Который играл дворецких и камердинеров в кино, театре и на телевидении, начиная 25 страница



Сразу за ними ехали еще четверо всадников: Большой Тед, Жирный, Свинотряс и Слизень.

Они были в восторге. Теперь, когда им довелось стать настоящими Ангелами Ада, они неслись в полной тишине.

Им было известно, что вокруг них бушевала гроза, ревели машины, свистели ветер и дождь. Но следом за Всадниками наступала тишина, безупречная и мертвая. По крайней мере, почти безупречная. И совершенно точно мертвая.

Ее нарушил Свинотряс, крикнув Большому Теду:

— Так, кем ты теперь будешь? —  хрипло спросил он.

— Что?

— Я говорю, кем ты...

— Я слышал что ты сказал. Дело не в том, что ты сказал. Все услыхали, что ты сказал. А вот что ты в в виду имел, хотелось бы узнать.

Свинотряс пожалел, что так мало времени уделял чтению Книги Откровений.

Если бы он заранее знал, что станет непосредственным участником событий, то изучил бы ее внимательнее.

— Я о том, что вот эти — Четыре Всадника Апокалипсиса, верно?

— Байкера.

— Точно. Четыре Байкера Апокалипсиса. Война, Голод, Смерть и... и... еще один. Згрязнение.

— Ага. И чо?

— Ну, они сказали, что мы без проблем можем поехать с ними, так?

— Ну и?

— Тогда получается, мы — другие Четыре Всад... эм, Байкера Апокалипсиса. Так значит мы-то кто?

Последовала пауза. Мимо них по встречной полосе проносились фары машин, молнии подсвечивали тучи, но тишина была близка к абсолютной.

— А могу я тоже Войной быть?— спросил Большой Тед.

— Естественно, ты не можешь быть Войной. Как ты можешь Войной-то быть? Это она — Война. Ты должен быть кем-то другим.

Лицо Большого Теда исказилось от напряженной мыслительной работы.

— Т.Т.П., — в конце концов ответил он. — Тяжкие Телесные Повреждения. Это я. А ты кем будешь?

— Может, Хламом? — спросил Слизень. — Или Нескромными Проблемами Личного Характера?

— Хламом ты быть не можешь, — отозвался Тяжкие Телесные Повреждения. — Это уже занято Загрязнением. Но вот вторым — пожалуйста.

Они ехали в полной тишине сквозь тьму, в нескольких сотнях ярдов от задних фар Четверки.

Тяжкие Телесные Повреждения, Нескромные Проблемы Личного Характера, Свинотряс и Жирный.

— Хотеть Жестокость К Животным, — сказал Жирный.

Свинотряс попытался сообразить, имел ли тот в виду, что он за или все же против. Не то чтобы это имело хоть какое-то значение.

Теперь настала очередь Свинотряса.

— Я, э-э-э-э... Наверное, я буду этими, автоответчиками. Хуже не бывает, — сказал он.

— Не можешь ты быть авто ответчиками[1] [2] . Чо за Байкер Репокалипсиса такой — автоответчики? Ерунда какая-то.

— Ничо не ерунда! — с обидой в голосе сказал Свинотряс. —   Они как Война и Голод, и все прочие. Это ж реальная проблема, ну? Авто ответчики. Терпеть не могу гребаные авто ответчики.

— Я их тоже ненавижу, — отозвался Жестокость К Животным.

— Заткнитесь, — сказал Т.Т.П.

— А передумать я могу? — спросил Нескромные Проблемы Личного Характера, серьезно размышлявший с момента своей последней фразы. — Я хочу быть Вещами, Которые Не Работают, Даже Если Пнуть Хорошенько.

— Ладно, меняй. Но ты, Свинотряс, автоответчиками быть не можешь. Выбери другое.

Свинотряс задумался. Он уже пожалел, что вообще завел разговор. Все это было похоже на собеседование по профориентации, которое он проходил еще школьником. Он размышлял.

— Реально Крутые, — наконец сказал он. — Ненавижу их.

— Реально Крутые? — отозвался Вещи, Которые Не Работают, Даже Если Пнуть Хорошенько.

— Ага. Знаешь ведь. Такие, которых по телеку показывают, с дурацкими прическами, только у них это не выглядит по-дурацки, пушта, ну, они крутые. Расхаживают в таких мешковатых костюмах, но про них не скажешь, что они просто куча придурков. Что до меня, то я когда их вижу, мне всегда хочется взять такого за шкирятник и медленно протащить мордой по забору с колючей проволокой. Вот чего я вам скажу, — Свинотряс глубоко вздохнул. Он был уверен, что это была самая длинная речь, которую ему довелось в своей жизни произнести[180]. — И я чего думаю. Если они меня до белого каления доводят, то остальных тоже.

— Ага, — сказал Жестокость к Животным, — и еще все они носят темные очки, даже когда не надо.

— Жрут мягкий сопливый сыр и пьют чертов гребаный Безалкогольный Лагер, — сказал Вещи, Которые Не Работают, Даже Если Пнуть Хорошенько. — Ненавижу эту дрянь. Какой смысл ее пить, если потом даже поблевать не тянет? Я чо подумал. Я могу еще раз поменяться, пожалуй, я назовусь Безалкогольный Лагер?[3] [4] [5]

— Черта с два, — сказал Тяжкие Телесные Повреждения. — Ты уже менялся.

— Короче, — отозвался Свинотряс, — вот поэтому я хочу быть Реально Крутые.

— Ладно, — сказал вожак.

— А я не понимаю, чего это я не могу быть Безалкогольным Лагером, если хочу.

— Заглохни.

Смерть и Голод, Война и Загрязнение продолжали свой мотопуть в Тадфилд.

А за ними следовали Тяжкие Телесные Повреждения, Жестокость к Животным, Вещи Которые Не Работают Даже Если Пнуть Хорошенько Но В Душе Безалкогольный Лагер и Реально Крутые.

 

***

В субботу днем было ветрено и сыро, и Мадам Трейси чувствовала себя очень оккультно.

На ней было струящееся длинное платье, а на плите побулькивала кастрюля, доверху наполненная брюссельской капустой. Комнату освещали свечи, аккуратно втиснутые в пустые бутылки из-под вина, украшенные инкрустацией из чистого воска и расставленные по четырем углам гостиной.

Рядом с ней сидели еще трое. Миссис Ормерод из Белсайз-парка в темно-зеленой шляпке, которая в прошлой жизни вполне могла быть цветочным горшком; худой и бледный Мистер Скрогги с бесцветными глазами навыкате; и Джулия Петли из «Хаер Тудей»[181], парикмахерской на Хай-стрит, недавно окончившая школу и пребывавшая в уверенности, что в ней самой таятся неизведанные оккультные глубины. Чтобы удачно подчеркнуть свои мистические черты, Джулия носила излишнее количество серебряных украшений ручной штамповки и красила брови в зеленый цвет. Самой себе она казалась таинственной, изможденной и романтичной, так бы, вероятно, оно и было,[6] [7] если бы ей удалось сбросить еще тридцать фунтов. Сама Джулия была убеждена, что страдает анорексией, потому что каждый раз, заглядывая в зеркало, она действительно видела в нем толстушку.

— Не могли бы вы взяться за руки? — спросила Мадам Трейси. — И необходимо сохранять полную тишину. Мир духов очень чувствителен к разного рода вибрациям.

— Спросите, здесь ли мой Рон, — сказала миссис Ормерод.

Ее нижняя челюсть формой напоминала кирпич.

— Спрошу, моя милая, но сейчас вам надо немного помолчать, покуда я буду устанавливать контакт.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь бурчанием в животе мистера Скрогги.

— Прошу прощения, дамы, — пробормотал он.

За долгие годы Приподнимания Завесы и Исследования Таинств Мадам Трейси установила, что две минуты — достаточная продолжительность, чтобы посидеть в тишине, в ожидании, пока Духовный Мир выйдет на связь. Если паузу затянуть, то посетители начинают беспокоиться, если недодержать, то им покажется, что они зря потратили свои деньги.

За это время она успевала обдумать список покупок.

Яйца. Салат-латук. Унция сыра для выпечки. Четыре помидора. Масло. Рулон туалетной бумаги. Не забыть бы, закончилась совсем. И еще кусок хорошей печенки для мистера Шедвелла, бедный старикан, такой стыд...

Пора.

Мадам Трейси запрокинула голову и медленно склонила ее к плечу, а затем подняла снова. Ее глаза были почти закрыты.

— Она покидает нас, милочка, — до Мадам Трейси донесся шепот миссис Ормерод, обращенный к Джулии Петли. — Беспокоиться не о чем. Она просто строит себе Мост на Другую Сторону. Скоро прибудет ее Духовный Проводник.

Мадам Трейси с легким раздражением отметила про себя, что кое-кто пытается задвинуть ее персону на второй план, и испустила тихий стон.

— О-о-о-о-о-о-о-о-о.

Затем добавила пронзительным, дрожащим голосом:

— Здесь ли ты, мой Духовный Проводник?

Она немного помолчала для пущего напряжения. Жидкость для мытья посуды. Две банки печеных бобов. Ах да, и картошка.

— Хау, — произнесла она низким голосом.

— Это ты, Джеронимо? — спросила она сама себя.

— Я есть, хау, — ответила она.

— Сегодня в нашем кругу появился новый участник, — сказала она.

— Хау, мисс Петли? — произнесла она голосом Джеронимо. Она была уверена, что Дух Индейца в качестве проводника был необходимым условием, к тому же ей очень нравилось это имя. Как-то раз она рассказало об этом Ньюту. Тот понял, что Мадам Трейси ничего о Джеронимо не знает, но у него не хватило духу ей поведать.

— Ой, — пискнула Джулия. — Рада познакомиться.

— Здесь ли мой Рон, Джеронимо? — спросила миссис Ормерод.

— Хау, скво Берил, — сказала Мадам Трейси. — Много, много заблудших душ стоит у порога моего типи. Может, и твой Рон есть среди них. Хау.

Еще несколько лет назад Мадам Трейси усвоила важный урок и теперь выводила Рона на сцену только перед самым окончанием сеанса. Если бы она сделала это раньше, то миссис Ормерод заняла бы все оставшееся время бесконечными рассказами обо всех происшествиях, случившихся с момента с их предыдущей краткой беседы. ( «... так вот, Рон, ты помнишь Сибиллу, ну, младшенькую нашего Эрика, теперь бы ты ее не узнал, она занялась макраме, а Летиция, старшенькая нашей Карен, так вот, она стала лесбиянкой, но теперь проблем с этим нет, и она работает над диссертацией по фильмам Серджио Леоне с феминистической точки зрения, а наш Стэн, ну знаешь, близнецы Сандры, я тебе о нем в прошлый раз рассказывала, так вот, он выиграл турнир по дартсу, и это так мило, потому что все мы думали, что он маменькин сынок, а водосточная труба над сараем совсем прохудилась, но я поговорила с новым хахалем нашей Синди, он как раз работает на стройке, так что в воскресенье он придет и посмотрит, что можно сделать, кстати, это мне напомнило...»)

Нет уж. Миссис Ормерод подождет. Вспыхнула молния, и почти сразу последовал удар грома. Мадам Трейси отметила это с особой гордостью, словно происходящее за окном было ее рук делом. Все лучше, чем помигивающие, словно проблески скорой помощи, свечи. Скорая помощь, вот чем по сути своей и был медиуминг.

— А теперь, — произнесла Мадам Трейси своим собственным голосом, — мистер Джеронимо хотел бы знать, есть ли среди присутствующих некто по имени мистер Скрогги?

В слезящихся глазах мистера Скрогги блеснул огонек.

— Эм, сказать по правде, это мое имя.

— Прекрасно, к вам тут кое-кто пожаловал.

Мистер Скрогги вот уже целый месяц ходил на сеансы, и Мадам Трейси никак не могла придумать для него послания. Что ж, теперь его время пришло.

— Известен ли Вам кто-либо по имени Джон?

— Нет, — сказал мистер Скрогги.

— Ох, кажется у нас небольшие небесные помехи. Возможно, его имя Том. Или Джим. Или, хм, Дейв.

— Знавал я одного Дейва, когда был в Хемел Хемпстеде, — с некоторой долей сомнения проговорил мистер Скрогги.

— Да, точно, именно о Хемел Хемпстеде он и говорит, — сказала Мадам Трейси.

— Но я видел его на прошлой неделе, он выгуливал свою собаку и выглядел совершенно здоровым, — несколько озадаченно произнес мистер Скрогги.

— Он просит передать, что здесь, за завесой, он чувствует себя просто отлично, — сказала Мадам Трейси, которая была абсолютно уверена в том, что клиентам надо сообщать хорошие известия.

— Передайте там Рону, что я должна ему рассказать о свадьбе нашей Кристал, — вставила миссис Ормерод.

— Хорошо, дорогая моя. Покуда надо набраться терп... постойте, что-то пытается войти в контакт.

А потом что-то действительно вошло в контакт. Оно удобно устроилось внутри головы Мадам Трейси и выглянуло наружу.

Sprechen sie Deutsch? — произнесло оно губами Мадам Трейси. — Parlez-vous Français? Wo bu hui jiang zhongwen[182]?

— Рон, это ты? — спросила миссис Ормерод.

Ответ, последовавший за этим, звучал весьма раздраженно.

Определенно нет. Однако столь вопиюще бестолковый вопрос могли задать лишь в одной-единственной стране на этой погрязшей во мраке планете, большую часть которой, кстати говоря, я успел повидать за последние несколько часов. Нет, дорогая леди, это не Рон.

— Ну а я хочу поговорить с Роном Ормеродом, — также раздраженно заметила миссис Ормерод. — Он такой невысокий, с лысиной на макушке. Пригласите его, пожалуйста, сюда.

Повисла пауза.

Здесь и впрямь витает некто, вполне подходящий под описание. Что ж, хорошо. Я вас соединю, только говорите покороче. Я пытаюсь апокалипсис предотвратить.

Мистер Скрогги и миссис Ормерод перекинулись взглядами. Прежде на сеансах Мадам Трейси ничего подобного не происходило. Джулия Петли была в восторге. Так-то лучше. Она надеялась, что вскоре Мадам Трейси покроется эктоплазмой.

— А-алло? — произнесла Мадам Трейси другим голосом. Миссис Ормерод вздрогнула. Голос звучал точь-в-точь как у Рона. На предыдущих сеансах Рон звучал как Мадам Трейси.

— Рон, это ты?

— Да, Бе-Берил.

— Отлично. Слушай, теперь я быстренько тебе кое-что расскажу. Для начала, в прошлую субботу я была на свадьбе Кристал, старшенькой нашей Мерелин...

— Б-Берил. Ты н-ни с-с-слова мне ск-сказать н-не давала, п-пока я б-был жив. А т-т-теперь я м-м-мертв и х-х-хочу ск-а-а-а-зать лишь од-дно...

Все это вызвало у миссис Ормерод недовольство. Раньше, когда Рон появлялся, он говорил ей, что вполне счастлив там, за завесой, и проживает в неком эквиваленте небесного бунгало. Теперь же он звучал в точности так, как Рон, и она больше не была уверена в том, что хотела именно этого. Она ответила ему так, как всегда отвечала мужу, когда он начинал говорить с ней в подобном тоне.

— Рон, помни о сердце.

— У м-м-меня больш-ш-ше н-н-нет сердца. Н-не забыла? В л-любом случае, Бе-Берил?

— Да, Рон.

— Заткнись, — сказал дух и исчез. — Ну разве это не трогательно? Что ж, а теперь, леди и джентльмены, боюсь, мне надо продолжать работу.

Мадам Трейси встала, подошла к двери и включила свет.

Вон! — сказала она.

Более чем озадаченные, а в случае миссис Ормерод возмущенные донельзя, участники заседания поднялись со своих мест и вышли в холл.

— Я с тобой еще поговорю, Марджори Поттс, — прошипела миссис Ормерод и, прижимая к груди сумочку, она хлопнула дверью. Ее приглушенный голос эхом разнесся по коридору. — И Рону передай, что его это тоже касается.

Мадам Трейси (чье имя, напечатанное в водительских правах на вождение мотороллера, и только его, действительно было Марджори Поттс) отправилась на кухню и выключила томящуюся брюссельскую капусту.

Она поставила чайник. Заварила чай. Села за кухонный стол и налила себе две чашки чая. В одну из них она добавила пару кусочков сахара. И замерла.

Мне, пожалуйста, без сахара, — сказала она.

Затем аккуратно поставила обе чашки прямо перед собой и сделала большой глоток из той, где чай был с сахаром.

— А теперь, — произнесла она голосом, в котором любой, кто был с ней знаком, безошибочно опознал бы ее собственный, хотя, вероятнее всего, не узнал бы ледяного от ярости тона, — я полагаю, Вы объяснитесь. И постарайтесь, чтобы Ваше объяснение прозвучало убедительно.

***

 

На трассе М6 перевернулся грузовик. Согласно транспортной декларации он перевозил листы гофрированного железа, хотя двое патрульных с трудом могли в это поверить.

— Итак, я хочу знать, откуда взялась вся эта рыба, — спросил сержант.

— Я уже сказал. Упала с неба. Еду я себе на шестидесяти и вдруг — бац! — двадцатифунтовый лосось впечатывается в лобовое стекло. Я руль крутанул, и вот на этом меня занесло, — он указал на акулу-молот, распластанную под колесом, — и я влетел вон туда, — там высилась тридцатифутовая куча рыбы всех форм и размеров.

— Вы сегодня пили, сэр? — без особой надежды спросил сержант.

— Естественно нет, придурок! Ты видишь рыбу или нет?

С вершины кучи довольно крупный осьминог махнул им вялым щупальцем. Сержант с трудом поборол искушение помахать в ответе.

Констебль, прислонившись к полицейской машине, передавал по рации:

— ... рифленое железо и рыба запрудили южный участок М6 в полумиле к северу от десятого перекрестка. Нам придется перекрыть всю проезжую часть в южном направлении. Ага.

Дождь усилился. Мелкая форель, чудом уцелевшая при падении, начала отважный заплыв в сторону Бирмингема.

 

***

 

— Это было прекрасно, — сказал Ньют.

— Славно, — сказала Анафема. — И Земля вновь начала вращаться.

Она поднялась с пола и, оставив одежду валяться на полу, направилась в ванную.

Ньют слегка повысил голос:

— В том смысле, что это действительно было прекрасно. По-настоящему прекрасно. Я всегда надеялся, что все будет именно так, и вот.

Послышался звук льющейся воды.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Принимаю душ.

— А... — Ньют задавался вопросом, всем ли следует после такого душ принимать, или это касается только женщин. У него было смутное подозрение, что в этом деле как-то замешано биде.

— Я вот что скажу, — объявил он, когда Анафема вышла из душа, завернувшись в пушистое розовое полотенце. — Мы могли бы повторить.

— Не-а, — сказала она. — Не сейчас.

Анафема закончила вытираться и принялась рассеянно одеваться, подбирая одежду с пола. Ньют, который в общественных бассейнах был готов хоть полчаса ждать, пока освободится кабинка для переодевания, лишь бы не разоблачаться прилюдно, почувствовал легкий шок и глубокий трепет.

Фрагменты ее тела то появлялись, то исчезали, словно руки фокусника, и Ньют все пытался считать ее соски, но каждый раз терпел неудачу, хотя ему было все равно.

— Почему нет? — сказал Ньют. Он хотел было добавить, что много времени это не займет, но внутренний голос настойчиво посоветовал ему этого не делать. За столь короткий период он здорово повзрослел.

Анафема пожала плечами, не так-то просто проделать подобный трюк, надевая строгую черную юбку.

— Она сказала, что это случится только один раз.

Ньют дважды пытался открыть рот, а затем все-таки произнес:

— Она не могла. Черт возьми, она не могла так сказать. Такое невозможно предвидеть. Я не верю.

Анафема, которая уже успела полностью одеться, подошла к картотеке, вытащила одну из картонок и протянула ему.

Ньют прочитал, зарделся и молча вернул.

Дело было не только в том, что Агнес знала все наперед и выразилась предельно ясно. А в том, что на протяжении веков различные представители семейства Девайс оставляли на полях свои ободряющие комментарии.

Анафема передала ему влажное полотенце.

— Держи, - сказала она. — И поторопись. Я сделаю сэндвичи, и нам надо быть готовыми.

— Зачем это?

— Для душа.

Ага. Стало быть, так поступают и женщины, и мужчины. Ньют был доволен тем, что ему удалось прояснить вопрос.

— И тебе следует поторопиться, — произнесла Анафема.

— Почему? Нам надо выбраться отсюда в течение десяти минут, потому что дом взорвется?

— О нет. У нас есть еще пара часов. Просто я почти всю горячую воду израсходовала.

Буря, разыгравшаяся вокруг Жасминового Коттеджа, утихала, и, держа в руках стратегически важное, слегка влажное, еще розовое, но уже не пушистое полотенце, Ньют бочком пробрался в ванную, чтобы принять холодный душ.


Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 67; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!