Основные проблемы социологии религии 11 страница

98

роны, осознание «мы», внутренняя раскрытость человеческой души в отношении к «соседу», «ближнему» сама по себе есть уже ее раскрытость в отношении целого и определяющего его глубочай­шего мистического единства и испытывается как таковая.

Любовь к Богу и любовь к человеку, связь с Богом и связь с человеком — как бы часто они эмпирически ни расходились меж­ду собой и ни были возможны одна вне сознания другой — в своей основе суть одно и то же чувство, одно и то же онтологическое отношение. Древнее изречение христианского мудреца аввы До-рофея, что люди, подобно точкам внутри круга, тем ближе друг к другу, чем ближе они к центру круга — Богу, есть не просто благо­честивое назидание, а совершенно точное выражение онтологи­ческого соотношения. Логически оно может быть выражено в по­ложении, что связь между отдельными членами целого и связь членов целого с единством, лежащим в основе целого и его кон­ституирующим, суть лишь соотносительные моменты единого он­тологического отношения.

Но из этого следует также, что те два конституирующих обще­ственную жизнь начала, которые мы в предыдущих главах рас­сматривали как два отдельных и различных начала — общество как многоединство и общество как духовная жизнь и осуществле­ние правды — суть также лишь два соотносительных и взаимно связанных между собой момента одного объемлющего их цельно­го начала. Та правда, к осуществлению которой стремится человек так, что это стремление образует, как мы видели, существенный признак общественной жизни как духовной жизни в отличие от эмпирически натурального бытия, — эта правда по своему содер­жанию есть полная, свободная и потому блаженная жизнь; а такая жизнь есть не что иное, как осуществление всеединства, — жизнь, в которой ничто не остается для нас внешним и потому враждеб­ным нам и нас стесняющим, а все дано нам изнутри, пронизывает нас и внутренне соучаствует в нас, как и мы в нем. И, с другой стороны, соборность, внутреннее единство «мы», в свою очередь, конституирующее общественное бытие, по самому существу свое­му потенциально всеобъемлюще и есть, следовательно, всеединст­во — внутренняя связь и взаимопронизанность человеческого духа со всем сущим, жизнь в единстве в противоположность раздроб­ленности и отчужденности частей природного бытия. Но тем са­мым соборность есть уже сама выражение той внутренней полно­ты и свободы жизни, которая, будучи последней божественной основой бытия, в своем действии на мир и осуществлении в нем есть преображение и обожение мира, воплощение в нем самой Божественной правды.

99

Общественная жизнь по самому существу своему как много-единство, в основе которого лежит первичное единство «мы», есть уже некое одухотворение бытия, приближение его к его истинной онтологической первооснове и тем самым к его моральному назначению, вознесение его на высшую, более близкую к Богу ступень.

Стремление к правде, преодолевающее человеческую, «слиш­ком человеческую» природу в ее эмпирической данности, не толь­ко имманентно присуще всякой общественной жизни, не только конституирует само ее существо, но и, обратно, уже сам «общест­венный» характер человеческой жизни, как таковой, т.е. как много-единство и живая совместность человеческого бытия с лежащей в ее основе соборностью есть свидетельство духовного существа че­ловека, действия в его эмпирической природе высшего, преодоле­вающего ее начала «правды».

Социальный позитивизм, который рассматривает обществен­но-историческую жизнь как простой клочок и притом поздней­шую и производную часть эмпирического мирового бытия, как мы видели, именно поэтому не в силах усмотреть своеобразия общественного бытия, увидать его, как таковое. В отличие от это­го ныне господствующего воззрения, карающего общественную мысль подлинной слепотой, античное сознание хорошо понима­ло это духовное сверхприродное существо общественной жизни. Существенно напомнить ту забытую ныне филиацию идей, через которую само понятие «закона природы» (ныне потерявшее свой сокровенный, глубокий смысл и отождествленное со слепобес-смысленной сцепленностью природных вещей и сил), как и ус­мотрение в природе «космоса», т.е. стройного, внутренне упоря­доченного и согласованного целого, возникло через перенесение на природу категорий общественного бытия. Только через упо­добление природы общественному бытию, через усмотрение дей­ствия в ней того самого начала «закона», той сдерживающей хаос силы порядка и права, которая творит общественную жизнь, че­ловек в силах был впервые понять природу — а не только ужа­саться ей — и создать науку о природе. «Солнце не может сойти с назначенного ему пути, иначе настигнут его Эринии, слуги Прав­ды» — так впервые человеческая мысль в лице древнейшего гре­ческого мудреца Гераклита поняла и открыла закономерность природы. И в согласии с этим древние стоики понимали космос как «государство богов и людей». Эта древняя, первая интуиция человечества, усмотревшая в основе самой природы обществен­ное начало и постигавшая само вселенское бытие как некий союз и строй совместной духовной жизни, не только рухнула сама,

100

вытесненная противоположным сознанием глубочайшей разно­родности между слепым и мертвым бытием природы и существом человеческой жизни, — сознанием, которое в своем преодолении античного космического пантеизма заключало в себе элемент под­линной правды, внесенной еврейски-христианским откровением избранности, аристократичности человеческой природы; но вместе с падением этой древней интуиции в мировоззрении нового вре­мени исчезло даже первоначально обусловившее это падение со­знание духовного сверхприродного существа самой человеческой общественной жизни. Если природа впервые была понята по об­разцу человеческого, т.е. общественного, мира, то теперь хотят понять человека и общество по образцу природы — той природы, современное понятие которой, как комплекса слепых сил, имеет свое относительное оправдание именно только в ее противопо­ставлении сверхприродному, духовному существу человека и че­ловеческого общества.

Эта аберрация современной человеческой мысли принципи­ально преодолевается нами в усмотрении духовной природы об­щества, которая теперь точнее обнаруживается как относительная связь между соборным началом «мы», конституирующим общест­во, и началом «правды» как божественным началом в самой чело­веческой жизни. Общество, как мы уже видели, есть по самому существу своему обнаружение богочеловеческой природы челове­ка. Лежащая в его основе соборность есть выражение любви как действия внутреннего сверхприродного и превозмогающего эмпи­рическую природу начала божественной правды; и обратно: лежа­щее в его основе начало правды, подчиненности человеческих страс­тей и природных стремлений воле и силе Божией необходимо выливается в любовь, во внутреннее всеединство человеческого бытия, вне которого невозможна сама совместность и согласован­ность жизни, эмпирически определяющая природу общества.

Таким образом, в основе общества лежит некое мистическое, сверхприродное всеединство. Ядро и как бы животворный заро­дыш общества, его внутренняя живая энтелехия, есть соборное единство внутренней духовной жизни, жизни в Боге. Общество со всей громоздкостью, механичностью и внешней тяжеловесностью его строения и функционирования творится и приводится в дви­жение скрытой силой некоего первичного духовного организма, лежащего в его основе. Этот первичный духовный организм есть богочеловечество, слитность человеческих душ в Боге. Такой ду­ховный организм есть то, что разумеется — в самом глубоком и общем смысле — под именем церкви. Тем самым мы приходим к утверждению, что в основе всякого общества как ядро и животво-

101

рящее начало необходимо лежит церковь. То, что мы выше усмот­рели как соборность, как первичное единство «мы», теперь рас­крывается перед нами полнее и глубже как церковь.

Чтобы понять это утверждение, нужно уяснить то понятие цер­кви, которое лежит в его основе. Обычно приходится считаться с двумя наиболее распространенными понятиями церкви: для веру­ющего в идею церкви как мистической богочеловеческой реаль­ности, для исповедующего догмат о «единой святой апостольской церкви» существует единая истинная церковь, которая, смотря по исповеданию верующего, эмпирически представлена в церкви оп­ределенного исповедания (православной, католической, или ка­кой-либо мистической секты), тогда как все остальные религиоз­ные общины и союзы уже не суть «церковь», так как не входят в состав этой единой церкви в подлинном смысле этого понятия; с другой стороны, для неверующего (для неверующего вообще и для неверующего в мистическую реальность церкви) церковь есть про­сто эмпирическое социальное явление — союз верующих людей, одно из многих других общественных объединений. Оба эти поня­тия, в сущности, не противоречат друг другу, потому что имеют в виду не один предмет, а два совершенно разных предмета или две различные стороны одной реальности.

Мы, в связи наших размышлений, должны остановиться на ином, третьем понятии церкви, не совпадающем с первыми дву­мя, но также им не противоречащем. К этому третьему понятию церкви, нам здесь необходимому, мы восходим ближайшим обра­зом через усмотрение последнего, наиболее глубокого смысла первого понятия церкви. По учению самой церкви, в основе «ви­димой церкви» как единства ныне живущих верующих лежит цер­ковь «невидимая». Эта невидимая церковь шире видимой не только потому, что объемлет всех не только живых, но уже умерших и еще не родившихся ее членов, но и потому, что, по мудрому слову одного русского иерарха, «перегородки наших исповеданий не доходят до неба». По догматическому учению церкви, к ней при­надлежит, прежде всего, ветхозаветная церковь, богоизбранный народ Израиля, продолжением и завершением которого считает себя новозаветная церковь (исторически сама идея берет свое на­чало из ветхозаветного теократического сознания еврейства как «богоизбранного» и «богосвященного» народа); и точно так же, по учению мудрейших отцов церкви, зачатком ее, «детоводителем ко Христу» был духовный мир античности. Но и в отколовшихся от нее христианских исповеданиях и даже магометанстве и буд­дизме и — в конечном счете — во всех языческих религиях цер­ковь видит наряду с искажениями и обеднениями зачаток веры и

102

потому считает и их по крайней мере потенциально сопринадле-жащими к ней.

От этого глубокого мистического понятия церкви легко дойти до необходимого нам здесь социально-философского ее понятия, по которому всякое единство человеческой жизни, утвержденное в вере, будучи — независимо от догматического содержания веро­ваний, от человеческих представлений о Боге — богочеловеческой жизнью, присутствием божественного начала в общественном объ­единении людей, в этом смысле есть церковь. Это социально-фи­лософское понятие церкви стоит, таким образом, в промежутке между чисто религиозным понятием единой истинной церкви и эмпирическим понятием церкви как союза верующих людей; цер­ковь в этом смысле есть нечто большее и иное, чем чисто эмпири­ческое явление «союза верующих», ибо она есть, во-первых, не какой-либо умышленный союз, а первичное единство и, во-вто­рых, не просто человеческое, а богочеловеческое единство — един­ство, вытекающее из утвержденное™ человеческой жизни в свя­тыне, в Боге; и, с другой стороны, она не совпадает с «истинной церковью» в религиозно-вероисповедном смысле, ибо объемлет все человеческие единства, утвержденные в вере, как бы ложна ни была эта вера по своему содержанию. С точки зрения мистически-догматического понятия церкви, все эти многообразные частные веры и основанные на них «церкви» суть частичные, неполные, часто искаженные и даже совсем извращенные ответвления их первоосновы — единой истинной церкви как утвержденности вся­ческой человеческой жизни, во всех ее областях и формах, в еди­ном истинном Боге. И даже чистое идолопоклонство как в бук­вальном смысле слова, так и в переносном, современное идолопо­клонство (всякого рода атеистическая и даже богоборческая вера) в известном смысле еще подходит под это формальное понятие церкви, ибо всякое единство людей в вере, всякое слияние челове­ческих душ в святыне, которой они живут, как бы призрачна и обманчива ни была эта святыня, все же содержит в себе, кроме чисто человеческого начала, начало сверхчеловеческое — отблеск, хотя бы слабый, искаженный и даже совершенно извращенный, самого Божества в человеческих сердцах.

Исходя из этого понятия церкви и учитывая изложенное выше, нетрудно увидеть, что церковь есть универсальная и имманентная категория человеческой общественной жизни. Она дана прежде всего во всякой теократии, в самом широком и общем смысле этого понятия и, следовательно, во всех возможных ее видоизме­нениях — не только там, где жречеству или священству принад­лежит определяющая роль в общественной жизни, но и всюду,

103

где общественный союз утвержден в религии и религиозно освя­щен. Так, классическое исследование Фюстель-де-Куланжа об античной общине показало, что в античном мире, никогда не знавшем догматически определенной и поддерживаемой духов­ной иерархией религии, и семья, и государство-город были в на­шем смысле церковью, ибо общественное единство опиралось в них на культ определенного бога-покровителя. В этом же смысле Римская империя с ее культом императора и всякая (генетически от нее исходящая) монархия «Божьей милостью» в своей основе есть «церковь», ибо политическое единство в ней утверждено ре­лигиозно.

Но и в общественных преобразованиях и союзах, по своим сознательным политическим верованиям чуждых и даже враждеб­ных всякой теократии, последняя основа единства есть церковь как органическая связь людей в вере, скрытое от сознания самих участников, но действенно определяющее их общественную жизнь единство святыни. Так и современная семья, поскольку она вооб­ще еще ощущается как духовная ценность, как некая святыня, которой подчинены ее члены и которую они должны охранять, есть в своей основе церковь; позади ив глубине всех эмпиричес­ких, земных и утилитарных связей между ее членами стоит мис­тическая реальность нравственной связи — таинство — все равно, отчетливо религиозно-осознанное или только жизненно-ощущае­мое, брака, таинство связи родителей с детьми и благоговейного уважения детей к родителям, таинство кровной связи. И совре­менное государство в культе знамени и других символов государ­ственного единства, в патриотизме, переживаемом всегда не как просто человеческое чувство любви к родине, а как служение свя­тыне родины, имеет свою живую основу в единстве веры. И даже чисто внешнее, товарищеское объединение — союз единомыш­ленников и соучастников общего дела — при длительности и об­разовании прочных традиций, превращаясь в некую внутреннюю соборность, испытывается как утвержденное в некой святыне, охраняемой людьми и налагающей на них обязательства, и в этом смысле держится некоей «церковью», слагающейся в его глубине. Всякий esprit de corps (кастовость; сословный, корпоративный дух — фр.), всякая идея корпоративной чести — дворянской, офицерской, воинской или даже чести врача, адвоката, купца и ремесленника — есть показатель, что за эмпирической связью людей стоит идея-святыня, которой они служат и которая есть глубочайшая связующая и животворящая сила этого союза.

Коротко говоря: если выше мы видели, что в основе всякой общественности лежит соборность как первичное органическое

104

единство «мы», то теперь, углубляя понятие соборности, усматри­вая, что первичное духовное единство людей есть вместе с тем единство веры, единство служения правде и утвержденное™ в сверх­человеческой святыне, мы тем самым приходим к выводу, что в основе всякой общественности лежит соборность как церковь. Двойственность и внутренняя связь между соборностью и внеш­ней общественностью обнаруживается тем самым как двойствен­ность и связь между «церковью» и эмпирически наружным «мир­ским» началом общественности. Церковь в этом принятом нами смысле не есть организация, общественный союз; она есть эмпи­рически невидимая и внешне не оформленная соборность, пер­вичное духовное единство людей, утвержденное в вере. Где и по­скольку церковь сама принимает характер внешней организации, оформленного союза, она уже носит в самой себе ту же двойствен­ность между церковью в первичном смысле и «мирским» началом права, власти и внешней организованности. Обычная политичес­кая проблема отношения между «церковью» и «государством» в качестве конкретной политической проблемы отнюдь не совпада­ет, таким образом, с рассматриваемой нами двойственностью между «церковью» и «миром» как внутренними, абстрактно намечаемы­ми имманентными категориями общественного бытия. «Церковь» и «мир» есть лишь название, обозначение иной стороны рассмот­ренной нами выше двойственности между «соборностью» и «об­щественностью» как внутренним и внешним моментами в струк­туре общественной жизни.

Отношение между «церковью» и «миром» может принимать самые разнообразные внешние и исторические формы, начиная с чистой сознательной теократии, вроде ветхозаветного еврейского государства-церкви, ортодоксального магометанского халифатства или земной власти папского престола и кончая современным се-кулязированным государством, в котором уже исчезло всякое со­знание имманентно-внутренней связи мирской государственнос­ти и общественности с церковью. Рассмотрение этих историчес­ких форм выходит за пределы нашей задачи. Для нас важно лишь, что все это многообразие внешних форм не может уничтожить основной, имманентной и поэтому вечной связи и двойственнос­ти между «церковью» и «миром», как органически-внутренним ядром и внешне эмпирическим воплощением общественного бы­тия; эта связь и двойственность сохраняется во всех возможных формах и несмотря на вес многообразные попытки общественного сознания ее изменить, уничтожить или исказить.

Существенно для нас только отметить, что эти изменения идут обычно в двух направлениях: в стремлении превратить церковь из

105

внутренне-органического, невидимо питающего и направляющего ядра общественности во внешнюю власть над обществом (в тео­кратической — в специфическом, узком смысле этого слова — тен­денции) и в обратном стремлении «мира» вообще отвергнуть нача­ло церкви, внутренне-теократический момент своего бытия и пы­таться из себя самого, своими собственными эмпирически-обще­ственными силами и внешне-организационными мерами заменить то утверждение в святыне, первичное органическое единство, ко­торое лежит в его основе. Основное онтологическое отношение между церковью и миром, совпадающее с рассмотренным выше отношением между сферами «благодати» и «закона», конечно, мо­жет и даже должно в зависимости от духовного состояния челове­ка принимать разнообразные формы, в которых то и другое нача­ло занимает разное место и имеет как бы разный объем и диапазон действия в конкретной общественной жизни. Но там, где стирает­ся уже само различие между внутренним и внешним началом, «цер­ковью» и «миром», как бы между душой и телом общественного бытия — будь то в чисто внешней, всецело определенной «зако­ном» теократии или в абсолютно секуляризованном государстве — мы имеем дело уже с такими искажениями основного онтологи­ческого соотношения, которые суть ненормальности или болезни общественного организма и в качестве таковых рано или поздно имманентно караются историей.

Основная общественная функция «церкви» в принятом нами смысле, образующая самое ее существо, — быть как бы «душой» общества, т.е. силой, связующей и идеально направляющей обще­ственную жизнь. В начале соборности, т.е. внутреннего единства «мы» и «я», мы имеем момент, конституирующий подлинную внут­реннюю связь общественного целого — и притом в двух отноше­ниях: связь между членами общественного целого, «я» и «ты» (или «я» и «он»), и связь между членами целого, с одной стороны, и целым, как таковым (между отдельными «я» и «единством «мы»). Если в «мире» всякое «я» противоборствует «ты» или. вернее, если для него нет живого «ты», а есть только опредмеченный «он» как средство для цепей «я» или как препятствие для них, то это вечное противоборство преодолевается, как мы видели, первичным един­ством «мы». Но «мы» и «я», взятые в плане эмпирического, «мир­ского» бытия, в свою очередь, будучи внеположными друг к другу» противоборствуют между собой. Общественная жизнь полна по­стоянной борьбы между началом солидарности и началом инди­видуальной свободы, между властью, охраняющей интересы цело­го, и анархическими тенденциями, между силами центростреми­тельными и центробежными. Так как начало «мы» не первичнее

---

Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 47; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!