Глаза его сверкнули и он схватился за эфес...» 14 страница

       По окончании богослужения адмирал сказал, что Господь был милостив, что охранял нас эту ночь от кро­вопролития, потом похристосовался со всеми и оставил неизгладимую память у всех нас, участвующих.

       Это была моя самая лучшая Пасха!

Капитан 1 ранга

барон Мирбах

 

{153}

 

НА «БАЯНЕ» 31 МАРТА 1904 ГОДА

 

       Вечером 30 марта 1904 года на крейсере «Баян» был получен приказ: «Иметь все котлы под парами и быть готовым к выходу в море для поддержки наших восьми миноносцев, посланных на разведку к островам Эллиот». Миноносцы должны были вернуться с рассве­том. Около 4 часов 30 минут 31 марта, мы на «Баяне» получили приказание: «Немедленно выйти на помощь нашим миноносцам, так как в море слышна канонада».

       Внутренний бон не был разведен из-за поломки ма­шин дежурного портового баркаса, и нам пришлось спу­стить паровой катер. При его помощи бон был разведен. Уже на ходу мы подняли катер и вы­шли на внешний рейд. Командир, капитан 1 ран­га Г. Н. Вирен, прекрасно управлялся и, пройдя по заранее протраленному пути малым ходом, дал полный ход. И 21-узловым ходом мы помчались по направлению канонады. Погода была тихая, мглистая. Через некоторое время мы начали разбирать силуэты нескольких миноносцев. Шедший навстречу миноносец «Смелый» сообщил нам, что ему удалось вырваться из окружения неприятельских крейсеров и миноносцев, а подбитый «Страшный», по-видимому, погибает. Вскоре в бинокль можно было разобрать, что «Страшного» окружили четыре японских миноносца и расстреливают его на близкой дистанции, он же не отвечает на огонь и тонет. Когда мы приблизились к нему на 5 миль, не­приятельские миноносцы отошли к показавшимся из мглы четырем крейсерам. Па наших глазах «Страшный» потонул.

Мы подошли к месту гибели его около 6 час. утра. Море было спокойное и на обломках держались шесть матросов. Немедленно были спущены {154} спасательный вельбот и шестерка, которые подобрали пять мат­росов. Шестому я с мостика бросил конец со спасатель­ным кругом и крикнул: «Держись, голубчик», но он не имел сил протянуть к нему руку. Лежал он на спине на решетчатом люке; у него был разворочен живот и все внутренности вывалились и были в воде. Он мне ответил: «Нет сил — всё равно умру». Его не удалось спасти, так как в это время неприятельские крейсера приблизились к нам и открыли огонь из восьми 8-дюй­мовых орудий и 16-ти 6-дюймовых. (Их было два бро­неносных крейсера и два — типа «Читозы»).

Мы еще не могли дать хода, ибо поднимали наши шлюпки и отвечали из одного 8-дюймового и двух 6-дюймовых орудий. Минут через пять шлюпки были подняты, спа­сенные снесены в лазарет. Мы дали полный ход и, сра­жаясь, направились к Ляотишану, чтобы прикрыть наш миноносец, возвращавшийся в Артур. Командир искусно маневрировал, держа неприятеля на выгодном для нас курсовом угле, и прикрывал наш миноносец. Когда мы дали полный ход, команда во всех помещениях закри­чала «ура», как бы высказывая восхищение командиру за его лихой маневр.

       В это время адмирал Макаров на «Петропавловске» с крейсерами шел к нам на помощь. Неприятель, увидев нашу эскадру, начал удаляться и скрылся во мгле. Бой наш продолжался около 20 минут.

       Море кишело от взрывов крупных снарядов вокруг «Баяна», палуба была засыпана осколками.

Бог нас ми­ловал — прямых попаданий не было.

       Приблизившись к нам на видимость сигнала, коман­дующий флотом приказал нам: «Приблизиться». Пол­ным ходом подошел командир «Баяна» к эскадре, лихо развернулся и, подойдя на параллельном курсе к «Пет­ропавловску», доложил о спасении пяти матросов. Ад­мирал поздоровался с командой, поблагодарил за ли­хое дело и приказал полным ходом идти к месту ги­бели «Страшного». Как сейчас помню стоящего на мо­стике адмирала Макарова и его ласковые слова благо­дарности. Мы все знали, что он имеет нравственное право посылать нас в самые опасные операции, и шли {155} совершенно спокойно, ибо знали, что в нужный момент он поможет и ни на минуту не забудет нас. На корме «Петропавловска» около башни с 12-дюймовыми ору­диями стоял в шубе и меховой шапке художник В. В. Верещагин и что то зарисовывал. Через три часа он по­гиб. Эскадра следовала за нами, но, конечно, значитель­но отстала от нас, когда мы подошли к месту гибели «Страшного». В тот же самый момент из мглы пока­зались четыре неприятельских броненосных крейсера и немедленно открыли по нас огонь с расстояния 45-50 ка­бельтовых. Огонь их 16-ти 8-дюймовых орудий и мно­гих 6-дюймовых был очень интенсивен. Как и в первом бою, море вокруг нас кипело от взрывов.

Вторично Бог миловал — прямых попаданий не было. Лишь от взры­ва 8-дюймового снаряда под выступом мостика были контужены два офицера и четыре матроса с прободением ушных барабанных перепонок, да несколько человек были легко ранены осколками на палубе. Увидев нашу эскадру, японцы начали медленно удаляться, точно же­лая завлечь наши суда подальше от Порт-Артура. Мгла начала расходиться, и на юго-востоке мы увидели много неприятельских судов. Не прекращая боя, мы старались определить количество их и сообщили об этом сигна­лом командующему флотом. С «Петропавловска» было произведено несколько выстрелов из 12-дюймовых ору­дий, но за дальностью расстояния огонь был прекра­щен. Адмирал, разобрав наш сигнал, повернул в Порт-Артур, по-видимому желая принять бой поближе к вер­кам крепости. Одновременно был поднят сигнал «Бая­ну» вступить в кильватер». К этому времени все суда вышли на внешний рейд и вступили в строй на свои места.

       Японская эскадра в составе 6 броненосцев, 6 бро­неносных крейсеров (в числе их были новые, недавно купленные крейсера «Ниссин» и «Касуга»), легкие крей­сера и очень много миноносцев, медленно приближалась к Артуру. Подойдя на внешний рейд, адмирал Макаров повернул на восток. Броненосцы находились мористей, крейсера во второй линии — ближе к берегу. На флаг­манском корабле подняли сигнал: «Миноносцам войти в {156} гавань». Почти одновременно с этим сигналом раздался взрыв на «Петропавловске». Облако черного дыма под­нялось над его носом и вырвалось пламя; затем раздался второй взрыв с облаком белого пара (по-видимому, взор­вались огнетрубочные коробчатые котлы). Нос броне­носца с креном на правый борт стал быстро погружать­ся в воду, корма поднялась над морем и винты продол­жали работать в воздухе. Наконец раздался третий ужасный взрыв — поднялось желтое пламя и облако желтовато-бурого дыма. Корабль исчез под водой. Без сомнения, взорвались снаряды в погребе 12-дюймовых орудий под кормовой башней. Немедленно были спущены шлюпки для спасения утопающих. Я был старшим штур­маном «Баяна» и записывал моменты различных бое­вых событий или диктовал их моему помощнику. По моим записям, с момента первого взрыва на Петропав­ловске до его исчезновения под водой прошло 1 минута 43 секунды. Неприятель продолжал медленно прибли­жаться к нам и был ясно виден. Через очень короткий промежуток времени после гибели «Петропавловска» взорвалась «Победа», и с большим креном стала вхо­дить на внутренний рейд. В то время раздалась стрель­ба со всех наших судов из 75-миллиметровых и ниже калибром орудий. Видимо, на всех судах явилась мысль, что неприятельские подводные лодки взорвали наши су­да. Выбрасываемые отстрелянные медные гильзы уни­тарного патрона 75-миллиметровых орудий, попав в во­ду, плавали, пока их не заливало водой. Их принимали за перископы. Паника овладела кораблями, и все суда направились к входу на внутренний рейд. Тогда мы, старшие специалисты, находившиеся по боевому расписанию на мостике, обратились к командиру «Баяна» с просьбой поднять сигнал: «Входить по порядку номе­ров, указанному в приказе адмирала Макарова. Сначала капитан 1 ранга Вирен не соглашался, будучи младшим из командиров судов 1 ранга, но, видя беспорядок, всё же поднял сигнал.Мачта на Золотой Горе отрепетовала его, а затем все суда. Сразу восстановился порядок, и корабли благополучно вошли в гавань и на внутренний рейд. «Баяну» же приказано было остаться на рейде к {157} наблюдать за неприятелем. Японцы два или три раза подходили на очень близкое расстояние, но почему-то не открывали огня. Господь Бог продолжал быть ми­лостивым к нам, «Баяну» — ведь мы сколько раз про­ходили совсем рядом с поставленными на рейде минами и не взорвались. На следующий день тральщиками бы­ли обнаружены еще несколько японских мин. Только в пятом часу мы вошли на внутренний рейд.

       Весь личный состав флота был удручен гибелью ад­мирала Макарова. Такого другого у нас не было. Тяже­ло было у всех нас на душе. Нам не везло. Блестящая подготовка к войне, счастье и удача были на стороне японцев.

Контр-адмирал

К. В. Шевелев

 

{159}

 

В ДЕНЬ ГИБЕЛИ АДМИРАЛА МАКАРОВА

 

       —Погиб «Петропавловск» с адмиралом Макаро­вым, — понеслась мрачная и страшная весть по внут­реннему бассейну.

       Все бросились на Дачные Места, откуда видна бы­ла катастрофа. Это было в 11 часов утра 31 марта 1904 года. Когда я прибежал на взгорок у берега около Дачных Мест, «Петропавловска» уже не было. От не­го оставалось рассеивающееся облако дыма. Массы шлюпок еще толпились у одного места между судами эскадры, видимо, спасая тонущих. На вершинах холми­стого берега всюду кучками стоял народ, смотря в сто­рону моря на рассеянную в беспорядке эскадру. Со всех сторон еще сбегались из города и порта люди, потря­сенные новым несчастьем и новой неудачей, постиг­шей флот.

       Около меня стояло много моих знакомых офицеров, прибежавших из порта. С ручным фотографическим ап­паратом военный инженер, полковник Рашевский, пол­ный серьезности и внимания, не сводил глаз с места ги­бели броненосца и периодически приставлял аппарат к глазам, делая снимки или готовясь к ним (Как известно, полковнику Рашевскому удалось запечатлеть в трех снимках гибель «Петропавловска».

           Эти единственные исторические реликвии напечатаны в «Правде о Порт-Артуре» Е. К. Ножина.).

       Вдруг началась частая и беспорядочная стрельба с судов, но мы видели, что снаряды падали близко возле своих же кораблей. Громадные всплески разрывов ясно были видны нам всем. Не понимая происходящего, все стали обмениваться короткими вопросами: «В чем де­ло? Почему стреляют?»

       Потом оказалось, что на японских минах, поставлен­ных неприятелем в ночь накануне, не только погиб {160} «Петропавловск», но подорвался и эскадренный броненосец «Победа», получивший пробоину. Но в тот момент с бе­рега нам ничего нельзя было понять.

       По возвращении эскадры в гавань, выяснилось, что после подрыва «Победы», на судах почему-то за­подозрили появление японской подводной лодки (Старший лейтенант Р. П. Зотов при гибели «Петропавлов­ска», будучи мичманом, находился на эскадренном миноносце 1-го отряда в составе эскадры. Он был свидетелем описываемой драмы.

           Даже теперь, через полвека, он с отчетливостью помнит про­исшедшую катастрофу и уверял меня, что он тоже видел двигав­шийся в воде перископ и обратил на него внимание своего ко­мандира.

           Теперь нельзя сомневаться, что никакого перископа там быть не могло. Такова была сила массового самовнушения перед гроз­ным оружием нового типа, проявившим себя во Вторую великую войну в борьбе за обладание морскими путями.

           В то время нигде в мире еще не было подводных лодок, од­нако, шли работы по испытаниям подлодки во Франции. Мысль о подводных лодках была уже в умах.

           В те дни в Артуре железнодорожный техник Налетов, свой­ственник кап. 1-го ранга Матусевича, начал строить изобретенную им настоящую большую подводную лодку. В Артуре Налетов не мог ее достроить. Она была разрушена в сухом доке при бомбар­дировке порта. После войны, уже в России, Налетов ее построил, и она вошла в состав русского подводного флота. Замечательно, что подводная лодка, одна из первых в мире, была задумана в Артуре, в 1904 году, и позднее построена, — но не корабельным инженером, и даже не инженером вообще, а всего лишь техником по железнодорожной службе, человеком со скромным, едва со средним образованием. Как трудно ему было добиться внимания властей к своей научно-технической идее! Я это хорошо знаю, т. к. часто встречался с ним в доме моего начальника, ставшего еще в Артуре адмиралом. Налетов ничего не добился бы без помощи Матусевича.),

уви­дели якобы перископы и открыли беспорядочный, почти панический огонь, каждый вокруг себя.

       И какая была стрельба?! Как друг друга не пере­били? А может быть, за перископы принимали головы тонущих?

       Когда эта стрельба стихла, и миноносцы стали медленно двигаться в сторону входа в гавань, я бросился опять в порт, чтобы оказать помощь пострадавшим, ес­ли миноносцам посчастливилось кого-либо спасти.

       Придя к внутреннему бассейну, я пошел по стенке мимо сухого дока ко входу во внутренний рейд и до­шел до дома командира порта, у самого входа во {161} внутренний бассейн, где находились и главные портовые ворота.

       Гибель адмирала Макарова и «Петропавловска» в течение одной-двух минут потрясла всех до глубины души: рабочие, матросы, офицеры, кто мог отлучиться, были еще на Дачных Местах. Прямо жутко было идти — ни живой души кругом.

       Вдруг сзади и справа от себя я услышал топот ко­ней. Оглянулся и вижу — карьером мчатся из портовых ворот два всадника. Они резко остановились у берега, шагах в двадцати от меня, и стали, как вкопанные, устремляя взоры на вход в гавань. Там никого не было видно. Первый офицер зарыдал, содрогаясь всем телом, сидя в седле. Он вынул платок и уткнулся в него лицом. Плакал он так горько, что мне слышны были его глухие рыдания. Это был великий князь Борис Владимирович. Второй был его адъютант.

       Вскоре во входе в гавань из-за Золотой Горы по­казались первые миноносцы и стали втягиваться во внутренний рейд. Часть их потянулась в восточный бас­сейн.

       Я побежал туда. Там обычно становились они бок о бок один к другому, кормами вплотную к набережной. На одном из миноносцев было около десятка спасенных и несколько трупов. Среди живых все были легко ра­неные, но дрожали от стужи, мокрые. Вода в море была еще очень холодная, но в воздухе было хорошо.

       Я взялся за одного, подававшего очень слабые при­знаки жизни. Это был почти старик, музыкант, сверх­срочный. Он как будто уже не дышал. Едва ощути­мый пульс. Мы его положили на стол в кают-компании. Я стал делать ему искусственное дыхание. Офицеры и матросы-вестовые укрывали его одеялами и шинелями и согревали бутылками с горячей водой.

       В это время приходит кто-то со стенки и гово­рит мне:

       — Идите скорее, доктор, великий князь ранен. Он на миноносце, отшвартовавшемся там-то в бассейне. Я спросил, тяжело ли ранен великий князь? Мне {162} ответили, что у него на ногах мелкие раны, но он очень потрясен и страдает.

       — Говорит ли? — спросил я.

       — Да, — ответили мне.

       — Тогда поищите скорее кого-либо другого. Если я брошу этого, он умрет.

       Музыкант постепенно очнулся. Его отправили в Сводный военный госпиталь. Не знаю, выжил ли он. Ко­нечно, ему угрожало осложнение в легких от холодной воды, особенно в его возрасте.

       Мичман Петя Воробьев (мой соплаватель по «Пере­свету»), в те дни плававший уже на миноносце, рас­сказал мне потом, что великий князь Кирилл Владими­рович плавал на обломках в числе чудом спасшихся.

Когда миноносец приблизился к плававшим, Воробьев увидел среди них и великого князя. Всех быстро вта­щили на палубу и повели в кают-компанию миноносца.

       С миноносцев, стоявших в бассейне, я пошел в сто­рону портового лазарета, так как узнал, что большин­ство спасенных были доставлены туда. Когда я быстро шел по набережной внутреннего бассейна, навстречу мне два офицера вели, поддерживая под руки, флаг-офицера адмирала Макарова, мичмана Яковлева, толь­ко что доставленного на берег. Он был без фуражки и едва передвигался. Голова его всё опускалась и свисала. Лицо было испачкано и измучено.

       Мичман Яковлев (Лет десять спустя, когда я служил в морском министерстве в Управлении главного санитарного инспектора флота, этот Яков­лев уже был капитаном 2-го ранга и состоял адъютантом при морском министре, адмирале Григоровиче.), великий князь и другие, остав­шиеся в живых, спаслись только потому, что были на­верху, на мостике возле адмирала Макарова, — но са­мому адмиралу спасти не удалось. В море потом виде­ли плавающее адмиральское пальто. Видимо, адмирал сам его снял, чтобы легче было плыть, но, как старик, он не мог удержаться на воде.

       Из числа спасенных только два-три десятка чело­век были не ранены. Несмотря на то, что катастрофа произошла в миле или двух от берега и среди своих {163} судов, все остальные погибли с кораблем: так ужасен был взрыв.

       Небольшой портовый лазарет находился очень близ­ко от внутреннего бассейна, направо от портовых ворот, недалеко от знаменитого в Артуре ресторана «Сара­тов», получившего имя парохода Добровольного флота того же имени от буфетчика его, основателя ресторана.

       Там было полно. Старший врач лазарета, д-р Глазко, быстро показал мне спасенных. Все были крайне по­трясены взрывом и многие дрожали от нервного шока и холодной воды в море. Их успели уже уложить в кровати.

       Мы прошли в мертвецкую. Среди покойных я сразу же узнал мичмана Бурачка, флаг-офицера адмирала Ма­карова, с которым был дружен. Высокий, тонкий брю­нет, совсем еще юноша, лет 20-ти, очень учтивый и де­ликатный. Он лежал на каменном полу среди только что доставленных трупов, как живой и, казалось, был еще теплым. Я стал делать ему искусственное дыхание и всё что мог сделать. Мне было жаль Бурачка, как род­ного брата. Чем больше я старался, тем больше ста­новилось мне жаль этого замечательного юноши. После целого часа тщетных усилий, меня почти оттащили от него. Это потрясло меня настолько, что я всё время го­ворил о нем, еще несколько дней подряд. Мой сожитель по квартире мрачный доктор Николаенко (брат товари­ща министра финансов при Коковцеве) сказал мне на­конец:

       — Если вы не перестанете говорить о Бурачке и думать о нем, вы сойдете с ума!.. Не хочу слушать об этом и настоятельно советую вам взять себя в руки. Завтра, может быть, нас ожидает то же.

       Не помню уже, был ли найден труп адмирала Ма­карова. Кажется, не был найден. Помню, однако, до край­ности скромные похороны некоторых жертв «Петропав­ловска» (Из моей диссертации на степень доктора медицины привожу официальные данные о потерях в личном составе обоих эскадрен­ных броненосцев 31-го марта 1904 года.

           На «Петропавловске» находилось, вместе со штабом командующего флотом: 705 человек, из них погибло и умерло от по­вреждений 636. Оставшихся в живых после повреждений было 53 человека. Пострадало 95% экипажа и штаба. Погибло 88%.

Уце­лел только один из десяти!

           На «Победе» из 745 был ранен только один матрос, остав­шийся в живых.).

       Воинский наряд был в общем с полуроту.

{164} Была музыка и около полусотни провожавших покой­ных по пустынным улицам старого города. Настроение у всех было подавленное. Каждый понимал, что произо­шло непоправимое для флота.

       В день гибели «Петропавловска», часов около трех дня, я был на миноносцах в гавани. По набережной про­ходил торопливо флагманский доктор А. А. Бунге и спрашивал, не видели ли меня. Ему указали.

       — Разыскиваю уже целый час д-ра Агафонова, — сказал мне Бунге, — и не могу найти. Через два часа отходит поезд, в котором будет эвакуирован в Россию раненый великий князь Кирилл Владимирович. Я хо­тел назначить Агафонова для его сопровождения, но не могу найти, не поедете ли вы с великим князем, хотя бы до Мукдена?

---

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!