Физическое и сексуальное НАСИЛИЕ 10 страница

¹Douglas К. В. Op. cit.

²ConeJ. H. A Black Theology of Liberation. — P. 65.

Однако понятия «черноты» и «белизны», которые вводят негритянские теологи, выходят за рамки внешних признаков. По этому определению, «черный» — это тот, кто страдает, кто терпит дискриминацию в расистском обществе, а «белый» — тот, кто угнетает других. «Говоря о черноте, мы не хотим сказать, будто только негры являются жертвами расистского общества. Чернота — онтологический символ и очевидная реальность, наилучшим образом описывающая угнетение в Америке... Чернота включает в себя всех, пострадавших от угнетения и осознавших, что сохранить свое человеческую сущность возможно лишь через освобождение от белизны»¹.

Роберт А. Морей усматривает в таком определении абсурдность: «Негритянские теологи определяют «черноту» и «белизну» в марксистских терминах. Проснитесь, люди! Здесь не о расовых предрассудках речь, а о классовой борьбе!... Это иррациональное определение приводит к тому, что некоторых белых людей придется называть «черными», а черных — «белыми». Согласно определению, данному негритянскими теологами, светловолосый голубоглазый швед, который колется и живет на пособие, — черный, тогда как преуспевающий негр, владелец частной компании, — белый!»². В ответ на подобную критику заметим: Морею стоит внимательнее читать критикуемый текст. Нигде чернота не связывается с потреблением наркотиков, а белизна — с частным предпринимательством. Тем не менее, действительно, не обязательно иметь черный цвет кожи, чтобы быть черным. Необходимо лишь остро чувствовать социальную несправедливость и быть готовым к участию в революционной борьбе на стороне угнетенных, и в этом смысле черноту и белизну можно назвать классовыми понятиями.

Познание Бога возможно только через признание того, что Он — на стороне угнетенных негров и против белых угнетателей, т.е. «мы должны стать черными вместе с Богом». При этом речь идет не о буквальном цвете кожи.

¹Cone J. Н. A Black Theology of Liberation. — P. 7.

²Morey R.A. The Truth about Black Liberal Theology. Электронный ресурс http.7/.totse.com/en /religion/christianity/blackth.html

Белый человек может стать черным в духовном смысле, и вопрос: «Как я могу стать черным?» равносилен вопросу темничного стражника, охранявшего Апостола Павла: «Что мне делать, чтобы спастись?» (Деяния 16, 30). Ответ тот же, что и в Библии: «веровать в Господа Иисуса Христа», но важно понять, в какого Иисуса. Черный Христос несет верующим в Него свободу, любовь, равное достоинство — ведь все люди созданы по образу Божию. Африканские иконы в храмах можно было бы рассматривать лишь как образцы национального эстетического вкуса, однако тогда они не вызывали бы столь яростного осуждения и негодования со стороны белых консерваторов. Угнетатели понимают: призыв Черного Спасителя «Следуй за Мной» не останется без ответа.

Новый образ Бога в феминистской теологии. В христианстве самым ярким подтверждением неравнодушия Бога к страданиям людей является Голгофа. Э. Джонсон пишет: «Здесь, как нигде, открывается взору человека Мудрость, которая участвует в страданиях мира и преодолевает их, неожиданно для палачей, внутренней силой любви»¹. В 1984 году в Нью-Йорке, в храме Св. Иоанна Богослова была впервые выставлена скульптура, где Христос изображен как распятая женщина. Ее автор — внучка Уинстона Черчилля Эдвина Сандис — не собиралась бросать вызов американскому обществу, а всего лишь создала произведение на женскую тему к Всемирной неделе женщин, проводимой ООН, и сделала это еще в 1975 году. По признанию самой Э. Сандис, она не пыталась отрицать исторического Иисуса, родившегося мальчиком в Вифлееме и принесенного на седьмой день в храм для обрезания. Смысл ее работы — показать Бога, сострадающего несчастным женщинам, ведь, как пишет Вирджиния Фабелла, все нищие и измучен-

ные женщины мира «являют собой сегодняшнего Христа, изуродованного крестными страстями»¹.

Религиозное значение эта скульптура приобрела, появившись в кафедральном соборе англиканской церкви во время Страстной недели. Тогдашний епископ Нью-Йоркский Вальтер Деннис назвал статую «осквернением самого святого христианского символа». Он был не одинок в своем негодовании. Появление этой небольшой бронзовой скульптуры вызвало волну возмущения среди консервативно настроенных американцев, выросших «в обществе, где измученное женское тело воспринимается как порнография, а не выражение страданий Бога»².

Десять лет спустя, когда 26 февраля 1995 года (в праздник Преображения) статуя была выставлена на обозрение прихожанам в соборе Святого Утешителя в г. Ричмонд (шт. Вирджиния), реакция на нее была ненамного мягче. Хотя настоятель храма отец Брюс Грей отметил, что «от статуи исходит дыхание красоты и боли... у нас есть теперь возможность лучше понять место Христа в церкви и значение Голгофы для всех людей», некоторые прихожане открыто протестовали против появления скульптуры и даже жаловались в вышестоящие органы и газеты: «Христос-женщина бросает вызов моей вере. Что это — идолище? Символ иного бога? ... Если это произведение искусства, пусть стоит в галерее. Ей не место в храме!» — пишет Дэн Эскалера в епархиальную газету «Эпископалиан»³.

Весьма вероятно, что недавний пожар в храме Св. Иоанна Богослова (декабрь 2001) был неслучаен. Ведь до сих пор консерваторы не могут простить этому храму того, что в его стенах выставлялась статуя распятой женщины, и сообщения о несчастье вызвали ряд злорадных публикаций: «Вчера,

¹Fabella V. A Common Methodology for Diverse Christologies? // V. Fabella, M.A. Oduyoye, eds. With Passion and Compassion: Third World Women Doing Theology: Reflections from the Women's Commission of the Ecumenical Association of Third World Theologians. — Maryknoll, NY: Orbis Books, 1988. — P. 110.

²Ruether R. R. Feminism and Jewish-Christian Dialogue // J. Hick and P. Knitter ed„ The Myth of Christian Uniqueness — London: SCM Press, 1988. — P. 147.

³The Episcopalian, June 10 1995.

18 декабря мы услышали о пожаре в храме Св. Иоанна Богослова — епископальной церкви в г. Нью-Йорк. Мы недавно обсуждали необходимость нравственного очищения — и вот еще один прекрасный пример! Нынче не модно связывать происходящие события с карами Господними, но вспомним — храм Св. Иоанна Богослова, самый большой храм Америки стал в последние годы пристанищем диавола... На Страстной неделе 1984 года в этом кафедральном соборе епископальной церкви было выставлено бронзовое изваяние обнаженной женщины на кресте с издевательским название «Христа»... Слышишь, Америка? Слышишь, храм Св. Иоанна Богослова? Не зря ты вчера из распахнутых бронзовых дверей изрыгал чернильно-черный дым, а огненные языки взметались на тобою на высоту 40 футов!»¹

Протесты не возымели ожидаемого действия. Наоборот, многие художники (и мужчины и женщины) с восторгом восприняли новый образ Мессии и создали немало подобных произведений. Христа стала популярным украшением феминистских конвенций, модных выставок и частных домов.

В то же время, как и в случае с Черным Мессией, многие критики проявляют незнание христианской истории. Женский образ Иисуса Христа не является изобретением феминисток XX века. Средневековые мистики, мужчины и женщины, обращались к теме Материнства как сущности Бога, хотя это наследие тщательно скрывалось Ватиканом в монастырских архивах и закрытых залах библиотек (впрочем, такое неприятие относилось, скорее, ко всей мистической традиции). К этому направлению в мистической традиции относится св. Юлиана Норвич, чье имя стало широко известно только во второй половине XX века. Эта англичанка считается первой женщиной, написавшей книгу на английском языке (1373 г.), но даже если это было бы не так, «Откровения любви Божией» все равно вошли бы и в историю мировой литературы и в историю догмы.

Во время тяжелой болезни девушке было видение Бога как Матери: «По ¹ Brown М.Н. Fire at 'New Age' Cathedral in New York One More Little Warning of Purification // The Spirit Daily, December 19, 2001.

сотворению нашему Бог Всемогущий это Отец наш, а Бог Всеведущий это . Мать наша, в любви и благости Духа Святого. Это всё один Бог, один Гос

подь». Образ любящего Спасителя является центральной темой книги: «Мать вскармливает дитя своим молоком, а наша драгоценная Мать Иисус кормит нас Собою» \ Опередив свое время на шесть столетий, Юлиана Норвич по-прежнему остается непринятой своей церковью: консервативные семинарии отказываются включать ее книгу в список рекомендуемой литературы именно из-за проблематичного образа Иисуса. Вообще, средневековая мистическая традиция, где, в отличие от сухих трудов по догматике, Бог предстает живым и близким, представлена в большей степени женщинами, а не мужчинами и, несмотря на канонизацию многих мистиков, официальная католическая церковь осторожно относится к мистической традиции, а консервативные протестантские церкви отвергают его полностью.

’ Можно было бы ожидать, что феминистки будут охотно обращаться к

* женскому наследию и с восторгом примут книгу Юлианы Норвич. Однако в

* работах Э. Джонсон и ее коллег не найти имен Екатерины Сиенской, Екатерины Генуэзской, Терезы Авильской или Макарины Нисской, а про Юлиану Норвич Джонсон вспоминает только один раз почти вскользь. Причина в том, что когда «Откровения любви Божией» были переведены на современный английский язык и стали достоянием широкой публики, оказалось, что они недостаточно радикальны. Несмотря на очевидную революционность трактатов Юлианы Норвич относительно ее века, они содержат достаточно реверансов в сторону официальной церкви и догматических норм, чтобы насторожить теологов-освободителей. Томас Лонг, например, отвергает «феминизм» Юлианы Норвич, отказывает ей в уникальности и утверждает, что ее работа «получает больше внимания, чем заслуживает»². С точки зрения феминистской теологии, средневековые женщины находились во власти анд-

¹ Julian of Norwich. Showings. — New York: Paulist Press, 1978. — P. 187, 192.

¹ Long T.L. Julian of Norwich: Essentialist and Feminist? // Presented at the Society for Feminist Studies Open Panel, Modern Language Association Annual Convention, December 29, 1998.

роцентристских стереотипов, а потому их книги не представляют интереса с точки зрения реального освобождения.

Ни Элизабет Джонсон, ни Эдвина Сандис, ни Юлиана Норвич не утверждают, что Бог — это женщина. В то же время Бог и не мужчина, хотя именно так Его изображают на традиционных иконах. Настойчивая приверженность к мужским именам и мужским образам, по мнению феминисток, делает христианство однобоким и ограниченным. Христа, София, Мать- Иисус — метафоры, описывающие неописуемое, они не онтологичны, но позволяют подняться на следующую ступень познания Бога сквозь преграждающие путь стереотипы.

Освобождение от стереотипов — промежуточная цель феминисток, главное же — добиться освобождения личности, признания равного права женщин на образ Божий и подобие Божие. Метафоры здесь недостаточно. В связи с этим Э. Джонсон, как и ее негритянские коллеги, обращается к той части ветхозаветной истории, когда Бог повелевает Моисею вывести народ Израилев из египетского рабства.

Пророк не решается взять на себя такую трудную миссию и боится, что соплеменники не поверят ему: «Вот, я прийду к сынам Израилевым и скажу им: "Бог отцов ваших послал меня к вам". А они скажут мне: "как Ему имя?" Что сказать мне им?» (Исход 3, 13). Бог отвечает: «Я есмь Сущий... так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам» (Исход 3, 14). Этот текст принимается иудейской и христианской религиями как важнейший и уникальный. Это, фактически, единственное место в Библии, прямо указывающее на внутреннюю сущность Бога. Во многих переводах имя Господа Бога дается в мужском роде, в то время как в древнееврейском это четыре согласных, которые можно точнее перевести как «Я это Я».

Э. Джонсон предлагает шокирующий для традиционного христианства перевод «Я есмь Сущая» как равноценный варианту «Я есмь Сущий». «С этим именем мы привносим в женскую метафору всю силу, заключенную в онтологическом символе Абсолюта, это Жизнь, дающая жизнь миру»¹.

Создание новой внешности Иисуса Христа, очевидно является существенной характеристикой всех теологий освобождения. Русская, украинская, польская теологии освобождения, находящиеся сейчас на стадии становления, также начинают с создания образа славянского Христа. Так, российские историки Е.А. Климчук и Б. Сапунов предпринимают попытки доказать, что Христос имел славянские или греко-сирийские черты лица и говорил на древнерусском языке, а украинский политолог А. Окара утверждает, что Христос был выходцем из Галиции. К. Шиманьски отмечает сходные процессы в Польше.

Хотелось бы подчеркнуть, что онтологизация здесь не является случайностью или ошибкой, о которых предупреждает X. Ортега-и-Гассет: «Метафора — незаменимое орудие разума, форма научного мышления. Употребляя ее, ученому случается сбиться и принять косвенное или метафорическое выражение собственной мысли за прямое»^{^[53]}^{^[54]}. Теологи-освободители не приняли метафорическое выражение за прямое, они сознательно сделали его прямым, благодаря чему ограниченное орудие разума стало, если можно так выразиться, оружием массового уничтожения. Одна фреска, изображающая Хри- ста-партизана, способна всколыхнуть больше людей, чем десятки пламенных речей о классовой борьбе. Если бы это было не так, нетрадиционные образы Мессии не вызывали бы столь острых споров и столь яростных протестов: ведь никто не обвиняет поэтов в неправомерном использовании слова «зеркало» в отношении поверхности озера.

3.3. Интерпретация социальных реалий в теологии освобождения

По мнению теологов-освободителей, Бога можно увидеть только в измученном и угнетенном ближнем, другого способа нет. К. К. Абрахам отмечает значение формы угнетения на особенности каждой теологии освобождения. «Форма угнетения создает контекст, в котором пишется теология освобождения: это может быть расизм, деление на касты, неоколониализм или патриархат. В результате появляется теолог с конкретными взглядами на содержание и значение освобождения. Эта частная направленность в рамках широкого круга освободительных теологий, создает предпосылки для постоянного диалога между теологами-представителями различных контекстов»¹.

Испания и Португалия всего лишь за каких-нибудь сто лет насильственно окрестили коренные народы американского континента, и на последующие четыре века (до 1960-х годов) там установилась безраздельная власть католической церкви. Испанские конквистадоры так истолковывали Библию, что именно они оказывались «народом Божиим», ведущим священную войну за обетованную землю Ханаанскую. Индейцам оставалось или покоряться, или погибать от «карающей десницы Господней».

Жестокость применялась и в отношении «обращенных» — они нещадно эксплуатировались колонизаторами. Королевским указом испанцам запрещалось иметь рабов, за исключением тех случаев, когда порабощались военнопленные. Колонизаторы провоцировали многочисленные кровавые войны с мирными индейскими племенами, а захваченных в плен индейцев переправляли в Испанию в обмен на товары. Кроме того, самим Колумбом был изобретен способ фактического порабощения при формальном отсутствии рабства: система «энкомьендас», прикрепления. Под предлогом «обучения христианской вере» нескольких индейцев (энкомендадос) прикрепляли к ко- ¹ Abraham К.К. Black Theology: A Reflection From Asia // Cone J. H. A Black Theology of Liberation: Twentieth Anniversary Edition. — Maryknoll, NY: Orbis Books, 1990. — P. 185.

му-то из испанцев (энкомендеро), тот обязан был их кормить и одевать, а индейцы должны были работать на него. Юридически индейцы не были рабами и не могли быть проданы, но во многом эта система была еще более жестокой, чем настоящее рабство. «Наставник» не вкладывал средств в «учеников», если кто-то из них умирал — достаточно было подать запрос властям, и хозяин получал нового раба. Лечить заболевших было невыгодно. С другой стороны, дети «учеников» не принадлежали «наставнику» так, как рабовладельцу принадлежали бы дети рабов, а потому он не только не заботился о здоровье беременных женщин и их новорожденных младенцев, но и намеренно перегружал будущих матерей работой, лишая при этом существенной доли рациона. Неудивительно, что количество мертворожденных было огромным. При этом владельцы не выполняли даже своих формальных обязанностей «наставников» — вверенных им индейцев никто не крестил, не исповедовал, не причащал, они работали по воскресеньям и в христианские праздники. Сохранилась легенда о св. Луи Белтране, который совершил чудо за обедом у богатого энкомендеро. Монах отказался принимать пищу, заявив, что испанцы сосут кровь у индейцев. Возмущенный хозяин начал громко и красноречиво доказывать свою праведность, но тут Белтран взял со стола пшеничную лепешку и сжал ее в руке. На глазах у многочисленных гостей из лепешки полилась кровь.

По сей день положение коренных народов американского континента остается униженным, утверждает Лидия Эрнандес. «Белая кожа считается лучше темной, все европейское — обязательно лучше местного. Под "культурой" понимается Европа, под "отсталым народом” — местное население. Европейская религия именуется "теологией", а местная — "суевериями" и "предрассудками". Мой народ впитал в себя эту идеологию дискриминации и добровольно выдвигает на высокие должности тех, у кого светлее кожа, оттесняя на самое дно тех, у кого лица смуглые»¹.

В отличие от других теологий освобождения, латиноамериканская теология выражает интересы не меньшинства, а большинства. Бедность в Латинской Америке имеет настолько устрашающие масштабы, что ее трудно сравнивать с нашими представлениями о бедности. При этом структура общества в этих странах такова, что родившемуся в нищете практически невозможно вырваться из порочного круга, в то время как богатство элитарных слоев защищено сложной системой политических и экономических законов. Сухие цифры статистических отчетов позволяют хотя бы приблизительно представить себе эту ситуацию. В Бразилии 60% сельхозугодий принадлежит 2% населения, и 70% крестьян трудятся на земле, которая принадлежит не им. Меньше половины перуанских детей доживает до пяти лет. Священник из Сальвадора рассказывает, что улицы столицы наводнены беспризорниками, которые воюют со свиньями и бездомными собаками за право рыться в мусорных ящиках. В Колумбии и других странах еженощно эскадроны смерти патрулируют улицы, убивая беспризорных детей, бродяг, проституток, гомосексуалистов, безработных, а также тех, кто внесен в «список неугодных» — тех, кто поднимает голос против такой ситуации. Такие люди бесследно исчезают или, в назидание другим, погибают от рук неизвестных убийц на глазах множества народа².

По мнению теологов-освободителей, причина бедственного положения народа в Латинской Америке остается той же, что и во времена энкомьендас. Западные страны прибрали этот регион к рукам под предлогом «отеческой заботы», а на самом деле — «сосут кровь» своих подопечных. «Отсталость Латинской Америки — оборотная сторона развитости Америки Северной. Успехи североамериканской экономики завязаны на отсталости стран третье-

¹Hernandes L. Today as Five Hundred Years Ago 11 G.Cook, ed. New Face of the Church in Latin America: Between Tradition and Change. — Maryknoll, NY: Orbis Books, 1994. — P. 15. '

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 49; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!