Который играл дворецких и камердинеров в кино, театре и на телевидении, начиная 20 страница



— Агнес была довольно небрежна в вопросах, связанных с хронологией. Не думаю, что она действительно осознавала последовательность событий. Как я уже говорила, мы целую вечность потратили на то, чтобы разработать некое подобие системы, помогающей связать их друг с другом.

Ньют окинул взглядом несколько карточек, лежащих перед ним. Например:

 

1111. И явится Великій ? Это что-то
Песъ и Силы Двѣ про Бисмарка? (А.Ф. Де-
обозрѣвать ​то​ будутъ  Вайс, 8 Июня 1888)
Тщетно, вѣдь устремится  
за Владыкой, куда ихъ Нѣтъ, ...?
и наречетъ его въ Согласіи Шлезвиг-Гольштейн?
съ природой, и Адъ его бѣжитъ.  

 

— Здесь Агнес совсем уже выходит за рамки понимания, — сказала Анафема.

 

3017. Я зрю, вотъ правятъ Четверо, Всадники Апокалипсиса
что принесутъ Конецъ, и  
Ангелы Ада имъ правятъ Муж=Пан, Дьявол
во слѣдъ, и Трое  
подымутся, вот Четыре и (Суды над Ведьмами в
Четыре суть Четверо ихъ Ланкашире, Брюстер, 1782)
и Ангелъ Тьмы претерпитъ  ??
Свой Крахъ, Коль Мужъ Чую, Агнес неплохо выпила
возьмется за Свои [Куинси Девайс, Окт.
Права.  15, 1782]
  Согласна. Увы, все мы люди
   [Мисс О.Дж. Де-
  вайс, Янв. 5 1854]

  

 

 

— Почему они Добрые и Точные? - спросил Ньют.

— Добрые, то есть правильные, или верные, — произнесла Анафема усталым тоном человека, которому постоянно приходилось это объяснять. — Раньше это слово употребляли в таком значении.

— Но послушай, — сказал Ньют.

... он почти убедил себя в том, что НЛО вовсе не существует, что все произошедшее было лишь плодом его воображения, вот тибетец мог быть, но, если подумать, то никакой это был не тибетец, а вот то, что он, Ньют, в данный момент находится в одной комнате с весьма привлекательной женщиной — в этом не было никаких сомнений, но то, что он если и не вызывает с ее стороны явной симпатии, то по крайней мере неприязни тоже не вызывает — вот это было для Ньюта в новинку. Конечно, следует признать, что здесь творятся странные вещи, но если суметь ловко направить лодку здравого смысла вверх по течению против бушующего потока доказательств, то ему вполне по силам притвориться, что все произошедшее было... ну... например, метеозондом, или влиянием Венеры, или массовой галлюцинацией.

Короче говоря, в настоящий момент Ньют думал чем угодно, но только не мозгом.

— Но послушай, — сказал он. — Ведь на самом деле конец света сейчас не наступит, верно? В том смысле, ну, просто посмотри вокруг. Не похоже, чтобы сейчас была какая-то международная напряженность... по крайней мере, она не больше, чем обычно. Почему бы нам на время не забыть обо всем этом и не пойти, ох, ну я не знаю, погулять, может, или что-то в этом роде, я имею в виду...

— Ты не понимаешь? Здесь что-то происходит! Что-то воздействует на всю округу! — сказала Анафема. — Оно заставило лей-линии извиваться. Оно защищает эту территорию от всего, что могло бы ее изменить! Оно... Оно… — и вновь в голове промелькнула мысль, которую Анафема не могла, не смела ухватить, неуловимая, словно сон после пробуждения.

Задребезжали оконные стекла. Веточка жасмина, гонимая ветром, настойчиво билась о стекло.

— Но я никак не могу его зафиксировать, — сказала Анафема, сплетая пальцы. — Я уже все перепробовала.

— Зафиксировать? — переспросил Ньют.

— Я использовала маятник. Пробовала теодолит. Я же экстрасенс, понимаешь? Но оно как будто находится в постоянном движении.

Ньюту пока еще удавалось в достаточной мере контролировать свой разум, чтобы правильно истолковать услышанное. Когда большинство людей говорит: «Видите ли, я экстрасенс», как правило, они имеют в виду что-то типа: «у меня чрезмерное, но банальное воображение/я крашу ногти черным лаком/я беседую со своим волнистым попугайчиком»; когда же Анафема произнесла эти слова, то они прозвучали так, словно она только что призналась в наследственной болезни, которую предпочла бы не иметь.

— Армагеддон движется? — сказал Ньют.

— Во многих пророчествах говорится, что сначала должен прийти Антихрист, — отозвалась Анафема. — Агнес пишет он. Но я не могу его определить...

— Или ее, — сказал Ньют.

— Что?

— Говорю, это может быть и «она», — заметил Ньют. — В конце концов, на дворе двадцатое столетие. Век равных возможностей.

— Полагаю, ты это не серьезно, — строго произнесла Анафема. — Во всяком случае, никакого зла здесь нет. Вот чего я никак не могу понять. Но здесь есть только любовь.

— Прошу прощения?

Она беспомощно посмотрела на него.

— Это сложно объяснить, — произнесла она. — Что-то или кто-то очень любит это место. Любит каждый его дюйм так сильно, что эта любовь защищает его и охраняет. Глубокая, мощная, неистовая любовь. Как здесь вообще может начаться что-то плохое? Как может в таком месте начаться конец света? Это же такой городок, в котором хочется растить своих детей. Детский рай, — она слабо улыбнулась. — Ты бы видел местных детей. Они невероятные! Они словно сошли со страниц классического журнала для мальчиков[148]. Разбитые коленки, и словечки типа «блеск», и мятные леденцы...

Она почти ухватила нить. Уловила суть мысли, почти поймала ее.

— Что это за место?— спросил Ньют.

Что? — воскликнула Анафема, и поезд ее размышлений сошел с рельс.

Ньют постучал пальцем по карте.

— Тут сказано: «заброшенный аэродром». Смотри, к западу от Тадфилда...

Анафема фыркнула.

— Заброшенный? Не верь глазам своим. Он использовался в качестве базы для истребителей. Лет десять назад там располагалась Авиабаза Верхний Тадфилд. И прежде чем ты что-либо скажешь, мой ответ — нет. Я терпеть не могу все, что связано с этим чертовым местом, но полковник намного разумнее тебя, если уж на то пошло. Да боже мой, у него даже жена йогой занимается.

Так. О чем она только что думала? Все эти дети вокруг...

Анафема почувствовала, что ее мысли вновь погружаются в поток размышлений личного характера, всегда ожидающий момента, чтобы ее подловить. Ньют и правда вполне ничего. И то, что ей предстоит провести с ним остаток жизни, не так уж страшно, если учесть, что жизнь эта продлится не настолько долго, чтобы он начал действовать ей на нервы.

По радио рассказывали о тропических лесах в Южной Америке.

О новых лесах.

Пошел град.

 

***

Адам вел Этих в карьер, а вокруг них ледяная дробь рвала в клочья листву .

Пес плелся рядом, поджав хвост, и скулил.

Как же это неправильно, думал он. Именно теперь, когда я только-только освоился с крысами. Когда я почти разобрался с этой чертовой немецкой овчаркой через дорогу. И вот Он собирается положить всему этому конец, а мне придется вернуться обратно, чтобы с горящими глазами носиться за заблудшими душами. Какой в этом смысл? Они никогда не удирают и к тому же абсолютно безвкусные.

Размышления Уэнслидейла, Брайана и Пеппер были не столь связаны. Единственное, что они знали твердо, так это то, что перестать следовать за Адамом они могли бы с тем же успехом, что и взлететь; попытка противостоять силе, влекущей их вперед, просто-напросто приведёт ко множественным переломам ног, но даже в этом случае им все равно придется продолжить шествие.

Адам вообще ни о чем не думал. Что-то вскрылось в его сознании и теперь полыхало ярким пламенем.

Он усадил Этих на ящик.

— Здесь с вами все будет в порядке, — сказал он.

— Э-э-э, — сказал Уэнслидейл. — А ты не думаешь, что наши мамы и папы...

— Об этом не беспокойся, - надменно произнес Адам. — Я могу сделать вам новых. И больше не будет никакого «чтоб в полдесятого был в кровати». Вообще можно будет не ложиться, если вы сами того не захотите. И комнату не надо убирать. Просто доверьте это мне, и тогда все будет отлично, — он одарил их маниакальной улыбкой. — Скоро здесь появятся мои новые друзья, — признался он. — Вам они понравятся.

— Но... - начал было Уэнслидейл.

— Просто подумайте, как здорово потом станет, — с энтузиазмом сказал Адам. — Америку можно заполнить новыми ковбоями, и индейцами, и полицейскими, и гангстерами, и мультяшками, и космонавтами, и все такое. Просто фантастика, да?

Уэнслидейл с несчастным видом посмотрел на остальных. Все они разделяли мысль, которую, тем не менее, не смогли бы внятно сформулировать даже в обычных обстоятельствах. В целом она сводилась к тому, что некогда были настоящие ковбои и гангстеры, и это было здорово. И всегда можно стать ковбоем или гангстером понарошку, и это тоже здорово. Но настоящие понарошковые ковбои и гангстеры, живые они будут или нет, могут быть убраны обратно в коробку, когда наскучат — и вот это уже выглядело как-то совсем не здорово. Весь смысл гангстеров, ковбоев, пришельцев и пиратов в том, что можно перестать ими быть и пойти домой.

— Но прежде, — мрачно проговорил Адам,— мы им всем покажем...

 

***

На площадке торгового центра росло дерево. Оно было не очень высоким, и листья его пожелтели, а свет, который падал на них сквозь эффектное дымчатое стекло, был вовсе не тем светом, что нужен деревьям. Да и стимуляторов в него было вкачано больше, чем в иного олимпийского атлета, а меж ветвей гнездились громкоговорители.

Но все же это было дерево, и если прикрыть глаза, а потом посмотреть на него через искусственный водопад, то можно почти поверить в то, что вы видите больное дерево сквозь пелену слез.

Хайме Эрнез любил под ним обедать. Если бы техинспектор застал его за этим занятием, он бы непременно на него наорал, но Хайме вырос на ферме, на очень хорошей ферме, а еще он любил деревья и не хотел переезжать в город, но что он мог поделать? Работа была неплохая, да и деньги, что он получал, были такими деньжищами, которые и не снились его отцу. Хотя его деду деньги в принципе не снились. Лет до пятнадцати он даже не знал, что такое деньги. Но иногда наступает момент, когда деревья тебе становятся необходимы, и это позор, размышлял Хайме, что его дети растут полагая, что деревья — это такие дрова, а его внуки будут считать их частью истории древнего мира.

Но что он мог поделать? Там, где раньше росли деревья, теперь выросли большие фермы, на месте бывших маленьких ферм нынче стоят торговые центры, а там, где торговые центры и раньше были - они и сейчас никуда не делись, вот как все обернулось.

Он спрятал свою тележку за газетный киоск, украдкой уселся под деревом и открыл ланчбокс.

Именно в этот момент он услышал шорох и заметил движение теней на полу. Хайме огляделся.

Дерево двигалось. Хайме следил за ним с интересом. Раньше ему не доводилось видеть, как растет дерево.

Почва, которая на самом деле была просто кучей искусственного щебня, сейчас оползала под напором корней, пришедших под ее поверхностью в движение. Хайме заметил, как тонкий бледный росток, извивавшийся вдоль края ограды, слепо ткнулся в бетон.

Сам не понимая почему, совсем не понимая зачем, Хайме осторожно подтолкнул его ногой к трещине между плитами. Побег нашел ее и устремился вниз.

Ветви сплетались, образуя причудливые формы.

Хайме слышал, как снаружи взвизгнули тормоза проезжавших машин, но он не обратил на это внимания. Кто-то закричал совсем рядом, но вокруг Хайме всегда кричали, нередко на него самого.

Рыскающий побег, должно быть, нашел погребенную где-то глубоко землю. Цвет его изменился, и он набух, словно пожарный шланг, по которому пустили воду. Искусственный водопад иссяк. Хайме представил себе, как древесные волокна высасывают воду из разорванных труб.

Теперь ему было видно происходящее снаружи. Поверхность улицы вздымалась, словно море. Сквозь трещины в асфальте пробивались ростки.

Ну конечно, размышлял он, на них ведь светит солнце. А на его дерево нет. Все, что ему доступно — это лишь тусклый серый свет, проникающий сквозь купол четырехэтажного здания.

Но что он мог поделать?

А поделать он мог следующее:

Лифты не работали, так как электричество уже отключилось, но ведь это всего четыре лестничных пролета. Хайме осторожно закрыл свой ланчбокс и вернулся к тележке, из которой достал самую длинную метлу.

Людской вопящий поток стремился покинуть здание. Хайме, дружелюбно улыбаясь, направился против течения, словно лосось, поднимающийся вверх по реке.

Каркас, сделанный из белых балок архитектором, очевидно, считавшим это решение ярким манифестом на какую-то актуальную тему, поддерживал купол из дымчатого стекла. На самом деле это была лишь разновидность пластика, так что Хайме, усевшемуся на одну из балок, потребовалась вся его сила и длина метлы, чтобы проломить потолок. Еще пара ударов и смертоносные осколки устремились вниз.

Сквозь разбитый купол хлынул свет, озарив пылинки солнечным сиянием так, что казалось, будто в воздухе торгового центра парят светлячки.

Далеко внизу дерево наконец-то вырвалось из своей бетонной тюрьмы и ринулось ввысь, будто скоростной поезд. Хайме и не знал, что растущие деревья издают особый звук, да и никто этого не знал, потому что подобный звук длится сотни лет, а период колебания волны от одного пика до другого составляет 24 часа.

Ускорьте его и услышите, как дерево сделает «вруууууум».

Хайме смотрел, как дерево приближается к нему, словно зеленое грибовидное облако. Из-под корней вырывался пар.

У балок не было ни малейшего шанса. Остатки купола взмыли в небо, словно шарик для пинг-понга на струе воды

По всему городу происходило то же, с одной поправкой - города больше не было видно. Вокруг, куда только хватало взгляда, простиралось сплошное зеленое покрывало. Во все стороны, от горизонта до горизонта.

Хайме сидел на ветке, уцепившись за лиану, и смеялся, смеялся, смеялся.

Вскоре пошел дождь.

***

 

Исследовательское китобойное судно Каппамаки[149] в данный момент занималось исследованием вопроса: Сколько китов можно отловить за одну неделю?

Скажем, сегодня китов обнаружено не было. Команда пялилась на экраны, которые, благодаря хитроумным технологиям, умели отображать любые объекты крупнее сардины, а также рассчитывать их стоимость на международном нефтяном рынке, но теперь на них была лишь пустота. Время от времени появлявшаяся в поле зрения рыба неслась по воде так, словно куда-то очень спешила.

Капитан постучал пальцем по консоли. Он опасался, что в скором времени ему предстоит провести собственный исследовательский проект и опытным путем выяснить, что именно происходит со статистически небольшой выборкой капитанов китобойных судов, которые возвращаются в порт на пустой рыбоконсервной плавбазе без исследовательских материалов.

Его занимал вопрос, что именно с ним сделают. Быть может, запрут в комнате, снабдив гарпунным ружьем, в ожидании того, что он совершит благородный поступок?

Происходящее было попросту невозможным. Хоть что-то должно там быть.

Штурман вывел на экран карту и уставился на нее.

— Достопочтенный сэр? — сказал он.

— Что еще? — раздраженно отозвался капитан.

— Похоже, у нас прискорбная неисправность аппаратуры. Морское дно в этом месте должно находиться на глубине двухсот метров.

— И что с того?

— А согласно показаниям здесь 15 000, достопочтенный сэр. И глубина продолжает расти.

— Бред. Такой глубины не бывает.

Капитан с ненавистью посмотрел на передовые технологии стоимостью несколько миллионов иен и шарахнул по ним кулаком.

Штурман нервно улыбнулся.

— А, сэр, — сказал он. — теперь стало мельче.

Под громом верхней глубины, как Азирафелю и Теннисону было известно, Там, далеко, под пропастями моря/Спит Кракен.

А теперь проснулся.

По мере того как он поднимался, миллионы тонн океанического ила стекали по его бокам.

— Видите, — сказал штурман, — уже три тысячи метров.

У кракена нет глаз. На такой глубине просто не на что было смотреть. Но теперь, поднимаясь сквозь толщу ледяной воды, он улавливает сверхчастотный шум моря, да печальные гудки и переливы песни китов.

— Эм, — произнес штурман. — Тысяча метров?

Кракен был недоволен.

— Пятьсот метров?

Рыбоконсервный корабль качнуло под напором внезапной волны.

— Сто метров?

Какой-то крошечный металлический предмет покачивается над ним. Кракен повернулся.

И десять миллионов порций суши возопили о мщении.

 

***

Окна коттеджа, треснув, посыпались внутрь дома. Это была не буря, но война. Обрывки жасминовых лепестков кружились по комнате, смешавшись с дождем из карточек.

Ньют и Анафема, вцепившись друг в дружку, спрятались в крохотном пространстве между перевернутым столом и стеной.

— Ну, давай, — пробормотал Ньют, — скажи теперь, что Агнес и это предсказывала.

— Она говорила, что он принесет бурю, — сказала Анафема.

— Да это же чертов ураган. Она не упоминала о том, что должно произойти дальше?

— От номера 2315 есть отсылка к 3477, — сказала Анафема.

— И в такое-то время ты помнишь такие подробности?

— Раз уж ты об этом упомянул, то да, — ответила она и протянула карточку.

 

3477: Пусть колесо Судьбы ? Боюсь, тут какая-то
вертится, пусть по велѣнію сер-  мистика [А Ф Девайс
децъ, тутъ суть огни окт. 17, 1889]
опричь моего; когда  
вѣтеръ развѣетъ цвѣтеніе, мирра/цветение? [ОФД,
съ однимъ другой 1929, сент. 4]
соединится и наступитъ  Откровение, вновь гл. 6,  
тишь, когда Рдяной и  полагаю [Др. Тос
Бѣлый и Черный и Девайс, 1835]
Блѣдный приблизятся къ  
Профессїи Нашей Въ Миррѣ.  

 

Ньют перечитал предсказание еще раз. Снаружи донесся такой звук, словно по саду перекатывался лист гофрированного железа, впрочем, так оно и было.

—Это значит, — медленно произнес он, — что мы должны объединиться в п… пару? Ай да Агнес, ну и затейница.

Ухаживания — это всегда непросто, особенно когда в доме, где проживает объект ухаживаний, находится престарелая родственница; ведь они имеют обыкновение ворчать, или хихикать, или стрелять у вас сигареты, или, в худшем случае, извлекают альбом семейных фотографий, а это уже можно расценивать как акт прямой агрессии в непрекращающейся войне полов, который следовало бы запретить Женевской Конвенцией. Но гораздо хуже, если эта родственница померла триста лет назад. Ньют действительно лелеял кое-какие планы, присматриваясь к Анафеме, не то чтобы он присматривал место для якорной стоянки, скорее, судно его надежды покоилось в сухом доке, где его можно было снабдить необходимым снаряжением, подкрасить тут и там да очистить от налипших ракушек. Но осознание того, что своим ясновидящим взором Агнес буравит его затылок, обрушилось на его либидо, словно ведро холодной воды.


Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 63; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!