Глаза его сверкнули и он схватился за эфес...» 11 страница



       Но на эскадре, действительно, не были приняты над­лежащие меры предосторожности от минной атаки, что произошло потому, что никто ни в Петербурге, ни на месте войны не ожидал, а мысль о возможности начала ее путем предательского нападения и в голову никому из русских военных начальников не могла придти.

       Их понятия о чести и морали, в которых мы были воспитаны и служили, совершенно исключали возмож­ность подобного способа начала войны. Это был закат старых рыцарских приемов войны и боя, смененных коварством и предательством. В военном искусстве началась новая эра.

       Как началась, протекла и кончилась Русско-япон­ская война, уже известно всем и достаточно изучено. Есть однако, некоторые детали, о которых раньше не­удобно было говорить, теперь же вполне возможно. Ин­тересно также выяснить, что выиграли японцы, прибег­нув к коварству. Действительно, и флот и крепость, как уже было замечено, не находились в состоянии готовно­сти, чтобы отразить неожиданное нападение: так, на су­дах не были поставлены противоминные сети, и все ко­рабли носили установленные огни и внутренние их по­мещения были иллюминованы, разведка была послана только дальняя, поэтому обстановка для неожиданного нападения была исключительно благоприятной.

       При таких условиях результат атаки должен был быть гораздо более значительным, чем то, что было до­стигнуто, так как ни один корабль не был потоплен, и были повреждения только у двух броненосцев и крейсе­ра, и если даже принять во внимание, что такое же пре­дательское нападение было произведено в Чемульпо и вывело из строя один крейсер и одну канонерку, то всё же результат не был так велик, чтобы из-за него стои­ло прибегать к коварству и навсегда запечатлеть в исто­рии за собою это качество.

       Русская эскадра была ослаблена и на время лишена {121} активности, однако, на конечном результате войны это не отразилось — конечный результат, склонившийся в пользу Японии, был следствием Ляояна, Мукдена, Цуси­мы, и других проигранных нами боев.

       Таким образом, несомненно следует признать, что японцы в своих первых расчетах ошиблись, и атака на русскую эскадру или была организована недостаточно умело, или же выполнена плохо.

       Но не было ли других способов достигнуть резуль­тата гораздо более действительного?

       Да, нужно признать, что обстановка в крепости бы­ла такова, что сама крепость могла быть легко захваче­на со всем гарнизоном и со всем, что в ней было. Ее сухопутная линия обороны состояла из фортов и бата­рей в расстоянии от двух с половиной до пяти верст от города. Все укрепления еще не были закончены, а ба­тареи не были вооружены. Гарнизона ни на одном укреп­лении не было, никакой охраны линии фортов не суще­ствовало, равно как не было охранения впереди линии фортов. Только на фортах были установлены часовые.

       Между тем впереди правого фланга этой линии, примыкавшего к морю и на расстоянии всего 1-1½ верст находилась вдававшаяся внутрь бухта Taxe, глубокая и укрытая от взоров с укреплений. Корабли могли под­ходить там близко к берегу.

       Подобных мест, весьма благоприятствующих вы­садке, было в ближайших окрестностях крепости не­сколько. Высадка, произведенная в этих местах в течение ночи, не могла быть никем замечена, так как наблюде­ния за бухтой не существовало, и возле этих мест не было никаких жилых поселков, жители которых могли бы уведомить и донести; вследствие этого несомненно, что высадка, начатая с заходом солнца, была бы к по­луночи окончена, и так как все войска гарнизона спали в своих казармах мирного времени в центре города, то, высадившись, японцы прибыли бы к линии фортов на несколько часов раньше, чем гарнизон узнал бы об этом. Форты были бы уже заняты, когда с другой стороны подошли бы защитники крепости.

{122} За занятием сухопутного фронта немедленно по­следовало бы занятие приморского, тогда флот, нахо­дящийся на открытом рейде, лишился бы последней поддержки и неизбежно должен был бы направиться в открытое море. Был ли он готов к бою с ожидавшим его там противником?

       Неизвестно с достоверностью, но думаю, что этого не было.

       Известно, что береговые батареи в момент нападе­ния японцев не были готовы к бою и не могли открыть огня вследствие того, что в компрессорах орудии не было масла...

       Во всяком случае, даже если флоту удалось бы дойти до Владивостока, то захват крепости сам по се­бе был бы действием гораздо более важным, чем по­вреждение двух броненосцев и крейсера. Этот пример еще раз показывает, как серьезно и вдумчиво нужно отно­ситься к составлению планов войны и отдельных опера­ций ее и не прельщаться легким по первому взгляду и кажущимся блестящим по результатам, а на самом деле не приносящим даже и десятой доли того, что ожида­лось.

Глава II

 

НА ФОРТУ №3

 

       По возвращении в Порт-Артур я был назначен на форт № 3 для производства инженерных работ на этом форту и на промежутке вправо до редута № 1.

       В мое ведение входили также возвышенности не­посредственно в тылу форта Скалистый Кряж и так называемая Митрофаньевская гора.

       Форт № 3 не был вполне закончен, так как ни его бруствера, ни гласис не представляли правильных и примененных к местности насыпей. Обеспеченное сооб­щение с левым кафром не существовало и непосред­ственно за гласисом находилось мертвое пространство, ниоткуда не обстреливаемое. В течение лета я всё это {123} привел в порядок, и на стрелковых брустверах устроил козырьки, дававшие возможность стрелять, находясь под защитой от шрапнельного огня.

Эта деталь впослед­ствии была принята в фортификационных уставах ар­мий всех государств; также приняты были две меры для уничтожения мертвого пространства впереди фор­та, для чего у подошвы гласиса была построена солид­ная траншея, хорошо соединенная с тылом, т. е. с фор­том; на высоте (вправо от форта), отделявшейся от форта оврагом, я построил на обратном скате высоты батарею на два полевых орудия, они остались совер­шенно невидимыми с форта и могли хорошо поддержи­вать влево форт № 3 и вправо редут № 1.

       Чтобы еще лучше замаскировать это укрепление, названное «открытый капонир № 1», я окрасил все на­сыпи и передний склон его под цвет окружающей ме­стности.

       Это не было мое изобретение, а научил меня кра­сить землю один из моих десятников, рассказавший мне, что на Архангельской железной дороге некоторые под­рядчики, вместо того, чтобы шерновать выемки, окра­шивали их и никто из начальства, проезжая мимо, не замечал. Я сейчас же применил это для маскировки, и это имело успех настолько, что позже этот способ был принят, как обязательный, и в Москве была учреждена Инженерным ведомством особая школа маскировки, где занимались усовершенствованием этого метода.

       В гарнизоне форт № 3 находилась 7-ая рота 25-го Стрелкового полка дивизии генерала Кондратенко; ко­мандир роты капитан Петр Иванович Булгаков был ко­мендантом форта. Кроме роты пехоты, находились че­тыре 6-дюймовые пушки в 120 пудов — установленные посредине форта на батарее, несколько возвышавшейся над бруствером. В кофрах находились шесть небольших, 47 м/м. пушек Гочкиса, данных моряками, ими заведывал лейтенант Королев, он же ведал минными работами во­круг форта.

       Медицинская помощь на форту организована не была, и поэтому, по моей просьбе на форт прибыл и {124} поселился там ветеринарный врач Авроров, большой спе­циалист в своем деле. Он случайно застрял в Порт-Артуре, не имея никаких обязанностей, пожелал помочь гарнизону и, за неимением настоящих врачей, добро­вольно поселился на форту. Авроров пробыл там всю осаду, завоевал симпатию всего гарнизона. Во время боя делал перевязки, а в остальное время упражнялся в стрельбе по японцам, которых замечал с брустверов форта. Пробыл он на форту до конца осады. По оконча­нии войны вернулся в Читу, продолжал свою службу в Ветеринарном ведомстве, во время одной из работ в лаборатории он заразился и умер. Это был один из очень скромных и никому неизвестных, но настоящих героев, единодушно оцененный всем гарнизоном.

       Форт № 3 входил в состав так называемого Во­сточного фронта крепости, начинавшегося у берега мо­ря и кончавшегося укреплением № 3 Курганной бата­реей у долины реки Лунже. По ту сторону этой долины начинался Западный фронт крепости, и впереди у вхо­да в долину находилась группа укреплений, составляв­шая Северный фронт.

       В начале августа японцы подошли к крепости и об­ложили ее, окружив кольцом укреплений от бухты Луи­зы до бухты Taxe. Как только окончили установку ору­дий, начали бомбардирование линии фортов. С первого же дня бомбардирования наибольшая сила огня была сосредоточена по фортам Восточного фронта № 2 и № 3 с укреплением

№ 3 и промежуточными укреплениями. Именно эти укрепления были избраны для ускоренной атаки, т. е. для штурма, который должен был последо­вать, как только сильное бомбардирование достаточно разрушит форты.

       Я всё время находился на форту № 3, жил в коф­ре правого рва вместе с моим десятником Иваном Головченко, другом моего детства, поступившим на служ­бу добровольно, чтобы не расставаться со мной. Там же жил лейтенант Королев, заведующий минами, и док­тор Авроров. Две 47 м/м. пушки Гочкиса для обстреливания рва обслуживались двумя матросами.

{125} Кофр соединился потерной с убежищем для гвар­дии под бруствером напольного вала форта.

       Остальная часть гарнизона помещалась в убежище под бруствером горжи.

       С утра 6-го августа на форт посыпался дождь сна­рядов среднего и мелкого калибра и не прекращался до вечера. То же происходило и в следующие дни. Мы провели этот день и следующие дни в наших убежищах. Помню, что в один из этих дней на форту произошел следующий случай.

Весь гарнизон находился в убежи­ще, на валах стояли только часовой и подчасок, наблю­давшие за местностью впереди фронта; около полудня огонь противника достиг большого напряжения: снаря­ды падали на валы, на батарею и на двор форта без перерыва; я находился в убежище для гвардии, где был также и комендант форта капитан Булгаков. Вдруг при­бежал подчасок и доложил коменданту, что часовой на валу убит. Нужно было немедленно назначить другого. 

Начали жаловаться: «Сумно мне». Я понимал и объяснял, обратился к солдатам с воззванием: «Кто хо­чет идти?» На вызов никто, однако, не ответил. Комен­дант повторил его второй и еще третий раз, и все мол­чали. И вдруг из толпы раздался голос: «Я, ваше вы­сокоблагородие». Из толпы протискался вперед и стал перед Булгаковым солдат. Он был еврей.

       К вечеру на форту загорелись деревянные блин­дажи от шрапнели. Мой десятник Якимов немедленно бросился туда и, несмотря на град снарядов, падавших вокруг, потушил пожар, не дав ему распространиться, а сам остался совершенно невредимым, что было сво­его рода чудом. Я представил его к Георгиевскому кре­сту. Несколько дней спустя, он пришел ко мне и стал жаловаться: «Сумно мне». Я понимал и объяснял на­строение и душевное состояние моих людей, понял, что ему необходим отдых и послал его на работу в одно из наиболее безопасных мест; он проработал там несколь­ко дней и соскучился по мне, пришел на форт навестить меня, был более спокоен и бодр. Когда он должен был возвращаться на свою работу, я поручил ему зайти по Дороге в убежище начальника Восточного фронта {126} генерала Наденна и передать ему мой рапорт. Якимов от­правился. Когда он пришел к блиндажу начальника от­ряда, генерал отдыхал, и Якимов присел у блиндажа; в это время высоко над ним разорвалась японская шрап­нель и одна пуля попала Якимову в спинной хребет — он был убит на месте.

 

(Дальше добавленно ldn-knigi – о евреях-солдатах в русской армии:

«Солдаты-евреи на праздновании еврейской Пасхи в 1905 г. Даже во время русско-японской войны военнослужащие-евреи были обязаны проводить отпуск только в "черте оседлости". По официальным оценкам, в 1880-1909 гг. в российской армии проходили службу 425 тысяч евреев.»

http://www.friends-partners.org/partners/beyond-the-pale/rus_captions-koi/36-9.html

«Иосеф Трумпельдор (1880 - 1 марта 1920 года)

Как хорошо умереть за Родину!
Эту фразу произнес (или она ему приписана) 1 марта 1920 года в еврейском поселении Тель-Хай смертельно раненый Иосеф Трумпельдор - офицер российской императорской армии, Георгиевский кавалер, участник обороны Порт-Артура. Но он имел в виду не огромную страну Россию, которую защищал еще его отец Зеэв (Владимир) Трумпельдор, николаевский солдат, и он сам, призванный в 1902 году в российскую армию и вступивший добровольцем в Восточно-Сибирский полк, отбывавший в Порт-Артур.

Трумпельдор стал первым евреем, получившим в царской армии офицерский чин. Это была награда за героизм, проявленный им при обороне Порт-Артура в 1904 году. Тогда же он лишился левой руки и был взят в плен .. . »

«..Трумпельдор родился на Кавказе в 1880 году в семье кантониста. С неравноправием евреев он впервые столкнулся, когда после окончания гимназии из-за процентной нормы не был принят в университет.

Подготовившись, он экстерном сдал экзамены и получил диплом зубного врача. Тем временем началась русско-японская война. Трумпельдор пошел на фронт, где проявил мужество и отвагу.

В результате ранения во время знаменитой осады японцами Порт-Артура он потерял левую руку. Выйдя из госпиталя, он потребовал, чтобы его снова послали на передовую, и добился этого.

Трумпельдор удостоился высоких боевых наград ( Четыре Георгиевских креста — два золотых и два медных и офицерского звания — вещь для еврея в царской России небывалая, и после войны был зачислен студентом юридического факультета Петербургского университета...» Из - И. Маор «Сионистское движение в России»

http://ldn-knigi.narod.ru/JUDAICA/MSionist.zip ldn-knigi )

       После бомбардирования, продолжавшегося несколь­ко дней, последовал штурм укреплений Восточного фрон­та. Несколько раз японцы достигали укреплений в про­межутке между фортами №№ 2 и 3, овладевали ими и двигались дальше к Китайской стенке, но здесь их отби­вали окончательно и они отходили назад.

       Всеми войсками Восточного фронта командовал ге­нерал-майор Митрофан Александрович Надеин, началь­ником его штаба был капитан генерального штаба Федор Васильевич Степанов. Они жили в блиндаже за Митрофаньевской горой, названной так в честь генерала Надеина.

       Однажды перед вечером, едва окончился штурм этого дня, я получил на форту приказ генерала Надеи­на, в котором мне сообщалось, что штурм японцев на редут № 1 отбит, редут остался в наших руках и мне приказывалось отправиться туда и исправить все раз­рушения, причиненные во время штурма... Взяв с собою Ивана Головченко и двух сапер, я вышел из форта и, обогнув форт Скалистый Кряж, направился к проходу в Китайской стенке, чтобы оттуда пройти прямо в ре­дут № 1. В момент, когда я уже был близко к выходу в Китайской стенке, я заметил влево сидящего на камне человека. В темноте не мог разглядеть, кто сидит, но подойдя поближе узнал капитана Степанова. «Куда вы идете?» — спросил он. Я ответил. «Как? Да ведь там японцы!» — и он объяснил мне, что выбить японцев не удалось, но что ночью будет предпринята контратака, которую он подготовляет.

       Я был чрезвычайно поражен этим случаем... чудом Бог спас меня от величайшего несчастья — попасть в {127} плен. Если бы, проходя мимо Степанова, я повернул не влево, а вправо, я не заметил бы его и, продолжая мой путь, попал бы прямо к японцам и, несомненно, был бы убит или взят в плен, и при этом никто бы не знал, что я попал на редут, выполняя приказ, и могли бы объ­яснить всё очень плохо.

           

Контратака ночью не удалась... японцы продвину­лись несколько вперед и укрепившись там, стали обстре­ливать тыл форта № 3. На Булгакова это произвело впечатление, что японцы хотят штурмовать форт с ты­ла, и, не долго думая, он сжег мост через горжевой ров форта и этим прекратил его сообщение с центром кре­пости.

       Я был в эту ночь на работах в промежутке между фортами и ничего об этом не знал. На рассвете, возвра­щаясь с работ на форт, я с моими людьми подошел ко рву и мы чуть не упали в него, т. к. моста не оказа­лось, а только четыре длинных деревянных балки, об­горевшие и почерневшие. С разгона мы чуть не свали­лись в ров. Между тем японцы, заметив нас, стали об­стреливать ружейным огнем. Осталось одно: быстро перебежать по обгорелым балкам с надеждой, что не рухнут под нами. Так и сделали: балки оказались еще достаточно прочными и мы достигли входа на форт благополучно, хотя и под близким огнем противника.

       На другой день я получил приказ: немедленно вос­становить сообщение форта с тылом, построив новый мост. Я был очень озабочен, так как построить мост на виду у японцев и под постоянным и непрекращающимся огнем было достаточно трудно. Однако, выполнить при­каз нужно было немедленно. Придумывая разные спо­собы наиболее безопасной работы, я остановился на мы­сли, что необходимо помешать японцам видеть нашу работу, что было бы единственным способом выполнить ее. Тогда с наступлением темноты, я приказал одному саперу проползти по дну рва на другую его сторону, вбить там в дно рва столб и прикрепить к нему конец брезента, другой конец которого оставался на внутрен­ней стороне; когда это было выполнено, брезент натя­нули вертикально и образовался занавес через всю {128} ширину рва, скрывший от японцев место постройки. Неко­торое время они еще стреляли, а затем, не видя цели, прекратили огонь, и мы построили мост в полной без­опасности и без потерь, никто из моих сапер не был убит, ни даже ранен. Генерал Надеин представил меня за эту работу к награждению орденом Св. Георгия 4-й степени.

       Августовский штурм Восточного фронта крепости кончился полным триумфом защитников Порт-Артура. Японцы были отброшены во всех пунктах. Тогда они начали против этого фронта т. н. постепенную атаку, т. е. приближение посредством траншей, а открытую атаку перенесли на Западный фронт против гор Угло­вая, Плоская и Высокая.

       Против приближения японских траншей к форту № 3 я всячески боролся также при помощи контрапро­шей, которые строил впереди и по сторонам форта, осо­бенно мне помогал открытый капонир вправо от форта. Тем не менее к середине августа японские траншеи по­дошли уже к подошвам гласиса фортов №№ 2 и 3.

       15-го сентября я весь день провел на работах на промежутке и хотел уже возвратиться на форт, как неожиданно явились ко мне два матроса, обслуживавшие пушки в кофре, где я жил. Они рассказали мне, что противник, подойдя минной галереей к наружной стене кофра, взорвал мину и обрушил часть стены и открыл таким образом вход в кофр, причем сообщение кофра с фортом по потерне было завалено обломками стены. Видя неизбежное занятие кофра, матросы решили вы­браться из него через амбразуры, то есть небольшие отверстия в стене, в которые входят дула пушек. Не понимаю, как могли они пролезть через такие узкие от­верстия. Непостижимо, как, — но это им удалось, и они прежде всего прибежали ко мне, чтобы сообщить о взятии кофра; они знали, что у меня был деревянный ящик куда я складывал мои документы и расписки в израсходовании денег; не будучи в состоянии вытащить ящик, они разбили его, документы сложили в мешок и {129} принесли мне, понимая, что документы эти мне очень важны.

       Узнав о взятии кофра, ген. Надеин приказал мне перейти с форта в его блиндаж, т. к. хотел иметь при себе советника по инженерной части.


Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 97; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!