Глаза его сверкнули и он схватился за эфес...» 7 страница

{74} — «С моря идет «Боярин» и держит сигнал: «неприя­тель приближается с большими силами». Показывается неприятельский авангард, крейсера «Такасаго», «Касаги», «Читозе», «Иошимо», а затем главные силы: «Миказа» (флаг командующего флотом адмирала Того) «Асахи», «Хатсузе», «Шикишима», «Фуджи», «Яшима» и броненосные крейсера «Асама» и «Токива» и др. в строе кильватерной колонны. Хорошо соблюдая рав­нение, неприятельская эскадра производила величествен­ное впечатление, вызвав восклицание командира: «Под­лецы, как равняются!»

       Как только приблизились главные силы, крейсера «Баян», «Аскольд» и «Новик» снялись с якоря и первые открыли огонь. Как сейчас помню нашего командира, громко отдавшего приказание: «Приготовить минные аппараты! Я иду в атаку!» И затем приказ мне: «Напол­нить баркас и моторный катер водой» (защита от оскол­ков). Я невольно с каким-то благоговением смотрел в сторону командного мостика и весь ушел в свою обязан­ность подачи снарядов к орудиям.

       Крейсер вздрогнул от сразу данного полного хода вперед и зигзагами, чтобы обмануть противника, стал быстро приближаться к голове неприятельской колонны. Раздался непрерывный, характерный шуршащий свист в то время кувыркавшихся крупных японских снарядов, дававших исключительно перелеты из-за быстроты хода «Новика».

Гром взрывов артиллерийского огня и гро­мадных каскадов воды из-за рвущихся снарядов — всё слилось в боевую симфонию. Командир с невероятной отвагой и упорством выполнял им задуманную и твердо решенную минную атаку. До флагманского корабля «Миказа» остается 18 кабельтовых. Еще 8 кабельтовых и беспримерная в истории минная атака могла бы осуще­ствиться, и вдруг с полного 25-ти узлового хода, без стопа переводится командиром ручка машинного теле­графа на полный «назад». Перед носом «Новика» были сплошные каскады воды от взрывавшихся снарядов. Ко­мандир понял, что эту преграду крейсеру не перейти и что для спасения его он должен изменить свое решение. Получив к тому же подводную пробоину в кормовой {75} части, он малым ходом входил на Артурский рейд, прохо­дя мимо линии наших кораблей, доблестно дравшихся с неприятельским флотом. Вот «Новик» приближается ко входу на внутренний рейд. На берегу серая масса шине­лей наших будущих соратников по защите крепости. Но что такое кричат, бросают фуражки, машут руками? Слышим: «Новичек»! Родной «Новик»! Наш герой!» Но в чем же дело? Дело в том, что сердца простых русских людей в серых шинелях, стрелков и артиллеристов, во­сторженно приветствовали командира «Новика» Н. О. Эссена, поднявшего своей удалью и храбростью и их дух для будущих подвигов.

       Наместник адм. Алексеев немедленно вызвал к себе Эссена и накинулся на него со следующими словами: «Я наблюдал с Золотой Горы. Вас не было видно за взрыва­ми снарядов. Как вы смели? Как вы дерзнули днем идти в лобовую минную атаку. Я на вас крест поставил. А вы живы. Впрочем... — адмирал понизил голос — поздрав­ляю вас с золотым оружием!»

       Это было блестящее начало подъема духа для бу­дущей геройской защиты Порт-Артура.

Капитан 2 ранга

С. П. Бурачек

 

{76}

 

В ДНИ ОСАДЫ ПОРТ-АРТУРА

 

       Был грозный, тяжелый для России 1904 год. Летом неустанно гремели орудия на сопках и на равнинах Юж­ной Маньчжурии. Потоками лилась кровь на подступах к Ляояну. Японцам удалось отрезать и осадить Порт-Артур.

       Но так же ярко, как всегда, светило в те дни юж­ное солнце, озаряя песчаный со щебнем берег, длинной дугой охватывающий бухту китайского портового горо­да Чифу.

       Легкий бриз с моря умерял там жару. Поэтому Чи­фу был местом, куда обычно бежали от летнего зноя американцы и англичане, резиденты Пекина и Тяньцзина. Чифу служил для них летним курортом.

       Но летом 1904 года сюда слетелись, как вороны на падаль, репортеры разных газетных и телеграфных агентств. Чифу был ближайшим к Порт-Артуру портом объявившего свой нейтралитет Китая. Репортеры скуча­ли, гуляли по пляжу и изыскивали способы посылать «сенсации» о войне.

       Европейские кварталы в Чифу полосой протянулись вдоль пляжа. На некотором расстоянии от пристаней и гавани, на самом берегу, находился небольшой двух­этажный деревянный домик нашего консульства. Перед его фасадом, ближе к берегу, был разбит садик с травя­ными лужайками. Довольно большой виноградник с те­нистой площадкой находился против заднего крыльца.

       Консулом нашим в эти дни был Петр Генрихович Тидеман. Незадолго до войны он, имея всего 30 лет от роду, был назначен на это место.

       Должность казалась тогда ему, по всей вероятности, спокойной и не сулящей особых тревог и сильных {78} переживаний. Он только что женился и был счастлив в своей семейной жизни. Тидеман перед определением на служ­бу по министерству иностранных дел окончил с отличием Петербургский университет по факультету Восточных языков, специализировавшись в наречиях Северного Ки­тая и Маньчжурии.

       Грянул гром войны в январе 1904 года, и совер­шенно неожиданно Петр Генрихович, вместо рутинной консульской работы в условиях мирного времени, ока­зался велением судьбы в роли организатора и начальника службы связи с осажденным Порт-Артуром.

       «Никогда мне раньше и в голову не приходила мысль, что может произойти что-либо подобное», — рас­сказывал впоследствии Тидеман. Изредка до Чифу дохо­дил гром орудий со стороны Порт-Артура. Гул этот шел, повидимому, не по воздуху, а по земле. Ногами чув­ствовалось легкое потряхивание почвы при усилении ка­нонады.

       В Чифу, кроме консульства, имелись еще русские учреждения: почтово-телеграфная контора, утратившая связь с Артуром, когда японцы перерезали подводный кабель агентства пароходства Восточно-Китайской же­лезной дороги и отделение Русско-китайского банка. Не­многочисленные русские, служащие в них, с болью в сердце слушали гром орудий со стороны моря, а репор­теры радостно оживлялись, предвкушая новости о войне.

       «Идите скорее к русскому консульству, — торопли­во говорил один корреспондент другому. — Там идет разговор с Порт-Артуром по беспроволочному теле­графу».

       С вершины мачты у консульского дома была протя­нута проволока в самое здание. Среди ночной тишины ясно слышалось потрескивание электрической искры. Можно было уловить, что передают по азбуке Морзе.

       Антенна по временам вся вспыхивала голубоватым огнем и яркой светлой полосой вырисовывалась на тем­ном фоне.

       «Ах, если бы только можно было нам узнать, что эти русские передают», — мечтательно говорил один репор­тер другому.

{79} Японское консульство немедленно стало слать про­тесты китайским властям, жалобы на нарушение рус­скими нейтралитета Китая. Власти, в свою очередь, по­сылали консулу требования прекратить телеграфирова­ние. «Обнаглели сейчас китайцы, — говорил тогда Тидеман. — Разве в прежнее время они смели с нами таким языком разговаривать».

       Но вот что происходило на самом деле с опытами телеграфирования. Консульство выписало из Шанхая приемную и отправительную радиостанцию, лучшую и сильнейшую, какая только была в те дни на Дальнем Востоке. Со станции прибыли два техника немецкой фир­мы Телефункен, которые и занялись налаживанием де­ла связи с Артуром.

       Техника радио была в те дни еще в состоянии мла­денчества. Аппараты строились на какую-нибудь одну длину волны. К злополучию нашему, станция в консуль­стве работала почти точно на ту же волну, что и суда японского флота. Приспособлений для изменения длины волны не было. Они еще не были изобретены, или, вер­нее, были уже выработаны в Европе летом 1904 года, но до Дальнего Востока эта новинка дойти еще не могла. В результате сплошное неустанное японское телеграфи­рование день и ночь назойливо лезло на ленту приемной станции в консульстве. Немецкие техники возились ме­сяца два или три, но радиосвязи с Артуром не добились и уехали.

       П. Г. Тидеману пришлось изобретать другие спосо­бы связи с осажденной крепостью. Если читатель про­следит историю борьбы за Порт-Артур по имеющимся источникам, то он убедится, что как донесения комен­данта крепости об отбитых японских штурмах, так и те­леграммы о действиях нашей Порт-артурской эскадры обычно появлялись в газетах в России дня через 3 или 4 после того, как те или другие военные события свер­шились.

       Выработанная П. Г. Тидеманом связь действовала правильно, регулярно и непрерывно до самых последних {80} дней существования русского Порт-Артура. Даже ча­стные письма шли из крепости в Россию и обратно.

       В этом деле помогло блестящее знание Тидеманом местных наречий и знание существующих условий.

       Много войн происходило в районе Печелийского за­лива в 19 веке. Приходили сюда и англо-французы, интервенты, воевали тут и японцы с китайцами. Радио­связи тогда не существовало, но разные местности Ки­тая всегда находили способ между собою сообщаться. Эти-то старинные способы и применил наш консул. Он призвал к себе китайцев-лодочников, которые работали для связи и при войне Китая с Японией. В мирное время они скромно занимались, как рассказывали, контрабан­дой. Эти китайцы на своих джонках и доставляли все приказания петербургских властей в Порт-Артур, а об­ратно оттуда везли донесения о ходе обороны, печатав­шиеся в русских газетах. Работа этих китайцев была не совсем безопасная. Японские миноносцы безжалостно топили всякую мало-мальски подозрительную джонку. Процент гибели наших посланцов был, как мне помнится, около 10 или 15 процентов их общего числа. Само со­бою разумеется, все телеграммы посылались в зашифро­ванном виде на крошечных листочках очень тонкой бу­маги. После отправки всякой телеграммы через день или два посылался дубликат ее на особой джонке, а затем и трипликат.

       Сравнительно очень скромно вознаграждался опасный труд наших лодочников. Насколько я помню, доставив­ший почту в Порт-Артур и вернувшийся с распиской в ее получении и с обратной почтой получал по условию что-то около 50 или 60 шанхайских долларов.

       П. Г. Тидеман выхлопотал себе право награждать этих наших посланцов серебряными медалями на станиславской и анненской ленте» Такие награждения, как оказалось, очень высоко ценились лодочниками.       Было нечто вроде соревнования между ними с целью получе­ния медали.

       Часто всю ночь в консульстве горели огни, и налич­ный состав спешно расшифровывал и перешифровывал {81} телеграммы государственного значения, пришедшие из Петербурга.

       «Эту телеграмму надо послать с одним из наших ме­далистов, — говорил тогда консул. — Нужно, чтобы она без задержки дошла».

       Лодочники наши доставляли также и офицеров-курьеров, ехавших в Порт-Артур и обратно. Все они были переправлены без всяких осложнений. Письма по­сылались из консульства в крепость и ответы на них приходили вполне регулярно через 6-7 дней.

       Испытывалась и голубиная почта. Птиц в Чифу до­ставляли из Артура те же лодочники. Важные телеграм­мы, одновременно с отправкой морем посылались и с почтовыми голубями. Птиц вывозили на шлюпке подаль­ше от берега и там выпускали. Голуби красиво взмыва­ли вверх, кругами добирались до какой-то нужной им высоты. Затем сразу брали направление на Порт-Артур. Направление точное, как будто по компасу. Но, насколь­ко мне известно, ни одна телеграмма голубями в кре­пость не была доставлена. Быть может, расстояние 80 миль морем было слишком велико для этих птиц.

       Из Артура пробовали по вечерам сигналить прожек­тором, установленным на вершине Золотой Горы. На­блюдатели в Чифу находились на вершине в 1000 футов высоты, но сигналов этих видеть никогда не удавалось.

       В начале августа (ст. ст.) консульство в Чифу об­ратилось как бы в военный лагерь. Пришлось расквар­тировать в нем команду миноносца «Решительный», ко­торый был интернирован китайскими властями и разору­жен ими. Ночью японские миноносцы силой захватили миноносец, заставивши ружейным огнем прыгать в во­ду безоружную команду и искать спасения вплавь.

       П. Г. Тидеман во время войны 1914-17 года был нашим генеральным консулом в Тяньцзине. Там же он после революции оставался некоторое время, получив службу в местном муниципалитете.

       Последние годы он жил в Монтреале, в Канаде, где и скончался от сердечной болезни 69 лет от роду.

{82} Чудную память оставил по себе Петр Генрихович. Добрый, отзывчивый, тактичный, он навсегда будет жить в сердцах тех, кто его знал.

       Имя его будет навсегда связано со славной эпопе­ей обороны Порт-Артура. Мир его праху!

Контр-адмирал

Д. В. Никитин (Фокагитов)

 

{83}

 

ГИБЕЛЬ «ЕНИСЕЯ» И «БОЯРИНА»

 

       Это было 29 января 1904 г., на третий день после начала русско-японской войны.

       Вся Тихоокеанская эскадра была в гавани Порт-Ар­тура, мы же, два эскадренных миноносца — «Смелый», под командой капитана 2-го ранга Шульца, и «Стерегу­щий» — Кузьмина-Караваева 2-го, — ходили по внеш­нему рейду дугами от Ляотешана до мыса у Крестовой батареи, находясь в суточном дежурстве по охране рейда.

       Ночь прошла благополучно. Японцы ко внешнему рейду, видимо, не подходили. Утро было холодное. Сто­ял мороз. Море слегка волновалось. День был серова­тый, но солнечный.

       Часов около одиннадцати, когда мы медленно шли на траверзе входа в гавань, вахтенный доложил коман­диру, беседовавшему со мной у люка, ведущего в кают-компанию, что из порта идет паровой катер, направля­ясь в нашу сторону.

       Идущий головным «Смелый» замедлил ход, мы по­следовали движению старшего. Через несколько минут с буруном под носом подошел штабной катер с флаг-офицером мичманом Яковлевым, изящным брюнетом в пенснэ. Он стоял на корме катера и закричал нам о следую­щем распоряжении адмирала Старка:

       Получено известие, что в бухте Т. появилось семь. неприятельских кораблей. Адмирал приказывает отпра­виться туда и атаковать неприятеля.

       Затем катер повернул на ходу, и флаг-офицер {84} Яковлев ушел обратно в гавань. Мы продолжали идти малым ходом, держа направление на остров Keпп.

       Командир и офицеры «Стерегущего» стали искать по карте эту бухту, но не находили. Под таким назва­нием на карте была обозначена небольшая бухта-залив против дачных мест у самого Порт-Артура, где были до­ма морских офицеров управления порта и Квантунского экипажа на бесплатно отведенных им казною участках земли. Мы находились как раз против этой бухточки, слева от Золотой горы. Ясно было, что речь шла не об этой бухте, а какой-нибудь дальней, под таким же на­званием. Но до Талиенванского залива и дальше от него подобного названия на карте не нашли.

       Кузьмин-Караваев (Борис) приказал запросить «Смелого» по семафору, где находится бухта, в которую мы направляемся. В этот же момент ему подали записку с мостика с подобным же вопросом, обращенным к нему самому, со стороны Шульца со «Смелого». Известные всей эскадре оба брата Кузьмины-Караваевы были дальневосточными моряками, много там плавали и считались знатоками этих вод. Вопрос Шульца нашему командиру был понятен. Хотя загадка осталась неразгаданной, оба командира сговорились по рупору, и Мих. Фед. Шульц (впоследствии адмирал), не видя пред собой неприя­теля и вообще кого-либо в море на видимость глаза, повел нас в направлении к острову Kепп. Дали полный ход, и Артурские берега стали скрываться. Направляясь к Кеппу, мы двигались всё время на виду Квантунско­го берега.

       После завтрака, когда мы приближались к острову Kепп, торчавшему как круглая шапка из воды, мы вдруг услышали какую-то отдаленную как бы канонаду, кото­рая, однако, скоро стихла. Казалось, что канонада слышна была со стороны открытого моря. Однако, ни простым глазом, ни в бинокли в море никого и ничего не было видно.

       «Смелый» сообщил нам по семафору, что хочет ид­ти дальше — обследовать берег. Мы прошли Kепп, были уже у острова, находящегося перед входом в {85} Талиенванский залив и закрывающего с моря вид на Дальний и Талиенван.

       Было поздно, мы рисковали опоздать в Порт-Артур и ночью попасть под огонь своих батарей. Всякая на­дежда найти бухту исчезла. Не было обнаружено ника­ких неприятельских и вообще никаких судов. Мы не за­метили даже ни одного китайского парусника. Море было совершенно пустынным. Услышанную же нами короткую канонаду мы не могли объяснить иначе, как одним или двумя выстрелами за горизонтом какого-нибудь японца по китайскому парусному судну.

       Шульц решил вернуться обратно в Артур. «Стере­гущий» сделал дугу, следуя за «Смелым», и оба мино­носца легли на обратный курс.

       Через час мы увидели на горизонте три дыма, иду­щие к нам навстречу со стороны Артура. Сначала подумали, что это неприятель, желающий отрезать нас. Со­бирались дать боевую тревогу. Зоркие востроглазые сигнальщики скоро распознали в быстро идущей к нам на сближение средней точке крейсер 2 ранга «Боярин» (им командовал капитан 2 р. Сарычев, георгиевский кавалер за китайскую войну) и с ним два эскадренных миноносца.

       Идя большим ходом, не менее 25 узлов, противо­положными курсами, оба маленьких отряда, наш и «Бо­ярина», быстро сошлись друг другу на сговор. Но нас всё же отделяло значительное расстояние.

       «Боярин», державший позывные, поднял сигнал. За мглистой погодой, дальностью расстояния и быстротой расхождения наши сигнальщики не успели его разобрать. Мы разошлись с «Боярином», не поняв его желания.

       Когда наш отряд вернулся на Артурский рейд, и Шульц доложил адмиралу о безрезультатности поисков неприятеля, мы вошли в гавань.

       На утро и далее выяснилось следующее:

       1. Накануне утром минный транспорт «Енисей» ставил минное заграждение в Талиенванском заливе, {86} около города Дальнего. Мы этого не знали, нас не пред­упредили.

       2. Закончив постановки, «Енисей» наскочил на свою же мину и пошел ко дну. Из 317 человек экипажа по­гибло 89, 35 было раненых, оставшихся в живых.

       3. Транспорт подошел фатально близко к своему заграждению, желая потопить всплывшую мину.

       Тяжесть взрыва «Енисея» объяснена была взры­вом по детонации некоторого запаса пироксилина, хра­нившегося в камере поблизости от места взрыва.

       4. Когда грустное известие о «Енисее» было полу­чено адмиралом от инженера Сахарова, градоначальника и строителя Дальнего, туда был послан крейсер 2 ранга «Боярин» с двумя миноносцами.

       5. Перед самым отходом «Боярина» командиру его был вручен секретный пакет, как потом выяснилось, с планом минного заграждения, которое должен был по­ставить «Енисей».

       6. «Смелый» и «Стерегущий» при встрече с «Боя­рином» не разобрали его сигнала, который, как оказа­лось, означал: «следовать за мной».

       7. Командир «Боярина» по какой-то причине не вскрыл тотчас же секретного пакета, вошел в бухту Талиенван, наскочил на мину, поставленную «Енисеем», и получил пробоину.

       8. Предполагая, что его крейсер скоро должен за­тонуть, командир «Боярина» снял с него команду и пе­ревез на пришедшие с ним эскадренные миноносцы. При взрыве погибло пять человек кочегаров и два-три человека получили контузии.

       9. В свой раненый корабль кап. 2 р. Сарычев при­казал пустить мину Уайтхеда с одного из миноносцев.

       10. Не дождавшись затопления своего корабля, Са­рычев с миноносцами возвратился в Порт-Артур.

       11. «Боярин» не затонул, ни от мины Уайтхеда, пущенной в него с миноносца, ни от мины заграждения «Енисея».

---

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 134; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!