и таким образом они создают ассо­циацию из двух членов, которая имеет общую социальную цен­ность. Исходя из этого определения социальной ценностью для ассоциации индивидов может быть только некий объект. В про­стейшем допустимом случае мы имеем отношение триады: субъ­ект I и субъект II одинаково заинтересованы в каком-то объекте, и каждый из субъектов имеет интерес в отношении другого или по крайней мере — в поведении этого другого, и именно поведения, направленного на этот объект. Чтобы избежать затруднительных ситуаций, удобно говорить об объекте как имеющем социальную ценность для всех субъектов, включенных в данное отношение, но следует помнить, что это — свободное допущение.

Возможно, во избежание недоразумения необходимо добавить, что социальная система также предполагает, что персона должна быть объектом интереса для других персон. В отношениях дружбы или любви каждая из двух персон является ценностью для другой. В определенного рода группах каждый член — объект интереса для всех других и каждый член представляет собой поэтому соци­альную ценность для группы как целого. Далее, поскольку нега­тивные ценности существуют наравне с позитивными, индивиды могут быть объединены или ассоциированы именно на основе их антагонизма другим индивидам. Для членов антикоминтерновского пакета Коминтерн имел специфическую социальную ценность.

Среди членов общества мы находим определенную степень согласия относительно ритуальной ценности, которую они прида­ют объектам разного рода. Мы уже видели, что большинство этих ритуальных ценностей суть социальные ценности, как они опре-

426

делены выше. Таким образом, для местного тотемического клана в Австралии тотем — центр, некий естественный вид ассоциируется с ним самим, т.е. тотемом, и мифы и обряды, вдобавок к этому относящиеся к нему, имеют специфическую социальную ценность для клана; общий интерес, сконцентрированный в нем, связывает индивидов вместе в прочную и постоянную ассоциацию.

Ритуальные ценности существуют во всех известных общест­вах и демонстрируют огромное расхождение при переходе от одного общества к другому. Проблема естественной науки об обществе (это то, что я, например, называю социальной антропологией) за­ключается в открытии более глубоких, не сразу обнаруживаемых, лежащих за поверхностными различиями единообразий. Это, ко­нечно, весьма сложный комплекс проблем, требующий продолже­ния начатых сэром Джеймсом Фрэзером и другими исследований, в которые многие на протяжении долгих лет внесли свой вклад. Конечная цель, как я полагаю, состоит в том, чтобы найти какой-то относительно адекватный ответ на вопрос, каково отношение ритуала и ритуальных ценностей к существенной основе челове­ческого общества. Особенность подхода, выбранного мною и обеща­ющего, как я надеюсь, успех, — включать в самые различные со­циальные исследования настолько, насколько это возможно, во­прос об отношении ритуальных ценностей к другим ценностям, включая моральные и эстетические ценности. В данной лекции, однако, представлена лишь одна небольшая часть этого исследо­вания, которая будет, на мой взгляд, вам интересна, — вопрос об отношении между ритуальными ценностями и ценностями соци­альными.

Один из подходов к изучению ритуала — рассмотрение целей или причин обрядов. Если обратиться к литературе по антрополо­гии, то легко увидеть, что этот подход используется весьма часто. Это наименее продуктивный подход, хотя он в наибольшей мере отвечает здравому смыслу. Иногда цель обряда очевидна, или при­чиной может быть добровольное установление тех, кто его прак­тикует. Иногда бывает так, что когда антрополог ищет причину, он обнаруживает, что разные информанты называют разные при­чины. То, что в основе своей является одним и тем же обрядом1 в Двух разных обществах, может иметь в одном из них иные цели и причины, нежели в другом. Причины обычаев, которые называют члены данной общности, для антрополога представляют важные Данные. Но было бы прискорбной ошибкой полагать, что они дают Действительно объяснение этих обычаев. Для антрополога совер­шенно непростительно, если он не умеет рассматривать то, что люди сами думают о причинах своего поведения, с позиций по-

427

нимания целей или причин, исходя из своего собственного взгля­да на мотивы, которыми руководствуется человек. Я бы мог при­вести множество примеров на этот счет из литературы по антро­пологии, но я предпочитаю иллюстрировать свою точку зрения одним анекдотом.

Житель Квинсленда встречает китайца, который тащит чашу с вареным рисом к тому месту, где была могила его брата. Австра­лиец в шутливом тоне спрашивает, не думает ли китаец, что его брат придет и съест рис. И получает ответ: «Нет! Мы предлагаем рис как выражение нашей дружбы и любви. Но если Вы об этом говорите, то, как я полагаю, вы в этой стране сажаете цветы на могилах ваших умерших, веря, что они будут наслаждаться, рас­сматривая их и вдыхая их аромат».

Насколько это касается ритуальных запретов, представление об их причинах может сильно меняться от весьма неопределен­ных идей типа неудачи или болезни, без определения более точ­ного, со ссылкой на кого-то нарушившего табу и пострадавшего в результате, до веры, что нечто невидимое порождает совершен­но специфические и нежелательные последствия. Так, в Австра­лии один абориген говорил мне, что если он решался заговорить с женщиной, которая была ему тещей, его волосы начинали се­деть'.

Очень распространенная тенденция в объяснении ритуальных действий заключается в ссылке на их цель, эта тенденция являет­ся результатом ложного использования того, что можно назвать техническим действием. В любой технической активности пра­вильное определение цели любого отдельного действия или серии действий дает само по себе адекватное объяснение. Но ритуаль­ное действие отличается от технического действия тем, что в лю­бом случае, всегда включает в себя какой-то экспрессивный или символический элемент.

Второй подход к изучению ритуала состоит поэтому в исполь­зовании не цели или причины, но — его значения. Я использую здесь слова символ и значение как совпадающие. Все, что имеет

1 В том случае, если возникнет мысль, что здесь речь идет о неадекватном сверхъестественном наказании за серьезное нарушение правил поведения, будет уместно дать краткое пояснение. Волосы седеют с возрастом, и седина ассоциируется часто с потерей сексуальной потенции. Это означает, таким образом, преждевременную старость с ее утратами, но без утрат такого рода седина может сопутствовать возрасту человека, который не соблюдал правила запрета. В то же время, если у человека седые волосы и мать его жены миновала возраст, в котором рожают детей, табу смягчается, и родственники могут говорить друг с другом, если хотят.

428

значение, является символом, и значение чего бы то ни было вы­ражается в символе.

Каким образом, однако, должны мы постигать значения? Они не лежат на поверхности. Есть некое чувство, с помощью которого люди всегда знают значение своего собственного символа, но, уз­навая его интуитивно, они редко могут выразить свое понимание словами. Значит ли это, что мы должны свести свою задачу к уга­дыванию значений, как это делают некоторые антропологи, зани­маясь угадыванием целей и причин? Я думаю, нет. До тех пор, пока мы занимаемся угадыванием, не может быть социальной ан­тропологии в качестве науки. Я уверен, существуют методы опре­деления с высокой степенью достоверности значения обрядов и других символов.

Существует еще и третий подход к исследованию обрядов. Мы можем проследить результаты обряда — не те результаты, которые ожидают получить люди, их практикующие, но действительно имеющие место последствия. Обряд непосредственно или прямо воздействует на индивидов, так или иначе в нем участвующих, и результат этого воздействия мы можем обозначить, за недостатком другого термина, психологическим эффектом. Но это эффект, вто­ричный по отношению к социальной структуре, т.е. сети социаль­ных отношений, связывающих индивидов воедино в некоем по­рядке жизни, воздействие на которые мы можем назвать социаль­ным эффектом. Для определения психологического эффекта об­ряда мы можем довольствоваться раскрытием его психологичес­кой функции; для выяснения его социального эффекта мы долж­ны понять его социальную функцию. Ясно, что невозможно рас­крыть социальную функцию обряда, не вникая в его обычный или / усредненный психологический эффект. В то же время возможно обсуждать психологический эффект, более или менее игнорируя более отдаленный социологический эффект, и именно так часто и происходит в так называемой функциональной антропологии.

Предположим, что мы хотим исследовать в австралийской трибе тотемные обряды, широко распространенные на большей части континента. Цель этих обрядов, которую преследуют сами тузем­цы, заключается в том, чтобы возобновить или поддержать те или иные «составные части» природы, такие как виды животных или растений, или дождь, или теплую либо холодную погоду. Имея в виду эту цель, мы должны — исходя из нашей точки зрения — сказать, что туземцы ошибаются, что обряды не выполняют, не Делают того, что они должны делать, согласно их верованиям. Церемония вызывания дождя не вызывает его в действительности. Представление о том, что обряды осуществляют поставленную цель,

429

достигают ее, основывается на ложной вере. Я не верю, что пред­ставляют какую-либо научную ценность попытки объяснения, ос­новывающиеся на ложной посылке.

Нетрудно увидеть, что обряды символичны и мы можем поэто­му исследовать их значение. Для этого необходимо рассмотреть достаточное их число, и мы обнаружим, что существует некая ос­нова в виде ритуальных идиом, с какими-то местными вариация­ми распространенная от западного побережья континента до вос­точного. Поскольку каждый обряд имеет связанный с ним миф, мы можем подобным образом исследовать значение мифа. В итоге мы обнаружим, что значение любого в отдельности взятого обряда становится ясным в свете космологии, главного содержания идей и верований относительно природы и человеческого общества, которые в самых общих своих чертах распространены во всех ав­стралийских трибах.

Непосредственный психологический эффект обряда может быть установлен посредством наблюдения и разговора с его исполни­телями. Конечно, в их сознании живет мнимая цель обряда, но наряду с ней сложное переплетение космологических верований, ссылка на которые дает обряду значение. Ясно, что индивид, со­вершающий обряд, даже если он, как это иногда случается, один, получает от этого определенное чувство удовлетворения, но было бы неправильно полагать, что это происходит просто потому, что он верит, что он помог создать более обильный запас пищи для себя и для своих собратьев — членов трибы. Его удовлетворе­ние — в исполненной ритуальной обязанности, мы можем ска­зать — религиозного долга. Если выразить своими словами, исхо-\ дя из собственных наблюдений то, что может чувствовать тузе­мец, то я сказал бы, что исполнением обряда он вносит свой не­большой вклад, который является одновременно и его привиле­гией, и его обязанностью, вклад в поддержание того порядка в универсуме, во взаимозависимости с которым находится человек и природа. Удовлетворение, которое он получает от выполненно­го обряда, представляет для него специфическую ценность. В ряде случаев, когда я познакомился с живущими еще членами тотеми-ческих групп, которые продолжают исполнять тотемические об­ряды для себя, это удовлетворение представляло собой единст­венный мотив их действий.

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 46; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!