Который играл дворецких и камердинеров в кино, театре и на телевидении, начиная 21 страница



Он даже раздумывал над тем, чтобы пригласить Анафему куда-нибудь пообедать, но сама мысль о том, что какая-то ведьма времен Кромвеля из своего сельского коттеджа будет наблюдать за тем, как он ест, была ему ненавистна.

Он пребывал в том состоянии духа, в котором люди начинают сжигать ведьм. Его жизнь и без многовековых манипуляций какой-то полоумной старухи была достаточно сложной.

В камине громыхнуло так, словно часть трубы провалилась внутрь.

А потом он подумал: жизнь моя вовсе не так уж сложна. Я это вижу так же ясно, как видела Агнес. Эта жизнь простирается пред моим взором прямиком до досрочного выхода на пенсию, до коллективного сбора денег от сослуживцев, до чистенькой, аккуратной квартирки где бы то ни было, до опрятной и бессмысленной смерти. Только вот умру я прямо сейчас, погребенный под развалинами коттеджа, во время того, что могло бы оказаться концом света.

У Ангела-регистратора, не будет со мной никаких хлопот, на каждой странице события моей жизни повторялись годами. Ну в самом деле, чего особенного я успел сделать? Я никогда не грабил банк. Мне никогда не выписывали штраф за неправильную парковку. Я никогда не пробовал тайскую кухню...

...Где-то с веселым звоном вылетело стекло из другого окна. Со вздохом, в котором не было слышно разочарования, Анафема обвила его руками.

Я никогда не был в Америке. И во Франции, ведь Кале не считается. Я так и не научился играть ни на одном музыкальном инструменте.

Радио замолкло, потому что наконец не выдержали провода.

Он уткнулся лицом в ее волосы.

Я никогда...

 

***

 

Послышалось тонюсенькое «пинь».

Шедвелл, который как раз заполнял армейские платежные ведомости и только начал расписываться за младшего капрала Ведьмолова Смита, поднял глаза.

Ему потребовалось некоторое время, чтобы заметить, что булавка Ньюта больше не поблескивает на карте.

Бормоча себе что-то под нос, он поднялся с табурета и, пошарив на полу, нашел булавку. Потер ее и вернул на прежнее место, в Тадфилд.

Когда он расписывался за рядового Ведьмолова по фамилии Стол, который получал в год дополнительные два пени на сено, вновь послышалось «пинь».

Он поднял булавку, оглядел ее подозрительно и вдавил в карту с такой силой, что позади нее треснула штукатурка. Затем он снова вернулся к своим бухгалтерским книгам.

« Пинь».

На этот раз булавка отскочила от стены на несколько футов. Шедвелл взял ее, проверил острие, воткнул в карту и стал наблюдать.

Примерно через пять секунд она просвистела у него над ухом.

Он пошарил по полу, вернул ее на карту и стал придерживать рукой.

Она двигалась. Он навалился всем телом.

От карты потянулась тонкая струйка дыма. Шедвелл взвыл и сунул обожженные пальцы в рот, раскаленная булавка срикошетила от стены и разбила окно. Она не хотела торчать в Тадфилде.

Десять секунд спустя Шедвелл уже рылся в кассе Армии Ведьмоловов, в которой обнаружилась пригоршня медяков, банкнота в десять шиллингов и маленькая фальшивая монетка времен правления Якова I. Пренебрегая личной безопасностью, он порылся в своих собственных карманах. Однако его улова, даже с учетом льготного пенсионного проездного билета, едва хватило бы на то, чтобы просто выйти из дома, а уж о поездке в Тадфилд не могло быть и речи.

Из тех, кого он знал, деньги можно было занять у мистера Раджита и Мадам Трейси. Что касалось Раджитов, то в любой беседе, касающейся финансовых вопросов, первым делом всплыла бы тема оплаты квартиры за последние семь недель, а что до Мадам Трейси, которая весьма охотно одолжила бы ему некоторое количество засаленных десяток...

—Да шоб мне пусто было, ежели я коснусь Греховной Платы этой размалеванной иезавели.

Значит, больше никого нет.

Кроме одного.

Голубок южанин.

Оба его спонсора заходили сюда лишь однажды, и оба провели в помещении так мало времени, как это только было возможно, а в случае Азирафеля — не прикасаясь ни к одной горизонтальной поверхности. Второй из них, этот хлыщ-южанин в темных очках, который — как подозревал Шедвелл — был вовсе не из тех людей, кого стоило обижать. В незамысловатом мире Шедвелла любой, кто носил темные очки за пределами пляжа, вероятнее всего был преступником. Он также предполагал, что Кроули имел отношение к Мафии или подпольной группировке, хотя Шедвелл был бы удивлен тем, насколько близким к истине было его предположение. Но вот первый из них, этот мягкотелый, в пальто из верблюжьей шерсти — совершенно другое дело, к тому же Шедвелл как-то раз рискнул даже проследить за ним до его базы, а главное, мог припомнить дорогу. Он полагал, что Азирафель был русским шпионом. У него можно было попросить денег. Припугнуть слегка.

Это было ужасно рискованно. Шедвелл взял себя в руки. Может быть, прямо сейчас Ньют неимоверно страдает в руках дочерей ночи от невообразимых пыток, и это он, Шедвелл, послал его туда.

—Мы не могем бросить там наших людей, — сказал он, надел свой тощий плащ и бесформенную шляпу, а потом вышел на улицу.

Погода, похоже, немного улучшилась.

 

***

 

Азирафель был в смятении. Он пребывал в смятении уже примерно двенадцать часов. Его нервы, как он сам бы он выразился, порядком расшатались. Он ходил по магазину, подбирал клочки бумаги и вновь бросал их, хватаясь за авторучки.

Он должен сказать Кроули.

Нет, не так. Он хотел рассказать Кроули. А должен рассказать Небесам. В конце концов, он был ангелом. Ему надлежало поступать правильно. Это было встроенной функцией. Видишь коварство — пресекай. Кроули тогда верно заметил. Ему следовало рассказать обо всем Небесам с самого начала.

Но ведь он знал его тысячи лет. Они ладили. Они почти понимали друг друга. Порой Азирафелю казалось, что у них гораздо больше общего друг с другом, чем с их боссами. Для начала, они оба этот мир действительно любили, а не рассматривали его лишь в качестве доски, на которой разыгрывается партия космических шахмат.

Ну конечно. Вот он, ответ, прямо перед его носом. Это было бы вполне в духе его договора с Кроули, если бы он намекнул Небесам, и те могли бы незаметно сделать что-нибудь с ребенком, хотя, разумеется, ничего плохого, потому что все мы твари Божьи по сути своей, даже такие люди как Кроули и Антихрист, и мир тогда будет спасен, и не нужно будет устраивать весь этот Армагеддон, который в любом случае никакой пользы никому не принесет, ведь всем и так ясно, что Небеса победят, и Кроули придется это понять.

Да. И тогда все будет хорошо.

В дверь магазина постучали, несмотря на красовавшуюся снаружи табличку ЗАКРЫТО. Азирафель проигнорировал стук.

Войти в контакт с Небесами для двусторонней коммуникации Азирафелю было намного труднее, чем людям, которые никогда не ожидают ответа и почти во всех случаях бывают крайне удивлены, если его получают.

Он отодвинул в сторону заваленный бумагами стол и скатал потертый ковер, лежавший на полу книжного магазина.

На половицах виднелся начертанный мелом небольшой круг, обрамленный подходящими изречениями из Каббалы. Ангел зажег семь свечей, которые он в соответствии с ритуалом поместил в определенные точки круга. Затем он воскурил фимиам, необходимости в котором, впрочем, не было, но после него в помещении приятно пахло.

После этого он встал в центр круга и произнес Слова.

Ничего не произошло.

Он произнес Слова еще раз.

Наконец яркий голубоватый луч света упал с потолка и озарил круг.

Интеллигентный голос произнес:

—Ну?

—Это я, Азирафель.

—Мы знаем, — сказал голос.

—У меня прекрасные новости! Я выявил местонахождение Антихриста! И я могу вам сообщить адрес и всю необходимую информацию!

Последовала пауза. Голубоватый свет мигнул.

—Ну? - вновь произнес голос.

—Понимаете, вы теперь можете его уб... можете остановить все происходящее. Как раз вовремя, в самый последний момент! Вы сможете все это прекратить, и тогда не потребуется никакой войны, и все спасутся.

Он лучезарно улыбнулся сиянию безумной улыбкой.

—Да? — сказал голос.

—Да, он находится в месте, под названием Нижний Тадфилд, его адрес...

—Хорошая работа, — произнес мерный, безжизненный голос.

—И теперь не нужно затевать все это дело с превращением трети морей в кровь и прочего, — радостно сказал Азирафель.

В последовавшем ответе читалось легкое раздражение.

—Почему нет? — сказал голос.

Азирафель почувствовал, что его энтузиазм лишился опоры и под ним разверзлась ледяная бездна, но попытался притвориться, что ничего не происходит.

Он стремительно продолжил:

—Ну, вы легко можете убедиться, что...

—Мы победим, Азирафель.

—Да, но...

—Силы Тьмы должны быть повержены. Похоже, у тебя сложилось неверное представление. Суть не в том, чтобы избежать войны, а в том, чтобы ее выиграть.

Азирафель чувствовал, как холод сковал его разум. Он открыл было рот, чтобы сказать: «А вам не кажется, что, возможно, неплохой идеей было бы не вести войну на Земле?»— и передумал.

—Ясно, — мрачно сказал Азирафель. От двери донесся скрип, и если бы Азирафель посмотрел в том направлении, то он бы увидел, как чья-то потрепанная фетровая шляпа пытается заглянуть в окошко над дверью.

—Однако, это не означает, что ты плохо себя проявил, — сказал голос. — Получишь благодарность с занесением. Отличная работа.

—Благодарю, — произнес Азирафель. В его голосе было столько горечи, что от нее могло бы скиснуть молоко. — Вероятно, я забыл о непостижимости.

—Мы так и подумали.

—Могу я спросить, — сказал ангел, — с кем я говорил?

И голос произнес:

— Мы — Метатрон[150].

—Ох, ну да. Разумеется. Хм. Ну что же. Спасибо вам большое. Благодарю.

Окошко для писем за спиной Азирафель приоткрылось и в нем показались два глаза.

—И еще кое-что, — произнес голос. — Ты, разумеется, к нам присоединишься, не так ли?

—Ну, э-эээ, конечно, правда с тех пор, как я последний раз держал в руках огненный меч, прошло много лет... — начал Азирафель.

—Да, мы припоминаем, — сказал голос. — У тебя будет возможность освежить навыки.

—А... Хммм... Какое событие послужит толчком к началу войны?

—Мы полагаем, что обмен ядерными ударами между некоторыми странами будет неплохим стартом.

—О. Да. Весьма своеобразно, — голос Азирафель звучал уныло и безнадежно.

—Хорошо. Тогда ждем твоего незамедлительного прибытия.

—А-аа. Ну. Я только улажу пару деловых вопросов, ладно? — в отчаянии произнес Азирафель.

—Вряд ли в этом есть необходимость, — сказал Метатрон.

Азирафель расправил плечи.

—Я считаю, что элементарная порядочность, не говоря уж о моральных принципах, требует от меня, чтобы я, как уважаемый бизнесмен...

—Да, да, — с раздражением отозвался Метатрон. — Принято. Значит мы тебя ждем.

Свет погас, но не до конца. Они оставили линию связи открытой, подумал Азирафель. Мне не выбраться.

—Алло? — тихо произнес он. — Здесь еще кто-то есть?

Тишина.

Очень осторожно Азирафель покинул круг и прокрался к телефону. Он открыл телефонную книгу и набрал номер.

После четырех гудков раздалось легкое покашливание, затем последовала пауза, а потом голос, звучавший настолько ровно, что на нем вполне можно было бы расстелить ковер, произнес:

—Привет. Это Энтони Кроули. Хех. Меня...

—Кроули! — Азирафель пытался одновременно кричать и говорить шепотом. — Слушай! У меня мало времени! Я...

—... вероятно нет дома, или я сплю, а может занят или что-то в этом роде, но...

—Заткнись! Слушай! Это в Тадфилде! Все написано в той книге! Ты должен остановить...

—... после звукового сигнала, и я вам перезвоню. Чао.

—Но я хочу поговорить с тобой сейчас.

БиииИИиииИИииип.

— Прекрати шуметь! Это в Тадфилде! Вот что я там почувствовал! Тебе следует отправиться туда и...

Он убрал трубку от лица.

—Вот сволочь! — сказал он. Впервые за последние четыре тысячи лет Азирафель позволил себе выругаться.

Спокойствие. У демона же есть и другой номер, так ведь? Спокойствие. У демона же есть и другой номер, так ведь? Таким как он это свойственно.

Азирафель принялся рыться в телефонной книге и чуть не уронил ее. Скоро эти Наверху потеряют терпение.

Он отыскал другой номер. Он его набрал. Трубку подняли тут же, а в магазинчике звякнул колокольчик.

Голос Кроули становился все громче, по мере приближения к трубке:

—... действительно серьезно. Алло?

— Кроули, это я.

—Нгк, — его голос прозвучал до ужаса безэмоционально. Даже Азирафель, который и сам был на нервах, почувствовал неладное.

—Ты один? — осторожно спросил он.

—Ну-у. С одним старым другом.

—Слушай...

Прочь отсель, ты, ищадье Ада!

Очень медленно Азирафель обернулся.

 

***

Шедвелла трясло от возбуждения. Он все видел. Он все слышал. Он ничего не понял, но он знал, для чего люди используют круги, свечи и ладан. Он это твердо знал. Фильм «Выход Дьявола» он смотрел пятнадцать раз, шестнадцать, если считать тот случай, когда его выкинули из зала за то, что он выкрикивал отнюдь не лестное мнение об этом ведьмолове-любителе Кристофере Ли.

Эти сволочи просто его использовали. Они насмехались над славными традициями Армии.

—Я тя видел, дьяволово отродье! — крикнул он, приближаясь, словно побитый молью ангел-возмездия. — Знаю почто ты здесь, явилси, шоб соблазнять жинок творить твои мерзости.

—Полагаю, Вы ошиблись магазином, — произнес Азирафель. — Я перезвоню позже, — добавил он в телефон и повесил трубку.

— Я все видел, чо ты тута делал, — прорычал Шедвелл. На губах у него выступила пена. На его памяти он еще никогда не испытывал такой злости.

—Эм, все совсем не так, как кажется... — начал было Азирафель, но сразу понял, что в разыгрывании словесных гамбитов ему не хватает определенной сноровки.

—Пари держу, что нет, — торжествующе произнес Шедвелл.

—Нет, я имею в виду...

 Не сводя глаз с ангела, Шедвелл попятился и захлопнул дверь магазина так, что звякнул дверной колокольчик.

Колокол, — сказал он.

Он схватил Добрые и Точные Пророчества и шваркнул об стол.

Книга, — прорычал он.

Он порылся в кармане и достал зажигалку Ронсон.

—Практически Свеча, — выкрикнул он и двинулся вперед.

Круг на его пути светился голубым сиянием.

—Э-э-э, - сказал Азирафель. — Я думаю, это не очень хорошая идея...

Шедвелл его не слушал.

—Властью, данной мне долгом и службой Ведьмолова, — произнес он нараспев, — заклинаю тя, оставить сие место...

—Видите ли, круг...

—...и вернуться туда откуда пришел, без промедления...

—...это будет весьма неразумно, если человек вступит в него без...

— ...и избави нас ото зла...

—Держись подальше от круга, глупый ты человек!

—...и никогда не возвращайся, дабы изводить...

—Да-да, только держитесь подальше от...

Азирафель бросился к Шедвеллу, отчаянно размахивая руками.

—...сгинь БЕЗ ВОЗВРАТУ! — закончил Шедвелл. И наставил свой обличающий, украшенный траурной каймой, палец на Азирафеля.

Азирафель посмотрел себе под ноги и выругался второй раз за последние пять минут. Он вошел в круг.

—Бля, — сказал он.

Раздался мелодичный перезвон, и голубое сияние исчезло. Азирафель тоже.

Прошло тридцать секунд. Шедвелл не двигался. Затем он протянул дрожащую левую руку и с ее помощью осторожно опустил правую.

—Эй? - сказал он. — Эй?

Ответа не последовало.

Шедвелл вздрогнул. Затем, прижимая к себя правую руку, словно ружье, из которого он не смел выстрелить, но не знал, как разрядить, он вышел на улицу, и дверь за ним захлопнулась.

Пол завибрировал. Одна из свечей Азирафеля упала, расплескав горячий воск на старое, сухое дерево.


 

***

Лондонская квартира Кроули являлась воплощением стиля. Она была именно такой, какой квартире и следует быть: просторная, белая, элегантно обставленная, с той легкой дизайнерской непринужденностью, которая присуща лишь тем квартирам, в которых никто не живет.

Все оттого, что Кроули в ней и не жил.

Это было просто то место, куда он мог вернуться под вечер, когда бывал в Лондоне.

Постельное белье всегда было заправлено, холодильник наполнен деликатесами, которые никогда не портились (ведь именно для этого у Кроули и был холодильник), и его не требовалось ни размораживать, ни даже в розетку включать.

В его гостиной был огромный телевизор и белый кожаный диван, видеомагнитофон и проигрыватель лазерных дисков, отдельный автоответчик и два телефона — один для линии с автоответчиком и другой, приватный номер (еще не обнаруженный легионами телефонных продавцов, упорно пытавшихся уговорить Кроули приобрести двойное остекление окон, которое у него уже было, или застраховать свою жизнь, в чем он не нуждался), и квадратная, матово-черная акустическая система, сконструированная столь изысканно, что на ее корпусе были лишь кнопка включения да регулятор громкости. Единственным звуковым оборудованием, которое Кроули обошел своим вниманием, были звуковые колонки, он просто-напросто о них забыл. Не то чтобы это имело значение. Воспроизведение звука в любом случае было идеальным.

Еще там был неподключенный факс с интеллектом компьютера и компьютер с интеллектом умственно отсталого муравья. Тем не менее раз в несколько месяцев Кроули его апгрейдил, потому что полагал, что стильный компьютер - та вещь, которая должна быть у такого человека, каким он пытался казаться. Это был эдакий Порше с монитором. Руководства по эксплуатации до сих пор лежали в своей прозрачной упаковке[151].

На самом деле Кроули в этой квартире свое непосредственное внимание уделял лишь комнатным растениям. Они были огромными, восхитительно зелеными и блестящими, сияющими здоровьем и глянцевыми листьями.

А все потому, что раз в неделю Кроули обходил квартиру, вооружившись зеленым пластиковым пульверизатором, опрыскивал листья и разговаривал с растениями.

О том, что с растениями следует разговаривать, он услышал еще в начале семидесятых на Четвертом канале радио BBC и решил, что это прекрасная идея. Хотя, возможно, слово «разговаривал» не совсем точно описывает действия Кроули.

Он внушал им страх перед Господом.

Точнее, страх перед Кроули.

Кроме того, каждые пару месяцев Кроули выбирал растение, которое росло слишком медленно, или чьи листья начали увядать и буреть, или же просто оно выглядело не так хорошо, как остальные, и выставлял его на виду у других растений.

— Попрощайтесь с вашим товарищем, — говорил он им тогда. — Он сломался...

Затем Кроули покидал квартиру, прихватив провинившееся растение, и возвращался через час или чуть больше с пустым цветочным горшком, который оставлял на видном месте посреди квартиры.

Его растения были самыми роскошными, самыми зелеными и красивыми в Лондоне. И самыми запуганными.

Гостиную освещали маленькие прожекторы и белые неоновые лампы, которые обычно ставят на стул или в угол комнаты. Единственным украшением на стене был рисунок в раме - набросок Моны Лизы, выполненный Леонардо Да Винчи собственноручно. В один жаркий флорентийский день Кроули приобрел его у художника и считал, что набросок намного лучше финальной версии картины[152].


Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 62; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!